Дневник Владимира Семенова. Сегодня я проснулся довольно рано, часов в восемь

Июля

Сегодня я проснулся довольно рано, часов в восемь. Не было балконов на квартире у друзей, лишь тусклый солнечный свет, который никак не мог пробиться через мои плотные, изумрудные шторы. Похмелья, в физическом смысле, тоже не было: наступило какое-то внутреннее похмелье. Прояснение и осознание того, что живешь в заднице, и нужно с этим что-то делать. Меня разбудил отнюдь не телефонный звонок, хотя, признаться, он тоже сыграет определенную роль, но чуть позже, а в восемь утра на мне не оставила живого места вонь, страшная, пронзающая вонь, которая подкараулила меня у постели и избила до полусмерти. Эта тварь была везде, ее облик менялся каждую секунду: подкралась, словно змея, разорвала в клочья, как медведь, нагадила, как не гадят скунсы, а потом рысью умчалась восвояси, оставив меня захлебываться в собственной тошноте. О, да, не успел я встать с постели, как меня начало штормить, как какого-то юнгу на корабле, невозможно было дышать, потому что воздух, каким-то образом просто скис, а от каждого судорожного вздоха я ощущал, как разъедаются мои легкие. Согнувшись в три погибели, я направился к окну: это были самые страшные и тяжелые полтора шага в моей жизни, ведь я мог отключиться уже на старте. Весь пол был завален пустыми бутылками из папашиного бара, пачками из-под всякой дряни, вымоченными в масле, и еще в чем-то, но это было не самое страшное.

Когда я доковылял до окна, чтобы открыть форточку и шторы, и пустить, наконец, солнечный свет, вместе со свежим воздухом, я, невольно, перевел взгляд на цветы на подоконнике, которые ясно дали мне понять, что я еще и разучился пользоваться туалетом. Да, скорее всего, от этого они и сдохли. Ладно, вечная память... Да вашу ж мать! Лучше бы я не открывал шторы: они как-то скрывали весь ужас, оберегали меня, как могли. Хотя, с другой стороны, всегда лучше горькая правда.

Похоже, я так и не добрался до душа – об этом говорила пустая бутылка «Bushmills», валявшаяся у входа в комнату, настоявшийся, крепкий запах пота, и, какая-то липкая лужа, типа застывшего пива по всему телу. А также пожелтевшие, и, постепенно приобретавшие ржавый цвет, трусы, сальные сосульки вместо волос, прыщи и зубы, такого же цвета, что и трусы.

Тем не менее, при всем этом, выйдя из своей комнаты, я не свернул налево, по направлению к душу – нет! Я откопал в гостиной старые спортивные штаны, футболку, достал из шкафа кроссовки – все перечисленные предметы одежды имели самый презентабельный вид, взял телефон, и под «O, Children» Ника Кейва пошел на стадион, пробежаться.

Как же хорошо! Видимо, сегодня ночью прошел дождь – воздух, как никогда, был наполнен свежестью, с легкими и приятными ароматами деревенского луга. На третьем круге меня догнала изжога, вслед за ней – боль в боку и, наконец, с криками: «Эй, смотри на мою спину, слабак!», обошла отдышка. На сегодня с физическими нагрузками все, нужно, наконец, добраться до душа.

Я мылся где-то час-полтора, не меньше, и столько же потом мыл ванну после себя, благо все возможные химикаты для мытья раковин, ванн, туалетов и прочего, стояли аккуратненько в шкафчике, хотя я мог бы и их выпить. К слову, туалет и ванная были самыми чистыми местами в квартире, в остальном – да, была жуткая грязь и просто-напросто большая свалка ядерных отходов, однако, справедливости ради, стоит заметить, что ничего, из элементов декора, не пострадало: ни мебель, ни обои, ни шторы. Лишь за утро я вынес пятнадцать шестидесятилитровых мешков с мусором. И это я только убрал гостиную, и только от разных сосудов. Добравшись до кухни, счетчик мусорных мешков перевалил за двадцать и на этом остановился – мешки кончились. Не беда: пылесос и швабра в помощь. И тут все закипело: на полках снова стали появляться яркие и счастливые семейные фотографии, в окна влетели солнечные лучи, вернувшие дому прежние яркие и теплые цвета. Привычная атмосфера уюта с триумфом возвращалась сюда, но нужно еще многое сделать: я еще даже не притронулся к своей комнате.

Примерно к шести часам, мне почти удалось восстановить прежний шикарный вид квартиры. Это стоило огромных усилий, но я сам довел ситуацию до такой степени кошмара. Оставался последний вопрос: что сделать на ужин? Что ж, пожалуй, ризотто с грушей и горгонзолой, в сочетании с белым полусухим вином, подойдет лучше всего. Теперь о звонке. Их было два: один, сразу после пробежки, от начальника – он интересовался, все ли со мной в порядке и добавил, что есть новый заказ для меня. Попросил подъехать завтра. И, собственно второй звонок, вернувший меня к жизни, открывший глаза: звонок от Насти, как всегда, с нежным «Владечка» в конце.

Июля

Это моя последняя запись здесь. Я ухожу отсюда и, надеюсь, больше никогда не вернусь. То немногое, что я написал в этом дневнике, являлось отдушиной. Простой отдушиной, а если осмелиться и сказать правду, то простым бабским нытьем, переживаниями из дешевых мыльных опер, которые, на самом деле, и ломаного гроша не стоили.

Когда я все перечитал на трезвую, вымытую голову, мне стало противно и стыдно. Я бы хотел принести свои извинения тем, кто вдруг найдет эти записи: они просто ужасны, но я бы хотел их сохранить, для, своего рода, сравнительного анализа. Что ж, на этом, думаю, все.

Ностальгия

Весьма насыщенный день. После вчерашней уборки, я вернулся в свой привычный ритм: в восемь утра пробежка, комплекс упражнений, завтрак, душ, изучение итальянского языка, книга по теории вероятности и математической статистике для легкого чтения, первые наброски для новой истории – не знаю, что будет, пока это просто воздух, затем работа и, под конец, встреча с моими старыми друзьями. Начальник не обманул: заказ действительно серьезный, можно сказать, рискованный, но за него мне заплатят солидные деньги, а это самое главное. Большего сказать не могу, и это неудивительно: я провалялся дома чуть меньше месяца, в то время как Костя и Ваня веселились, как могли на просторах P.

Я этих чертей знаю: с Костей мы вообще с первого класса вместе, я даже помню, как с ним познакомился. Он подошел ко мне, смешной, рыжий, пузатый, протянул руку и сказал «Привет, я Костя. Давай теперь помогать друг другу!». С тех пор, так и держимся вместе. Что касается Вани, то, в сравнении с Костей, он новый человек. Однако, обладая какой-то своей харизмой и обаянием, и нечеловеческим умением болтать и внушать неподготовленным умам свою правильную позицию во всем, он уже завоевал свое место за нашим семейным столом в интересном звании «Недородственник».

Сейчас, по причине обоюдной занятости, мы редко встречаемся, чтобы поговорить «За жизнь», но сегодня с утра, эти два балбеса позвонили мне и предложили встретиться, мол, они только вернулись из Таллинна, оставив там немало денег и повеселившись на славу. Мне было любопытно их послушать. Они предложили встретиться в их излюбленном «Бульваре», но я категорически отказался: не желаю иметь ничего общего с тамошним контингентом. Я и к ним стал хуже относиться, когда узнал про их дела с китайским интернет-магазином. Тем не менее, они – мои друзья.

Мы встретились на нейтральной территории: в кофейне, расположенной недалеко от торгового района города. Не стоит, после фразы «торговый район» сразу представлять пышный восточный базар. Речь идет о P, и я не перестану напоминать об этом для, своего рода, нагнетания обстановки. Так вот, торговый район города P представлял собой медленно умирающий, маленький рынок постсоветской эпохи со старыми, ржавыми, сломанными и недоломанными прилавками – торговыми рядами эту свалку не назовешь – в которых одни алкаши ночевали, а другие – справляли нужду. Об общей отсталости еще одного провинциального города, можно писать долго, вспоминать, что при входе на рынок, все еще, стоит типичная пивнушка для вышеупомянутых слоев населения, которая называется «Два Капитана», при этом, не имея ничего общего с интересным романом Вениамина Каверина, а на выходе расположилась палатка с краденым золотом и прочей бижутерией.

Однако стоит свернуть за угол, и перед вами предстанет вполне благородная, аккуратная как снаружи, так и изнутри, кофейня «Кофеин». Зайдя в нее, также можно учуять что-то из прошлой эпохи. Разница лишь в том, что сломанные прилавки наводят тоску, показывая реальную картину вещей, а «Кофеин» – это своего рода, отретушированная ностальгия. Вы открываете весьма громоздкую деревянную дверь, которая вполне могла стоять в подъезде одного из типовых домов, и сразу видите большой телевизор, на котором показывают культовую классику советского кино. Стены, сделанные под неряшливый, грубый камень послевоенных коммуналок, увешаны балалайками, фуражками, костюмами, кителями, перекошенными картинами в стиле «Модерн», полками с томиками Есенина, Маяковского, Горького и Цветаевой. По всей барной стойке, что была по правую руку, была проведена сетка рабица, за которую, в хаотичном порядке, зацепились значки, булавки, пионерские звездочки, старые газеты, столовые приборы и многое другое. Вообще, засчет такой атрибутики, это место рисуется в винтажно-бурых тонах с ароматными нотками пожелтевших от времени, книжных страниц, которые, время от времени, вклиниваются в общий запах свежей пиццы. Вот тут легкий диссонанс, впрочем, не важно.

Я сел за свой любимый столик: в углу рядом с окном, на котором красовался бюст Ленина, спрятавшийся за старыми узорчатыми занавесками. Рядом со мной находился деревянный комод на четырех ножках, на котором стояла старая радиола «Урал-111» от 1969-ого года, старая пишущая машинка, на которой лежали томики с трудами Ленина и маленький шкафчик со стеклянными дверцами, через которые можно было увидеть потрепанные книги и фотопортрет Сергея Есенина. Деревянный стол, испещренный старыми советскими купюрами и монетами, освещала керосиновая лампа, создавая атмосферу уюта перед встречей с друзьями.

Они вошли, слегка пошатываясь, изрядно измотанные, но увидев меня, немного оживились. Ваня, притом, что до этого был тучным парнем, еще прибавил в весе, состриг свой хвост, который уже чуть ли не до пояса доходил и приобрел новую «гавайскую» рубашку и светлые бриджи к ней. Костя же, в более дорогой, местами даже брендовой, одежде, которая все равно не могла скрыть его пивное пузо, ничуть не изменился: такие же короткие, ржаво-рыжие волосы, щетина алкоголика и томный, похмельный взгляд который прояснялся при виде меня.

–Ну, здравствуй, Вовка, – поприветствовал меня Костя в расплывшейся теплой улыбке, – как ты тут?

–Привет, Кость, нормально, в принципе...

–Вова! Иди, обниму!!! – накинулся на меня Ваня, как всегда, жизнерадостный на грани сумасшествия, – как твое ничего?

Мы сели за столик, заказали две пиццы и два пива – Ваня был за рулем.

–Вов, ты даже как-то неплохо выглядишь. Когда мы последний раз встретились, ты был в, весьма, подавленном состоянии...

–Ну, Кость, вспомнил, это когда было-то? Сколько уже времени прошло? Кое-что поменялось: я устроился на работу, забиваю себя кучей хобби, понемногу пишу. Как могу.

–О, молодец, Вов, подрос, – улыбнувшись, сказал Ваня, – где работаешь?

–Да, курьером: мотаюсь на машине туда-сюда...

–Молодец. Как твои дела с Настей? Она приезжала?

–Да никак, Кость. Нет, не приезжала: вечно какие-то дела, но теперь занят я, да и смысла особого это не имеет. Уже, считай август, четвертого я улетаю к родителям в Канны: мы там с ними, моим дядей и его женой отметим их годовщину. Фарфоровая свадьба, двадцать лет совместной жизни. Как им это удается? Вот, а потом уже середина августа, возвращение в учебу и прочая лирика.

–Ничего себе у тебя планы!

–Магнитик только привези, ладно?

–Конечно, Вань.

–А твои родители сейчас дома? Ты же сказал, что они уехали куда-то? – спросил Костя

–В том-то и дело: они уже там. Уехали еще в июне, пока я последние экзамены сдавал. Дядя ведь женился шестого июня, так они у него еще и на свадьбе погуляли, потом покатались по Ривьере. Сейчас должны быть в Баден-Бадене у папиного друга, а второго уже опять в Каннах. Я вчера с ними разговаривал.

–Блин, Вов, усыновите меня, а? Я уже недородственник. Могу на коврике спать, по углам не гажу.

–Эй, чувак, это место занято так, Вов? Мы ж с первого класса вместе!

–Да ладно вам, парни. Я-то здесь... Если бы родители меня пичкали по максимуму, я бы уже не жил в этой стране. Хорошо хоть, что, пока еще, за порог дома не выгоняют. Я же должен всего достичь сам.

–На самом деле, Вов, они правы. Тебе грех жаловаться: хоть они тебе долларами стены не клеят, но все равно делают много для тебя

–Я знаю, Вань, поэтому не имею к ним претензий. Да я им благодарен за все! Ну ладно, это не важно. Я в порядке, но мне реально нечего рассказать: я почти весь июль провалялся дома, иногда забегая к друзьям на квартиру. Что у вас-то? Китайские тряпки все еще покупают?

–О, чувак, ты даже не представляешь, как отстал от жизни! – слегка повысив тон, для более эпичного повествования, начал Костя, но в этот момент нам принесли наши пиццы и пиво.

–Приятного аппетита, господа! Так, что у тебя там за история, Кость?

–Расскажем ему все, или упустим пару моментов?

–Давай все: он же наш друг

–Ладно. В общем, мы уже бросили тему китайских интернет-магазинов и взяли более прибыльную, финансовую работу...

–Интересно, что ж это за работа

–Ну, можно сказать, что мы устроились бухгалтерами. Серьезно, Вов. Я сам до конца не верил, что у нас все получится в этом ремесле, но, благодаря Ване и его подходу к делу и невероятной силой убеждения результат превзошел ожидания...

–Ну да, я умею убеждать, впаривать, и горжусь этим! А что в этом такого? Вообще, если бы я не нашел что-то другое, то вполне мог бы ходить по квартирам и разговаривать с людьми о... Боге, например. Серьезно, мой сосед как-то предложил мне этим заняться, когда я продавал ему свой старый телефон

–Да. Как-то так. В общем и целом, с затеи Вани мы заработали неплохую сумму, на которую неплохо повеселились в Таллинне...

–Представляю себе. У тебя в Эстонии как медом намазано, Луганский! Расскажите хоть, в общих чертах

–Ну, сначала мы погуляли в Тарту – у меня там есть пара друзей. В общем, в первый же день мы напились «Минту» в центре города, на площади у ратуши...

–«Минту»? Что за дрянь?

–А ты не знаешь? Ничего себе. Ты прав. Прежде всего, «Минту» – это страшная дрянь, а страшна она своим коварством. На запах – это мятные карамельки, на вкус, как ты мог уже догадаться, это тоже мятные карамельки. Таким образом, ты пьешь ее, как сироп, и именно в тот момент, когда тебе кажется, что тебя обманули, и ты вовсе не пьян, ты начинаешь блевать дальше, чем видеть. Серьезно, чувак, у меня нет ни одного друга, у которого знакомство с «Минту» прошло без последствий. Живой пример – мой друг Коля, который в тот вечер заблевал всю площадь в «Старом Городе». Я пытался его остановить, но это было бесполезно

–А Ваня?

–А что Ваня? Мне и так весело было со стороны за всем этим наблюдать. Ты расскажи дальше, как мы дотащили Колю до машины, поехали к твоей знакомой и застряли в лифте.

–Да, Ваня ликер пил. Когда Коленька открыл вторую бутылку, потому что одной ему было мало, ибо рвотные массы все никак не заканчивались, мне позвонила одна моя подруга и сказала, мол, у нее кальян в общаге, соседей нет, можно придти, провести хорошо время. Мы погрузили Колю в машину. В его машину, на которой он приехал в центр Тарту, чтобы встретиться с нами и упиться до беспамятства, чертов гений! Так вот, мы доехали до общаги, оставили машину на подземной парковке, и, не успев дойти до лифта, потеряли Колю. Обернулись, а он уже прыгал и танцевал на крыше новенькой «Ауди» с криками: «Хочу еще! Хочу кататься!» Я сразу же побежал к нему, пока, не совсем трезвый, Ваня лежал на парковке, захлебываясь от смеха. С большим трудом, мне удалось стащить его с крыши, но когда мы уже подходили к лифту, пьяные глаза Коли зацепились за прицеп, который стоял сзади нас. Он вырвался и залез в прицеп с криками «Вань! Это же качели! Покачай меня!». За двумя я не смог уследить, поэтому в ту же секунду Ваня взял прицеп с Колей и стал его качать. За что боролся – на то и напоролся...

–Козел! Это была новая рубашка, а у него прямо второе дыхание открылось. Я даже и подумать не мог, что в нем еще что-то осталось...

–Ваня, Коля выпил бутылку «Минту», заблевал весь «Старый Город». И после этого ты стал его качать в прицепе... Что-то тут не так, тебе не кажется? В общем, мы вдвоем вытащили его из прицепа и потащили в лифт, но там он продолжил шалить.

–Мировой человек... Я даже боюсь представить, что произошло дальше...

–В принципе, ничего интересного. Просто, когда мы уже поднимались, в Колиной голове что-то щелкнуло: ему стало резко некомфортно в лифте, и он решил этой самой головой пробить себе путь к свободе: почему бы и нет? Только проблемка была в том, что он переусердствовал и сломал лифт. Свет погас, связи нет, что делать – непонятно. Через минут пятнадцать, нас, к счастью вызволили, но Коля даже там оставил свой след в назидание потомкам. У подруги мы покурили кальян и «шишки», Коля, сначала, загнал себя в депрессию, оттого, что не умеет общаться с пауками, потом оттого, что забыл букву «А», и, в конце концов, тихонько скуля, уснул в уголке. В принципе, больше рассказывать особо и нечего. На следующий день мы поехали в Таллинн, где продолжили развлекаться. На родину вернулись сегодня утром, чуть не опоздав на поезд. На границе меня раздели, чуть ли не до трусов: проверяли, досконально, не везу ли я домой что-то запрещенное, и только после этого мы сели в машину моего папы и проспали всю дорогу, как убитые.

–Да, интересная вышла у вас поездка. Странно, что мы с вами как-то не пересеклись: я совсем недавно тоже был в Таллинне, но не в алкотуре, как вы, а просто ездил друга навестить.

–Честно, Вов, мы бы не хотели, чтобы ты нас увидел в таком виде и такой компании...

–Твое доброе сердце этого бы не выдержало.

–Да ладно вам, успокойтесь. Как будто я сейчас первый раз такую историю услышал: вы же постоянно рядом с алкоголем, странными знакомыми и подругами с кальяном и травкой...

–С «шишками», Володь. Это немного разные вещи

–Не суть.

И тут повисло неловкое молчание. Мы поняли, что больше-то рассказывать особо нечего – сейчас у каждого своих забот полно, каждый работает, где и как может, поэтому обсудить злого начальника не получится. Поговорить о кино – тоже сомнительно. Сейчас ничего толкового в кинотеатрах не идет, да и какие кинотеатры, если есть «Торренты»? Поговорить о Насте, так это надо Ване все с самого начала рассказать, а начнешь рассказывать – опять накроет, и снова полезу в дневник для нытья, да и я привык эту тему обсуждать у Луганского за бутылкой виски. Лучшим вариантом было достать телефон, глянуть на время и сказать: «О, ничего себе мы засиделись! Ладно, бывай! Созвонимся, спишемся!», но на столе еще лежала недоеденная пицца, и стояло недопитое пиво. Поэтому я возобновил разговор, рассказав все-таки про поездку на дачу и про пару посиделок на квартире. Ваня и Костя посмеялись, но восторга или удивления в этом смехе не было. У меня их история тоже не вызвала восторг. Как-то уже начинаешь уставать от такого рода пьяных похождений. Раньше было как: Ваня или Костя приезжали из Эстонии или из Петербурга и взахлеб, перебивая друг друга, рассказывали, как они попили это, как покурили то, и каковы были последствия. Я это слушал с горящими глазами, развесив уши, мечтая о том, что когда я попаду на такую тусовку, мир для меня засияет яркими красками, о которых мы втроем будем вспоминать с улыбкой. Я попадал на их тусовку не один раз, и все время чувствовал что-то не то: нет, ребята там были классные, но мы словно на разных языках говорили. Вот и сейчас, примерно, такое же чувство – усталости и тоски.

После еще пары пьяных историй, мы, доев пиццу, допив пиво и расплатившись по счету, вышли из этой замечательной кофейни и разошлись по разные стороны: Костя с Ваней сели в машину и поехали в сторону центра города, а я пошел домой.

Вечер закончился не на самой веселой ноте, но в нем была интересная деталь, не дававшая мне покоя: почему мои друзья мне соврали? Бухгалтеры... Такой наваристой лапши я уже давно не получал. Чем квасить в Таллинне с сомнительными людьми, лучше бы придумали что-то правдоподобное. Обидно, конечно, но я их не виню: они не видят дальше собственного носа, ведь если бы видели, начали бы разговор не с пьяных историй, а с нелепой разводки Олега Левченко на пятьдесят тысяч. Хотя, им даже в голову не придет, что я все знаю.

Поиск по сайту: