Период борьбы за независимость и конституционного строительства

Рост торгового соперничества между колониями и метрополией, недовольство поборами и деспотизмом короны и парламента метрополии послужили мощным стимулом освободительного движения в колониях. После так называемого Бостонского чаепития, когда местные жители, возмущенные очередным налогом английского парламента на ввозимый в колонии товар, напали на торговые корабли и выбросили завезенные ящики с чаем в море и когда правительство метрополии закрыло бостонский порт для торговли, подъем патриотических настроений распространился во всех 13 колониях. Открытые военные действия английского короля против непокорных колоний начались весной 1775 г. и продолжались семь лет.

4 июля 1776 г. Континентальный конгресс (съезд) всех колоний принял Декларацию независимости, т. е. заявление об отделении от Англии. В следующем году конгресс предложил штатам (так стали именовать колонии поселенцев) ратифицировать документ под названием Статьи о конфедерации и вечном союзе, который вступил в силу в 1781 г. Война за независимость окончилась успешно. Делегаты специального конвента в Филадельфии, официально избранные для уточнения Статей о конфедерации 1781 г. по вопросам торговли и налогообложения штатов, осуществили на деле выработку и обсуждение проекта конституции, закреплявшей энергичное и централизованное управление федерацией 13 штатов с общим населением в 3 млн. человек. 17 сентября 1787 г. проект конституции был одобрен 42 из 74 делегатов, избранных на конвент, и направлен на утверждение специальных конвентов штатов, хотя большой уверенности в этом утверждении ни у кого не было.

В промежутке между октябрем 1787 – маем 1788 г. три приверженца федеральной конституции из числа ее непосредственных составителей, – объединившихся под псевдонимом древне-римского патриота республиканских учреждений Публиуса Валерия, написали в защиту новой конституции комментарий из 85 статей, объединенных в последующих переизданиях в единый сборник под названием «Федералист». Все три участника этого предприятия были выдающимися теоретиками конституционного права и юристами-практиками. Впоследствии они занимали ключевые должности в правительстве новой федерации: А. Гамильтон – министр финансов при первом президенте страны Дж. Вашингтоне; Дж. Мэдисон стал третьим по счету президентом страны; Дж. Джей – председателем Верховного суда США.

Противники новой федерации и платформы авторов «Федералиста» призывали к более четкому законодательному регулированию прав и свобод граждан и суверенных полномочий штатов, сомневались в оправданности двухпалатной структуры парламента, не видели надежных гарантий от тиранических поползновений со стороны президентской власти и зависимых от нее чиновников, сборщиков налогов и судей Верховного суда.

Политических писателей рассматриваемого периода можно объединить в две подгруппы. В первую вошли наиболее последовательные приверженцы освободительной борьбы колоний – демократической республики, прав и свобод граждан, самостоятельности штатов и суверенитета народа (В. Франклин, Т. Пейн, Т. Джефферсон). Во вторую группу централистов-федералистов объединены Дж. Адаме, А. Гамильтон и Дж. Мэдисон.

Бенджамин Франклин (1706-1790) стал всемирно известным благодаря научным трудам по электричеству и подвижничеству на ниве просветительства и дипломатии. Сын торговца свечами и мылом, прошедший лишь двухклассное обучение, Франклин проявил редкое упорство в делах самообразования и затем просвещения, сочетая труд типографа и издателя с трудом организатора научно-просветительного общества (прообраз американского философского общества) и многих других учреждений просветительского назначения.

Республиканские и демократические симпатии ученого-энциклопедиста выдвинули его в ряды сторонников независимости колоний. В конце 60-х годов он отказывается от рассмотрения Британской империи как единого органического политического образования и развивает идею гомруля (home rule), т. е. самоуправления североамериканских провинций. Зачатки этого плана возникли у Франклина еще в 1754 г., когда он выступил с идеей военно-политического союза колоний в целях противодействия французским войскам и поддерживающих их индейских племен. Причем общий орган этого союза – Великий совет должен был избираться ассамблеями провинций, а не назначаться по усмотрению короля. Но этому плану помешали разобщенность колонии и то обстоятельство, что каждая из них была сильнее привязана к Англии и непосредственной воле короны, чем друг к другу.

Согласно концепции гомруля Франклина, североамериканские штаты и Англия предстают как две равноправные и суверенные части империи; внешняя законодательная власть принадлежит соответственно местным ассамблеям и парламенту, а королю выпадает лишь скромная роль посредника между двумя постами; права и свободы американцев и англичан регулируются конституциями, одобренными ими самими: в провинциях роль конституции выполняют хартии. Поэтому все попытки парламента распространять свои законы на провинции представляют собой политическую узурпацию. Франклин ссылался при этом на учение о праве каждого народа на заключение «общественного договора» и его перезаключение, если он перестал отвечать интересам подданных. Эмиграция из метрополии и означала фактическую реализацию такого права. В 1769 г. просветитель впервые назвал североамериканские провинции государствами (states). Идеи гомруля в последующие годы, особенно после «бостонского чаепития» 1774 г., были подхвачены и развиты в патриотических памфлетах радикальной ориентации. Франклину принадлежит одна из версий плана конфедерации штатов под названием «Соединенные колонии Северной Америки». Он активный составитель Статей конфедерации 1781 г., а также Декларации независимости и проекта федеральной конституции в Филадельфии.

Просветитель не был сторонником радикальных политических преобразований. На протяжении полувековой общественной деятельности в роли публициста, члена выборных собраний штата Пенсильвания или дипломата в Лондоне и.Париже он неизменно отстаивал идею независимого и гармоничного развития своей страны как «страны труда», в которой отсутствует резкая поляризация между богатыми и бедными, между роскошью одних и аскетизмом других, где люди живут в состоянии «счастливой умеренности» (happy mediocrity) и где простота республиканских нравов управляет всеми материальными предпочтениями и политическими навыками. Его вера в быстрый прогресс за счет роста населения, территории и социальных достижений связывалась с надеждой на то, что здесь же произойдет усовершенствование той сферы знания, которая долгое время игнорировалась и не развивалась в Европе, а именно наука о политике.

Характерная особенность Франклина как политического публициста состояла в стремлении соединить доводы двух родов – общетеоретические и практические, другими словами, общенаучные и мироведческие (философские) соединить с обыденными представлениями (здравым смыслом). Он не оставил ни одной сводной работы по вопросам политической теории, однако его общее идейное наследие весьма обширно и до сих пор не освоено в должной мере9. В его публицистике немало работ конституционно-правового профиля («Исторический очерк конституции и правительственной власти Пенсильвании», 1759 г.; «Замечания по плану будущего управления индейцами», 1762 г. и др.), которые перемежаются с политико-правовыми очерками и популярными комментариями отдельных правовых актов или обычаев («Об уголовных законах и об обычае каперства», 1785г.).

Особый раздел образуют притчи и афоризмы на социально-политические темы («Как из великой империи сделать маленькое государство. Правила, преподанные министру при вступлении его в должность», 1773 г.; «Нравственность игры в шахматы» и др.). В 1757 г. вышел сборник «Путь изобилия», представлявший собой подборку притч, басен и афоризмов, обличавших расточительную праздность феодальной знати и превозносивших добродетели трудолюбивого мелкого собственника. В основе сборника лежал «Альманах простака Ричарда», который Франклин издавал в течение 25 лет. Это произведение было переведено в России в 1784 г. под названием «Учение добродушного Рихарда».

В работе о конституции и правительстве Пенсильвании под конституцией подразумевались законные права пенсильванца в силу рождения в качестве британского подданного, а также конкретные положения королевской хартии, дарованной основателю колонии Вильяму Пенну в 1681 г. королем Карлом II, и положения хартии привилегий, дарованных уже самим Пенном как владельцем и губернатором колонии свободным жителям провинций и территорий колонии. Сама конституция Пенсильвании, оформленная в виде письменного документа, была во времена Франклина последней из четырех конституций, принятых в разное время. Франклин подчеркивает, что Пенсильвания благодаря своей конституции расширила «поле свободы», столь кощунственно сокращаемое на родине в Англии, и превратилась в новое прибежище всех тех, кто хотел бы быть свободным. Хвалит он и текст королевской хартии, написанный с искусством, которого не замечаешь, а главное – «...почти не оставлено поводов для последующих инструкций, и нигде вы не найдете и тени намека на то, что такие инструкции могли бы стать законами. Все в равной мере соответствует законам и разуму, требованиям верховной власти и правам подданных: в противном случае дарованная хартия потеряла бы силу. Слова «законное правление» несут в себе большой смысл. Никакое повеление короля не будет законным повелением, если оно не созвучно и не удостоверено одной из его печатей. Формальность в этом случае необходима для того, чтобы воспрепятствовать беззаконию. Если же должностное лицо преступно подчинится незаконным распоряжениям, то оно само будет нести ответственность перед законом».

При известии о начале революционных действий во Франции Франклин высказал большое беспокойство в связи с тем, что «огонь свободы может не только очищать, но и разрушать», и не без иронии справлялся у своего знакомого, не ошиблась ли парижская толпа, остановив свой выбор на «голове монополиста знания», а не производителе зерна. В шуме толпы вряд ли будет услышан голос философии, размышлял Франклин, но каким образом в этих условиях разумные люди будут призывать нацию к вступлению в новую эру? Его пугают крайности демократии невежественных масс, превращающих себя в «толпу-чудовище», у которой «достаточно голов, да нет мозгов».

Рассматривая проявления и свойства политической власти, Франклин делал свои обобщения двумя не совсем совпадающими способами. Один из них состоял в обобщениях с позиций здравомыслящего человека, которому чужды приемы схоластического теоретического логизирования. Такова, в частности, премудрость простака Ричарда – труженика и добродушного острослова, главную основу которой образует реальный и разнообразный жизненный опыт; именно с позиций такого опыта делаются суждения и выводы о том, что «земледелец выше на своих ногах, чем дворянин на коленях» или что «недостаточные заботы наносят большой вред, чем недостаточные знания». Тот, кто не поддается праздной лени, избавляется от угрозы голода и от перспективы иметь неприятности с полицией и судом. В известной мере эта позиция созвучна позиции самого Франклина.

Противоположный способ рассмотрения политических вопросов состоял в традиционно законоведческом, четком анализе конкретных фактов, документов и событий. Таков, в частности, упомянутый ранее анализ истории конституции его родного штата Пенсильвании. Говоря об идейных влияниях или истоках выдвигаемых им концепций, следует указать на влияние социальных философов-древности и Нового времени (физиократы, утилитаристы и др.), - но при этом не забыть упомянуть и о воздействии открытий Ньютона, давшего обнадеживающий стимул поискам естественных законов социального мира, т. е. тех законов «естественной: (природной) формы правления», о которой задумывались еще Пифагор и Галилей. В творчестве просветителя-энциклопедиста обращает на себя внимание та необыкновенная легкость, с которой он переходил от вопросов естествознания к объяснению мира политики, оставляя памятный след в той и другой области, Наряду с изобретением громоотвода, отопительной печки («американки») и бифокальных линз для очков он сумел внести заметный вклад и в объяснение мира политики, права и устройства государства.

Усилиями Франклина и других деятелей американской революции греко-римская политическая мысль была привлечена к защите нового республиканизма, который нуждался не только в учреждениях и правилах, но и в своей особой политической философии. Уместно напомнить, что философ стал одним из учредителей и первым президентом «Общества политических изысканий», задачей которого провозглашалось усовершенствование знания о государственном управлении и развитие политической науки в их взаимодействии. Пацифистские взгляды просветителя общепризнаны. В послании лорду Грове Франклин проницательно заметил: «Войну, которую объявляют нам англичане, почитаю я войною несправедливою и вместе безумною. Потомство предаст бесславию тех людей... и... сама победа не может вовсе изгладить постыдного пятна для генералов, согласившихся добровольно производить ее». Из трех выведенных им способов обогащения народов (война, торговля и земледелие) он предпочитал земледелие как единственно честный способ и полностью присоединялся к заповедям физиократов относительно свободы торговли и более скромной роли государства – «не мешайте нам» (laisser nous faire) и «управлять без лишнего рвения» (pas trop gouverner).

Томас Пейн (1737-1809) – просветитель, популярнейший публицист периода американской революции – был уроженцем Англии, в Америку приехал по совету Франклина. В памфлете «Здравый смысл» (январь 1776 г.) он от имени здравомыслящего патриота защищал идеи республиканского самоуправления колоний и смело нападал на явные и скрытые пороки наследственной монархии и полуреспубликанского парламента метрополии. Активно участвовал во Французской революции и написал в защиту ее идей и учреждений политико-философский очерк «Права человека» (1791). В мировоззренческих вопросах, подобно Вольтеру и Франклину, был деистом. Избирался депутатом Конвента Франции. В ответ на критику якобинского террора заключен в тюрьму. Здесь он начал писать антицерковный памфлет «Век разума» (в двух частях, 1794-1795), чудом избежал намеченной Робеспьером казни, затем был освобожден и восстановлен в депутатских правах. По возвращении в Америку Пейн подвергся гонениям и остракизму за антирелигиозную критику и умер в забвении. Память о нем все еще нередко замалчивается официальной историографией.

Памфлет «Здравый смысл» имел характерный подзаголовок – «О происхождении и назначении правительственной власти с краткими замечаниями по поводу английской конституции». Здесь открыто провозглашалось, что вопрос о независимости Америки есть вопрос только целесообразности и экономической выгоды. Вопрос этот надо решать не в судах, а в торговле, на рынках, и сделать это нетрудно, если исходить из здравого смысла и конкретных интересов простых людей. Проводя республиканские идеи, автор уже с первых слов введения предупреждает читателя о непривычной новизне своих мыслей и чувств, а также о сдерживающей силе «длительной привычки не думать о вещах дурных», которая «придает им искусственную видимость бытия вещей правильных и порождает поначалу громкий крик в защиту привычки». Но время, философски заключает автор, движется гораздо быстрее, чем разум. Так, долгая традиция злоупотребления властью ставит под сомнение полномочия английского короля и парламента, и поэтому те, кто нещадно стеснены вследствие их совместных усилий, имеют «бесспорную привилегию исследовать претензии того и другого и одновременно отвергнуть узурпацию со стороны короля или парламента». Дело Америки в значительной мере является делом всего человечества, считает автор и подымает свой голос от имени тех, кто борется с врагами естественных прав всего человечества, кто наделен от природы силой чувства, одним словом, от имени Друзей Человечества и вне зависимости от порицания той или иной группы.

Недоволен автор и существующими представлениями об обществе и государственной власти, поскольку некоторые философы смешивали общество и правительство. А между тем они различаются не только своей ролью, но и своим происхождением: «Общество создается нашими потребностями, а правительство – нашими пороками: первое способствует нашему счастью, положительно объединяя наши благие порывы, второе же – отрицательно, обуздывая наши пороки; одно поощряет сближение, другое поощряет рознь». Далее следуют сентенции, предвосхищающие некоторые формулировки анархистов о безгосударственном обществе: «Общество в любом своем состоянии есть благо, правительство же и самое лучшее есть лишь необходимое зло, а в худшем случае – зло нестерпимое... Ведь если бы веления совести были ясны, определенны и беспрекословно исполнялись, то человек не нуждался бы ни в каком ином законодателе...».

Свои «идеи о форме правления» Пейн основывает «на законе природы» и видит назначение и цель правительства (государственной власти) в обеспечении свободы и безопасности граждан. Правительство само возникает как «установление, вызванное к жизни неспособностью добродетели управлять миром». Подробное расследование «хваленой конституции Англии» приводит его к убеждению, что она представляла собой нечто благородное.лишь в те мрачные времена рабства, когда создавалась, но легко показать ее несовершенность, подверженность потрясениям и неспособность дать то, что она как будто бы обещает. Составные части английской конституции являются порочными остатками двух древних тираний (монархической тирании в лице короля и аристократической в лице пэров), к которым примешаны кое-какие новые республиканские элементы (в лице членов палаты общин). Оба первых учреждения, будучи наследственными, не зависят от народа и потому «в конституционном смысле» ничем де способствуют свободе государства21. Позднее в споре с Бер-ком Пейн повторит свои основные нападки на принципы наследования власти и назовет такое правление «клоунским балаганом, именуемым государством и аристократией».

Пейн считал, что зарождение и существование власти строится исключительно на согласии управляемых. Уточняя понятие конституции, Пейн замечает, что конституция не есть акт правительственной власти, но акт народа, учреждающего (конституирующего) правительственную власть. Правительственная власть без конституции есть полномочие без права.

Все формы правления Пейн делит на два вида: правление на основе выборов и представительства и правление на основе права наследования. Первое известно под именем республики, второе – монархии и аристократии. Обе формы различны и противоположны оттого, что воздвигли себя на двух различных и противоположных основаниях: разуме или невежестве. Поскольку правительственная деятельность требует таланта и способностей и поскольку таланты и способности не могут переходить по наследству, то очевидно, что наиболее невежественная страна лучше всего подходит не для республиканской, а для монархической и аристократической форм правления.

Права человека есть не только некое свойство социального бытия человека, это одновременно и «принцип правительственной власти». Наличие этих свойств содействует быстрому прогрессу. Права человека, таким образом, есть принцип республиканского правления, необходимого в качестве светского правления всем цивилизованным нациям. Пейн, как и Франклин, был сторонником однопалатной структуры парламента в то время, когда для других она представлялась прямой угрозой скорого самовырождения и компрометации. Возражая на этот аргумент, Пейн делал акцент на наличии конституции. Последняя определяет полномочия и устанавливает правила, в рамках которых легислатура будет действовать. Такая конституция, по его мнению, уже сама по себе – более эффективное, сдерживающее средство, чем любой другой контроль.

Важным инструментом, призванным нейтрализовать вредные следствия импульсивности работы однопалатного парламента, равно как и несообразности и нелепости, связанные с деятельностью двухпалатного парламента, он считал единообразный принцип представительности (включая использование жребия). Обсуждал он и возможные достоинства приемов голосования законопроектов в неискаженном предварительным согласованием виде: постоянного обновления депутатов (по одной трети в год); исключения концентрации чрезвычайных полномочий в руках отдельного лица (во избежание дезорганизации отдельных частей правительственной власти). Дело в том, что природные потребности человека при всех обстоятельствах (уж так устроена природа, замечает Пейн) превышают его индивидуальные возможности; кроме того, природа снабдила человека такой системой аффектации, которая, не будучи необходимой для его существования, в то же время существенна для его ощущения счастья.

Во многих обобщениях американского опыта у Пейна присутствует мысль о том, что пламя, зажженное от маленькой искры в Америке, будет распространяться от нации к нации. Человек «обретает знание своих прав в ходе надлежащего обеспечения собственного интереса», обнаруживая всякий раз, что сила и возможности деспотизма коренятся лишь в страхе оказывать ему какое-либо сопротивление и потому, чтобы «быть свободным, достаточно захотеть этого». В трактате «Век разума» Пейн призывал к революции в системе религии, противопоставляя силу разума библейским сказкам о чудесах и пророчествах. Система иерархических церковных учреждений (церковное государство) предстает в его изображении таким человеческим изобретением, которое предназначено для того, чтобы запугивать и порабощать человечество, монополизировать власть и доходы.

Томас Джефферсон (1743-1826) – видный государственный и общественный деятель, представитель радикального демократического течения в американской политической мысли. Самое крупное его произведение посвящено государственному устройству родного штата (Заметки о штате Виргиния, 1785), самое известное – Декларация независимости (1776). Сын провинциального плантатора, он успешно прошел многие ступени политической иерархии от практикующего юриста и милицейского чиновника графства до губернатора штата и президента США. В его политических предпочтениях прослеживается известная эволюция от радикальной, нередко утопической программы мелкобуржуазного характера к умеренным либеральным принципам. Значительны заслуги Джефферсона в деле просвещения и пропаганды свободомыслия – он был автором Закона штата об установлении религиозной свободы (1777), президентом американского философского общества, опекуном университета, построенного в штате Виргиния по его личному архитектурному проекту.

Общественное обучение (от начальной школы до университета) он считал таким же неотъемлемым атрибутом демократической республики, как естественные права человека, самоуправление народа. И в этой области он пытался создать необходимые законные гарантии, однако его «Закон о более широком распространении знания» был провален виргинскими олигархами-плантаторами.

Уже в первой значительной работе «Общий обзор прав Британской Америки» (1774), опубликованной первоначально в виде анонимной брошюры и как обращение к английскому королю, молодой философ обосновывал тезис о необходимости вернуть народу «права, полученные по законам природы». С королем как высшей властной инстанцией империи связывалась надежда восстановить права, нарушенные и попранные неоправданным вторжением и незаконной узурпацией со стороны английского парламента, бывшего законодательной властью только в «одной части империи». Парламент производил узурпацию «прав, данных богом и законом всем». Характерно, что обращение к королю за содействием писалось «языком правды» и было «лишено выражений раболепия», а сам король воспринимался «не больше как главный чиновник (chief officer) своего народа, назначенный законом и наделенный известной властью, чтобы помочь работе сложной государственной машины, поставленной для того, чтобы приносить пользу народу, и, следовательно, подверженный контролю народа». При этом королю напоминалось, что предки колонистов до эмиграции были свободными жителями британских владений в Европе и владели «правом, которое природа дала всем, покидать страну, когда не остается другого выбора, в поисках нового местожительства и основывать там новые общества в соответствии с законами и порядками, больше всего содействующими, по их мнению, счастью народа». Так поступали предки предков — саксонские предки, которые, следуя этому всеобщему закону, подобным образом покинули родные места и леса и овладели островом Британия, менее заселенным в ту пору и учредили там систему законов, надолго сделавшихся «славой и защитой этой страны».

4 июля 1776 г. континентальный конгресс одобрил Декларацию независимости, в основе ее лежал джефферсоновский проект. Она начиналась обоснованием причин и правовых оснований обособления колоний и смены формы правления. «Когда по ходу человеческих событий одному народу становится необходимым расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять среди держав мира обособленное и равное положение, на которое он имеет право согласно законам природы и ее творца, то общепринятое уважение к мнению человечества требует изложения причин, побуждающих его к отделению».

Далее идет перечисление «неотъемлемых прав», в котором один из членов локковской триады естественных прав – жизнь, свобода, собственность – заменен на право стать счастливым, что в глазах просветителя означало использование свободы в целях самосовершенствования и полного развития своих способностей. Известно также, что Джефферсон не советовал своему другу Лафайету включать право на собственность в Декларацию прав человека и гражданина (1789). Возможным источником, повлиявшим на формулировку права на стремление к счастью, была составленная Дж. Мейсоном и принятая незадолго до этого конституционным конвентом Виргинии Декларация прав, где неотъемлемые права включали право пользования жизнью и свободой, средствами приобретения и владения собственностью и право добиваться и обретать счастье и безопасность.

В редакции Джефферсона эти права изложены в следующем виде (в скобках даны места, снятые при внесении правки, в которой приняли участие Франклин и Дж. Адаме): «Мы считаем самоочевидными следующие истины: все люди созданы равными;. они наделены их творцом определенными (прирожденными и) неотчуждаемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, свободу и на стремление к счастью; для обеспечения этих прав люди создают правительства, берущие на себя справедливую власть с согласия управляемых; если какая-либо форма правления разрушает эти принципы, то право народа состоит в том, чтобы изменить или упразднить ее и установить новую правительственную власть, закладывающую в свое основание такие принципы и организующую свои полномочия в такой форме, какие, по мнению народа, кажутся более всего подходящими для обеспечения его безопасности и счастья. Конечно, благоразумие подсказывает, что давно существующие формы правления не следует менять вследствие маловажных и преходящих причин и что, как явствует из опыта прошлого, люди скорее претерпят зло, пока оно терпимо, нежели станут исправляться при помощи отмены привычных для себя форм. Но когда длинный ряд злоупотреблений и узурпации (начатых в известный период), неизменно преследуемых одну и ту же цель, обнаруживает намерение подчинить народ абсолютному деспотизму, народ вправе, это его обязанность свергнуть такую правительственную власть и во имя своей будущей безопасности обеспечить себя новыми стражами».

Возвращаясь к теме прав народа в «Заметках о штате Виргиния», Джефферсон нередко высказывает противоречивые суждения о будущем демократии. С одной стороны, он высказывает надежду и предположение, что «человечество вскоре научится извлекать пользу из каждого права и власти, которыми оно владеет или может принять на себя». Собирая народные деньги и оберегая свободу народа, не следует в то же время доверять их тем, кто заполняет учреждения законодательной, исполнительной и судебной властей, особенно если они не испытывают ограничений.

И здесь автор делает обобщение, ставящее под сомнение предыдущее, поскольку несовершенство представительных учреждений он увязывает с природой человека. «Следует ожидать того времени, а оно недалеко, когда коррупция в этой стране, как и в той, откуда мы происходим, охватит правительство и распространится на основную массу нашего народа; когда правительство купит голоса народа и заставит его заплатить полной ценой. Человеческая природа одинакова на обоих берегах Атлантического океана и останется одинаковой под влиянием одних и тех же обстоятельств. Настало время остерегаться коррупции и тирании, пока они не завладели нами». Перечисляя недостатки конституции штата Виргинии середины 80-х годов, Джефферсон вспоминает, что в 1776 г., когда положение оказалось весьма бедственным, в нижней палате штата было предложено назначить диктатора и облечь его законодательной, исполнительной и судебной, гражданской и военной властью, правом решать вопросы жизни и смерти, властью над гражданами и их имуществом, что это предложение вносилось повторно пять лет спустя, но для его прохождения не хватило лишь нескольких голосов.

Защищая право на свободу совести, просветитель относил это право к разряду естественных прав и потому непереуступаемых никакому светскому правительству. «Мы отвечаем за них перед богом, – писал он в подтверждение своих мыслей. – Законодательные власти государства распространяются только на такие действия, которые оскорбляют других. Но меня не оскорбляет, если мой сосед заявит, что существует двадцать богов или ни одного. Это не задевает мой карман, и от этого у меня не сломается нога... Если скажут, что на его свидетельские показания в суде нельзя положиться, отвергните это и заклеймите того, кто это скажет. Принуждение может испортить человека еще больше – он станет лицемером, но никогда не будет более честным. Это может лишь заставить его упорствовать в своих заблуждениях, но не излечит его. Разум и свободное исследование – единственная действенная сила против заблуждения». Однако не всякое свободное исследование этому содействует. Пример тому- произведения Платона, которые не выдерживают проверки разумом ввиду переполненности их «софизмами, пустословием и непостижимостями». Просветитель удивляется тому, как мог здравый смысл римлян (в частности, Цицерона) принять всерьез эту бессмыслицу грека. Другое дело – церковь. «Христианское духовенство, – писал Джефферсон в письме Дж. Адамсу (5 июля 1814 г.), – найдя доктрины Христа низведенными до всеобщего понимания и слишком простыми, чтобы они нуждались в объяснении, увидело в мистицизме материал, из которого оно имело возможность построить искусственную систему, которая могла из-за своих неясностей допустить вечные споры, дать священникам работу и ввести (эту систему) ради своей выгоды, власти и превосходства».

Отстаивая республиканские принципы правления в противовес монархическим и олигархическим, Джефферсон считал, что они должны пронизывать последовательно организацию и деятельность федерации (по вопросам внешней и федеральной политики) штата (по отношению к гражданам), округа, района и отдельного прихода (по всем мелким, но в то же время важным местным вопросам). При этом существенным объединяющим моментом становится то обстоятельство, что «каждому гражданину лично поручается часть управления народными делами». Джефферсон рассуждает не только о федеральной и штатской республике, но также о республике округа, района, прихода, а в других случаях – еще о республике ученых. При этом делается понятный с точки зрения школы естественного права акцент на такой цели создаваемых учреждений власти, управления и т. д., как общая польза. Она требует самоотверженных совместных усилий (общего дела, интереса, т. е. республики), воодушевляемых «мудростью наших мудрецов и кровью наших героев». Полемизируя по вопросу об источнике справедливой власти, Джефферсон твердо держался принципа правления большинства, полагая, что лекарством от зла, приносимого демократией, «является лишь еще большая демократизация, поскольку от народа в целом можно ожидать несправедливостей в гораздо меньшей степени, чем от меньшинства». В последние годы он склонялся к мысли о необходимости и желательности такой организации управления государства, при которой традиционная аристократия богатства и статуса уступила бы место естественной аристократии талантов и способностей.

Представители группы централистов-федералистов, разделяя мнение демократов о верховенстве власти народа в государстве, в то же время связывали необходимость последнего с потребностью в обуздании дурных свойств и склонностей людей, поскольку без такого обуздания они никогда не станут подчиняться велениям разума и справедливости. В сборнике «Федералист», ставшем со временем справочным пособием по вопросам устройства государства и его учреждений, все разновидности власти рассмотрены с тщательностью экспериментаторов, для которых всякое учреждение – дело рук человеческих, изобретение людей, имеющее свои достоинстра и недостатки. В этом плане федералисты заметно сближались с просветителями-демократами, которые, подобно Франклину, также признавали наличие конфликта между благами коллективной мудрости (парламенты и советы колоний) и предрассудками, страстями, личными интересами людей, в результате чего общий интерес почти всегда уступает перед частным, а законодатели-плуты всегда строят козни против мудрецов, заседающих вместе с ними.

К группе федералистов примыкает по своим политическим взглядам и Джон Адамс (1735-1826), автор первого фундаментального труда по вопросам государства и политической науки, последовательный противник правления большинства и один из основателей классического либерализма. Адамс поддержал Джефферсона в обосновании законодательной и политической самостоятельности американских колоний, доказывая с помощью новых исторических и юридических аргументов абсурдность и несправедливость подчинения парламенту, который находится на расстоянии 3 тыс. миль. Кроме того, развращенная Англия, погрязшая в долгах, экстравагантности и избирательной коррупции, была лишена морального права претендовать на роль хозяина пуритански добропорядочной Новой Англии.

После завоевания независимости Дж. Адаме – один из первых, кто проницательно выделил вопрос о государственном устройстве в разряд исключительно важных и злободневных. В своей обширной трехтомной историко-учрежденческой монографии «В защиту конституций правительственной власти в Соединенных Штатах Америки» (Лондон, 1787-1788) он отстаивал три независимые отрасли власти (законодательную, исполнительную и судебную), сильную исполнительную власть и. так называемую систему сдержек и противовесов (checks and balances). Последняя функционировала в сфере деятельности отдельных отраслей правительственной власти. В отличие от Пейна Адамс допускал наличие монархии при одном важном условии – если знать будет в состоянии контролировать (сдерживать) короля, министры – контролировать знать и т. д. По мнению Адамса, система сдержек и противовесов в организации правительственной власти государства в какой-то степени была присуща княжеским судам, в деятельности которых имел место контроль при помощи подачи петиций и протестов с последующей проверкой деятельности отдельных должностных лиц или учреждений.

Форму трехотраслевой правительственной власти он обосновывает выдержками из трактата Цицерона «О Республике», специально оговаривая при этом, что данная форма более всего подходит для осуществления законов государства и реализации принципа «правление законов, а не людей». Отрасли правительственной власти должны не только действовать, но и восприниматься как гармонично составленное целое, подобно прекрасным трехголосым композициям в творчестве Генделя. Историческое исследование государственных форм Адамса удивляло его современников своей обширностью и эрудицией; помимо опыта греков и римлян, в нем досконально проанализированы все известные системы устройства государства в Европе и проведен сравнительный анализ с опытом отдельных американских штатов. Внешним поводом к написанию труда была критика американского конституционного опыта со стороны Тюрго, который считал наиболее пригодной для американских условий однопалатную структуру верховного законодательного учреждения.

Одна из центральных мыслей Адамса – обоснование (со ссылками на примеры из истории идей и учреждений) неизбежности существования социальных различий и всевозможных социальных группировок и классов (например, классов джентльменов и симпльменов – от англ. «простой, обыкновенный»). Собранные материалы группировались таким образом, что аристократия предстала в истории господствующим элементом во всяком цивилизованном обществе от древности до наших дней. Полемизируя с романтическими построениями публициста Пейна и теоретика Джефферсона, он любил, по словам историка, облить холодной водой здравого смысла пылкие надежды на возрождение свободы и справедливости при опоре на одни только политические институты. Его союзником в этом выводе становился Макиавелли, согласно которому все люди по природе своей дурны и обязательно проявят прирожденную испорченность души, как только для этого представится удобный случай.

Положение Гаррингтона, автора «Океании», о том, что власть вытекает из собственности, он считает такой же нерушимой максимой в политике, как и положение о том, что «всякое действие вызывает равное ему противодействие», в ньютоновой механике (письмо Дж. Салливену от 26 мая 1776 г.). Широко использованы Адамсом политические наблюдения и обобщения из «Рассуждения о спорах и разногласиях между знатью и простонародием Афин и Рима» Дж. Свифта, а также «Диссертации о партиях» и «Идеи о короле-патриоте» Болингброка и некоторых других современных ему европейских писателей.

Все простые формы правления – монархия, аристократия, демократия – для него олицетворение деспотизма. Выгоды и неудобства каждой из них были известны еще со времен Дария и обобщены затем Геродотом. Его идеал – смешанная форма правления, в частности трехэлементный баланс: исполнительной власти, верхней аристократической и нижней демократической палаты, что вместе образует некую форму сбалансированной правительственной власти.

В обрисовке проблемы идеальной формы распределения правительственной власти с учетом природы человека и- социально-классового расслоения под влиянием факторов богатства, статуса и способностей Адаме затронул несколько фундаментальных проблем, которые получили дальнейшее освещение в «Федералисте». Среди них проблема разделения, контроля и взаимного уравновешивания властей, проблема фракций как вечного спутника борьбы сословий за власть, проблема социальной роли носителей знания в проведении политических экспериментов и создании систем законов как разновидности экспериментов, производимых над человеческой жизнью и нравами, над обществом и организацией правительственной власти.

Признанный лидер федералистов Александр Гамильтон (1757-1804) был выдающимся государственным деятелем широкого масштаба и кругозора, энергичным защитником сильной централизованной власти федерации во имя прочности союза, его внешней и внутренней безопасности, а также авторитета в международных делах. Конфедерация небольших штатов создает только видимость союза: спорящие, подозрительные, несговорчивые, не имеющие определенной цели, слабые и ничтожные из-за своих разногласий – так выглядят они, по мнению Гамильтона, в глазах других стран. Самостоятельность местной власти в рамках федерации осуждалась им как нелепый анархизм, как государство в государстве. Его взгляды в значительной мере отвечали убеждениям имущих и влиятельных кругов страны в лице богатых купцов и промышленников, а также процветающих представителей интеллигенции. Занимаемый им при Вашингтоне пост министра финансов стал местом выработки и осуществления важных экономических реформ: учреждение государственного банка, введение таможенных тарифов и другие кредитно-финансовые реформы.

Гамильтон разделял мнение Адамса о том, что установление системы сдержек и противовесов в сфере правительственной власти делается необходимым вследствие неистребимого эгоизма людей, которых нужно заставлять сотрудничать во имя общего блага, невзирая на неуемную жадность и честолюбие. Самая прочная опора всякого государства – это интересы людей. Без их учета любая конституция превращается в пустое хвастовство. Вот почему нельзя считать за достоверное, что в государстве правит народ, а не горстка талантливых избранников. Народ – это всего лишь огромный зверь, с которым мудрому правителю следует считаться лишь для того, чтобы раздоры и недовольства не приняли угрожающих его власти размеров. В теоретических положениях Гамильтона ощутимо влияние Юма (критика просветительного рационализма в вопросах власти и государства в их связи с природой человека) и Гоббса (идеал принудительной и действенной власти государства).

В оправдание путей и средств сохранения нового федерального союза штатов Гамильтон нередко прибегал к обдуманным упрощенным аргументам, которые достаточно правдоподобны, но трудно доказуемы на практике. Так, в № 23 «Федералиста» он отстаивал неограниченные полномочия нового правительства в области обороны на том основании, что невозможно предвидеть или определить степень и разнообразие потребностей нации в этой области, равно как степень и разнообразие необходимых средств. Средства должны быть пропорциональными целям,, разъяснял он свою позицию, но от этого она не становилась более ясной. Другой характерный прием состоял в апелляции к так называемым исходным истинам или первым принципам (Федералист, № 31). На первый взгляд речь идет о таких же «самоочевидных истинах», как, например, концепция естественных прав Джефферсона. На самом деле здесь имеет место сомнительное наделение политическим смыслом некоторых математических аксиом. Например, правило: «целое больше любой своей части» – имеет свои аналоги в этике и политике. Причем часть из них могут быть не самоочевидными, а только выведенными на основе самоочевидных истин. Эта воображаемая иерархия исходных истин необходима Гамильтону для того, например, чтобы заклеймить противников федеральных налогов с помощью обвинения в дефективности того органа, которым человек усваивает истины, или в заурядном пристрастии или предрассудке. Характерно и то, что подобный прием обвинений в адрес оппонентов нетрудно использовать не только по отношению к человеку толпы, но и сверхискушенному доктринеру, говорящему от имени немногих. Однако в обоих случаях такой прием способен только накалить обстановку полемики с политическими оппонентами, не больше того.

В № 78 «Федералиста» Гамильтон выдвинул развернутое обоснование в пользу судебного надзора. По его мнению, которое разделял Дж. Адаме, пожизненно назначенные, независимые, почитаемые и хорошо оплачиваемые члены суда в состоянии обеспечить управление с ответственностью. Они смогут сделать это отчасти потому, что сами являются неизбираемыми и неответственными. Верховный суд, кроме того, создавал наименьшую, по оценке Гамильтона, угрозу правам, дарованным конституцией. Исполнительная власть имеет меч, конгресс располагает кошельком, а у судей одна только мудрость. Однако реальная власть суда была более значительной, что стало особенно ясным после того, как в деле «Мербери против Мэдисона» решениям Верховного суда была придана сила закона.

Джеймс Мэдисон (1751-1836), член Филадельфийского конституционного конвента и один из авторов «Федералиста», более чем кто-либо заслуживает титул «отца конституции», что связано с его вкладом в разработку теории республиканского правления, концепции равновесия обособленных властей, факций и др. Благодаря его широкому и основательному политико-философскому подходу «Федералист» из развернутого комментария конституции превратился в мастерский анализ и истолкование фундаментальных принципов правительственной власти и взаимоотношений ее отраслей, а со временем –в источник конституционного права для Верховного суда и настольную книгу исследователей американского конституционного опыта.

В творчестве Мэдисона отразились прогрессивные идейные традиции его века: традиции естественного права и общественного договора, биллей о правах и конституционного регулирования правительственной власти, а также наследие английских вигов, шотландских философов-эмпириков и переосмысленный опыт древних республик. В конце жизни он пересматривает некоторые свои оценки и позиции периода идейного сотрудничества с федералистами и сближается с демократическими республиканцами. В трактовке республиканского правления он уделяет большое внимание элементам социальных различий в обществе и государстве на почве различия способностей, интересов, в особенности экономических интересов, которые, по его мнению, составляют самый общий и самый длительный по воздействию источник различий и конфликта. В противоположность Руссо Мэдисон считает небольшой размер республики главным фактором их быстрой порчи и гибели в ходе гражданских войн.

По наблюдению Аристотеля, большое государство со значительным числом граждан «среднего класса», обладающих умеренным имущественным достатком и склонных к поддержке умеренной формы правления, оказывается более стабильным и жизнеспособным. При такой политической общности граждане более свободны от факций (группировок, клик) богатых и бедных, но Мэдисон видел суть проблемы республиканского правления в другом.

Наибольший интерес вызывает в этой связи его концепция факций, о которых писали Фукидид, Макиавелли, Юм, Адаме и. многие другие исследователи мира политики. Согласно определению, сделанному в № 10 «Федералиста», под словом «факция» он подразумевал некую совокупность граждан, объединяемых и побуждаемых к действию единым порывом страсти, интереса или мнения, который, однако, враждебен правам других граждан и совокупным интересам общества. Исправление последствий вреда, приносимого такой группировкой, возможно, по Мэдисону, двумя способами. Один –устранение причин, вызывающих ее появление, другой – регулирование последствий ее существования, но все дело в том, что поскольку скрытые причины факционности заложены в человеческой природе и связанных с этим различиях имущественных состояний, то причин ее устранить нельзя, можно лишь облегчить ее последствия, взяв их под контроль. Люди с факционными наклонностями, с местническими предрассудками и т. д. могут интригой, подкупом или иным путем получить голоса в представительной системе республики, а затем предать интересы народа. В обществах сравнительно небольших факциональные различия могут быть сведены минимум к двум – большинство и меньшинство (позднее Мэдисон выделит конфликтующие группировки промышленников и аграриев). В больших республиках общество образует одну нацию, разделенную на огромный спектр факций.

На возникновение факций влияют также склонности людей к разным взглядам на религию, систему власти и многие другие проблемы теоретического или практического характера, приверженности к различным политическим лидерам и выдающимся личностям, чья судьба и общественное поведение представляют значительный интерес. Однако наиболее распространенной и постоянной причиной возникновения факций служит неравное распределение собственности. Структура правительственной власти строилась таким образом, чтобы не допустить возникновения факций, угрожающих держателям собственности и власти. Помимо подробного обоснования в шести номерах «Федералиста» необходимости иметь двухпалатный конгресс, Мэдисон указал на прямую обязанность и заботу правительства воспрепятствовать реализации некоторых факционных по своей природе требований –отмены долгов, равномерного распределения собственности и других «неуместных и недостойных проектов».

Слово факция (faction) переводилось вначале как несправедливая коалиция (С. Ф. Фортунатов), а затем –чаще всего, но менее удачно –термином фракция. В современном политическом анализе термином фракция обозначают, как правило, обособленную или отколовшуюся часть партии, класса, социальной группы, организации. У Мэдисона факция более многолика и менее определенна. Она чаще всего предстает объединением людей, сплоченных в силу политических, имущественных и даже эмоциональных свойств и предпочтений. Подобные социальные единения впоследствии стали называть заинтересованными группами. Мэдисоновскую факцию можно уподобить болезненному воспалительному процессу в каком-то политическом организме, тогда как фракция будет похожа на отторгнутую автономную часть этого же организма.

В недоверии к возможностям демократии в виде правления большинства Мэдисон, как и другие его единомышленники-федералисты, воспроизводил в новых условиях идеи сторонников аристократического правления с их критикой «власти толпы». Впоследствии Мэдисон пересмотрел свою позицию в этом вопросе и стал расценивать правление большинства как наименее совершенную из предпочтительных форм осуществления правительственной власти. Для того чтобы обеспечить внутреннюю справедливость и порядок с наилучшей защитой от внешних опасностей, народу США необходимо еще больше расширить область действий представительной власти, сочетая федеральную организацию с республиканской и применяя подходящие способы расчленения и распределения власти.

Мэдисон уподоблял власть республики способности человека к самоуправлению, но оговаривался при этом, что если каждый в отдельности есть существо одновременно эгоистичное и социальное, то в момент группового выступления и действий индивидуальная способность его характера –при всех ее достоинствах – часто не учитывается и объектом внимания становятся лишь такие его свойства, которые необходимо удерживать от правонарушающего проявления. При этом сознательность явно недостаточный гарант обеспечения постоянных интересов индивидов в данном агрегате (собрании) интересов. Предпочтительные черты характера человека ценны как вспомогательные, но они не пригодны для того, чтобы заменить в перспективе принудительное предназначение, присущее правительственной власти и закону.

Цивилизованная общность наряду с признанными личными правами характеризуется еще наличием законодательного поощрения собственности, причем эти поощрения должны эффективно охраняться. Свободу граждан гарантирует также всеобщее избирательное право, короткие периоды между выборами, популярность чувства справедливости, просвещенного и расширенного благодаря распространению образования и др. Однако при всех этих гарантиях необходимо еще, чтобы масса граждан не оставалась безгласной в изготовлении законов, которым они должны подчиняться, и при выборе чиновников, которые ими управляют.

Проблему взаимоотношений различных отраслей правительственной власти Мэдисон связывал, во-первых, с обособлением отраслей (департаментов, отделений), составляющих «общую массу власти», и, во-вторых, с распределением этой массы власти среди образующих ее частей. Речь шла о том, чтобы законодательная, исполнительная и судебная отрасли власти были обособленными и отличными друг от друга, к чему призывал Монтескье, на которого Мэдисон почтительно ссылается («Федералист», № 47). Однако трудности возникали в связи с распределением власти между отраслями и регулированием взаимоотношений между ними в случае разногласий, конфликтов. Так возникла система обособления и распределения трех властей, которую не совсем точно называют системой «сдержек и противовесов», поскольку речь идет не только о контроле и уравновешивании полномочий, а о фактически неравном распределении полномочий власти, что имело под собой основания, связанные с особенностями разделения труда в этой области социально-политической и профессиональной деятельности, а также с особой сложностью задачи по выделению и достаточно конкретному обозначению границ трех важнейших сфер власти – законодательной, исполнительной и судебной.

Поиск по сайту: