 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
Иван Александров и Константин Луганский
Мая
Утро. Тяжело встал. Будильник был заведен на 6:30, но я решил, что посплю еще немного. Когда увидел, что на часах уже начало восьмого, и понял, что в моем сегодняшнем положении «Пара минут» равняется получасу драгоценного времени, сподобился встать. На это были причины, поверьте мне. На столе, в свете уже летнего солнца, гордо красуется пустая бутылка шотландского виски, тарелка, полная плавающего в моих слюнях пепла, брошенная трубка и пачка дорогого, шотландского, трубочного табака. Голова до сих пор гудит, а вестибулярный аппарат шлет меня лесом. Я пристально осматриваю кровать, надеясь, что не обосрался и не заблевал свое спальное место. На это тоже есть причины. Ведь, когда я ложился, у меня было стойкое желание сделать и то и другое. К счастью, все было чисто. Открываю окно. Яркое солнце сразу же влетает мне в глаза, однако я не испытываю дискомфорта. Тут же включаю компьютер, чтобы его шум хоть как-то скрасил тишину до того, как я включу музыку, или «Южный Парк». На тумбочке, которая раньше была вполне себе неплохим холодильником, лежит гора немытой посуды. Перед тем, как добраться до нее, чищу влажными салфетками тарелку с пеплом, чищу и складываю трубку со всеми составляющими. Привожу место, которое прошлой ночью являлось полигоном алкоголизма и полураспада, а сейчас является просто рабочим, в порядок. Иду в туалет. Затем к умывальнику, далее складываю посуду: тарелки, миски, ложки, в огромную пирамиду и иду все это мыть. Думаю. Одна лишь мысль: «Тяжело», затем другая «Сегодня нужно успеть сдать все зачеты» и далее идет то, что я надеялся не вспоминать хотя бы сегодня, отдохнуть, хотя бы один денек: «Настя, Настя, Настя» – просто пульсирующее имя и ничего более, однако этого более чем достаточно. Становится невыносимо паршиво. Паршивое утро, паршиваяая тяжесть. Перечитываю текст и понимаю, что все равно всех ощущений здесь не передал. Настя. Опять.
6 Июня
Летняя сессия закончена. Теперь, можно сказать, я перешел на третий курс. Хотя, впрочем, это не так важно. На столе стоит виски с содовой, на тарелке снова лежит недокуренная трубка. Впереди лето, которое я бы хотел провести с пользой: найти работу, заработать немного денег, съездить в Германию и там найти что-нибудь интересное для новой, полноценной истории, ибо сейчас, когда груз учебы свалился с моих плеч, я полностью ощутил кризис идей. Я не пишу ни в стол, ни на публику, мне никак не сесть за сценарий, который я обещал написать до лета. Единственное, что я сейчас делаю – пью и курю трубку. Алкоголь стал некой необходимостью. Я пью. Пью. Пью… Мне нужно начать писать, и даже есть пара идей на этот счет, но как только я начинаю их прокручивать у себя в голове, я вновь и вновь прихожу к очевидной банальщине. Это ложка дегтя, портящая мою бочку меда. Гонка по замкнутому кругу. Автомобиль разваливается, двигатель вот-вот вылетит, бензин кончится. И, совсем скоро, меня размажет по этому дрянному асфальту. Скоро. Очень скоро. Кризис идей. И тут, проходя очередной дьявольский поворот, я начинаю ловить себя на мысли, что я просто боюсь. Боюсь начать. Я слишком много думаю. Думаю о результате, не начав даже работать. Настемания сошла на нет. Спасибо алкоголю и друзьям. Эх, если бы прояснение настало раньше, я, хотя бы не стал рыть себе яму глубже. Обдумываю, что наворотил. Какая же глупость, псиность. Тупая, преданная, но не подарившая мне ни хрена хорошего. Впрочем, это тоже уже не так важно. Я пью далеко не по этой причине, хотите, верьте, хотите – нет. Это просто попутное событие, которое, несомненно, наводит на меня тоску. Как же я хочу, чтобы сирень, вся чертова сирень, отцвела как можно скорее. Хотя, плевать, я все равно перестал ее замечать. Главная причина, по которой мне грустно – это уверенный старт с историей о Шотландии, а затем стремительное падение вниз. Вот это расстраивает меня больше всего. Такого сильного желания написать что-то, как у меня, вы не найдете нигде. Я могу вам это гарантировать. Но толку-то от этого, если я не написал ни строчки. Сижу здесь, как в Богом забытом зале ожидания. Ожидания чего? Черт знает. Жизнь всех расставит на свои места. Ну да, конечно…
14 Июня
Иду надираться в паб. С другом. До свиней, чтобы вообще ничего не помнить. Иду не просто так и далеко не в стандартную, загаженную пивнушку, где вам подадут разбавленное пиво отечественного производителя, которое само по себе является мочой. А теперь представьте, что эта моча еще и разбавленная. Мороз по коже. В ад попадут те, кто так делает, причем гораздо раньше меня. Однако, как сказано выше, сегодня я направляюсь в настоящий английский паб. Вернее, в заведение, которое чертовски хорошо сохранило традиции таковых. Ведь, на улице, чай, не Лондон и даже не Дублин, и я в городе N. Возможно, вы сейчас подумаете, что я иду туда из-за неясной ситуации с Настей, но, смею сразу оборвать: с Настей-то как раз все стало понятно. Мы с ней поговорили на эту тему. Она мне высказала свою точку зрения. Я ее понял и принял. Не хочу переть. Она мне дорога, поэтому, у меня нет ни малейшего желания разрывать с ней отношения. Я пускаю все на самотек: куда кривая выведет. Будем гулять. Возможно, она даже поедет ко мне в гости, в мой родной P, а там посмотрим. Спокойно. В пабе сегодня играет моя любимая фолк-группа. Будут играть ирландские пивные, шведские свадебные и норвежские народные песни. Без ума от ирландского фолка.
15 Июня
Проснулся, приблизительно, в двенадцать часов дня. Перед глазами серая пелена. Плохо представляю, что происходит. Все, что произошло в пабе, помню отлично. В комнате порядок. Возможно потому, что единственное, что я сделал, придя домой – это упал на кровать. Сейчас в душ, завтрак, и буду в полном порядке. «Spiritual Seasons» – та самая фолк-группа, была, как всегда, на высоте. Масса положительных эмоций. Что же было?
Пришли. Музыканты задержались. Было заявлено в семь вечера, однако концерт начался лишь в девять. К этому времени мы с другом уже успели обсудить несколько волнующих тем и выпить по две пинты эля. Мы сидели за барной стойкой, когда мимо нас прошла девушка, нам знакомая. Дело в том, что мы уже во второй раз шли на концерт этой группы. В первый раз мы были осенью, где и заметили эту девушку. Она тогда танцевала вместе с нами. Фигурка у нее ничего. Черные, волнистые волосы. Приятное личико с какими-то итальянскими чертами. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что ей уже около двадцати семи. Она выглядела молодо, я бы дал, максимум, двадцать два, после двух пинт – двадцать. Узнав это, я сразу же скинул ее с возможных вариантов, потому что, во-первых, я боюсь девушек настолько старше меня, во-вторых, Настя же. Мы с другом заказали по «шоту». Посмотрев на ингредиенты, подумали, что накроет. Честно, большего разочарования в своей жизни я не припомню. Из убойной смеси виски, водки, ликера и текиллы, получилась сладкая водичка. Нужно было что-то предпринять, поэтому, мы заказали еще эля. Заиграла музыка. Играл известный, для ценителей, «Mick Maguire». Во время первого куплета, я пустился в пляс с группой людей, пока друг уходил в туалет. Послушайте «Mick Maguire», вы поймете, что я имею в виду, это довольно ритмичная композиция.
На втором припеве, я вернулся за барную стойку. На соседнем стуле сидел друг, вернувшийся из туалета, слева от меня присел владелец паба, тучный бородатый мужик, потягивающий пинту лаггера, а рядом с другом присела та самая девушка, Ольга. Сначала мы общались вместе, затем, после еще одной пинты эля и шота, который, лично меня, окончательно размазал, друг стал болтать с ней, а меня попросил, покамест, узнать у владельца паба о скидках на алкоголь для студентов. Я же услышал, что мне нужно с ним подружиться. Я был достаточно пьян к этому моменту, чтобы начать диалог. Однако, по счастливой случайности, мне не пришлось начинать разговор. Чтобы поставить точку в моем алкогольном заплыве, я заказал полпинты шотландского эля, и именно это, можно сказать, оскорбило, владельца паба, Илью. Допив свою пинту, он повернулся ко мне и пробурчал что-то типа: «Хэй, ты что, школьник?! Пить полпинты в пабе – себя не уважать». Этот парень уже тоже был под мухой. На его претензию я промямлил что-то типа: «Простите, но я уже в говно…», на что он ответил: «А я, что, нет, по-твоему?». Так и завязался разговор. Я наплел ему что-то о том, что я молодой писатель, и мне безумно нравится этот паб, и что меня вдохновляют такие люди, которые могут в сером городе N, создать что-нибудь интересное. Он был польщен, начал рассказывать о том, как ему пришла идея создания паба и прочее, и прочее. Затем он оставил свои контакты на мятом листке бумаги и скрылся восвояси. Мой друг сразу же затребовал результаты моей беседы. Я повернулся к нему, и с чувством глубокой, искренней радости, стал рассказывать, какой это клевый чувак. Закончив, я стал тыкать ему в лицо этот листок бумаги, радостно, крича: «Парень, дело в шляпе, все контакты есть!». Однако он не оценил моей работы, сказав, что я могу этим листком вытереть себе задницу. Я расстроился. Он расстроился еще сильнее и продолжил общение с Ольгой. Хоть я и был пьян, но его ситуацию я видел предельно четко: он не хотел, ни затащить ее в койку, ни даже взять номерок. Он просто болтал с ней о чем-то высоком. Тем временем, ребята отыграли первую часть концерта и объявили перерыв. Я спокойно допивал свои позорные полпинты и изредка вклинивался в разговор. Примерно пятнадцать минут спустя, вернулись музыканты, и, настроив инструменты на новый лад, продолжили услаждать слух собравшихся потрясающими песнями скандинавского народного творчества. Илья за барную стойку больше не сел, и это было предусмотрительно с его стороны, но на его место сел другой мужик, тощий, чуть старше, с козлиной бородкой. Лицо было овальное, с характерным греческим профилем. Волосы были небольшой длинны, прямые, темные. Он был уставший, неплохо одетый, не БОМЖ. Собственно, мне было плевать на него. Он сел, хриплым, тягучим голосом протянул бармену «Белый Русский» и затем опустил глаза на барную стойку, о чем-то думал. Внезапно, моего друга снова потянуло в туалет. Он поднялся, и, пошатываясь, остановился около меня с вопросом: «Поздравляю, теперь мы его не найдем! Просто, вот скажи, что ты ему наплел?! Я сказал, что такие люди, как он, мне интересны. Ведь я молодой писатель…» – ответил я. Друг махнул рукой, и, промолвив лишь «До свидания, какой же ты конченный!», в истерическом смехе, ушел в туалет. И тут, стоило мне развернуться к стойке и допить-таки полпинты, как ко мне обратился тот мужик.
–Писатель? – грубо бросил он – да ты просто сопляк, нытик! Сомневаюсь, что у тебя яйца в штанах есть… Настоящий писатель шакал, охотник. У него всегда ясные глаза, в которых сияет пламя, он готов к работе в любом состоянии: когда пьяный в задницу, когда окучивает подружку лучшего друга или и то, и другое. У него всегда есть история, которую он готов изложить на листке бумаги, а если ее нет – он бухает, и трахает, все, что попадется. Я полагаю, у тебя нету истории, но так какого черта ты не трахаешь все, что попадется, а пьешь свои позорные полпинты, дружок?
–У меня не лучшие времена…
И тут старик поменялся в лице. Глаза зажглись безумным огнем, о котором он говорил мне выше. Он резко схватил меня за ворот. Голос, из мягкого, плавного и тягучего, превратился в бешеный крик на грани истерики; к счастью, музыканты играли шумную композицию, свадебную шведскую песню, если память не изменяет, никто и не заметил нашей перепалки.
–Не лучшие времена?! Серьезно – громко засмеялся он, в его смехе были нотки истерики – да мой старший брат, когда я был твоего возраста, сделал мне подарок на мои восемнадцать лет, а знаешь какой?! Он всадил пулю себе в башку, прям на моих глазах! – он еще раз засмеялся и отпустил меня. В этот момент мой друг вышел из туалета.
–Ну, я думаю, уже досидим до конца. Я заметил на барабанщике шикарный вязаный шарф в цветах ирландского флага, надо будет докопаться до него, где такой нарыл…
– Ага, – сдержанно ответил я, практически протрезвев от разговора с новым собеседником, но мой друг это не понял. Он был достаточно пьян, заинтересован Ольгой, да и к тому же слишком долго сидел в туалете, чтобы лицезреть этого чокнутого в действии. Друг вернулся на свое место и продолжил общаться с Ольгой.
–Так вот, малыш, – продолжил тягучим голосом мужик – извини, что схватил. Просто не надо думать, что ты у нас тут один такой несчастный. Продолжим. И тут он снова изменился в голосе, но не до истерики: он просто стал более резкий – Мой брат выстрелил себе в голову как раз, когда я вернулся из школы. Представляешь, я вхожу домой, иду на кухню, а за столом сидит он. Слезы из глаз, жалкий вид и последние слова: «Позаботься о матери» и бам! Стреляет себе в голову: кровища по стенам и по столу, несколько зубов разлетелось по полу. От лица почти ничего не осталось: сплошные куски, обрывки языка, носа, глаза в кашу. Падает тем, что секунду назад было лицом прямо на стол с таким смешным, пустым звуком, – и тут он снова начинает смеяться – естественно, пустым, ведь там уже нет мозгов!
И тут он начинает смеяться еще громче, разворачивается к барной стойке, падает на нее головой, обхватив руками, всхлипывает. Затем снова разворачивается ко мне и произносит: «Его погубила его собственная работа, если по-честному… Дело, над которым он работал, но ты не мог об этом ничего слышать. Тот убийца орудовал не здесь, а резал людей в Европе. Как ты, наверное, понял, я – эмигрант. Ругательство в реалиях современной России, не так ли? Это долгая история, но мой брат хотел поймать того подонка, но, в итоге сам угодил в ловушку, из которой так и не выбрался.
Незнакомец тяжело вздохнул, слезы застыли у него на глазах. Он потянулся к стакану, когда я спросил:
–Почему вы не расскажите эту историю? – спросил я
–Ты действительно не врубаешься в ситуацию, – ответив он, убрав руку, – давай я устрою реалити-шоу на его могиле? Или, еще лучше: продам его останки на «E-bay»? Для меня, что продать его историю, что устроить вечеринку на его могиле – также отвратительно и аморально. С этими словами, незнакомец удалился, так и не выпив свой «Белый Русский». Ну, а я был слишком пьян и потрясен его историей, чтобы останавливать его и требовать подробностей о жизни и работе его брата.
Июля, 8 утра
Как же тихо. Стоишь на балконе квартиры своего друга на восьмом этаже и расплываешься в ярком свете солнца. P почти пустой. Лишь изредка по дороге проезжают автобусы и маршрутки вместе с фурами. Не писал здесь ничего около месяца. Впрочем, это уже не так важно. Вспомнить бы, каким образом я оказался на балконе в восемь утра? Ведь изначально я валялся на полу в гостиной с остальными, потом искал уединения на полу в ванной комнате, там приятный пол с подогревом, вообще люблю я спасть на полу на таких сборищах. А тут балкон и свет утреннего солнца. Как так вышло?
Да, в общем, я уже месяц в своем родном P. Все хорошо. Черт, тяжело писать. Надо придти в себя, отоспаться хотя бы пару часиков, помыться, а то я кочую, словно призрак из квартиры в квартиру. Веселые и бессмысленные ночевки, сборы, посиделки в компании старых друзей. Что может быть лучше? Особенно, когда в них начинают вальсом кружиться разного рода истории: веселые, грустные, сумасшедшие. Все это, естественно, приправлено алкоголем и прочей отравой, тут ничего не поделаешь. Ладно, не хочу лить воду. Приду в себя – напишу. Ну и бардак же мы устроили...
Часа дня
Проснулся. За окном совершенно другая картина: темно как-то по-осеннему, город затянуло самыми темными тучами, которые только были этим летом, дождь льет, как из ведра. При таком раскладе, придется мне остаться дома и, вместе с бутылкой ликера, написать, наконец, что же было.
Честно говоря, ничего очень интересного и захватывающего у меня не произошло. Все это время, с шестнадцатого июня, я просто слоняюсь с друзьями, где не попади: вхожу и выхожу через дверные проемы их квартир, не оставляя после себя ровным счетом ничего. Сплошная пустота. Пару дней назад, например, был у приятеля на даче. Его дача, знаете, – некий уголок в лесу, куда ты приезжаешь с большим рюкзаком, битком набитым дешевыми баллонами с пивом и упаковками с лапшой быстрого приготовления, готовишь все это дело и, где-то после двенадцати, после кальяна, который привез как раз-таки твой приятель, и под действием лапши и дешевого пива, ты орешь нецензурные выражения и отпускаешь разного рода быдло-шутки. Таким образом, из вас стремительно выходит весь накопившийся негатив. Это некий процесс очищения испачкавшейся личности. В этом деле, как и в любом, собственно, главное знать пропорцию. Нижеперечисленный алгоритм нужно завершить не позже двенадцати. Для начала, три-четыре миски наваристой лапши с бульоном, который потом обязательно выпить. Далее, если куплено три баллона по два с половиной литра, то половина из этого объема уже должна быть выпита точно. Затем кальян. Его нужно готовить тоже раза три, чтобы дойти до кондиции. Обязательно, при раскуривании, брать столько дыма, сколько позволяют ваши легкие, и обязательно все в затяг, чтобы в голове вместо мозгов была вата, а глаза обязательно должны быть насыщенно красные, как у наркомана. Выполнив все пункты данной инструкции, вы готовы к очищению. Теперь необходимо выйти из избы и дать волю эмоциям, и, где-то в третьем часу ночи, понемногу ложиться спать.
Вчера же, у нас все пошло не по нашему стандартному сценарию. Начиналось все как обычно. Мы встретились втроем: я, мой приятель и его друг детства, закупились всем необходимым у привокзального магазинчика и сели на электричку до его деревни.
Часам к восьми, мой друг понял, что оставил фольгу для кальяна в городской квартире. Мы порылись у него в избе, но ничего, кроме старых журналов и школьных тетрадей, не нашли. Ближайший ларек находился на другой стороне леса и закрывался в семь, поэтому мы отправились в старый сарай, где нашли такой же старый лист алюминия. Отрезав кусок, подходящий по размеру для чаши, мы проделали в нем несколько дырок гвоздями. Завершив операцию и вернувшись в избу, мы попробовали получившийся у нас кальян. Удовольствия было мало, вернее сказать, его вообще не было. Как будто куришь металл. Чистый металл, и все. Затем, на основе кальянного табака, мы начали делать самокрутки. Закурили одну, но ничего, кроме горечи и едва обожженной гортани не получили. Обстановка накалялась и мы решили использовать наш последний шанс. Мы взяли пустой баллон из-под пива, проделали сбоку дырку, а горлышко замотали бумагой из пачки сигарет и положили наверх горку табака, которую затем подожгли. Вообще, у нас было то, что на сленге, в определенных кругах, называется «булик», только вместо гашиша был табак для кальяна. И он, табак не принес в таком виде ни капли удовольствия. Мы включили телевизор, там как раз начинался выпуск новостей на «Первом Канале» и начали орать, что Крым наш и Обама – обезьяна, ведь львиная доля сегодняшних патриотов орет такие лозунги в таком же, или более печальном состоянии, в каком находились мы, а нам было весьма паршиво.
Знаете, я вот сейчас вспоминаю эту ситуацию и понимаю, насколько же становишься изобретательным, когда речь идет о том, чтобы одуреть на время. Как наркоман. Обида и горечь заключается в том, что, на самом деле, наркоманами мы и не были. Если наркоман попадает в такую ситуацию, подобное поведение, включающее в себя бурную работу мозга и нечеловеческую изобретательность, является нормой, но что касается нас, то мы были просто кучкой жалких неудачников, которые волокли свое жалкое существование, пока мимо нас уже начиналась жизнь. Именно с такими мыслями я пошел к другому приятелю на квартиру, где снова пил, только более дорогие напитки, курил и веселился, как мог до следующего утра, которое я встретил на балконе.
Иван Александров и Константин Луганский
На углу улицы Пушкина, в доме номер четыре, напротив театра, также названного в честь великого поэта, расположилась, так называемая «Светская Столовая Бульвар». Паршивое место, если честно, а «светского» от него столько же, сколько от моих семейников, простите мне мой французкий. «Бульвар», сам по себе, находился в невероятно живописном месте. Он как-то так удачно вписывался в общий ансамбль парка, что порой я снова чувствовал себя в Париже. Особую силу это чувство набирало в жаркие летние дни. Да, лето в разгаре: жара идет полным ходом, создавая нужную атмосферу. Полное погружение во Францию состоялось, когда мимо моего столика, что был расположен на летней веранде, прошел стройный мужчина лет пятидесяти с женой и серым пуделем. Внешне он был вылитый француз: очки в роговой оправе, однотонная пурпурная рубашка, светлые, льняные брюки и каштановые, с проседью, волосы. Я бы дал ему имя Поль. И жена у него была чистая европейка: тучная, с седыми волосы, одежда в светлых тонах и очки. Вообще, мимо «Бульвара» всегда проходило много хорошо одетых и приятных людей. Это было, своего рода, «тусовочное место»: случайное упоминание об обеде там, несомненно, привлекало внимание, даже если вы туда попали случайно и взяли лишь чай со штруделем.
Однако, помимо приятных людей, что часто появлялись в этом месте, были те, кто дежурили там постоянно. Те, из-за кого это место, по моему сугубо субъективному мнению, и являлось паршивым. Этих людей называют «валютчики». Эти стервятники лишь со стороны выглядят туповатыми голодранцами: в задрипанных джинсовых костюмах, выцветших рубашонках, рваных бриджах и сандаликах с носочками. На самом деле, их можно считать главными жуликами нашего города и нужно обходить стороной. Даже не думайте нагнуть валютчика и, уж тем более, подружиться с ним. Как только он вас прочтет, а у этих ребят техника чтения гораздо лучше, чем у вашего сына-двоечника, тут же разведет. И это неудивительно: это были призраки «лихих 90-х», и животы у них надулись не от простого сидения дома. Ведь еще каких-то двадцать лет назад, они стояли в малиновых пиджаках, в цепях и кольцах, с барсетками и стволами, и, под ритмы Газмановского «Ты морячка – я моряк», отжимали тот или иной бизнес. Сейчас у них нет ни стволов, ни пиджаков, но все еще есть барсетки, черные полиэтиленовые пакеты с американскими, европейскими и российскими «котлетами» и, конечно же, новенькие и дорогие «Джипы», припаркованные аккурат у «Бульвара».
Эти парни не имели установленного рабочего графика с девяти до пяти: где-то поутру, часов в одиннадцать, их предприятие уже работало полным ходом. Они ходили вдоль столовой с черными пакетами, время от времени заходили в соседнюю обувную лавку, обменивались другими пакетами с владельцем магазинчика и возвращались к веранде. Где-то ближе к полудню по улице, стабильно, проезжали либо черная «БМВ F01», либо «221-ый» черный «Мерседес», притормаживали у "Бульвара", сигналили валютчикам и уезжали. Лишь после этого наступал полдень, а вместе с ним и ланч. Мастера по приготовлению горяченьких котлет размякали и, скучковавшись по пять-шесть человек, начинали травить разного рода байки, предварительно бросив результаты своей работы по машинам и заказав по чашке чая с пирожком. До меня, как правило, доносились лишь обрывки фраз: «Да-да-да! По 110 за куб...», «Ну так, а что ты думал, да у него дом белым деревом, он по штуке Евро за квадрат скидывает...», «Так у меня ж кореша в РУВД, я дам и все нормально будет!», «Да мы его как! Он там и сразу...», «Семен Михалыч? Да, могу, значит мы с вами работаем один через один. Да, цена прежняя».
Не скрою, еще несколько месяцев назад, когда я еще не видел всей картины, у меня было в планах нагнуть кого-нибудь из них. Однако, во-первых, тогда мне было банально страшно, во-вторых, я прикидывал, что город маленький и меня найдут, в-третьих, от этой отчаянной идеи меня отгородил мой друг Константин Луганский, доступно объяснив, что с этими ребятами шутить не стоит. Он пришел как раз вовремя, в конце прошлого лета. Я тогда сидел на родительской игле и доза необходимого кайфа заканчивалась. У меня было много срывов по этому поводу, и после очередного психоза, меня послали, куда подальше со словами, опустив сапожную брань: «Хочешь веселиться? Заработай!» А я, знаете, редкостный сорт тунеядца. Ненавижу работать. В большинстве своем, стандартные работы утомляют меня. А когда меня что-то утомляет, я начинаю пороть халтуру. В тот день я пришел к Луганскому и изложил свою историю. Костя сказал, что он бы, на месте родителей, за такое неуважение, набил мне морду.
–Но мне не судить, на самом деле, Вань. Я сам пролетел у дяди в фирме и сейчас не знаю, что, где искать
–А другие фирмы там? По твоему профилю?
–Да это все пустота, ну чувак! Мы блин в P! Нормальных фирм, по моему профилю, нет. Можно, конечно, поискать, но вряд ли я что-нибудь найду. Что, мне на раскопки идти? Или на стройку?
Тоже тунеядец, как и я, на самом деле. Но он-то хоть старается, ищет, пробует, а я просто поджимаю лапки и лежу на диване. В общем, после той встречи, я вернулся домой и увидел, как родители заказывали что-то на всем известном китайском интернет - магазине. Так как мы в тот день поссорились с ними хуже обычного, я разогрел себе, что нашел в холодильнике и ушел в комнату смотреть какой-нибудь фильм. На следующий день я, чисто из любопытства, зашел на сайт того магазина и посмотрел, что куча китайского ширпотреба, за который здесь берут далеко не хилые деньги, отдается почти даром. У меня оставалось шесть тысяч последнего родительского денежного транша, который я, к счастью, не успел еще истратить. Я также знал, что и у Луганского что-то да найдется и, позавтракав, я сразу отправился к нему. Три тысячи из шести я, все же, потратил на бутылку дорогого, шотландского виски.
–Кость, мы в заднице. Работы по твоему профилю нет, я просто не хочу искать никакой работы. У меня есть три тысячи, у тебя – тоже. Мы все равно бы их продули за пару дней. Давай, хоть на этот раз, подумаем, что с ними можно сделать. Ведь через два дня нам новые деньги понадобятся.
–Так-то ты прав. Что предлагаешь?
–Покупать китайский ширпотреб за копейки и продавать его за рубли
–Чувак, да ты гений! Адам Смит, что б тебя. И что ты такого собираешься загонять?
Таким образом, и появилась идея закупить, для начала, дешевые, поддельные, китайские наушники «Beats Audio» по триста рублей за пару, а позже впаривать их не слишком умным школьникам. Ведь им, как раз, нужно было готовиться к новому учебному году, а модные «Американские Битсы», которые, случайным образом, выпали из грузовика – это именно то, что нужно безмозглому юному созданию. На этих клиентах мы заработали около девяти тысяч. Если считать, что мы вложили шесть, то я бы назвал это неплохим стартом.
Школьников мы выдоили до последнего, но тема китайского барахла была все еще актуальна. Мы покупали другую дрянь: пояса для похудания, платки, плавки и прочее тряпье, и очень неплохо заработали на этом. Когда денег было достаточно, мы, через своего человека в Эстонии, загоняли китайские товары уже в европейских интернет-магазинах и получали не рубли, а евро. Мы настолько увлеклись, что пустили остальные дела в крутое пике и, после несданных зимних сессий, закрыли лавочку, ибо родители умеют доступно опускать тебя с небес на землю.
К весне все учебные дела были решены: у нас не осталось долгов, и мы успешно выходили на летнюю сессию. Но осталось кое-что другое – немного китайского мусора, который нужно было сплавить не за «бесплатно». Наш человек в Эстонии ударился в любовные тяжбы и, после того, как он нас в очередной раз отфутболил, мы прекратили с ним сотрудничество и вернулись к рублям.
И вот сейчас, после успешно сданной летней сессии, я сижу на веранде в «Бульваре», гляжу на валютчиков, пью чай со штруделем и жду Луганского. Он должен продать последнюю безделушку какому-нибудь простофиле и подъехать ко мне, чтобы мы спокойно посчитали свой доход и прикинули, как действовать дальше.
Минут пятнадцать спустя, валютчики начали понемногу разъезжаться. Они всегда покидали свое рабочее место где-то после часа, приблизительно, минут на сорок. Стоило кортежу из «Джипов» удалиться, как тут же, на их место, со звериным ревом влетела красная «Мазда» Кости. Он вышел, поприветствовал меня и пошел в столовую заказывать еду.
–Ну что, последняя китайская дрянь ушла с молотка?
–Наконец-то! Ты просто не представляешь, как было сложно впарить китайские «Адидасы». Он и рассмотрит, и понюхает, и внутрь заглянет. Еще и ценник попытался сбить. Я уже хотел предложить ему сводить их в ресторан, а потом пригласить на кофе. Все-таки сбил ценник до полутора. Хитрый черт.
–Ну ладно. Тема китайских магазинов была хороша, конечно, но с такими темпами, нам надо сворачиваться
–Капитан! Что еще мне интересного расскажешь? Мне кажется, мы даже тридцатку на этом не подняли.
Костя достает из кармана пиджака скудненькую, тощую, словно человек больной анорексией, пачечку переливающихся синих, с реденьким вкраплением желтоватых, бумажек и начинает считать.
–Ну, как-то не очень. Я бы сказал, это полный провал. В общем и целом, за четыре месяца тяжелого труда, я поднял 14.250.
Я не мог в это поверить. Конечно, мы тратили часть заработанных денег на очень дорогое веселье, однако такой скудный остаток стремительно окрашивал мою кожу в цвет шоколада с, содержанием какаю 99%, одевал меня в потрепанный джинсовый комбинезон с губной гармошкой в кармане и отправлял в поле. Мои ладони стремительно потеют, я начинаю тянуться за конвертом со своими деньгами и понимаю, что я не хочу его доставать. Черт, он все еще на дне рюкзака. Спокойно, Ваня: два, четыре, девять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, сто, двести, пятьсот. Все.
–13.700, – выдавливаю я из себя, – нет слов.
–Да, друг мой, мы как-то облажались
–Не, ну, с другой стороны, сколько мы потратили? Ты прикинь. Особенно ближе к зиме, когда евро получали
–Так-то да, но все равно, это рабством отдает, а мы еще и чуть из универа не вылетели. Не, Вань, я соскакиваю. Сегодня же вечером буду умолять дядю хоть куда-нибудь меня пристроить. Серьезно, чувак, я, когда год назад по подвалам ходил проводку менять, по пояс в крысином говне, и то больше заработал. Завтра же в офис на ковер, а там...
– Ну, погоди! Печенье «Oreo». Слышал что-то про него? Это новый тренд, парень! Целевая аудитория – наши любимые тупорылые школьники, плюс, не сильно умные взрослые. Заказываем, условно, «Газель» этого печенья, покупаем холодильник, забиваем его, ставим в одном из супермаркетов в городе, предварительно, договорившись с администрацией магазина и дело в шляпе! Ну, правда еще надо будет попросить кого-нибудь следить за холодильником, но это не главное. На худой конец, Вовку попросим – он сейчас все равно здесь разлагается.
–Гм..., с высокой саркастической нотой, закурив сигарету, протянул Костя – и сколько нам будет стоить это предприятие, дружок?
–Ну, холодильник с рук – не проблема, плюс, заказ машины и печенья, плюс Вова – не сильно отличающийся по уровню развития от школьников. В общем и целом, грубо, тысяч двести, но это мы еще увидим...
–Ничего мы не увидим при таких суммах. Чувак, ты, вроде с головой дружишь, а послушаешь тебя – перепугаешься до седых волос. Ну, какие двести тысяч?! Откуда ты их возьмешь? Не, Вань. Ищи работу, я тоже завтра пойду.
Похоже, это веселое приключение подошло к концу. Ох, не хотел я вляпаться в эту восьмичасовую однотипную кучу навоза, да выбора, похоже, нет. Не знаю, вы, может, со мной не согласитесь, но работа строго с девяти до пяти в какой-то государственной структуре никогда не принесет вам желанных денег, друзей и влияния. Этот мир управляется делягами: в P – это валютчики, в Москве – толстосумы в Белом Доме и так дальше, до трех-четырех самых богатых семей мира, которые и заказывают всю музыку. Есть, конечно, вариант пробиться в частные корпорации, но там ненормированный рабочий день, что чудовищно вредно для пищеварения, к примеру, да и все места заняты.
К слову о пищеварении: вот и милая, рыжеволосая официанточка несет Косте тарелку с супом. Он бросает сигарету в пепельницу и начинает есть. В следующую секунду, легкий стук ложки о тарелку и приятное причмокивание от наваристого борща со сметаной, возмутительно перебивается гнусным, хриплым и полумертвым мотором и, не менее гнусной и хриплой, сероватой «Ауди». Машина, на вид, была восьмидесятого года, и, судя по состоянию, не ремонтировалась с этого же времени. Она раскорячилась прямо за Костиной «Маздой». Из машины вышли два парня, примерно, нашего возраста в костюмах-двойках, без галстука, от местной ткацкой фабрики. Однако гордости в глазах у этих ребят было так много, будто на них наряды от кутюр. Они заходят в столовую, заказывают еду и садятся за столик рядом с нами.
И тут, я краем уха улавливаю, что эти детишки обсуждают разводку.
–В общем, дело – верняк. Он уезжает сегодня в Ригу на день рождения дочери, к вечеру, будет готовенький. Звоним ему, представляемся неким,– пауза,– Ко-со-ла-по-вым, гм, да, ну и фамилия... спрашиваем про пятьдесят тысяч
–Почему именно пятьдесят? Мало как-то. Тема рискованная, давай хоть сто попросим?
–Невозможно. Может заподозрить что-то неладное. Он хоть и увалень с жировой прослойкой вместо мозгов, но после такой суммы, даже пьяный, может догадаться позвонить Косолапову. Поэтому, пятьдесят. Да не переживай, механик, который мне эту информацию сплавил, Сосков, кажется, говорит, что есть куча схем для развода...
... Автомеханик моего отца, оказывается, в курсе мелких афер, вроде этой, сплавляет информацию каким-то прыщавым придуркам, а я даже об этом ничего не знаю... Надо было действовать. Я подал сигнал Луганскому – мы, порой, можем переговариваться глазами. Он, конечно, сразу дал заднюю на мою идею, но потом поинтересовался, как я собираюсь отобрать у них эту тему. «Испуг», – ответил я – «Я беру того, что ближе, ты – того, что с усами девственника. Разыгрываем «Бедного Родственника». Погнали». Я вскакиваю, словно подстреленный, резко хватаю за шиворот одного недоумка с криками: «Стоять!», второй резко вылетает из стула и пытается скрыться, но Костя его останавливает. Мы выводим их во дворы, что за столовой, ставим к стенке: пара легких ударов в корпус, без фанатизма, а затем допрос в лучших традициях подвалов Лубянки:
– Кого это вы нагнуть хотите?! Вы что, краев не видите?!
–Никого! Вы все не так поняли! – начинает скулить Синий Пиджак
– Мы просто работаем на одного человека, и все, – дополняет Девственник – щедрый человек, помогает таким, как мы...
–Имя, быстро! Радужный дуэт, что б вас!
–Олег... Левченко... Он...
–Не, ну ты слышал?! Эти жертвы аборта хотели моего дядю нагнуть!
–Да чего ты нянчишься? Звони дяде и все! Отвезем эти туши, и пусть сам разбирается...
–Не надо! Прошу! Мы все поняли... не надо к дяде! Мы...
–А что такого? Он же «увалень с подкожным жиром вместо мозгов!». Не бойтесь, вам ничего не грозит, ну, как я думаю. Так, где телефон? Вот. Ага «Дядя»...
–Прошу вас! Отпустите! Мы ошиблись! Глупые, обознались! Делайте, что угодно, только отпустите!
Да, душонка, что у одного, что и у другого гораздо слабее, чем я предполагал. Сегодня явно наш день, Луганский. Господи, да они же сейчас испортят свои костюмы, купленные за мамкины деньги. Ладно, с них хватит, надо заканчивать.
–Ошиблись... Да, людям свойственно ошибаться. Значит так, нежданчики мои, выкладывайте, кто вам слил всю информацию, а не то запишем в сборную по плаванию с грузом.
–Сосков это! – кричит Девственник,– механик! У него автосервис в K. Он нам все выложил!
Ребята говорили правду. Мне даже их жалко стало на секунду. Слишком сильно, наверное, мы набросились.
–Вот черт! Ну, это просто фиаско! Мой дядя у него машину чинит, а эта скотина, через левых людей, его грабит!
–Едем в K?
–Да, надо бы перетереть с ним
–А что с этими?
И тут я собираю в кучу свой самый зверский и холодный взгляд, пробиваю еще разок корпус, хватаю за ворот рубашки Синий Пиджак, а дальше очередная импровизация:
–В общем и целом, друзья мои, хочу сказать, что положение ваше далеко не идеальное, и ближайшие дни вы точно не будете пить коктейли с соломинкой на пляже в свой медовый месяц. Я вам настоятельно рекомендую больше никогда здесь не появляться. А иначе, я устрою вам медовый месяц так, как я его вижу. А мои флюиды показывают мне лишь соломинку, серые холодные стены и капельницу, новобрачные мои. Поэтому валите отсюда!
Как только мы их отпустили – они рухнули на землю. Лица у обоих были белые, со лбов ливнем шел пот, а в глазах был животный, неподдельный страх без признаков интеллекта. Они посидели еще несколько секунд на асфальте, затем медленно поднялись, взглянули украдкой на нас, и, залитые соплями, слезами и слюнями, сломя голову, побежали к своей машине. Отряхнувшись, мы посмотрели вслед их развалюхе и направились к Костиной «Мазде».
–Да что с тобой не так?! – Начал Костя, сев за руль, – Какого черта ты здесь избиение младенцев устроил?! У нас же могут быть теперь большие неприятности! Кто знает, может у них родственники где-то наверху!
–Расслабься, парень, все на мази. Я, когда в этом районе по выходным на велосипеде катался, видел их украдкой. Только они были в каких-то тряпичных накидках, в кепках и с флаерами. Просто ребятам надоела псиная работа, и они решили поиграть во что-то более серьезное. Ну, посмотри на них! Ну, разве по ним скажешь, что они сынки каких-то местных депутатов? Да если и так, то за нами бы уже сейчас приехал черный «Гелик», и последнее, что мы бы увидели в своей никчемной жизни – дверь его багажника.
–Успокоил, так успокоил. Вообще-то черный «Гелик» может пристроиться за нами в любой момент. Черт, теперь неделю точно буду ходить, и ездить по городу «на измене», оглядываться, как параноик...
–Все в порядке, твоя паранойя стоит пятьдесят тысяч, которые могут быть у нас уже завтра. Поехали в...
–Вот это точно нет! Ты что, серьезно думаешь, что они нам сказали правду? Да с таким допросом, они могли придумать все, что угодно со страху! Фамилия вымышленная: Сосков, твою мать, озабоченные какие-то... Мастерская в гребаных K! Да там человеческая цивилизация даже не зарождалась!
–Вообще-то, не стоит думать, что Олег Александрович Сосков – вымышленный персонаж. У него действительно есть своя мастерская в K.
–И откуда же у тебя такая уверенность?
–Уверенность моя, друг мой, от моего отца, который является бывшим одноклассником и хорошим другом вышеупомянутого О.А., поэтому успокойся и заводи мотор. Курс на K.
Поиск по сайту: