Мир русской провинции и соотношение двух миров: столица и провинции

Введение

Младший Аксаков, будучи чиновником весьма нетипичным, оставил нам очень крайне подробные описания мира русской провинции середины XIX в. Везде в своих наблюдениях он выступает как бы сторонним наблюдателем, одновременно являясь и участником событий. Его взгляд трезв, взвешен и оттого мы можем доверять его сведениям.

Мир русской провинции – действительно отдельный мир, он непохож на столицу. Провинции присущи свои, особенные черты, которые сумел подчеркнуть в своих трудах Аксаков. Большинство его замечаний носит характер антитезы столичному со знаком минус. Однако многие замечания Аксакова наоборот направлены в защиту провинции, которая так или иначе имеет ряд безусловных преимуществ перед столицей.

Не стоит также забывать, что Аксаков человек безусловно был даровитый на литературный талант, поэтому всё же в некоторых его письмах проглядывается сцены, которые или намеренно приукрашены лишними эпитетами и оборотами речи для того чтобы придать большую комичность ситуации, либо это делает ненамеренно, а случайно, под впечатлением. В любом случае, читать письма Аксакова нужно вдумчиво и осторожно.

Биография

Третий сын Сергея Тимофеевича Аксакова, литературного и театрального критика, цензора Московского цензурного комитета, впоследствии известного писателя, Иван Сергеевич Аксаков родился 26 сентября 1823 г. в селе Надеждине (Куроедове) Белебеевского уезда Оренбургской губернии. Через три года семья переехала в Москву, где Иван Аксаков жил до 1838 г. В августе 1838 г. отец определил его в четвёртый класс недавно созданного Императорского училища правоведения в Петербурге. Среди первых воспитанников был старший брат Ивана, Григорий. Позднее туда же поступил и его младший брат Михаил, очень талантливый, но безвременно умерший.[1]

Дух чиновника-правоведа, усиленно воспитывавшийся в училище так и остался чужд молодому Аксакову. [2]

В 1840 г. юный правовед встретился с другим знакомым отца и брата Константина – В.Г.Белинским. Белинский, к слову, отзывался о нём более чем похвально и пророчил ему большое будущее.[3]

В 1842 г. И.С.Аксаков окончил училище с чином 9 класса и поступил на службу во Второе отделение Шестого департамента Правительствующего Сената в Москве. В Сенате Аксакова быстро заметили. В конце 1843 г. Иван Аксаков назначен в комиссию князя П.П.Гагарина и в начале 1844 г. отправляется вместе с нею для ревизии Астраханской губернии. Впечатления от поездки отразились в письмах Аксакова к родным. В письмах он не только размышляет, описывает увиденное, но и порицает своих коллег. Неосторожность в письмах привела к тому, что 18 марта 1849 г., вслед за Ю.Ф.Самариным, Иван Аксаков был арестован. Подозрительным для властей показались и возмущение по поводу ареста Ю.Самарина, сочувствие его “Рижским письмам”, и недовольство высшей администрацией. Впрочем арест и допрос в III отделении закончились для Ивана Сергеевича сравнительно благополучно: прочитав письменные ответы И.Аксакова на вопросы III отделения, император повелел “вразумить” молодого чиновника и отпустить его. Тем не менее за ним был установлен негласный надзор.. Об это Иван Сергеевич узнал значительно позднее, когда выполнял поручения правительства в Ярославской губернии. И всё же происшествие не изменило ни натуры, ни характера И.Аксакова и не научило его осторожности. [4]

В 1851 г он позволил себе возразить министру внутренних дел Л.А.Перовскому на замечание о том, что служебная деятельность не совместима с литературной. Для кого-то другого замечание министра показалось бы, может быть, и обидой, но несущественной формальностью. Однако И.Аксаков полагал иначе. Он попросился в отставку, которую и получил. Но свой досуг он использовал для деятельности литературной: И.Аксаков стал редактором издаваемого на средства А.И.Кошелева “Московского Сборника за 1852 год”.[5]

В 1858-1859 гг., уже при новом царствовании, И.Аксаков попытался продолжить свою публицистическую деятельность. Он добился разрешения издавать собственную газету “Парус”. Однако вышли всего два номера, а на третьем газета была запрещена.[6]

Теперь в журнале “Русская беседа”, который А.И.Кошелев начал издавать ещё в 1856 г. В 1859 г. он передать обязанности редактора (неофициально) И.С.Аксакова, правда, не без колебаний и опасений. [7]

По инициативе Аксакова, “Русская беседа” отправила в Новгородскую губернию П.Якушкина для собирания фольклора. Однако одетый в народное платье Якушкин был неожиданно арестован. “Русская Беседа” вступает в открытый конфликт с властью: И.Аксаков печатает статью П.Якушкина “Путевые заметки по Новгородской губернии”, в которой речь идёт не только о принципах собираниях фольклора, но и о беззакониях полиции. Аксаков предваряет статью Якушкина своей заметкой. Мысли Аксакова обратили на себя внимание III отделения, поспешившего ввести новые правила для собирателей фольклора, затруднявшие их работу.

Возможно, именно эта история осложнила отношения Аксакова и Кошелева. Как бы то ни было, Кошелев решил прекратить издание и в 1860 г. сам, уже без Аксакова, издал лишь два тома “Беседы”.

Однако раздражение властей от публикации было настолько сильным, что Аксаков всерьёз опасался ссылки и предпочёл уехать в заграничное путешествие, чтобы о нём забыли.

После возвращения, с октября 1861 г., он начинает издание еженедельной газеты “День”.[8]

В 1867-1868 гг. на средства московских купцов и по их предложению Аксаков выпускал и редактировал газеты “Москва” и “Москвич”. За два года своего существования “Москва” получила 9 предостережений, три раза приостанавливалась, и наконец в административном порядке была закрыта. Газета “Москвич”, созданная как временная замена “Москвы” в 1868 г., также была закрыта. [9]

После закрытия “Москвы” он руководил Московским славянским благотворительным комитетом, часто выступал с речами о внешней политике России и о славянских делах. После одного из самых громких своих выступлений в 1877 г. Аксаков был сослан в деревню Ваварино. К журналистике он вернулся лишь в 1880 г., начав новое издание – газету “Русь”.[10]

И.С.Аксаков был “похищён смертью” во время работы над очередной статьёй для “Руси”, 27 января 1886 г.[11]

Мир русской провинции и соотношение двух миров: столица и провинции.

На примере Тамбовской губернии, Аксаков весьма убедительно показывает, что провинцию, что мир русской провинции мы не знаем. Тамбовская губерния насчитывает почти два миллиона человек, а в Москве едва ли кто что может сказать о ней. [12]

Дело в том, что Сибирь описана и изведана. Кроме простого русского мужика. Если с Сибирью легче, то с Востоком дела обстоят печальнее. О последнем можно узнать только из газет и прочих официальных источников, да и то только при каких-либо казусах там. [13]

Причиной нашей профанации, того что мы являемся профанами в делах народа, является наша оторванность от жизни и от самого народа. Аксаков говорит о том, что мы утратили всякую возможность “чувствовать” народ, знать его изнутри. Этому уже не поможет и его изучение, поскольку то творчество, которое заложено в этом чувстве, нами утрачено. Мы как бы иностранцы у себя на родине. [14]

Аксаков говорит о пестроте русской провинции. Уже в Астрахани он замечает множество народа почти всех наций, которые тем не менее вполне стабильно сожительствуют. [15]

Аксаков подчёркивает толерантность русского мужика. Он может преспокойно ловить рыбу в одной лодке с татарином, с калмыком и киргизом. И это при том, что лодка, в которой они ловят рыбу принадлежит чуть ли не какому-то персу. [16]

Русский спокойно нанимается на работу к азиату. Легко русский учит и азиатские языки. Русский отзывчив по отношению к представителю другой нации. Особенно русский дружен с татарином.

Аксаков наблюдал, как азиатское население ассимилируется с русским: татары и калмыки привыкают к русскому судопроизводству, персияне, живущие в Астрахани, прекрасно говорят по-русски, калмыцкие князья вводят оседлость в своих улусах, получают образование в русских учебных заведениях, как князь Церенджаб. [17]

Аксаков относится с глубоким сочувствием к простому русскому мужику, который притесняется и помещиком и самим крепостным правом. [18]

Губернские чиновники отличаются своей профанностью, нерадением по службе. Они отвратительные исполнители. Обычный писец в Сенате в стократ исполнительней и профессиональней делает свою работу. [19]

Купцы здесь не лучше. Каждый стремится стяжать больше, чем может. Все пороки столицы здесь обнажаются. [20]

Теперь что касается до сравнительной характеристики провинции и столицы.

Провинции развиваются, но пожалуй только из-за уязвлённого самолюбия. “Поезжайте теперь на любой бал в Калуге, Ярославле, в Туле, - не найдёте вы больше ни уродливых фраков, ни фантастических чепцов, ни плисовых сапог.. В последние 10 лет провинция шла исполинскими шагами по пути “сивилизации” и изгнала всё смешное с своих провинциальных паркетов. Вы поразитесь теперь и свежестью дамских нарядов, сделанных по последней парижской картинке, ещё не получившей даже полного законодательного смысла для московских дам, и светскою изящностью кавалеров, и роскошью мебели, и убранством комнат в новейшем вкусе…словом, всё благоприлично, всё в высшей степени.; везде раздаются звуки щегольской французской речи; светские приветствия и фразы.” [21]

Конечно подобное вполне реально увидеть и в Москве. Разница лишь в том, что там люди с живыми, с реальными, современными интересами. Люди со строгой нравственностью, с серьёзными взглядами на жизнь. Люди-идеологи, которые вырабатывают нам наше сознание. Движение мысли там даже характерно и для светского круга, которому по хорошему это всё чуждо. Поэтому именно в столицах есть какая-то постоянность умственного и нравственного образования.

В провинции можно увидеть лишь то, что она сама смогла себе наработать. И то это лишь ничтожность. Шёлк, блеск, балы, маскарады. Вот в целом и всё, на что пошли интеллектуальные потенции провинции по мнению Аксакова. Это единственная цель провинции, явственное стремление её. В делах просвещениях и вообще в интеллектуальной деятельности провинция отстала от столицы лет на пятьдесят.

Виновата сама провинция. Вся сила провинции лишь в её подражании великосветским Петербургу и Москве.[22]

Провинциальное общество виновато. Оно слишком увлеклось внешней стороной общественной столичной жизни. Это своеобразный столичный культ, это даже и раболепие перед столицей. Это рабская зависимость. Однако интеллектуальную сторону общественной жизни столицы провинция не высмотрела. Деятельность образованных столичных сословий прошла мимо провинции.

Провинция слишком ревниво перенимает все “поверхностные шкуры” столицы. Говоря проще, она всегда пересолит. Аксаков даже писал по этому поводу: “Едва заслышала провинция об эмансипации женщин, как тотчас же с горячностью приняла это учение; в некоторых губерниях завелись дамские клубы (чего даже нет и в Москве), и почти во всех барышни и дамы стали втрое эмансипированнее и развязнее столичных.” ”Пронёсся слух о детском бале в Петербурге, и нововведение это сделалось в провинции каким-то необходимом явлением общественной жизни: все семейства ретиво соперничают друг с другом в этом развращении детей, придумывая даже разные усовершенствования, например великосветские детские маскарады.”[23]

К тому же никому и в голову не приходит, что все эти перегибы провинции ложатся тяжёлым бременем на простых крестьян, ибо все эти мероприятия требуют знатное количество ресурсов. Как людских, так и денежных. Что бьёт по карману и по общему экономическому состоянию губерний. [24]

В провинции все зациклены на публичной жизни. Уютного семейного очага редко встретишь там. Все тайны известны каждому. Все друг у друга на виду. Все постоянно мозолят глаза своим сожителям. Вся эта обстановка так примиряет людей друг к другу, что их свобода общения уже граничит с пошлыми выходками, к которым они уже привыкшие. Отчего-то все провинциалы необычайно терпимы к прегрешениям своих товарищей.

Сплетни здесь не суд общественного мнения, а единственный вид умственной деятельности по едкому замечанию самого Аксакова. [25]

Аксаков предупреждает всякого чиновника о том, что провинциальная обстановка для него удушлива и принципиально опасна. Губернская пошлость, умственная ограниченность, однообразность способна затмить всякое бойкое и доброе сердце. Сначала вы начнёте привыкать, потом освоитесь, а потом уже начнёте быть необычайно терпимы к служебным прогибам своих товарищей. [26]

Более того, сама служба провинциальная как бы автоматически накладывает на вас обязанность быть человеком публичным и посещать всякие увеселительные мероприятия. И всё это чуть ли не официальные мероприятия. Аксаков пишет: “Примером может отчасти служить возражение, напечатанное однажды в “Московских Ведомостях” кем-то из господ провинциалов фельетонисту одной петербургской газеты: первый обвиняет последнего очень серьёзно в том, что он неверно передал происшествия последней губернской масленицы, сказавши, что во вторник был благородный спектакль, тогда как спектакль был в среду, а во вторник были радушные и весёлые блины у её превосходительства… “ [27]

Аксаков говорит и об образе начальника в губернии. Существует странная нравственная и внешняя зависимость от губернатора. Образ жизни начальника является идеалом подражания для населения, даже не служилого. Если губернатор расточителен и слишком свободен в общении с дамами, то это становится всеобщей поведенческой нормой. Образ губернатора обезличивается, даже если он негодяй, но он блистателен в дамских делах, то он пример подражания. Чинопочитание в губерниях доходит до своего крайнего предела.[28]

Аксаков вообще с отвращением относится к провинции, хотя и сожалеет о ней, о её мерзком существовании, о её прозябании. Однако мысль жить и служить в губернии является по Аксакову вопиющей и преступной.[29]

Есть ли выход из этой ситуации? Есть ли пути решения такой чрезвычайно сложной ситуации? На самом деле к сожалению нет. Никаких рецептов по исправлению текущего положения Аксаков не предоставляет. Аксаков пишет об этом в таком ключе, что можно было бы сделать какие-либо действия, но к сожалению мы их не сделали и пришли именно к такому состоянию. То есть, Аксаков говорит о былой возможности в прошлом, но никак не о настоящем. Мне именно представляется это так после прочтения писем Аксакова.

А что можно было тогда сделать? Вот на такой вопрос некоторые соображения Аксаков всё-таки высказывает, и весьма весомые.

Провинция могла бы и не быть рабской копией со столицы. Столица есть также копия с чужеземного, с европейского. Провинция ближе к народу. Ей стоило бы просто взять и скрепить свою связь с народным бытом. Мало того, стоило бы хоть немного окунуться в просвещение провинциям и сам провинциализм мог бы стать мощным и главное исключительно настоящим, народным движением. [30]

Да даже вся эта однообразность лиц, это знакомство со всеми, это знание вех лиц в губернии можно было бы обратить себе на пользу. Видимо здесь Аксаков говорит о том, что “протолкнуть” свою идею было бы намного проще в кругу знакомых, хоть и формально знакомых, что в общем то и верно. В такой ситуации любой столичный чиновник потенциально менее полезен чем губернский. [31]

Провинции должны сказываться непременно на жизнь и крестьянского и помещичьего населения. В народе она обыкновенно способствует сохранению в чистоте прежних обычаев, бытового и духовного строя.[32]

Местная власть, местное общество, будучи весьма самостоятельными, могли сами просветить своё сознание. Эта мысль была высказана им уже после отмены крепостного права, но я настаиваю и на применимости её к письмам середины 40-х. Народу просто стоило самому, в пределах дозволенного законом, приступить к развитию местной жизни на собственном грунте, на своей почве, безо всякой нужды в официальном разрешении, без всякого формализма. [33]

Заключение

Если суммировать всё то, что было написано выше, то выходит следующее. Провинция – особый мир со своими присущими только ей характеристиками. Прежде всего это разношёрстность публики населяющую её, нравы и обычаи людей, которые проявляются с отчётливой ясностью. Это территории, где обычаи, традиции проявляются в своём практически первозданном, народном виде.

Провинция находится в зависимом положении от столиц. Зависимость в форме подражания. Провинция то лишь и делает что пытается догнать столицу. Но лишь внешняя форма подражания, лишённая всяких интеллектуальных заимствований.

Существует строгая оппозиция провинция-столица. Столица в этом смысле носитель интеллектуального начала, а провинция носитель профанного начало. Ему присуще свой особый замкнутый мирок, где плетутся интриги, где время проходит в совершенной праздности. Где каждый пытается угодить другому. Где всякая добродетель загнивает. Где кроме того существует и процветает культ начальника.

Здесь чиновники хуже чиновников в столицах, здесь купцы являются более стяжательными чем купцы в столицах. Здесь и дворянство глупее чем в столичном общества. Но русский мужик здесь рисуется в других тонах. Выделяется его терпимость, отзывчивость и культурная мимикрия к иноземному.

Аксаков ненавидит провинцию и в то же время опечален её судьбой. Мысль о службе в провинции для него неприемлема ни под каким углом.

Схем решения такой сложной проблемы нет. Всё ужасно. Настоящее тёмно. Мы могли сделать когда-то некоторые шаги по исправлению положения, но не сделали. 1) Стоило обратиться к народному началу. Губерния ближе к народу чем столица.; 2) Узко-замкнутый провинциальный мир на самом деле мог наоборот способствовать принятия решений в кругу знакомых. Продвижение любой инициативы здесь имеет большую вероятность быть полезной, ибо делается на местах и при наблюдении реальной картины жизни, в отличии от чиновников столиц.; 3) Стоило обратить внимание на своё самоуправление и в пределах дозволенного развивать свою губернию без всякого чиновничьего формализма столиц.

Источники и литература

Аксаков И.С. Письма к родным, 1844-1849. М., 1988.

Аксаков И.С. Отчего нелегко живётся в России? М., 2002.

[1] Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.3-4.

[2] Там же. С.4.

[3] Там же. С.4-5.

[4] Там же. С.5.

[5] Там же. С.7.

[6] Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.9.

[7] Там же. С.10.

[8] Там же. С.11.

[9] Там же. С.19.

[10] Там же. С.20.

[11] Там же. С.21.

[12] См.: Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С. 402.

[13] См.: Там же. С.403.

[14] См.: Там же. С.26.

[15] См.: Аксаков И.С. Письма к родным, 1844-1849. М., 1988. С.26.

[16] См.: Там же. С.93.

[17] См.: Там же. С.541.

[18] См.: Там же. С 538-539.

[19] См.: Там же. С.18.

[20] См.: Там же. С.20.

[21] Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С. 31.

[22] См.: Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.33-34.

[23] Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.35.

[24] См.: Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.35-36.

[25] См.: Там же. С.37.

[26] См.: Там же. С.37-38.

[27] Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.39.

[28] См.: Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.40.

[29] См.: Аксаков И.С. Письма к родным, 1844-1849. М., 1988. С.49.

[30] См.: Аксаков И.С. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С.41.

[31] См.: Там же. С.42.

[32] См.: Там же. С.406.

[33] См.: Там же. С.408.

Поиск по сайту: