Предпосылки создания теории праязыка

Сравнительно-историческое изучение языков является одним из наиболее продвинутых лингвистичесих разделов как по глубине проникновения в механизм исторического развития языков, так и по разработанности его методических приемов, понятий аппарата и терминологии, установлению законов, обладающих достаточной объяснительной силой. В настоящее время можно с уверенностью констатировать, что на основе метода исторического сравнения (межъязыкового и внутриязыкового) в рамках лингвистической компаративистики сформировалась фундаментальная лингвоисторическая теоретическая дисциплина –диахроническая лингвистическая компаративистика [Нерознак,1986]

Одним из центральных вопросов теории диахронической лингвистики и общей теории реконструкции до сих пор остается проблема воссоздания дописьменного (а для лингвистики это значит доисторического) предшествующего языкового состояния – праязыка. При этом, пользуясь точками отсчета лингвистического времени, т.е. времени появления звучащей человеческой речи [Liebermann,1984],лингвист реконструирует праязыковое состояние различной хронологической глубины. И чем дальше отстоит от нас проецируемая во времени плоскость, на которую накладывается сетка языковых данных, тем более гипотетической становится реконструируемая праязыковая модель. Общеслявянский праязык (праславянский язык) предстает как верифицируемая языковыми фактами реальность, по сравнению с которой индоевропейский праязык должен уже рассматриваться как гипотетическое построение, верификация которого значительно усложняется из-за неоднородности и различной временной расположенности данных.

На начальном этапе развития сравнительно-исторического языкознания на примере изучения индоевропейских языков были сформулированы основные цели:

1. генетическая атрибуция и классификация языков – путем установления системы соответствий на разных уровнях, прежде всего в фонетике и морфологии, дополняемых исходными лексическими параллелями, выявлялись родственные связи между языками, определялась их принадлежность к определенной генетической общности (группе, ветви, семье);

2. инвентаризация языковых показаний, на основе устанавливаемых соответствий между языками создавались компендиумы систематизированного материала: сравнительно-исторические грамматики группы и семьи языков и этимологические словари языков, групп языков, языковых семей.

3. реконструкция праязыковых состояний – добытые историко-лингвистические сведения служили базой для построения модели исторически не засвидетельствованных праязыковых состояний (праязыков).

В современных лингвистических словарях в определении термина «праязык» отражаются два понимания сущности праязыка. Одно из них определяет праязык как абстрактную модель, которая носит гипотетический характер: «Праязык (язык-основа). Древнейший из ряда генетически связанных языков как объект сравнительно-исторических реконструкций:АБСТРАКТНАЯ МОДЕЛЬ,МЫСЛИМАЯ КАК источник всех остальных языков, развившихся на ее основе в одну семью или группу. Праязык общерусский; праязык общеславянский; праязык славянобалтийский; праязык индоевропейский» [Ахманова,1966,344].Как следует из приведенной дефиниции, индоевропейский праязык определяется как гипотетический общий язык индоевропейцев, восстанавливаемый сравнительно-историческим методом. Такое определение ориентированно на точку зрения исследователей исторического состояния языков, полагающих, что праязык можно реконструировать лишь как некую модель, сумму доступных на данном этапе языковых реконструкций, но не как реальное языковое состояние.

Другой подход заключается в том, что праязык-это существовавшее в прошлой реальности языковое состояние: «Праязык, язык-основа, язык-предок…»

В классификации языков по семьям так называют язык, из которого нормальным путем возник тот или иной рассматриваемый язык: латинский является языком-предком для французского… причем язык–потомок представляет собой не новый язык, а новое состояние эволюционировавшего языка» [Марузо,1960,223]Такое понимание праязыка предполагает реальное его существование в прошлом.

Указанное различие подходом восходит ко времени формирования теории праязыковых состояний. Становление и развитие сравнительно- исторического языкознания и его методики связано с трудами Ф.Боппа, Я.Гримма, Р.Раска и др. Им принадлежит заслуга научного доказательства родства индоевропейских языков и установления закономерностей сходства и различий между ними.

Первое теоретическое обоснование модели праязыкового индоевропейского состояния было предпринято в середине XIX в. А.Шлейхером в ряде его работ. В широко известном «Компендиуме по сравнительной грамматике индоевропейских языков» (1861-1862) А.Шлейхер, исходя из теории эволюционного развития живых организмов Ч.Дарвина, выдвинул теорию развития индоевропейских языков в виде родословного дерева. Согласно этой теории общий ствол изображал «первичный организм» праязыка, который в процессе развития разделился на ветви.Большие делились на более мелкие ответвления. «Языки, возникшие первыми из праязыка, мы называем языками-основами; почти каждый из них дифференцируется в языке, а языки могут далее распадаться на диалекты и диалекты-на поддиалекты

Все языки, происходящие из одного праязыка, образуют языковой род, или языковое дерево, которое затем делится на языковые семьи, или языковые ветви»[Шлейхер,1964,109].Учитывая все многообразие языков мира, Шлейхер утверждал, что «невозможно установить общий праязык для всех языков, скорее всего существовало множество праязыков»[там же,108].Представленный в теории родословного дерева индоевропейский праязык, по словам Шлейхера, «живой,как все естественные организмы»,имел вид целостного, гомогенного языкового состояния, не расчлененного на диалекты. В то же время языковая реальность противоречила столь идеальному прообразу древнейшего языкового состояния. Формы существования живого языка изобиловали различными его варинтами, представленными диалектами, поддиалектами и т.д. Выдвинутая Шлейхером теория родословного дерева как реального реконструируемого праязыка получила в истории лингвистики название «парадигма Шлейхера»[Koerner,1982].

Несоответствие между моделью праязыка, предложенной Шлейхером, и языковой/диалектной реальностью привело к построению новой модели праязыкового состояния, так называемой теории волн. Обычно ее автором называют ученика Шлейхера-И.Шмидта, опубликовавшего в 1872 г.работу «Родственные отношения индоевропейских языков» [Schmidt,1872].Однако, как отметили историки лингвистики, на четыре года раньше Г.Шухардт в исследовании «Вокализм в вульгарной латыни» уже высказал основные идеи «теории волн» [Mayrhofer,1983].Пытаясь раскрыть механизм членения генетически однородного языкового континуума, Шухардт отметил: «Мы думаем о языке в его единстве как о водоеме с зеркально гладкой поверхностью; приведенный в движение, он проявляет себя таким образом, что в разных местах образуются волновые центры, системы пересекаются в большем или меньшем объеме» [Schuchrdt,1868,34].

Теория родословного дерева и «теория волн», как основные концептуально обоснованные праязыковые модели, стали на длительное время исходными построениями, от которых отталкивались ученые в последующих поисках разрешающей концепции праязыкового состояния. Спор, начатый во второй половине XIX в. по поводу того, как надо понимать праязык: как некое моделируемое на единой временной плоскости полидиалектное пространство (статическая «волновая» модель Шмидта-Шухарда) или же праязык, непрерывно разрастающийся, движущийся во времени и дробящийся на языки (соответственно диалекты) языковой организм (динамическая модель А.Шлейхера), имел важное значение не только для дальнейшего развития сравнительно-генетических исследований, но и для становления общей теории языка. Можно предположить, что дихотомическое построение «язык-речь» и «синхрония-диахрония» в теории Ф. Де Соссюра возникло под влиянием сопоставления двух основных моделей реконструкции праязыковых состояний-родословного дерева как модели диахронической и «теории волн» как модели синхронической. «мемуар в первоначальной системе гласных в индоевропейских языках» [Соссюр,1977].

Значительно скромнее вклад в теорию праязыковых состояний младограмматиков, занимавшихся накоплением и систематизацией данных в области сравнительной фонетики, морфологии, синтаксиса.[Brugmann,Delbruck,1897-1916].Как отмечает Э.А.Макаев, слабым местом в их теории было отсутствие общей концепции статуса и эволюции общеиндоевропейского языкового типа. Многие факты языка сополагались младограмматиками без учета пространственной и хронологической соотнесенности языковых явлений. При этом индоевропейский праязык выступал как своего рода «складочное место» для отобранных регулярных образований, а также аномалий отдельных индоевропейских языков, вследствие чего праязыковая историческая перспектива, в сущности, утрачивалась [Макаев,1977,15].

Вместе с тем нельзя согласиться полностью с Э.А.Макаевым в том, что у младограмматиков отсутствовала теория праязыкового состояния. Так, у Б.Дельбрюка мы находим целый ряд оригинальных высказываний, которые свидетельствуют о том, что младограмматики, говоря о праязыке, понимали его не как застывший конструкт, а как развивающееся во времени состояние. Так, например, размышляя о развитии праязыка, Дельбрюк подчеркивал: «…в большей степени, чем Шлейхер, мы сознаем то, что законченный индоевропейский флективный язык имел за собой долгий путь развития» [Дельбрюк,1964,219].Он же отметил, что «мы в наших реконструкциях ставим рядом такие этапы развития звуков, которые не все были одновременны друг с другом» [там же,220].Из этих высказываний становится ясным, что хотя младограмматики и провозглашали тезис о непреложности (безысключительности) фонетических законов, они уже понимали, что реконструируемые ими праформы конвенциональны, и уже вплотную подходили к понятию динамической реконструкции праязыковых явлений и праязыка в целом. По- иному подходил к проблеме праязыковых состояний Ф.Ф.Фортунатов, которого интересовала не однолинейная(одноплоскостная) реконструкция праязыка, а исторические этапы последовательного развития языков.

В возможность и необходимость реконструкции праязыковых состояний верили не все лингвисты. Выдающийся французский языковед А.Мейе пришел к выводу о тщетности попыток воссоздания праязыкового состояния: «Путем сравнения невозможно восстановить исчезнувший язык: сравнение романских языков не может дать точного и полного представления о народной латыни IV века н.э., и нет оснований предполагать, что сравнение индоевропейских языков дает большие результаты. Индоевропейский язык восстановить нельзя.[Мейе,1938,74].Скептицизм А.Мейе разделяли итальянские неолингвисты Б.Террачини, Дж.Девото, В.Пизани, которые полностью отказались от понятия «Праязык» на всех диахронических уровнях, как праязыков первого порядка–общеиндоевропейского, так и вторичных праязыков–общегерманского, общеславянского и т.п., и заменили его определенной совокупностью изоголосс. Тем самым они считали, что речь должна идти не о реконструкции праязыкового состояний той или иной семьи языков, а лишь о реконструкции системы междиалектных (межъязыковых) схождений-изоглосс.

Против возможности реконструкции праязыка активно выступал Н.Я.Марр, по словам которого «единый праязык есть сослужившая свою службу научная фикция» [Марр,1937].Реальность, фикция, алгебраическая формула, рабочая гипотеза, реконструкт – таков диапазон оценки понятийного содержания праязыка.

В этой научной контроверзе привлекает внимание высказывание известного русского компаративиста, ученика Ф.Ф.Фортунатова, В.К.Поржезинского: «Индоевропейский праязык не есть фикция, не есть, с другой стороны, только рабочая гипотеза, он реальная величина, не уложенная еще вполне в надлежащее хронологические и диалектные рамки»[Поржезинский,1914,5].

Противоположные друг другу взгляды на праязык продолжают сохраняться и в современной компаративистике. Названный И.Шмидтом фикцией, праязык и сейчас некоторыми учеными расценивается как неподдающаяся воссозданию языковая величина. Известная французская исследовательница древнейших связей индоевропейских языков Ф.Бадер задается вопросом, не является ли попытка детальной реконструкции индоевропейского праязыка вообще миражем, поскольку мы даже не знаем, существовала ли в индоевропейском форма для личного местоимения «я» [Bader,1983,37].С другой стороны, подвергнутая в свое время суровой критике попытка А.Шлейхера восстановить прототекст индоевропейской басни удивительным образом повторилась уже на новом уровне историко-лингвистических знаний в ХХ в. В качестве примера можно назвать работы по реконструкции поэтических и мифологических текстов, текстов древнего юридического индоевропейского права Р.Шмидта, К.Уоткинса, В.В.Иванова и В.Н. Топорова, наконец эпиграфом к ностратическому словарю В.М.Иллича-Свитыча послужило реконструируемое им изречение из четырех строк на ностратическом праязыке,еще более древнем языковом состоянии, чем индоевропейский праязык у А.Шлейхера, что было воспринято довольно спокойно. Своеобразной попыткой объединить обе парадигмы теории праязыка-парадигму А.Шлейхера и парадигму И.Шмидта и Г.Шухардта – явилась теория «аллогенетического родства» общности – языкового союза. В статье «Вавилонская башня и смешение языков» Н.С. Трубецкой, говоря о многообразия национальных языков и культур, считает его следствием «закона дробления».

С одной стороны «язык есть непрерывная цепь говоров, постепенно и незаметно переходящих один в другой», с другой – языки объединяются в «семейства», «ветви», «подветви».Так складываются отношения языковых единиц, объединяющихся генетически, т.е. восходящих исторически к диалектам некогда единого праязыка «данной генетической группы»,считает Н.С.Трубецкой, выражая распространенную точку зрения на праязык. Однако далее он излагает новый подход к проблеме генетических общностей.

Согласно Н.С. Трубецкому, помимо объединения языков в общности на генетических основаниях возможно также группировать языки, обнаруживающие особые сходства в результате длительного соседства или параллельного развития. Для таких групп, основанных не на генетическом принципе, он предлагает название «языковых союзов»[2]. В качестве образца такого «языкового союза» он называет балканские языки – болгарский, румынский и новогреческий. Открыв новый тип языковой общности, он идет еще дальше, утверждая, что «языковые союзы» существуют не только между отдельными языками, но и между языковыми семействами. По его мнению, несколько генетически неродственных друг с другом семейств, находясь в одной географической и культурно-исторической зоне, объединяются рядом общих черт в «союзы языковых семейств»[Трубецкой,1923,114 и след.].К числу таковых он относит «союз средиземноморских языковых семейств» включавших «семейства индоевропейское, семитическое, хамитическое и северокавказское» [3].

Из этого Н.С.Трубецкой делает далеко идущие выводы: «Такие «союзы», генетически, по-видимому, друг с другом неродственных лингвистических семейств имеются по всему земному шару.

О степени глубины реконструкции праязыковых состояний.

Прежде чем приступить к характеристике современного состояния науки о праязыке, нужно указать на необходимость разграничения проблем глоттогенеза и реконструкции праязыковых состояний [Макаев,1977;Климов,1986].Проблемы глоттогенеза – происхождения человеческой речи, относятся к антропологическому циклу (социоантропология и этноантропология) и не могут быть разрешены чисто лингвистическими средствами. В сферу антропосоциогенеза входят такие разделы, как исследование ископаемых и современных обезьян – приматология, исследование дифференциации и динамики человеческих рас – расоведение, этническая антропология [История первобытного общества,1983,70;Алексеев,1985].На этапе становления человеческого общества, т.е. перехода стада высших человекообразных, или предлюдей, к пра-общине древних людей, процессы приобщения к труду происходили одновременно с зарождением мышления и речи.

Напротив, проблемы этногенеза непосредственно стыкуются с вопросами реконструкции праязыковых состояний. Наибольший интерес в этой связи вызывает теория этногенетических пучков, выдвинутая в конце 70-х годов советским антропологом В.П. Алексеевым [Алексеев,1979].Этногенетический пучок определяется им как «любая форма объединения народов, связанных между собой единством происхождения» [Алексеев,1986,88].В рамках этногенетической типологии начата разработка нового направления – этногенетического родства, которая потребовала и новых классификационных понятий. Теория этногенетического родства до некоторой степени напоминает хорошо известную лингвистам теорию родословного дерева А.Шлейхера. Согласно ей этногенетические пучки в зависимости от генетического родства составляющих их народов разделяются на этногенетические деревья и этногенетические кусты. При этом последнее объединение определяется как бесструктурное и аморфное и поэтому не разлагающееся на соподчиненные элементы. Структурно членимыми выступают лишь этногенетические ветви и этногенетические стволы. В качестве надежно выделяемой таксономической единицы названа этногенетическая ветвь-«группа народов, связанных общностью происхождения».В случае возможности установления родства между ветвями они объединяются в этногенетический ствол [там же,72].Проблемы реконструкции этногенетичесих стволов связаны установлением отдаленного родства и на лингвистическом уровне.

Здесь интересно заметить, что при достаточной разработанности понятий, связанных с различными типами и видами этнических общностей как в плане структурной таксономии (этнос, этникос и т.п.),так и в плане их пространственного распределения(этническая область, провинция и т.п.), в этнографии наметился сдвиг в сторону сближения с лингвистикой в сфере реконструкции праэтнических общностей, о чем свидетельствует теория этногенетических стволов, пучков, кустов, ветвей и т.п.

Если проблема глоттогенеза соотносится с комплексом вопросов антропосоциогенеза, то этногенетические построения коррелируют с реконструкцией праязыковых состояний. Так например, понятие этногенетических стволов в реконструируемой ретроспективе сополагается с праязыковыми макросемьями, этногенетическая ветвь соотносится с праязыком как единой формой для семьи языков. Лингвист, занимающийся реконструкцией праязыковых состояний, должен хорошо себе представлять диахроническую ретроспективу такой реконструкции, имея в виду предельность лингвистического времени. Компаративисты не должны заниматься реконструкцией таких отдаленных состояний языка, как ранние этапы возникновения человеческой речи [Журавлев,Нерознак,1981,6].До какой же хронологической глубины может простираться праязыковая реконструкция?

На этот счет существуют различные точки зрения. Так, известная глоттохронологическая оценка степени родства языков мира М.Сводеша предполагает следующие реконструируемые хронологические стадии для языковых состояний различной временной глубины. Отдельным языком в группе родственных ему языков,по Сводешу,является такое его состояние, в котором процент общих слов соответствует периоду до 500 лет.Для языковой семьи,т.е. дл периода,когда составляющие ее языки являли собой общее праязыковое состояние,устанавливается предельный возраст 2500 лет.Возраст ствола языков определяется в 5000 лет.Кроме того,для характеристики отдаленного родства языков вводится понятие языковой филы(микрофилы-7500 лет,мезофила-10000 лет и макрофила-свыше 10000 лет),[Swadesh,1954,326] [4].

В лексико-статистической методике хронологизации и периодизации развития языковых общностей с точки зрения современной компаративистики явно занижена шкала для периода существования языковых семей. Так, согласно последним исследованиям в области индоевропейского праязыка [Гамкрелидзе,Иванов,1984] время его существования датируется IV тысячелетием до н.э.

Наиболее отдаленные во времени реконструируемые праязыковые состояния представлены в настоящее время рядом гипотез: ностратической [Pedersen,1903; Иллич-Свитыч,1971;1976;1984; Дыбо,1978; Bomhard,1986], палеоевразийской [Старостин,1982].

Реконструируемое общее языковое состояние для целого ряда языковых семей датируется временем позднего верхнего палеолита, т.е. периодом, отстоящим от нашего времени на 10-15 тысяч лет. Н.Д.Андреев даже возводит реконструируемый им реннеиндоевропейский праязык к еще более ранней эпохе. Интересно в связи с этим привести мнение известного антрополога В.П.Алексеева по поводу временных рамок реконструкции праязыковых макросемей: «Такая датировка не то чтобы уязвима с той или иной точки зрения – она абсолютно бездоказательна и гипотетична, т.к. основания для нее не содержатся в самих языковых материалах, а опираются на интуитивную оценку скорости фонетических изменений во времени и более или менее правдоподобное соответствие такой оценки представлениям о характере исторического процесса в первобытности»[Алексеев,1986,114].

Такая оценка справедлива в том случае, если реконструируемое праязыковое состояние на столь древнем уровне рассматривается как реальность,а не как парадигма или модель знаний, добытых компаративистикой к настоящему времени. Лингвисты это сознают и прелагают различать формальный аппарат реконструкции праязыка, т.е. лингвотехнику установления звуковых соответствий между родственными морфами и воссоздания архетипов для морфов и составляющих их фонем, и содержательную интерпретацию этих архетипов. Праязык является одной из возможных интерпретаций реконструируемых систем[Иванов,1980,181].

В последнее время в связи с проведенными исследованиями в области индоевропейского языкознания, в первую очередь в фундаментальном исследовании Т.В.Гамкрелидзе и В.В. Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы»[Гамкрелидзе,Иванов,1984],которое в сущности привело к смене парадигмы в теории праязыковой реконструкции, значительно возросла при решении этой проблемы роль типологических данных.Новые данные о самых различных сторонах жизни древних индоевропейцев(о языке, протокультуре, прародине) в значительной части опираются на объединение историко-лингвистических показаний и историко-культурных свидетельств об индоевропейцах с типологическими параллелями, относящимися к языку и культуре многих неиндоевропейских народов. При этом целям реконструкции праязыковых и протокультурных состояний в одинаковой мере надежно служат как результаты синхронной типологии, так и историко-типологические построения. На пути реконструкции праязыковых состояний столь отдаленной ретроспективы встают ограничения, которые налагают время, законы внутреннего развития языка,требования строгого соблюдения принципа историзма в интерпретации языковых данных, их тщательная проверка «на чистоту».

Гипотезы отдаленного родства ряда языковых семейств, выдвинутые в начале ХХ в. Х.Педерсеном и развиваемые в работах А.Кюни, А.Тромбетти, Г.Меллера, В.М.Иллича-Свитыча,А.Б.Долгопольского,В.А.Дыбо,С.А.Старостина,Н.Д.Андреева,относятся,скорее,не к проблеме реконструкции праязыка, а к кругу вопросов глоттогенеза. Дело в том, что список ностратической макросемьи, включавший в начале индоевропейскую, семито-хамитскую, картвельскую, уральскую, алтайскую и дравидийскую семьи, постепенно разрастался и был дополнен целым рядом других генетических языковых общностей – чукотско-камчатской, эскимосско-алеутской, юкагирской, а также семьей исчезнувших хуррито-урартских языков и изолированного баскского. «Если учесть, что каждую из перечисленных «малых» семей, каждую группу и каждый отдельный язык связываются узами генетического родства с языками, традиционно не относимыми к ностратическим, то может стать реальностью превращение ностратической гипотезы в гипотезу о единой глобальной языковой семье» [Щербак,1984,30].Тем самым в такого рода попытках явно просматривается тенденция к объяснению той или иной группы сходств происхождением всех сравниваемых языковых общностей из единого источника, т.е. теорией моногенеза.

Гипотезы, направленные на реконструкцию праязыковых состояний большой хронологической глубины, подвергаются серьезной критике. Основное возражение вызывает несоблюдение принципа достаточности оснований в подходе, базирующемся на «сплошном сравнении»(Omnikomparatismus) [Doefer,1973,10], и априорность выдвигаемых конце выдвигаемых концепций. Остановимся на этом подробнее.

Поиск по сайту: