АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Внезапное нашествие варваров, избиение нескольких святых иноков, пленение Феодула, сетование святого Нила в уединении и утешение его

Читайте также:
  1. Барабанная перепонка состоит из нескольких слоев.
  2. Внезапное расширение.
  3. Внезапное сужение потока
  4. Глава 24. ВО СВЯТОМ СВЯТЫХ
  5. ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА
  6. Дифференциальное исчисление функций нескольких переменных
  7. Исключения. Обработка нескольких ошибочных ситуаций.
  8. КОЛЕДЖ СВЯТОГО АНДРІЯ
  9. Монголо-татарское нашествие на Русь, его особенности и последствия. Борьба русский земель за независимость в 13-14 веке.
  10. Наделение дарами для совершенства всех святых
  11. Нравы и религия аравитян; также добродетели и труды святых пустынников, подвизавшихся при горе Синайской

«Но между тем как отшельники сии, в таком расположении духа, усердно служат Богу, внезапно, сверх чаяния, подобно буре, нападает на них откуда-то варварская дружина: и в глубокое утро сии беззаконные устремляются на богочестивых, едва только окончивших священные песнопения. Случилось, что и я с сыном был там же, сошедши со святой горы посетить живших при купине святых, как привык сие делать издавна. Варвары, подобно бешеным псам ворвавшись и крича что-то непонятное, собирая все, что было заготовлено для пропитания в зиму (ибо монахи сушат и сберегают на такую потребность древесные плоды, которые годны в пищу и могут долго сохраняться), и нас самих заставив носить это, выводят из церкви. И тех, которые старее годами, совлекши с них платье, нагих ставят в ряд для убиения, потом, окружив их с яростию и искоса бросая на них огненные взгляды, извлекают мечи.

Сперва приказывают протянуть шею иерею святого места, и стоявшие около него, которых было двое, наносят ему мечами удары, не оба вдруг, но один за другим, с той и с другой стороны, поразив в затылок. Иерей не произнес жалобы на боль, не показал смущения в лице, не обнаружил и следа страдания, но только положил на себе крестное знамение и тихо произнес устами: «Благословен Господь!» Первый удар, от затылка прошедши чрез ухо, достиг до челюсти, а второй от плеча простерся до груди. И таким образом блаженный, тихо восколебавшись, пал в благопристойном виде, умерщвляемый и обнаженный, не показав в себе ничего неприличного: какая-то приятность процветала в его теле и прикрывала неблагообразие наготы.

Сие-то святой только что с вечера пророчески дал знать и делом и словом, когда бывшим за вечернею трапезою с необычною для него ласковостию сказал: «Почем знать, соберет ли всех нас воедино, хотя еще раз до смерти, это пиршество, эта трапеза?» Потом берут и умерщвляют жившего вместе со старцем, дряхлого так же по летам и крайне обветшавшего от подвижнических трудов. Вслед за тем умерщвляют и прислуживавшего обоим отрока, и именно таким образом. Один из варваров велел ему собрать рассыпавшиеся древесные плоды, отрок в угождение приказавшему садится на землю, тщательно набивает пазуху, сгребая руками лежащие перед ним плоды, как было ему велено, всеми мерами показывая старание угодить как способный к услугам и думая, что, оказавшись рачительным, искупит тем жизнь. Но нимало не помогло ему это. Не смягчил он варварской жестокости и не привел в кротость, которая далека была от естественного варварского помысла: другой, стоявший позади, тайно извлек меч из ножен. Отрок, или слыша, как извлекаем был меч, или предчувствуя готовящееся ему убиение, как испуганный шумом, обращает при этом несколько смущенное страхом лицо, но стоящий перед ним еще более устрашает его варварским криком и блуждающими взорами, и тогда варвар с великою силою вонзает в ключицу меч, прошедший прямо от поддерживающей печень связки до груди, – и отрок, прежде нежели меч извлечен был обратно, лежит уже мертвым; или от страха умер он, или так как удар был смертелен, то, прежде нежели ощутил он смерть, душа немедленно исторглась из телесных сосудов и разрешилась от уз, из которых с трудом исходит, будучи связана с телом крепкими узами.

Остальных же нас, не знаю, по какому побуждению, гонят, давая знак рукою, чтобы мы бежали; в руках же держат еще окровавленные мечи. И иные, поспешая достигнуть горы, побежали ущельями, а на самую гору не всходят, держась той мысли, что стоял на ней некогда Бог и вещал с нее народу.

Но я оставался безмолвным в сильном затруднении, связуемый нежною любовию к сыну, не имел сил удалиться, не думал и о спасении своем, удерживаемый узами естества, пока сын не стал мне делать знаков глазами, побуждая уйти, чем едва и заставил удалиться. Ноги мои шли вперед, за ними, не знаю как, следовало все тело, но сердце не хотело идти, заставляя часто обращать лицо к отроку: не имел я сил остановить взор на себе самом, не продолжением пути занимался, но с жалостию обращал взоры назад. Так, однако же, достиг я до горы, следуя за шедшими впереди, и с высоты смотрел, как уводили бедного сына и как он, не смея глядеть свободно, украдкой от уводивших обращал ко мне[91] скрытные взоры.

Таковы узы естества: не расторгаются они при разлуке телесной, но скрепляются еще сильнее. Когда душа не имеет близ себя любимого, тогда в отсутствии[92] еще более влечется к нему и всецело им занимает память, не имея при себе того, что могло бы удовлетворить вожделению. А как велика скорбь и как жестоко мучение разлучаемых таким образом, знают изведавшие это опытом; не испытавшие же пусть научатся сему из примера бессловесных, в которых без науки вложено естественное, непреодолимое чувство сострадательности у детей к родившим и у родивших к детям; и оно в родивших к детям при разлучении с ними разными признаками и явными страданиями изобличает[93] нежную привязанность.

Так, уводимая корова болезненно и не умолкая мычит, часто оборачиваясь к увлекаемому от нее тельцу, и глазами выражает[94], как велико ее страдание. Поелику природа для бессловесных не имела другого орудия, которым бы обозначалось ощущаемое ими страдание, то одним глазам присвоила способность служить знаками печали и сделала, что потупленные глаза как бы вопиют о том состоянии, которое сделать известным нет другой возможности. А увлекаемый телец, не даваясь уводящим его насильно, иногда, как к священному убежищу, прибегает к матерним сосцам и поелику не может обнять их руками, то держится за них пока ртом, а иногда кружится около матери и порывистыми скачками сказывает о своей нужде, потому что лишен дара слова, которое могло бы объяснить страдание жалобами.

Но не знаю как явившись на верху горы, потому что помысел не сопутствовал уводимому телу и занят был только бедствием сына, вот не вижу более и его, сокрытого от взора великим расстоянием, и, не зная, что с ним делается, обращаю слова свои, как и естественно, к Богу, оплакивая плен сына и сетуя об избиенных святых, и говорю: «Где же теперь труды воздержания вашего, блаженные и треблаженные? Где злострадания терпения? Ужели этот венец прияли вы за великий подвиг? Эта награда уготована была вам за долговременное подвижничество? Ужели напрасно было течение ваше путем правды? Тщетно трудились вы о добродетели?

И когда готовилось вам убиение, беспомощными оставил вас Божественный Промысл, убийцам не воспротивилось правосудие, беззаконная рука возымела силу над преподобными телами и нечестие величается победою над благочестием, кичась, без сомнения, тем, что восторжествовало над истиною! Почему купина не воспылала древним пламенем? Почему не попалила приближавшихся злодеев? Почему не поглотила их, расступившись, земля, как некогда вместе с кущами и со всем родством пожрала весь сонм Кореев? Почему умолкли чудные страхования горы Синая и не поразили беззаконных гласом громов, непроницаемостию мрака и блистаниями молний? Напротив того, в бездействии оставалась отмщающая сила, не наказала обидчиков необычайными громами и пламенниками, не спасла обиженных мощною рукою, чтобы варвары, изведав на опыте чудо, дознали беспримерное могущество непреодолимой силы. При самой купине и горе Законоположения пали сии благочестивые, подобно бессловесным жертвам, и не оказано им помощи.

Где была сила, потопившая некогда египтян и глубину морскую соделавшая для них гробом? Где была сила, каменным градом избившая некогда иноплеменников, которые вступили в войну с израильтянами, и народу своему даровавшая победу без труда и кровопролития? Где была эта сила, которая и в другой еще раз, когда враги вторглись в Святую Землю, ввергла их в умоисступление, так что обратили оружие свое друг против друга, не разумели, что избивают в ослеплении один другого, и в убитых не признавали своих? Куда сокрыла она помощь свою, не укрыв впадших в руки злоумышленных? Но хотя обуздывала прежде свирепую ярость львов и неодолимую силу огня на ввергаемых, уважив досточтимость жития и громогласно провозвестив благочестие отроков, однако же добродетель этих мужей соделала как бы сомнительною, лишив их всякой помощи и наводя тем на мысль, будто бы недостойны были попечения о них».

Но все это говорили горесть и печаль, которые и старающихся сохранить целомудрие ума доводят бедствиями до ропота. И сие извинительно в состоянии мучительного страдания, которое опечаленного и препобеждаемого, может быть, великостию злоключений заставляет говорить многое и против воли.

Божия же помощь нередко оставляет и праведных, предавая их мучителям на претерпение разных истязаний и неправедного убиения, чтобы явным соделалось благоискусное мужество подвизающихся и просияла светоносная сила веры, до смерти не ослабевшая в своем дерзновении, но всецело страданием препобедившая неистовство мучителей. Как оставшиеся не хотят удалиться из пустыни, неблагоустроенной жизни в городах предпочитая лучше смерть, так и скончавшимся лучшим казалось умереть, нежели терпеть пороки, господствующие в обитаемой вселенной. Ибо знали они, что смерть душевная тяжелее смерти телесной и умереть в грехе опаснее, нежели умереть от меча: одна смерть подвергает малому и кратковременному страданию, а другая продолжительному и непрестанному мучению.

Когда же варвары, и многих других убив и ограбив в пустыне, ушли на довольное расстояние, а наконец и ночь дозволила нам небоязненно выйти из гор, сошли мы и занялись погребением тел. И прочих находим давно уже умершими, а святой старец еще дышал и мог с нуждою говорить. Сев около него и оплакивая постигшее нас, так провели мы целую ночь, и старец увещевал нас не смущаться такими искушениями. «Сатане обычно, – говорил он, – испрашивать у Бога, кого бы подвергнуть искушениям. Ибо скольких умертвил он у Иова, погубив кого огнем, кого мечом, а кого падением дома?» – «Но вас да не приводит в колебание все это, – продолжал старец. – Ибо Подвигоположник знает, по какому суду предает подвижников противнику, уготовав светлые награды и воздаяния благодушно приемлющим удары. И каковы сии воздаяния, показывает великий Иов, который все, что по видимому утратил, получил в сугубой, лучше же сказать, в гораздо большей и несравненно превосходнейшей мере. Ибо яже око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (ср.: 1 Кор. 2, 9) – все это, превышающее и подвиги благочестия, и чувство, и ум, уготовал Бог подвизающимся ради Его.

Так и подобало великодаровитому Богу воздаяниями превзойти труды и венцами препобедить подвиги, даровать подвижникам то, на что не было и надежды, чего и получить не чаяли, чтобы и должную награду воздать, и воздаяние сие, по превосходству оного, соделать даром благодати». Сие говорил он и лобызал окружающих его, пока доставало у него сил говорить и двигать язык. Потом он скончался, и мы со слезами его, и вместе с ним и других, предали земле.

Потом, так как тьма позволяла еще совершать путь скрытно, успел я прийти и к вам. Двое из убиенных именовались Павлом и Иоанном, а пресвитер – Феодулом, скончались же сии почившие в седьмой день по Богоявлении, то есть на четырнадцатый – января месяца. А людям благоговейным, без сомнения, любопытно знать и время, и имена, особливо желающим участвовать в праздновании дня памяти святых. Были же убиты и другие за много лет прежде сего, и их память, по дальности пути и ради множества собирающихся, совершается в этот же день».

 

Сказание пятое

Юноша, плененный вместе с Феодулом, спасшись бегством, приходит к беседовавшему с друзьями святому Нилу, подробно рассказывает ему о горестном избиении многих святых и извещает, что варвары положили на следующее утро принести Феодула в жертву утренней звезде

Еще продолжали мы разговор этот, как извещают, что спасся некто из варварского стана, и вскоре приходит к нам спасшийся: не исчезли еще на лице его следы страха, не мог еще он успокоить в себе душевного смятения, тяжело дышал, по причине скорой ходьбы и от внутреннего беспокойства, смущаемый мыслию, что преследующие близко и немедленно настигнут. Потом на вопрос, как он убежал, отвечает: «Варвары, разговаривая за ужином, объявили, что меня и сына твоего наутро принесут в жертву звезде; они соорудили и жертвенник, наложили дров, хотя мы не знали об этом. Мне же о сем тайно сказал один из плененных с нами, который понимает их язык, а я о намерении варваров известил и сына твоего, сказав, что если не спасемся бегством, то наутро солнце неживых уже озарит нас и лучей света его не увидим этими глазами.

Но он, боясь быть пойманным, остался и сказал, что Божией воли, какова бы ни была она, не избежишь, даже и в неприступном скрываясь убежище. Я же во тьме, когда увидел, что все погрузились в глубокий сон (были же они весьма пьяны), сначала пополз, как можно ближе припадая к земле, чтобы, если и пробудится кто, не была ему заметна выдающаяся тень моего тела. Потом, удалившись несколько от стана, пустился бегом, направляясь к здешним местам и быстро несясь на крылах страха, а между тем рассуждая сам с собою, что или спасусь бегством от определенной мне ими однажды смерти, или, будучи пойман, потерплю не более как ту же присужденную[95] мне смерть.

Притом и неизвестность надежды предпочтительнее дознанной смерти. И если какой опасности невозможно миновать, оставшись, то есть еще вероятность, что избежишь оной, вверив спасение помощи ног; ибо знал я, что многие нередко скорее находили помощь в ногах, нежели в тысячах предстательств, потому что у ног более заботы о собственном своем спасении, нежели у других, и что постигнет целое тело, то ноги признают общим и для себя[96]. Поэтому вот не обманулся я в своем рассуждении, и ногами, которым после Бога вверил себя, спасен, и теперь перед вами, как видите, не потерпев ничего худого.

Но еще перед глазами у меня страшный пример варварской жестокости, и теперь содрогаюсь от беззаконных их поступков, и ужаса исполняют меня их дерзости. Ибо господина моего и с ним градоначальника, окончивших дела службы и возвращавшихся домой, варвары, схватив в пустыне, повлекли к себе со всем, что у них было; и градоначальника, оказавшего сопротивление, со всеми его домашними изрубили в куски, а господина моего вместе с сыном, который, как знаете, еще малолетен, увели с собою.

Когда же солнце стало приближаться к горизонту на западе, ставят они шатры, где застиг их вечер. И из взятой у нас добычи устроив великий пир, приглашают к ужину с ними и господина моего с сыном, приказывая быть благодушными и нимало не бояться ничего, потому что, как говорили варвары, здравым и невредимым и с сыном возвратится он домой, так как для выкупа двух душ достаточно других.

Чрез несколько времени по видимому стали они исполнять обещание, дозволяя идти им домой и для этого запастись водою и взять на дорогу хлебов, чтобы не подозревали они какого-либо ухищрения, потому что снабжение дорожными припасами всего убедительнее обольщало надеждою жизни; и притворство казалось действительною попечительностию, варварская хитрость не возбуждала ни малого подозрения в злоумышлении. Даже посылают для безопасности пути с ними проводниками двух молодых людей; и им-то тайно дают приказ, когда отойдут несколько от стана, умертвить сопровождаемых. Итак, проводники, по сказанному, напав, прежде отца закалают сына, чтобы и зрелищем убийства, и испытанием смерти усугубить его страдание[97], а вскоре умерщвляют и отца, нанеся ему многие раны, между тем как он громким голосом жаловался на их неверность и злокозненность. Ибо слышал я, как сын жалобно плакал, отец же вопиял от боли, при каждом ударе болезненно стенал и звуками своего голоса давал возможность измерять мучительность наносимых ран.

Так, обманутый добрыми обещаниями, подвергся он жалкой гибели. Ибо по бедственной участи других должно было ему гадать и о своей. Невозможно уже было избежать смерти, но несносно претерпеть смерть тому, кто прежде был обнадежен. Неожиданное зло, постигнув конечно, возмущает, ожидаемое же, нашедши помысел готовым к испытанию, и бедствие делает легчайшим, как неоднократно уже занимавшее собою мысли и не изумляющее своим явлением уготовившегося к нему.

Варвары вечером, во время ужина, за которым так щедро предлагали пития моему господину, желая потешить себя обычною и любимою для них шуткою (убийство и замышленная смерть человека для них забава), посылают чашу с питием одному из слуг его (другого его слугу уже убили); он же едва с принуждением мог принять, потому что пожелание от страха умерло в нем прежде тела, однако же убоявшись, принял и, когда стал пить, обнаружил принуждение, усилием при глотании показывая, что делает это против воли, потому что не безмолвной гортани передавали питие уста, но что наполняло скулы, то через горло, как через негладкий ров, с клокотанием при каждом глотке едва пропускала гортань, как омертвевшая и неспособная уже по обычаю пересылать далее влитое и останавливающееся в ней питие. После этого варвары посылают юношу убить этого слугу, ибо поручают убивать молодым людям, с детства приучая их к жестокости. Этот юноша с неистовством приступает к делу подлинно зверскому, удовольствие свое выражая смехом.

И, напав на лежащего слугу, поражает его сперва в позвоночную кость, по упорству кости делая малую рану, потом, извлекши оттуда меч, пронзает им слугу от одного бока до другого и, снова ударив в прежнюю рану, прискакивая, повертывает в руке меч, потрясая им в воздухе. Пораженный долго бился от боли и, стеная, обливался кровию; наконец согнувшись, приклонив голову к чреву и ноги загнув на голову же как бы с намерением, перевернувшись, встать, перекатился к лежавшей вблизи куче горячих угольев, но, как и естественно, почувствовав боль от огня, по необходимости и ногами и руками начал сильно биться, наподобие рыбы, стараясь приподнять припекаемую огнем часть тела. Но, будучи не в состоянии оказать себе помощь, потому что с истекшею кровию истощились силы, изнемог и умер, терпя сугубое мучение и от меча, и от огня.

На другой день после этого происшествия, продолжая путь, как в пустыне, не по прямой дороге, но как случится, встречающимися препятствиями принуждаемые идти то здесь, то там, обходя горы и утесы, переправляясь чрез непротоптанные и неудобопроходимые овраги, видят в дальнем расстоянии место слегка зеленеющее и, по растущей траве заключая, что оно удобно для пристанища, или даже думая, что живет там кто-нибудь из монашествующих, туда обращают путь, как из моря направляясь к пристани, делают его целию для вьючных животных. Пришедши же, находят, что место сие не хуже их предположения и не обмануло надежды обольстительной мечтою. Вода была там в обилии, прежде вкушения увеселяла взор чистотою, а поднесенная к устам, показывала, что услаждение зрения мало в сравнении с приятностию вкуса; росла там и трава, годная в пищу животным. Посему, сняв вьюки с верблюдов, пускают их свободно пастись. Сами бегут к воде, пьют, купаются, моются, не зная даже, на что и употребить такое обилие воды.

Ликуя же при воде и славя источник, видят при подошве горы след малой хижины; и все бегут к ней не переводя дыхания, усиливаясь обогнать друг друга, и, приблизившись, рассыпаются вокруг пещеры. Было же тут построено здание из немногих камней, чтобы широкое отверстие пещеры не доставляло удобного входа зверям. Потом варвары, в небольшом числе, один по одному, входят в пещеру (многих она и не вместила бы) и выводят мужа досточестного по виду и внутреннему состоянию. Влекли его силою, но он не смутился, не побледнел, не показал и не произнес ничего малодушного и унылого[98]. Распростерши его на одном камне, так как с ними мечей не было, убивают камнями[99], смеясь и распевая песни.

Потом, перейдя небольшое пространство, схватывают другого, юношу, бледного, истомленного, носящего на лице следы своего жития; и его также предают смерти, употребив уже в дело меч, между тем юноша возносит благодарственные гласы и им свидетельствует свою признательность, что изводят его из жизни крепко взявшимся за добродетель. «Ибо, – как говорил он, – немало боялся я неизвестности конца, боялся, чтобы поползновение воли или внешняя какая необходимость не превратили решимости моего произволения, убедив или приневолив оное принять другой образ мыслей, противный тому, какой угоден Богу».

Отсюда отошли они немного – и вот открывается одно покрытое зеленью место: придавала же ему такой вид древесная растительность. И к нему устремляют свой бег варвары, снова состязаясь друг с другом в быстроте ног. Приблизившись, нашли они малую хижину, а в ней юношу, который мужеством и великодушием самих варваров приводит в удивление, потому что не соглашается указать им скрытые монастыри и чрез это спастись, по данному ему обещанию, что оставят его в покое, если укажет; не хочет также выйти из жилища, снять с себя одежду, говоря: «Указать тех, которые могут скрыться, есть предательство и вообще послушаться принуждающих к чему бы то ни было – означает малодушие и недостаток мужества.

Ибо от подвижников требуется великодушие[100], и непозволительно для них уступать страху, хотя бы угроза по видимому представляла немалую опасность, потому что привычка делается путем к важнейшему и робость, однажды научившись овладевать человеком, повелевает ему пренебрегать и великие блага и научает изменить самому благочестию, как скоро страх бедствий найдет волю покорившеюся уже боязни. Если теперь легко откажусь от самообладания рассудка и от свободы, убоявшись, что скоро предадут меня смерти, то буду ли в силах, при предстоящих поруганиях и угрожающих истязаниях, не вдаться в нечестие, приучив себя неболезненное предпочитать полезному?

Поэтому, отказавшись успеть, в чем надеетесь, немедля делайте, что угодно вам, а я ни мест, где живут боголюбцы, хотя и знаю, не укажу, и за дверь, по вашему приказанию, не выйду, и одежды с себя не сложу, и никто, пока есть во мне чувство и господин я своего произволения, не увидит меня нагим и не посмотрит на тело, которого доныне не видали и мои даже глаза. По смерти моей с бесчувственным уже телом пусть делает каждый все, что ни будет ему угодно. Это послужит к осуждению жестокости так поступивших[101], а не моей воли как уступившей над собою победу. Ибо непроизвольно страдание бесчувственного, который не может и не обязан противиться, когда рассудок уже в бездействии; неодушевленное, конечно, бесчувственно и непричастно страданию, а что непричастно страданию, то, по общему признанию, свободно и от обвинения в том, что страждет, как равно лишенное власти страдать или не страдать[102].

Поэтому умру внутри моей хижины и в одежде, как решился, – ничего не сделаю вопреки моей воле, заставленный насильно как невольник. На этом поприще, на котором подвизался, и смерть прииму; эта хижина будет мне гробом: она принимала прежде поты трудов добродетели, она и теперь приимет кровь доблестного подвига». Не вынесли злодеи такой дерзновенной речи; раздражившись благородством его мыслей и став как бешеные, умерщвляют его, нанеся столько ран, сколько могло поместить на себе тело, потому что каждый, желая излить на него ярость свою, не почитал достаточным отмщением удар предупредивших его, если сам не удовлетворит своему негодованию, собственною своею рукою погрузив в него меч. Так многие, нанесши удар сему великодушному подвижнику, уже мертвому, а не живому, удалялись потом, содрогаясь от ярости, что для большего мщения недостает уже мучимого тела.

После сего встречаются нам в пустыне три путешественника, и они-то успокоили несколько пламенеющий еще гнев варваров, дав на себе выполнить недостаток неистовства, излитого на прежнем страдальце. Как дикие звери или ловчие псы, когда добыча покажется только и убежит, сею неудачею возбуждаются к большему неистовству и, что встретится вновь, преследуют с большим рвением, чтобы осторожностию во втором случае поправить оплошность[103] в первом деле, так и сии убийцы, кинувшись на показавшихся путников и, прежде нежели подошли к ним, извлекши мечи, немедленно умертвили приблизившихся, напав на них с такою жестокостию, с какою приняли бы, встретив снова, раздражившего их.

Не вложив еще мечей в ножны, но держа их в руках обнаженные и обагренные горячею и издающею от себя пар кровью, с того места, на которое пришли, видят два стоящие монастыря, не прямо на дороге, но в стороне по ту и другую руку, в расстоянии один от другого стадий тридцати, а от того места, где мы были, стадий пятнадцати: каждый же от нас, как от средоточия на окружности описанного круга, отстоял в равной мере. Поэтому, разделившись на две половины, пошли в тот и другой монастырь, добычу, какая была собрана, вместе с вьючными животными оставив на месте. И в монастыре, стоящем к югу, что происходило и кто был убит, не мог я узнать. Когда же приближались мы к монастырю на северной стороне и были от него недалеко, один из иноков, услышав во время сильного бега звенящие в колчанах стрелы, предался бегству, но варвары, натянув луки, пронзают его многими стрелами. Потом, настигнув упадшего вниз лицом, не оставляют его умереть от полученных уже ран, хотя и прежних язв достаточно было для этого, но еще дышащего и борющегося со смертию, повернув лицом вверх, рассекают от подбородка до груди. И как он при сем рассечении вздохнул, внутренности и все примыкавшее с обеих сторон к ребрам переворачивают копьями и не прежде уходят, как растерзав все это.

После этого я убежал, как сказал о сем[104] предварительно. Что потерпел сын твой, оставшись, – не знаю, а я оставил его живым, не имеющим доброй надежды, что будет жив, по причине слуха об уготовляемой ему смерти».

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.)