РУССКИЙ ЯЗЫК ПЕРВОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ XXI СТОЛЕТИЯ: СОСТОЯНИЕ, ПРОБЛЕМЫ, ПЕРСПЕКТИВЫ

Исследовательский интерес к процессам, происходящим в русском языке постсоветского времени, вполне понятен – редко лингвисты могут наблюдать столь стремительный виток языковой эволюции. Все бурные языковые изменения вызваны социальными, экономическими и политическими переменами. Это обстоятельство дает основания многим людям, в том числе и лингвистам, говорить о порче, кризисе, упадке современного русского языка и ставить вопрос о его сохранении и спасении.

Прежде всего обращает на себя внимание громадный массив новой лексики, еще не включенной в толковые словари или зафиксированной в словарях последнего десятилетия, которая стремительно заполняет те тематические пространства, которые с наибольшей полнотой отражают изменения, происходящие в жизни общества:

- политика, государственное устройство, идеология (авторитаризм, административно-командный, антиноменклатурный, антиправовой);

- экономика, финансовое дело (акционирование, безналичка, безналоговый, бизнес-центр, брокер, ваучер);

- религии, верования (буддийский, гуру, даосизм, йога, карма, кришнаиты, лама, чакры);

- медицина (акупунктура, антистресс, мануальный, СПИД, хоспис);

- армия, охранительные органы (бандформирование, дедовщина, дембель, ОМОН, омоновец, силовик);

- область паранормальных явлений (инопланетяне, НЛО, полтергейст, телекинез, экстрасенс);

- массовая культура (диск-жокей, дискотека, рок-клуб, шоу, шоу-бизнес);

- современная молодежная музыка (диско, мейнстрим, рок, рэп, синтезатор);

- молодежная субкультура (бодипирсинг, пирсинг);

- спорт, игры (армрестлинг, бодибилдинг, боулинг, качок);

- кушанья, напитки (баночный коктейль, гамбургер, кока-кола, кола, крекер, поп-корн, сникерс, тоник, чизбургер, шаверма);

- предметы обихода (биотуалет, джакузи, микроволновка);

- одежда, фасоны одежды (адидасы, пуховик, слаксы, топ);

- ткани, материалы (лайкра, стреч, эластан);

- косметика (гель, скраб, кондиционер).

Наиболее важный (если не основной, то во всяком случае наиболее очевидный) источник новой лексики - заимствования (преимущественно из американского варианта английского языка): имидж, киллер, мейнстрим, ноутбук, он-лайн, папарацци, поп-корн, прайс, сайт, секьюрити, эксклюзивный и множество других, разной степени освоенности, при этом многие частотные слова, преимущественно термины информатики, употребляются в текстах современных газет, журналов, деловой литературы в написании латиницей, что демонстрирует их недостаточную освоенность языком (BMW, CD, CD-ROM, Coca-Сola, mass-media, on-line, VIP, Windows). Встречается также еще одно новое языковое явление, свидетельствующее о начальном этапе освоения иноязычной лексики русским языком - комбинированное (латиницей и кириллицей) написание сложносоставных слов (VIP-клиент, VIp-номер, VIP-мероприятие, Web-сайт, WEB-страница, Web-сервер). Этот лексический материал чрезвычайно важен для лингвистической науки и для современного языкового сознания, так как дает возможность «схватить» момент соприкосновения двух разноязычных систем и зафиксировать самый первый шаг на пути процесса заимствования слова.

Массовый характер заимствований, их интенсивность и стремительность адаптации в русском языке вызывает крайне негативную реакцию многих членов общества, обычно тех, чья профессиональная деятельность так или иначе связана со словом: преподавателей, переводчиков и некоторых лингвистов. Существует даже мнение о «языковой интервенции». По нашему мнению, массив заимствований, обусловленный экстралингвистическими причинами - открытостью современного российского общества для международных связей и контактов, - не грозит русскому языку ни «засорением» ни тем более «интервенцией». Современный русский язык, как впрочем и русский язык прошлого, - устойчивая система, которая хорошо адаптирует чуждые элементы, приспосабливая их к своим лингвистическим системам и заставляя служить своим целям. Трудно представить современный русский язык без таких слов, как, например, сеанс, сезон, факт, результат, социальный и т.п. - не будь их, как бы мы выражали соответствующие им понятия? Однако 130 лет назад эти слова вызывали раздражение и протест не меньше, чем современные имидж, дилер, менеджер.

Интенсивная демократизация языка в сочетании с отменой цензуры привела к тому, что потоки сниженной, жаргонной, а нередко и уголовной и нецензурной лексики вышли за пределы своей социальной среды и стали достоянием всех жанров, требующих экспрессии: художественных текстов, газетных и телевизионных репортажей, публицистических выступлений, политических дебатов.

Беспредел (беззаконие; в уголовном языке обозначает также группировку преступников, отошедших от криминального мира), разборка (выяснение отношений; самосуд), качать права (грубо добиваться своего), вешать лапшу на уши (вводить в заблуждение), на халяву (не затрачивая средств или усилий), лох (разиня; потерпевший), замочить (убить), кинуть, взять на понт, взять на пушку (обмануть), навар (доход) - вот ничтожный список слов уголовного жаргона, ставших общеизвестными и общеупотребительными. Характерно, что исследователи склонны считать многие жаргонизмы уголовной среды, не утратившие связи с этой средой, такие, как мусор (милиционер), обуть (ограбить, обобрать), важняк (следователь по особо важным делам), мочить (убивать), ксива (паспорт) и др. достоянием «общего жаргона», при этом под общим жаргоном понимается «тот пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется (или по крайней мере понимается) всеми жителями большого города, в частности, образованными носителями русского литературного языка». Тот факт, что жаргонизмы теперь уже, как правило, не поясняются в текстах, не требуют «перевода» на стандартный и общепринятый язык, свидетельствует о том, что они «если еще и не вошли, то уже ворвались в речевой обиход образованного общества» [Костомаров], демонстрируя «свободу самовыражения» и право на выбор любых выразительных средств.

Вполне понятно, что ни заимствования, ни жаргонизмы не могли бы с таким напором хлынуть в язык, если бы не были востребованы обществом и не обслуживали бы его потребности.

Процесс современного словообразования лавинообразен и неуправляем. Здесь действует языковая стихия: новые производные слова образуются и входят в речевое употребление не постепенно и ступенчато, как это бывает в периоды "спокойного" языкового развития, а стремительно, одномоментно, когда в соответствии с потребностями языкового коллектива, в связи с актуализацией того или иного понятия, в речевой обиход обрушивается сразу громоздкое словообразовательное гнездо. Ср. сформировавшееся на наших глазах словообразовательное гнездо при слове наркотики: наркозависимость, наркозависимый, наркобанда, наркобизнес, наркобизнесмен, наркоделец, наркодоллары, нарколог, наркологический, наркология, наркоман, наркоманизация, наркоманический, наркомафия, наркомания, наркорубли, наркосредства, наркота, наркотизация. Активизировались многие словообразовательные аффиксы: де-, раз-, пост-, после-, не- и др.: деидеологизация, деструктивный; послеавгустовский, послеоктябрьский, постсоветский, посткоммунистический, разгосударствление, неконвертируемый, неполитизированный, неправовой. Новые словообразовательные форманты, такие, как видео-, аудио-, нарко-, секс-, эко- и др. формируют новые представления о мире (видеоиндустрия, видеопиратство, наркобизнес, наркорубли, наркосредства, сексменьшинства; экокатастрофа, экосистема). Что касается привычных словообразовательных формантов, то и они, регулярно включаясь в словообразовательный процесс, также отражают новый мир - ср. новые слова со старым формантом анти-: антивоенный, антидемократ, антизаконный, антиноменклатурный, антиперестроечный, антиреклама. Подобным образом отражают новое языковое сознание многочисленные составные слова: ведомственно-бюрократический, тоталитарно-административный, секс-бизнес, секретарь-референт, шоу-бизнес, интернет-зависимость, интернет-кафе, интернет-реклама, интернет-сервис, акционерно-биржевой, бизнес-партнер, пиар-кампания, фирма-риэлтер.. Наблюдается новая волна аббревиаций: КПРФ, ЛДПР, МЧС, причем, как правило, аббревиатуры также вступают в словообразовательный процесс, образуя целые ряды новых производных слов. Весьма выразительна в этом отношении милицейская аббревиатура БОМЖ ([лицо] без определенного места жительства), давшая русскому языку за короткое время не только существительное бомж, но и серию его производных: бомжиха, бомжонок, бомжевать, бомжатник.

В.В. Химик выступил 5 февраля 2013 года с докладом на конференции в Университете технологии и дизайна. Доклад называется «Русское словообразование в новом столетии: некоторые тенденции». В докладе он отметил, что русское языковое пространство нового времени обнаруживает два основных типа лексических и семантических новообразований, пополняющих национальный русский словарь: когнитивные и прагматические.

1. Когнитивные новообразования, лексические и семантические, представляют разного рода содержательные новации, отражающие современный цивилизационный процесс развития: социальный, технический, культурный. Заметное большинство таких новаций – иноязычные заимствования. Наиболее частотные и популярные из них в начале XXI столетия: бейдж, бренд, брифинг, вип, гастарбайтер, гамбургер, гламур, менеджер, пентхауз, риэлтор, трансфер, хостинг, эсэмэс, юзер и т.п. Отметим несколько важных обстоятельств.

Во-первых, это глобальный процесс, которому невозможно и бессмысленно противостоять, поскольку он происходит в большинстве языков мира: почти вся перечисленная актуальная лексика встречается и в других языках. Во-вторых, в русском языке наблюдается активное деривационное и семантическое освоение этих и многих других «глобализмов», например: бейдж – бейджик, вип- виповский, креатив- креативный, креативщик и т.п. В-третьих, вхождение иноязычных новаций в русское языковое пространство нередко отличается прихотливым характером: в одних случаях это повторное заимствование ранее уже приобретенного (глобальный и презент - презентовать из французского языка XIX, глобализация и презентация из английского языка XX столетия), в других – обновление старых значений (например, акция как ‘продажа со скидкой’, адекватный как ‘нормальный, понятный’).

Тенденция к расширению глобального (глобализационного) словообразования продолжается серией префиксоидов, традиционных (аудио -: аудиокниги, видео-: видеочат, теле-: телесервис) и новых (арт-: арт-галерея, вэб-: вэб-страница, медиа-: медиа-рынок) и т.п. В последнее время активизируется и новая общеевропейская (в США она практически не встречается) деривационная модель с суффиксом –мат, отражающая развитие определенного вида бизнеса: банкомат, паркомат (парковочный автомат), кофемат и т.п.

2. Прагматические новообразования представляют принципиально иной тип лексических и семантических новаций, пополнивших и продолжающих пополнять национальный русский словарь конца XX – начала XXI столетия. Как правило, это собственно русские субъективно-оценочные номинации или реноминации существующих понятий, например: зажигать, замутить, педалировать, по-любому, прикольный, продвинутый, разборка, фуфло и т.п.

Большинство таких единиц включено в состав показательного «Списка отвратительных неологизмов», размещенного на сайте радиоканала «Эхо Москвы» в 2006 году. Из 267 актуальных слов или оборотов, которые приводит сайт, только 60 (немногим более 22%) являются собственно русскими (например, дедовщина, зажигать, по-любому, прикольный, тормозить и др.), и почти все они являются единицами с преобладающей или исчерпывающей прагматической семантикой и функцией снижения, фамильяризации речевого общения.

Обиходный русский язык продолжает и в новейшее время активизирует регулярное преобразование нормативных слов в экспрессивные производные: общежитие – общага, подлость – подлянка, депрессия – депрессуха, выпивка - выпивон, виски – вискарь, стерва – стервоза, обвинение - обвиниловка и т.п. И в этом впечатляющем размахе словообразовательной модификации участвует около 30 суффиксальных формантов, не считая алломорфов. Откуда и почему появляются в русской речи многочисленные экспрессивные реноминации? Какую функцию они выполняют в русской речевой коммуникации?

Наиболее ясный и очевидный ответ, по мнению В.В. Химика, дает современный художественный текст. В некоторых случаях использование таких экспрессивов создает ретроспективный контекст:

Эх! Пальто-пальтишки-пальтуганы-польты. Вот они рядышком с нами, смиренно меняя друг друга на вырост, бодрствуя на фотках и семейнывх фотографиях, болтаясь, кто где и как на хилых проволочных плечиках в шкапу или в шифоньерах, в нафталине… на антресолях (где они еще … сохранились от старых коммунальных времен) – [Е. Белодубровский Пальто, или Три эм: Повесть-воспоминание].

Модификационное варьирование оказывается не только выражением экспрессии, но и средством оценочной дифференциации означаемых: семантической (разновидности объекта), социальной: возраст, общественный статус «носителей», стилистической.

Но возможно и другое, более сложное функционирование. Писатель Эд. Кочергин активно использует в своих художественных текстах прием синонимического замещения (оформление – оформиловка, давление – давилка) и т.п.

Идти сейчас на какой-нибудь эксперимент, тем более рисковать, не с кем. Да и интересных образных задач никто не ставит. От нас, художников, нужна элементарная оформиловка, не более того («Медный Гога»). Это оценочное разграничение принципиально разных денотатов.

Но зачем простому носителю языка эти многочисленные ряды синонимических образований, которые в современной речи становятся все более многочисленными и избыточными? Ср.: алкоголик – алкаш, алкушник, алкарь, алкан, алкота, алкофон, алконавт; куртка – куртончик, куртеха, куртешка, куртяга; расслабление – расслабуха, расслабон…

Причина, как считает В.В. Химик, и в этом случае художественная. Русский человек, находит для себя способ раскрепощения, расслабления – вербальное художественное самовыражение.

Важное место в ряду языковых изменений занимает актуализация лексики - глубокие семантические, стилистические, сочетаемостные, оценочные и другие изменения, которым подвергаются слова так называемого «основного фонда» (валютный, великий, гуманитарный, диссидент, информационный, рублевый, рынок, террор, правовой, правозащитник, гуманитарный, экология и др.).

Под актуализацией понимаются:

- активные семантические преобразования (расширение сочетаемости и изменение ее характера, образование новых значений слов, в том числе переносных, а также изменение значений слов в связи с идеологической переориентацией);

- возникновение серий устойчивых сочетаний;

- словообразовательная активизация.

Обычные, привычные "старые" слова претерпевают такие глубокие изменения (семантические, стилистические, сочетаемостные, оценочные и другие), что это сделало бы их смысл закрытым, непонятным для человека, чье языковое сознание осталось на уровне 1985 года, если такое возможно предположить (информационное поле, теневой рынок, рынок изобретений, экология языка и др.).

Сочетаемость как основа семантической деривации чрезвычайно характерна для нашего времени. Чем дальше отход от типовой узуальной сочетаемости, тем больше возможности семантического развития. Слово, обращенное к другому объекту мира, меняет свою семантику, одновременно меняя для говорящих сам фрагмент языковой картины мира.

Слово информационный до недавнего времени занимало весьма скромное и незаметное место в лексической системе русского языка, выполняя функции относительного прилагательного от существительного информация - «Относящийся к информации; осведомительный» [БАС].

В языке наших дней сочетаемостные, а, следовательно и семантические потенции этого слова расширяются, выходят за пределы узуальных. Актуализация обоих значений существительного информация повлекла за собой стремительное расширение сочетаемости соответствующего прилагательного информационный и образования серии устойчивых терминологических сочетаний. К первому значению («Сведения, факты о ком-, чем-л.; сообщение о фактах, событиях») относятся такие свободные словосочетания, как информационная деятельность телевидения, информационное сообщение, информационная программа, информационное агентство, радио, информационное обеспечение, информационная связь, информационный поток и устойчивые терминологические сочетания: Информационная блокада. Информационный взрыв. Информационная война. Информационное поле. Информационное пространство.

Второй лексико-семантический вариант («В информатике. Совокупность сведений как объект хранения, переработки и передачи») реализуется и функционирует в свободных словосочетаниях информационный банк данных, информационная база, информационный центр и в терминологических сочетаниях: Информационная зависимость. Информационное общество. Информационная сеть. Информационная система. Информационная технология.

Образование серий устойчивых сочетаний (с разной степенью терминологичности) наиболее убедительно свидетельствует об актуализации слова. Слово Деньги, выражающее одно из актуальных понятий современности, вызывает к жизни обширную группу устойчивых сочетаний, в том числе терминологических: Быстрые деньги. Грязные деньги. Деревянные деньги (Ирон. о российских деньгах, обладающих низкой покупательной способностью, подверженных быстрому обесцениванию). Живые деньги (наличные или реально существующие). Необеспеченность денег (отсутствие товаров, услуг и т.п., которые можно купить). Отмывание (грязных) денег [от англ. laundering of money] (легализация незаконно полученных доходов, путем инвестирования их в промышленность, отчисления на благотворительные цели и т.п.). Отмыть/отмывать(грязные) деньги (легализовать незаконно полученные доходы путем инвестирования их в промышленность, отчисления на благотворительные цели и т.п.).

Важно осознавать, что перечисленные языковые процессы (заимствования, демократизация языка, словообразование и семантическая актуализация) универсальны-свойственны всем языкам на всем протяжении языковой эволюции и в наше время социальных катаклизмов отличаются лишь особой интенсивностью. Правда, при этом степень их интенсивности такова, что они производят впечатление лингвистического хаоса: непропорциональное разрастание отдельных групп слов, ломка устойчивых языковых моделей, словообразовательная избыточность, неумеренная демократизация языка - его «люмпенизация» - при поверхностном взгляде эти явления могут быть расценены как свидетельство порчи, болезни языка.

Другую группу языковых инноваций составляют процессы уникальные - свойственные русскому языку в постсоветский период.

Принципиально новыми можно считать три процесса.

Первый процесс - уход из активного употребления в пассив целых лексических пластов, отражающих реалии и категории советской эпохи и составлявших в прошлом своеобразный языковой фон. Такие слова обладали наибольшей активностью в официальном языке и оказывали большое влияние на формирование массового языкового сознания. Этот разряд составляют, во-первых, слова, связанные с коммунистической идеологией, в том числе речевые штампы и клише (активист, вахта мира, доска почета, загнивание капитализма, народ и партия едины, пятилетка, соцлагерь, соцреализм и др.) и, во-вторых, слова, возникшие как реакция на эту идеологию (невыездной, отказник, самиздат).

Второй процесс - возвращение с периферии общественного языкового сознания в активное употребление лексики, связанной с наименованиями "вернувшихся" в жизнь нашего общества реалий, некоторых общественных явлений, а также нравственных категорий (аудитор, гимназия, лицей, губернатор, гувернёр, благотворительность, милосердие, милостыня, меценат, казачество). Эти слова сопровождались в словарях советского времени либо пометой "устар.", либо комментариями "в старину", "в дореволюционной России" и т. п. Подобным образом вернулась с периферии массового языкового сознания лексика, в прошлом стойко ассоциировавшаяся с категориями буржуазного общества и имевшая соответствующие комментарии в предшествующих словарях ("в буржуазном обществе", "в капиталистических странах") и обозначающая теперь реалии, соотносимые с российской действительностью: инфляция, мафия, коррупция, многопартийность, забастовка, неимущий, безработица, бизнес, бизнесмен, капитал, банкир. Сюда же относятся широко распространенные в современной России наименования реалий и явлений, заимствованных из социального устройства зарубежных стран (мэр, мэрия, парламент, муниципалитет, офис, фермер).

Третий процесс может быть назван процессом ресемантизации - он связан с восстановлением исходных значений слов за счет снятия идеологических наслоений и запретов советского времени.

Тоталитарное языковое сознание формировалось не только с помощью лозунгов и прямых запретов, но и с помощью продуманных и внедряемых в сознание людей семантических искажений. При мощном идеологическом воздействии на язык оценочная модальность базировалась не на традиционных и общих представлениях о мире (таких, как добро и зло, свет и тьма, жизнь и смерть и под.), а на знаниях и истинах, навязанных, внушенных и пропагандируемых в обществе. В тоталитарном общественном сознании стремительно формировался стандартный оценочный императив «относись плохо!» не только по отношению к семантически нейтральным словам, таким, как собственник, частный, оппозиция, диссидент, фракция и под., но и к словам, за которыми в русской культурной традиции была закреплена мелиоративная оценка: праведность, всепрощение, покаяние, милостыня, благотворительность. Напротив, за словами с устойчивой пейоративной оценкой под давлением идеологии закрепляется аксиологический императив «относись хорошо!»: ненависть (ср. классовая ненависть), террор (ср. красный террор).

В число таких слов с искаженной, смещенной семантикой и нарушенным аксиологическим статусом попадает, в частности, слово интеллигенция со всеми производными [2]. Были образованы словообразовательные дериваты уничижительной семантики и крайне негативных коннотаций: интеллигентщина и диминутивы интеллигентик и интеллигетишка. Настойчиво насаждаются сопутствующие слову оскорбительные эпитеты (интеллигент-истерик, интеллигент-белоручка, гнилая интеллигенция, бесхарактерный интеллигентик, безликий интеллигент, перепуганные интеллигентики); относительное прилагательное интеллигентский сочетается только со словами пейоративной окраски (интеллигентская шаткость, интеллигентский истеризм); по этому же принципу образуются и составные прилагательные (интеллигентски-пошлый, интеллигентски-мещанский).

В-третьих, происходит непосредственное семантическое насилие над словом - искажение или поломка его семантической структуры, разрушение слова на семном уровне.

Семантическая поломка слова интеллигент на семном уровне осуществляется таким образом: в его денотативное ядро внедряются отдаленные от денотата ситуативные семы «непрактичный», «далекий от жизни», «беспомощный», которые, привлекая по ассоциативной цепочке семы резко уничижительной характеристики «трусливый», «безвольный», «приниженный» и т.п., вытесняют ядерные семы «образованный», «профессионально занимающийся умственным трудом», и вместе с ними близкие к денотату потенциальные семы «альтруизм», «совестливость», «деликатность» - и занимают все денотативное пространство. Меняется семантическое наполнение лексического значения, система коннотаций и вместе с ними аксиологический статус слова меняется на противоположный.

Более того, семантическая поломка так сокрушительна, что слово интеллигент десемантизуется, становится семантически выхолощенным и на аксиологической шкале опускается на уровень бранного.

Особый и наиболее значимый разряд "вернувшейся" лексики составляют термины религий, прежде всего православия: освятили квартиру (офис, корабль, школу), паства, духовные чада, миряне, таинство, канонизация новых русских святых - слова, ставшие привычными в современных текстах радио- и телепередач, на страницах газет. Восстанавливается их смысл и положение в лексической системе, в лингвистической науке исследуются религиозные тексты, ставится вопрос о роли и месте религиозной лексики в лексической системе современного русского языка и о существовании особого церковно-религиозного функционального стиля, издаются новые словари православной лексики.

Поиск по сайту: