Поклонники лепесткообразных топоров

то представляли собой древние обитатели Антильских островом, какова была их материальная и духовная культура, во что они верили, каким богам поклонялись? Обо всем этом мы можем судить в основном только по археологическим дан­ным. Тот, кто пожелал бы изучить мир антильских або­ригенов, писал десять лет назад кубинский археолог Фе-липе Пичардо Мойя, должен помнить, что этот исчезнув­ший мир оставил после себя очень мало следов. Хотя испанские завоеватели заимствовали у аборигенов немало слов, прочно вошедших в словарный запас современных жителей Антил, о языках их древних обитателей нам поч­ти ничего не известно. Наскальные изображения и знаки не поддаются пока расшифровке, их песни и ритуальные пляски забыты. С трудом можно найти следы их верова­ний и обычаев среди нынешнего населения островов, и если среди него и остались считанные потомки древних абори­генов, то к нам они дошли не в их «чистом» виде, а пройдя долгий и сложный путь метисации, лишившей их многих характерных и только одним им свойственных черт и осо­бенностей.

Описания древних обитателей Антил, оставленные нам участниками конкисты, к сожалению, весьма скупы, не­точны, фрагментарны, противоречивы, часто фантастичны. Хронистов больше привлекало описание цивилизаций ац­теков, майя и инков, чем антильских обитателей, не со­здавших ни грандиозных храмов и дворцов, ни поражав­ших своей фантазией скульптурных изображений божеств и не обладавших сокровищами из золота и драгоценных камней.

Истребив коренных жителей, европейские завоеватели (испанцы, англичане, французы и др.) на протяжении столетий не проявляли какого-либо интереса к изучению «доисторического» прошлого своих владений. Более того, казалось, что колонизаторы делали все возможное, чтобы вытравить из памяти живущих любой намек на древних обитателей этих островов, уничтоженных ими. Первые ар-

хеологические исследования относятся только к XIX в. Однако даже после завоевания независимости в таких странах, как Куба, Гаити и Доминиканская республика, систематические археологические и антропологические изыскания не проводились.

Господство американских, английских и других импе­риалистов тормозило развитие науки в этих странах. Толь­ко на Кубе после победоносной освободительной револю­ции 1959 г. стала развиваться археологическая и антропо­логическая науки. В системе кубинской Академии наук после революции был создан Антропологический депар­тамент, уже осуществивший ценные археологические рас-копкИ и впервые взявший на учет все имеющиеся в стра­не предметы, представляющие археологический интерес. К 19^6 г. было зарегистрировано и описано свыше 500 тыся⁴ таких предметов. Эта внушительная цифра свиде­тельствует о том, что индейское население Кубы до ее от­крытая европейцами было весьма многочисленным и пло-довитим в производстве различных предметов бытового и культового назначения.

Какие же индейские племена населяли Антильские острова до Колумба? Ученые придерживаются на этот счет различных точек зрения. Так, например, уже упомя-нутъй Фелипе Пичардо Мойя считает, что там проживали четь(ре различные группы индейцев: гуанахатабеи, сибо-неи, тайно и карибы. Предполагается, что Антильские острова были заселены индейцами из района Амазонки. Сперва пришли сюда гуанахатабеи и сибонеи, позднее их стали вытеснять араваки (тайно и другие племена), а по­следних — карибы. Археологи Эрнесто Табио и Эстрелья Рей в свою очередь высказывают мнение, что гуанахата­беи били теми же сибонеями, но менее развитыми. Тайно они подразделяют на племена раннего периода — дотаино и более развитые — собственно тайно, культура которых достигла наивысшего расцвета на Гаити и Пуэрто-Рико⁴.

0 религиозных верованиях сибонеев известно мало. В их погребениях обнаружены различных размеров каменные шарь', куски магнитного железняка, гладкие, хорошо от­полированные камни, каменные «кинжалы» с заостренным конД^ам, но без лезвия. Возможно, что эти предметы куль­тового характера имели магическое значение, использо­валась при погребальных обрядах.

Тайно проживали на Багамских островах, Больших Антилах и некоторых островах Виргинской группы. В мо­мент открытия Кубы они находились на восточной око­нечности острова. Дотаино населяли центральную и во­сточную части Кубы. Таким образом, на этой антильской жемчужине к приходу испанцев жили три из четырех групп индейцев, населявших Антилы до испанцев,— гуа-нахатабеи-сибонеи, дотаино и тайно.

Дотаино и тайно занимались земледелием и жили в се­лениях в хижинах (боио) из листьев и ветвей деревьев, с прямоугольным основанием и двускатной крышей на Ку­бе и с круглым или многоугольным основанием и покатой крышей на Гаити и других островах. В селениях имелись огороженные площадки — батей, где собирались старей­шины, совершались ритуальные церемонии и игры в мяч, исполнялись хоровые песни — арейто.

Тайно высекали из камня фетишей — семи. Их делали также из обожженной глины, рыбных костей и других ма­териалов, в том числе из золотых пластин. Семи, изобра­жавшие предков и олицетворявшие их дух, играли боль­шую роль в жизни индейцев. Кроме личных семи име­лись общесемейные и общеплеменные духи-покровители, олицетворявшие различные явления природы (день, ночь, солнце, воду и т. д.) и деятельность людей (войну, брак, смерть и т. п.). Семи очень разнообразны. Имеются семи в виде змеи, черепахи, рыбы и других живых существ (зооморфные), а также в виде листьев и плодов различ­ных деревьев (фитоморфные).

Индеец приобретал семи после прохождения инициа­ции *. В церемонию инициации включали пост, «очище­ние» путем искусственной рвоты, вызванной специальной лопаточкой, вдыхание табачного порошка, порождавшего галлюцинации.

Рядовые общинники имели по одному семи, которого они хранили в хижине в небольшой нише. Волю семи они узнавали при помощи шамана — бехике (у карибов — пиа-че). Вождь племени или общины (касик) имел до десяти семи, причем они считались самыми могущественными.

Индейцы делали из дерева скамейки ритуального назна­чения на четырех ножках, с дугообразной спинкой —

* Обряд возрастного посвящения — принятия подростков в группу полноправных членов племени,

IS

духо, а также глиняные миски круглой и разнообразной формы, украшенные иногда геометрическим орнаментом и антропоморфными изображениями.

Тайно раскрашивали свое тело красными, белыми, черными и желтыми красками, которые защищали их от лучей солнца, ливней, укусов насекомых. Этот обряд имел ритуальное значение. В некоторых случаях индейцы та­туировали или раскрашивали и своих семи.

Тайно деформировали черепа, сдавливая их с помощью дощечек из твердого дерева. Возможно, это делалось с целью походить на одного из своих тотемических пред­ков — черепаху. Тайно прокалывали уши и носовую пере­городку, вставляя в отверстия серьги и украшения, сде­ланные из камня, раковин или костей.

Маленькие глиняные сосудики, которые находят п районах обитания тайно, по мнению одних археологов, являлись игрушками, по мнению других — предназнача­лись для мертвых, подобно египетским ритуальным сосу­дикам.

Тайно были древнейшими потребителями табака — ко-хобы. Они жевали и курили его, а также вдыхали через трубку с двумя вставлявшимися в ноздри ответвлениями, которую называли тобако.

Бартоломе де Лас-Касас, участвовавший в одной из экспедиций Колумба, оставил нам подробное описание це­ремонии потребления кохобы индейцами: «Кохобу вдыха­ли они, сидя на низких скамейках, прекрасно отделанных и называвшихся духо, они приготовляли различные по­рошки цвета корицы из различных высушенных и хорошо растертых трав. Эти порошки насыпали на круглое дере­вянное блюдо, гладкое и красивое, которое вряд ли могло быть более прекрасным, если бы было сделано из золота или серебра. Оно было почти черным и сверкало, как агат. Индейцы имели также особое приспособление, сделанное из того же дерева и также отполированное и прекрасное. По внешнему виду и по размеру оно напоминало неболь­шую флейту, было полым внутри и заканчивалось двумя полыми трубочками. Трубочки вставляли в ноздри, а дру­гой конец помещали в порошок, лежащий на блюде. За­тем они делали вдох и, вдыхая, втягивали порошок. От этого они почти теряли разум, как если бы пили крепкое вино, и становились пьяными или почти пьяными. Таким образом они удостаивались беседы с идолами, оракулами...,

которые открывали им тайны; так они слышали и узнава­ли, придет ли к ним счастье или несчастье и беда» ⁵.

Наиболее распространенными на Антильских островах культовыми предметами в доколумбовый период были ле-песткообразные или миндалевидные по своей форме топо­ры. Они обнаружены в большом количестве на Антиль­ских островах почти повсюду. Размер их самый разнооб­разный — от нескольких сантиметров до полуметра и более. Одни топоры напоминают по своей форме яйцо, другие — ружейные пули. Большинство топоров просто хорошо отполированы, но встречаются и с антропоморф­ными изображениями (присевшие на корточки получело­веческие фигурки). Иногда они вставлены в рукоятки, разукрашенные подобными же изображениями. Такие то­поры имели, по-видимому, ритуальное назначение. Они не использовались как орудия труда, их острие плохо от­точено и не носит следов употребления, в то время как ра­бочие топоры отделаны более грубо и сильно изношены. Ритуальные топоры делались из камня, чаще всего из дио­рита, а также из более хрупких пород и даже из ра­ковин, что опять-таки свидетельствует о их нерабочем на­значении.

Миниатюрные топорики, по мнению некоторых архео­логов, были детскими амулетами. Иногда в них есть от­верстия: их носили на шее. Судя по обилию обнаруженных топоров, можно предположить, что у каждого аборигена было по нескольку топоров различной формы и размера*.

Топоры аборигенов Антильских островов имеют боль­шое сходство с подобными же изделиями эпохи неолита, а более миниатюрные напоминают каменные наконечники стрел эпохи палеолита в Европе. Древние греки считали их окаменевшими молниями, которые низвергал на землю Зевс. В русском фольклоре они фигурируют как громовые стрелы. Представление о неолитических топорах как об окаменевших молниях или стрелах, падающих во время грозы, распространено почти по всему миру.

Кубинский ученый Фернандо Ортис обращает внима­ние на то, что район Карибского моря и восточного побе­режья Центральной и Южной Америки с незапамятных времен подвергается разрушительному влиянию цикло­нов, которые, несомненно, наводили суеверный страх на его древних обитателей. Известно, что индейцы киче, на­селявшие значительную часть Центральной Америки,

поклонялись жестокому и кровожадному божеству Хурака-ну (Урагану). В сохранившемся эпосе индейцев киче«По-поль-Вух» Хуракан выступает в роли триединого божест-ва-громовика, именуемого также Какулха — блеском мол­нии ^б. «Пополь-Вух» содержит драматическое описание по­топа, постигшего «деревянных людей» в наказание за то, что «их мысли не достигали до лица их матери, до лица "их отца, сердца неба, что зовется Хураканом. И по этой причине лик земли потемнел, и начал падать черный дождь, ливень днем и ливень ночью» ⁷. И тогда, повествует эпос, деревья и скалы начали бить «деревянных людей» и все, предметы и животные, заговорило: глиняные кув­шины и сковородки, тарелки и горшки, собаки и камни, на которых растирали кукурузные зерна. Все поднялось и начало убивать их... Описанный в «Пополь-Вух» потоп очень напоминает циклон.

Фернандо Ортис считает, что лепесткообразные топо­ры, особенно с «лицами» (антропоморфными изображени­ями), являются персонифицированными изображениями бога Хуракана, вызывавшего, по верованиям индейцев, разные болезни и прочие несчастья. На таких топорах острый конец обращен вниз, а тупой — вверх. Из этого ку­бинский ученый делает вывод, что топор изображает па­дающую на землю молнию⁸.

Однако у кубинского археолога Рене Эррера Фритота, автора монографии об антильских топорах, эта гипотеза вызывает сомнения. Он считает, что вряд ли аборигены могли принимать топоры своего собственного изделия за небесные снаряды⁹.

Иначе воспринимали эти топоры рабы, завезенные на Антильские острова из Африки. У себя на родине негры почитали каменные осколки — результат удара молнии о скалы, считая, что их бросает на землю бог грозы и вой­ны Шанго, когда мчится на лошади по небу во время бури. И здесь негры принимали антильские топоры за такие же громовые стрелы. Это поверие бытует и сейчас среди кре­стьян Кубы и других Карибских островов, сохраняющих древние топоры аборигенов в качестве амулетов.

Со своей стороны, Фелипе Пичардо Мойя не отрицает, что Хуракан являлся для антильских араваков и карибов богом бурь п циклонов, хотя, возможно, здесь он называл­ся иначе: у тайно Гуабанцекс, у карибов Мабоиа. По мне­нию ученого, несомненно имелись его изображения и сим-18

Топоры тайно

волы, но какие конкретно, пока с научной достоверностью не установлено.

Не только ураганы и циклоны могли поражать и, на­верное, поражали воображение аборигенов. На Антильских островах часто случаются землетрясения. Острова эти, как правило, гористые: на Гаити горы достигают трех тысяч метров высоты над уровнем моря, на Кубе, в знаменитой Сьерра-Маэстре,— до двух тысяч метров. На некоторых ост­ровах и сейчас есть действующие вулканы. Во время из­вержения одного из таких вулканов, Монтань Пеле на Мартинике, в 1902 г. погибло 20 тысяч жителей. Такие землетрясения бывали на Антилах и до прибытия евро­пейцев. Однако имеют ли эти явления связь и какую имен­но с лепесткообразными топорами или другими известны­ми нам культовыми предметами индейцев, мы не знаем.

Тайно оставили нам и другие предметы культового ха­рактера, однако о их назначении точных данных у нас нет.

Среди них — своеобразные треугольники из камня с изоб­ражением человеческих лиц и симметрическим орнамен­том, представлявшие, по мнению некоторых исследовате­лей, символы плодородия, и каменные ожерелья с такими же украшениями, которые встречаются главным образом на Гаити и Пуэрто-Рико.

Тайно верили, что души умерших поселяются на мифи­ческом острове Каоибай, где у них всего вдоволь и откуда они могут ночью возвращаться в мир живых и устраи­вать им разные козни.

Воинственные карибы считали, что души их предков тоже живут на далеких островах.

Тайно и карибы хоронили умерших, как правило, в си­дячем положении, рядом укладывали глиняную утварь, иногда топоры и украшения, все это засыпали землей, и на месте захоронения образовывался холмик. В отдель­ных случаях череп усопшего сохраняли в плетеной кошел­ке, подвешенной на шесте в хижине. Обнаружено даже семи с человеческими костями в углублении. Карибы иног­да сжигали кости своих воинов, а пепел подмешивали в какой-либо напиток. Считалось, что, выпив такой напи­ток, человек обретает смелость и прочие доблестные каче­ства умершего.

В других случаях умершего пеленали и клали в не­большое углубление, которое покрывали ветвями деревьев.

Мы изложили некоторые дошедшие до нас элементы верований первобытных обитателей Антильских островов, которые, как отмечает кубинский антрополог М. Риверо де ла Калье, состояли из элементов шаманизма (бехикизма), веры в семи, культа предков и тотемизма.

Новые археологические раскопки в этом районе помо­гут более полно ответить на вопросы, связанные с жизнью, обычаями и верованиями его древних обитателей, стертых с лица земли представителями «гуманной» христианской цивилизации.

ервым островом, покоренным ис­панскими завоевателями, был Гаити, переименованный ими в Эспаньолу. Правильно оценив этот остров как наиболее населенный и богатый из всех открытых ими в районе Карибского моря, испан­цы превратили его в свою основную базу для дальнейших операций в Западных Индиях (так они окрестили откры­тые Колумбом земли).

Но пока в Испании снаряжали новые каравеллы и на­бирали новые отряды конкистадоров, Колумб и его бли­жайшее окружение пытались выжать из Эспаньолы мак­симум благ как для того, чтобы обогатиться самим, так и для того, чтобы доказать королевской власти выгод­ность предприятия.

В октябре 1498 г. Колумб писал с Эспаньолы королю Фердинанду и королеве Изабелле:

«Отсюда можно, во имя святой троицы, отправлять всех рабов, которых окажется возможным продать, и крася­щее дерево. И если сведения, которыми я располагаю, справедливы, то, как говорят, можно продать 4000 рабов и выручить по меньшей мере 20 куэнто... Ныне маэстро и моряки все богаты, и у всех намерение скоро возвратить­ся (в Кастилию) с грузом рабов... А плата за провоз взи­мается из первых же денег, вырученных от продажи рабов. И пусть даже умирают рабы в пути — все же не всем им грозит такая участь...» ¹⁰

Местное население было обложено непосильной данью, его заставляли сдавать огромное количество золота и хлоп­ка, а также содержать ненасытных завоевателей, каждый из которых мечтал превратиться, причем мгновенно, в об­ладателя не только несметных сокровищ, но и цветущих поместий, обрабатываемых послушными и трудолюбивы­ми невольниками.

Суровая действительность, однако, далеко не соответ­ствовала необузданным мечтам конкистадоров. Индейцы, встретившие их вначале весьма благожелательно и друже­ственно, проявили вскоре строптивость. Они не изъявили

Изображение бога Урагана древними обитателями Кубы

никакого желания становиться рабами бледнолицых при­шельцев. Более того, они осмеливались оказывать сопро­тивление подданным его католического величества короля Испании! Завоеватели считали такое поведение индейцев преступным. Индейцы должны были покориться во что бы то ни стало. Их жгли на кострах, пытали, травили со­баками, уничтожали их посевы. С 1494 по 1500 г., всего за шесть лет, испанцы превратили цветущий остров в пусты­ню, половину его обитателей истребив, а остальных обра­тив в рабство.

Кровавые злодеяния завоевателей вызвали протесты даже в их собственной среде. Некоторые из участников конкисты пытались образумить конкистадоров, предупре­ждая, что поголовное истребление индейцев может лишить их рабочей силы. Другие, в их числе монах Бартоломе де Лас-Касас, откровенно осуждали чинимые против индей­цев зверства. Лас-Касас оставил подробное описание «под­вигов» завоевателей в своем знаменитом «Кратчайшем сообщении о разрушении Индии».

Остров Эспаньола был первым из тех, писал Лас-Касас, на который вступили христиане, и здесь было положено начало гибели и истреблению индейцев. «Сперва разорив и опустошив остров, христиане стали отбирать у индейцев жен и детей, чтобы заставить их служить себе, издеваться над ними, съедать их пищу, добытую потом и кровью.

Христиане не удовлетворялись тем, что индейцы давали им добровольно, сообразно со своими собственными скром­ными потребностями. Но то, чего хватает на целый месяц для трех индейских домов с десятью обитателями в каж­дом, христианин уничтожает за один день. Испытав много­численные насилия, притеснения и обиды, которые им при­чинили христиане, индейцы поняли, что такие люди не могли явиться с неба.

Одни индейцы прятали пищу, другие — жен и детей, иные бежали в леса, чтобы уйти от таких жестоких и сви­репых людей. Христиане секли их плетьми, избивали ку­лаками и палками и доходили до того, что поднимали руки на владык индейских... А один капитан-христианин изнасиловал жену главного короля острова.

Индейцы стали искать средства, коими можно было бы изгнать христиан со своих земель, и взялись за ору­жие; но оружие у них было слишком слабое и малопригод­ное для нападения, а тем более для обороны, ибо все их войны мало отличались от кастильских игр и от детских забав.

Христиане своими конями, мечами и копьями стали учинять избиение индейцев и творить чрезвычайные жес­токости. Вступая в селение, они не оставляли в живых ни­кого — участи этой подвергался и стар и млад.

Христиане бились об заклад о том, кто из них одним ударом меча разрубит человека надвое или отсечет ему голову, или вскроет внутренности. Схвативши младен­цев за ноги, отрывали их от материнской груди и ударом о камни разбивали им головы или же кидали матерей с младенцами в реку, а когда они погружались в воду, сме­ялись и шутили, говоря: «Смотрите, как нехристи пуска­ют пузыри!», или связывали матерей с младенцами спи­ной к спине и притом всех, которых находили на своем пути... Воздвигали длинные виселицы так, чтобы ноги повешенных почти касались земли и, вешая по тринадцать индейцев на каждой, во славу и честь нашего искупителя и двенадцати апостолов, разжигали костры и сжигали ин­дейцев живьем. Иных индейцев обертывали сухой соломой, привязывая ее к телу, а затем, подпалив солому, сжигали их. Другим и всем тем, кому желали сохранить жизнь, отсекали обе руки и руки эти подвешивали к телу, говоря этим индейцам: «Идите с этими письмами, распространяй­те вести среди беглецов, укрывшихся в лесах...»

...И так как все, кто мог сбежать, укрывались в лесах или горах, спасаясь от людей, столь бесчеловечных и без­жалостных, таких жестоких скотов, истребителей и смерт­ных врагов рода человеческого, то были обучены и вы­муштрованы отчаяннейшие псы, которые, завидя индейца, в мгновенье ока разрывали его на куски. А бросались они на людей и пожирали их охотнее, чем свиней. Эти псы 'творили великие опустошения и душегубства.

А так как иногда — и при этом мало и редко, и по спра­ведливой причине — индейцы убивали кого-нибудь из хри­стиан, то последние сговорились между собой, что за од­ного христианина, которого убьют индейцы, христиане должны убивать сто индейцев...» "

Такие же свидетельства оставили и другие участники покорения Эспаньолы. Один из них писал о деятельности Николаса Овандо, назначенного правителем этого острова в 1501 г.:

«...(Овандо) отправил своих людей в область Игуей, где перебил руками своего наместника Хуана Эскивеля, уроженца Севильи, семь или восемь тысяч индейцев под предлогом, будто, по слухам, эта область собиралась воз­мутиться, а населяющие ее наги и один христианин с ме­чом может справиться с двумястами индейцев.

Другое величайшее побоище и жестокое дело он (Овандо) учинил в области Харагуа, где за один прием захватил великую индейскую сеньору, по имени Анакаона, со всеми главными касиками тех мест. Он раздавал индей­цев и отнимал их у многих (христиан) и передавал их сво­им приближенным и всяким иным лицам и от этого по­гибло бесчисленное множество (индейцев)» ¹².

На Эспаньоле в момент ее захвата испанцами жило около 300 тысяч индейцев (по данным Лас-Касаса, несколько миллионов). В середине XVI в. почти все коренное население острова было истреблено завоевате­лями или погибло от голода и болезней, завезенных на остров.

Оказавшись на Эспаньоле без рабочей силы, испанцы обратили свои взоры на другие острова, в первую очередь на близлежащую Кубу, куда бежали многие индейцы с Гаити, спасаясь от террора конкистадоров.

Население Кубы в период ее открытия испанцами, по подсчетам ученых, исчислялось приблизительно в 200 ты­сяч человек. Оно, как и население Гаити и других Антыль-

ских островов, было почти полностью истреблено завоева­телями в XVI в.

Покорение Кубы конкистадором Дьего де Веласкесом в 1511 г. сопровождалось такой же бойней, как и на Эспаньоле. Участник похода Веласкеса Бартоломе де Лас-Касас с ужасом писал: «Я видал там такие жестокости, каких никто из живущих не видал и не думал видеть».

Лас-Касас рассказывает, что индейский вождь Хатуэй, бежавший из Гаити на Кубу, узнав о приближении Велас-

кеса, собрал индейцев и держал перед ними такую речь: «Вам известно, кто такие христиане, они нас обращают в рабство, берут наших женщин и детей, убивают наших ро­дителей, братьев, родственников и соседей... Если бы мы не бежали сюда, покинув нашу родину, нас постигла бы та же участь. Известно ли вам, почему они нас преследуют, с какой целью они это делают?»

Его соплеменники ответили: «Они это делают потому, что жестоки и беспощадны».

«Я вам скажу, почему они это делают,— продолжал Хатуэй.— Они это делают, так как у них имеется великий повелитель — золото, которого они обожают и которому поклоняются. Чтобы обладать этим повелителем, они нас преследуют, уничтожают и грабят...» Хатуэй предложил индейцам собрать все золото и выбросить его в море, чтобы оно не досталось завоевателям.

Несмотря на героическое сопротивление индейцев, ис­панцам удалось пленить индейского вождя, которого они после изуверских пыток с целью выпытать местонахож­дение золота решили сжечь живым на костре. Когда при­сутствовавший при этом францисканский монах предложил Хатуэю перед смертью принять христианскую веру, чтобы на том свете «обрести царство небесное», индейский вождь спросил его: «А в это царство небесное попадают христи­ане?» Получив утвердительный ответ, Хатуэй гордо сказал: «В таком случае я отказываюсь от этого царства».

Чудовищными расправами испанцы пытались пода­вить волю коренного населения к сопротивлению. Одна­ко, несмотря на зверства и жестокости завоевателей, индейцы мужественно продолжали борьбу, отказывались работать на угнетателей, предпочитая смерть рабству. Тысячи из них погибли от непосильного труда на рудни­ках, еще больше погибло детей, оставшихся без присмотра.

«Я сам был свидетелем,— пишет Лас-Касас,—что за три-четыре месяца умерло с голоду более 7 тысяч детей, у которых отцы и матери были взяты на рудники» ¹³.

Когда в середине XVI в. испанская корона провозгла­сила индейцев «свободными», их почти уже не осталось на островах Антильского архипелага. Вместе с коренными жителями отошли в небытие и их семи. Сопровождавшие колонизаторов церковники повсеместно истребляли и раз­рушали культовые предметы индейцев, сохраняя изделия из золота, которые, как правило, переплавлялись в слитки.

Исчезли с лица земли лепесткообразные топоры и це­ремониальные скамеечки духо, каменные ожерелья и бес­численное множество других предметов — немых, но красноречивых свидетелей тех времен, когда здесь обитали гуанахатабеи, тайно и карибы, истребленные во имя золото­го тельца, которому поклонялись прибывшие сюда во главе с Колумбом христианские завоеватели...

стребив коренных жителей Ан­тильских островов, завоеватели уничтожили и их богов. Теперь на этих островах безраз­дельно господствовал католический бог, не терпящий со­перников, беспощадный к инаковерующим, грозный и злопамятный самодержец, в честь которого европейские пришельцы заставляли индейцев сооружать величествен­ные и пышные храмы, великолепие и грандиозные размеры которых должны были внушить покоренным чувство суе­верного страха и преклонения перед их победителями.

Вера в искупительную силу Иисуса Христа и девы Марии позволяла совмещать завоевателям практику самых низменных пороков с теорией, в основе которой лежал культ христианских добродетелей. «Возвышенная» теория оправдывала низменную практику на том основании, что человек по вине первородного греха является порочным существом. Спасти же грешника от господнего гнева могут не столько добрые дела, сколько вера во всемогущество про­видения, познать сущность которого, а тем самым свою соб­ственную сущность— ибо бог создал человека по своему соб­ственному образу и подобию, простому смертному не дано.

Этот бог должен был быть испанцем по национальности. Во всяком случае он 'относился к испанцам, как к избран­ному народу: ведь именно испанцам, по мнению кастиль­ских теологов, он открыл и даровал Новый Свет со всем на нем сущим и живущим.

Слуги христианского бога — священники и миссионе­ры — сопровождали конкистадоров, воодушевляли и вдох­новляли их на кровавые деяния, оправдывали и одобряли богословскими аргументами — ссылками на евангелие и

писания отцов церкви чинимые завоевателями жестоко­сти по отношению к местному населению.

Испанская корона, от поддержки которой в то время в значительной степени зависела судьба папского престола, подорванного реформацией, выхлопотала у папы римско­го право на патронат (покровительство) над церковной иерархией в заморских владениях. Патронат предоставлял испанским королям исключительное право создавать цер­ковные организации (епархии и т. д.), назначать на цер­ковные должности и контролировать деятельность духо­венства. Причем папский престол мог сноситься с замор­ским духовенством только с согласия и через посредство испанской короны, которая брала на себя все расходы по содержанию церковников в колониях. Для этой цели с ту­земцев и других жителей колоний в принудительном поряд­ке взимали десятину.

Таким образом, патронат превращал колониальное духовенство в послушное орудие в руках испанской коро­ны, интересы которой оно защищало с таким же рвением, как и догматы католической церкви.

Вслед за открытием Антильских островов испанцы «об­наружили» американский континент с богатейшими высо­коразвитыми государствами инков и ацтеков, покорение и эксплуатация которых привлекали главную массу ис­панских завоевателей, монахов, чиновников и авантюри­стов. Антильские острова стали перевалочным пунктом по пути в Америку. В сказочных Перу и Мексике можно было быстро разбогатеть, обзаведясь поместьем с припи­санными к нему индейцами. На Антильских же островах добивались фортуны лишь те, кто уже обладал состояни­ем и мог приобрести рабов, нот и кровь которых станови­лись чудотворным источником наживы для их облада­телей.

В XVI—XVII вв. Антильские острова считались бес­покойным и опасным местом, часто подвергавшимся набе­гам англичан, французов и других соперников Испании, в том числе пиратов, и, по сравнению с такими богатыми золотом и серебром областями, как Перу или Мексика, недоходным. Неудивительно, что на этих островах оседа­ли в основном разного рода авантюристы, среди них были церковники, разыскиваемые властями за различные пре­ступления, попы-расстриги и им подобные проштрафив­шиеся представители духовного сословия Испании.

Казнь Хатуэя

В XVII в. главным экономическим и политическим центром Карибского района становится Куба, где быстро растет сахарная промышленность, основанная на рабском труде завезенных из Африки негров. Плантаторы отлича­лись буйным и непокорным нравом. Им не уступали в этом церковники. Они обзаводились гаремами, обогащались, дебоширили. Епископ города Сантьяго Хуан Монть-ель, назначенный на этот пост в 1655 г., пытался навести порядок среди местной церковной братии, но был отрав­лен. Такая же участь постигла и епископа Педро де Рейна Мальдонадо. Возмущение недостойным поведением духо­венства было столь велико, что церковным властям при­шлось в 1680 г. созвать епархиальный собор, запретивший духовникам носить оружие, устраивать танцы в церквах, заниматься контрабандой. Разумеется, решения собора не оказали никакого влияния на поведение церковников, про­должавших бесчинствовать, как и прежде.

«Монастырская жизнь,— отмечает консервативный ку­бинский историк Сантовения,— порождала бедствия, влия­ние которых сказывалось на общих интересах острова. В Гаване, где монастырей было больше всего, они наноси­ли и наибольший ущерб обществу. В 1685 г. там было четыре мужских монастыря: св. Доминго, св. Августина, св. Франциска и св. Хуана де Диаса. Число священников и монахов постоянно росло. Среди них были сыновья чи­новников и военных. В городе было много монахинь. В мо­настыре св. Клары их было около 100, всё из богатых семейств. Жили они на широкую ногу. Постригаясь, мона­хини приносили с собой приданое, делали в церковную казну специальные пожертвования, дарили рабов. В Га­ване только у монахинь-кларисс было в услужении свыше 250 рабов. Монахини получали значительные суммы денег от доходов с монастырской недвижимой собственности. Они не испытывали нужды или стеснений благодаря до­ходам, которые получали qt приписанных к их монасты­рям земельных участков. Все это наносило огромный вред экономике острова» ¹⁴.

Церковники в XVII—XVIII вв. владели сахарными и табачными плантациями. Они участвовали в торговле (в том числе контрабандной) табаком. Получаемые при­были, как пишет кубинский ученый Фернандо Ортис, за­ставили их относиться к табачному зелью довольно благо­склонно, несмотря на его «сатанинское», по мнению бого­словов, происхождение. В конце концов дьявол, соблазняя верующих табаком, действовал против своих же интере­сов, ибо тем самым увеличивал церковные доходы. Таким образом, не без иронии отмечает Ортис, интересы дьявола и священников совпадали: как великий искуситель, так и служители бога были кровно заинтересованы в отравле­нии никотином христианских народов...¹⁵

Но главным источником обогащения как светских, так и духовных колонизаторов был сахар, вернее, рабский труд африканцев, производивших этот драгоценный про­дукт. Рабами пользовались все колонизаторы, какой бы веры они ни придерживались,—ярые паписты испанцы и французы, пуритане англичане и реформаты голланд­цы. Рабы приносили прибыль, и церковники всех христи­анских толков морально оправдывали и благословляли ра­боторговлю и рабовладение со всеми их жестокостями, ужасами и преступлениями...

Хотя негров-рабов испанские завоеватели стали вво­зить еще в XVI в., только после захвата англичанами Га­ваны в 1762 г. применение африканского рабского труда принимает на Кубе большие размеры. С одной стороны, англичане, продержав Гавану под своим контролем всего лишь один год, ухитрились за этот короткий срок ввезти на остров и продать там около одиннадцати тысяч рабов из Африки, с другой стороны, в связи с расширением на­ционального рынка в Испании — результат экономических реформ Карла III, значительно повысился в этой стране спрос на сахар. Все это стимулировало развитие тростни­кового плантационного хозяйства на Кубе, основанного на африканском рабском труде.

В последующие 25 лет после ухода англичан из Гава­ны испанцы ввезли на остров свыше 30 тысяч рабов, т. е. около половины того, что было ввезено за все предыдущие 250 лет их колониального владычества. Производство сахара в этот период резко возросло, способствуя общему экономическому развитию острова. Если до сахарного бума Гавана посещалась только немногими кораблями, то в 1769—1774 гг. в ней побывало более четырехсот кораблей. В этот период Гавана по числу жителей превышает такие торговые порты Северной Америки, как Бостон, Нью-Йорк и Филадельфия.

Не менее быстро, благодаря развитию сахарного план­тационного хозяйства, росло и население английских вла­дений в Карибском районе. Так, например, безлюдный остров Барбадос, захваченный англичанами в 1625 г., быст­ро был превращен ими в огромную сахарную плантацию. Сахарный тростник стали культивировать на этом острове в 1640 г., три года спустя на сахарных плантациях там уже работало 6 тысяч рабов, в 1655 г. их уже было 20 тысяч, а в 1792 г. — свыше 64 тысяч¹⁶. Если учесть умерших и бежавших, то можно сказать, что на Барбадос за 50 лет было ввезено не менее 100 тысяч рабов.

Африканцами-рабами стали заселять свои владения в Карибском море и другие колониальные державы — Франция, Голландия. В XVIII в. сотни тысяч африканцев были насильственно перевезены в этот район и обречены на рабский труд, обогащающий сахарократов — богатых плантаторов-сахарозаводчиков, а заодно с ними их духов­ных исповедников и наставников — рясоносных служите­лей христианского бога.

В испанских владениях сахарократы были ревностны­ми сынами католической церкви. Свои рабовладельческие вотчины они часто называли именами святых. Перечень названий сахарных плантаций — это подлинный путево­дитель по святым и блаженным католического Олимпа. Кого только тут не встретишь — святых Марию, Изабел­лу, Антония, Иосифа, Николая, Рафаэля. Святые были союзниками и покровителями и в известной мере ком­паньонами рабовладельцев, ибо последние платили церкви десятину (причем церковники строго следили, чтобы этот налог уплачивался сполна), строили церкви и часовни, посвящая их своим святым патронам, щедро оплачивали семейных капелланов, отпускавших им грехи и помогав­ших держать в повиновении «неграду» — «негритянское стадо» — рабов, эту основу основ их благополучия и про­цветания. Если же святой патрон не оправдывал себя — выдавался плохой урожай или убегали рабы, то сахаро­краты заменяли его другим.

Церковники получали экономические выгоды от раб­ства. Многие из них принадлежали к семьям крупных ра­бовладельцев и работорговцев; церкви, монастыри и даже их святые патроны имели долю в барышах больших план­таций. Монастырь св. Клары участвовал в доходах 20 са­харных плантаций. Икона ев, Игнатия была «пайщицей» сахарного завода «Св. Хуан Непомусено», а икона св. Хри­ста, покровителя путников, была компаньоном самых крупных сахарократов — рабовладельцев семьи Карденас Пеньялвер. Духовная семинария в Гаване содержалась на доходы с рабовладельческих плантаций. Иезуиты в свою очередь владели в районах Гаваны и Камагуэй рабами, ко­торых «святые отцы» подвергали таким же телесным нака­заниям, как и светские рабовладельцы.

Стоит ли удивляться, что церковники с рвением, до­стойным лучшего применения, оправдывали рабство и от­стаивали его «законность» богословскими аргументами? Они «доказывали», что для негров быть запроданными в рабство является величайшим благодеянием, ибо рабское состояние позволяет им «искупить» себя, очиститься от грехов и тем самым получить возможность обрести царст­во небесное. Таким образом, отмечает кубинский историк М. Морено Фрахинальс, в изображении церковников план­тация из места чудовищной эксплуатации превращалась в храм добродетели, а работорговля — в богоугодное дело ¹⁷.

Рабов на плантациях заставляли работать по 16—18 часов, без праздников, держали впроголодь, за неповино­вение истязали, женщин рабовладельцы насиловали, что не мешало им потом продавать своих сожительниц и при­житых от них детей. Зловещей фигурой на плантации был майорал — надсмотрщик. Вооруженный широкой саблей и плетью из сыромятной кожи, он выжимал из рабов семь потов, по своей прихоти истязал их и травил собаками, специально выдрессированными для этого.

Возмущались ли церковники поведением майоралов? Вовсе нет! В руководстве для капелланов (священников) рабовладельческих плантаций священника Антонио Нико­ласа Дуке де Эстрада, впервые изданном в 1797 г., реко­мендуется никогда не оспаривать наказания, которым под­вергают майоралы рабов, даже если эти наказания неспра­ведливы; никогда не перечить действиям майоралов, никогда не жаловаться на них рабовладельцам, никогда не защищать рабов, ибо они сами виновники своих несча­стий, так как «не выполняют своих обязанностей». Более того, автор вышеупомянутого руководства советует своим братьям во Христе сравнивать для пущей убедительности Христа с майоралом и предупреждать строптивых рабов: «Христос, как майорал,— все недостатки ваши видит и за­поминает. Если не будете выполнять его заповеди, а глав­ная из них — беспрекословное послушание рабовладель­цу,— он вас накажет на том свете, как на этом наказывает вас майорал». Капелланы, поучал Дуке де Эстрада, долж-пы внушать рабам: «Бог сделал меня рабом, он желает, чтобы я работал на моего хозяина, и я буду работать на него, ибо так повелевает мне бог...»

Апостолический миссионер Хуан Першгаья-и-Пибер-нат, действовавший на Кубе в XIX в., в одной из своих проповедей, обращенной к рабам, говорил: «Не пугайтесь тех мук, которые вам приходится переносить как рабам. Рабом может быть ваше тело, но душа ваша свободна уле­теть, когда пробьет час, в счастливую обитель избранных». Такими нравоучениями церковников можно было бы за­полнить целую книгу. «Ваши церемонии,— писал планта­тор Эдуардо Мачадо в 1864 г., обращаясь к католическому духовенству Кубы,— освящают наши преступления».

Хозяева заставляли работать рабов и по воскресеньям. Но это требовало санкции церкви, так как, согласно Биб­лии, раз в неделю должно отдыхать и славить господа бога

2 И. Р. Лаврецкий 33

все «сущее и живущее». Церковники, со свойственной ям ловкостью превращать «порося в карася», и в данном слу­чае нашли способ обеспечить интересы эксплуататоров. Ссылаясь на труды святого Фомы и других богословов, они утверждали, что рабы не только могут, но_%и должны работать по воскресеньям и другим праздникам, ибо без­делье способствует грешным помыслам и действиям, а раз так, то из двух зол (работа и отдых) следует выбрать меньшее, т. е. работу!

Священниками на Кубе и в других владениях Испании были испанцы. Неграм в духовное сословие вход был зак­рыт, их считали людьми низшей расы. На Кубе впервые негр был посвящен в сан священника только в 1942 г.... Король Испании Карл V еще в 1538 г. распорядился, чтобы священники обучали рабов католической вере — «христианским добродетелям». Но, как отмечает кубинский исследователь Хосе Антонио Сако, автор многотомной исто­рии рабства, это распоряжение испанского монарха оказа­лось невыполнимым, ибо «в целом к церковному сословию принадлежали недостойные его лица» ¹⁸.

Духовенство, находившееся в услужении у рабовладель­цев, не пользовалось авторитетом даже среди самих план­таторов. В 30-х годах XIX в. видный кубинский писатель-патриот Доминго дель Монте (1804—1853) говорил англий­скому консулу Ричарду Р. Маддену, что «на Кубе имеются считанные единицы, в особенности в сельской местности, верующие в существование бога и бессмертие души... Наши священники не привыкли проповедовать своим прихожа­нам евангелие ни словом, ни примером; многие мужчины и женщины в деревнях острова Кубы после крещения по­падают в церковь только на свадьбу, а тысячи не соблюда­ют даже и этого ритуала...» ¹⁹

Собственно говоря, Куба не была исключением из обще­го правила, а подтверждала его. Духовенство во всех коло­ниях служило интересам колонизаторов и рабовладельцев, заботясь главным образом о собственном обогащении. Так было и на Гаити, и на других островах Карибского моря. Французский просветитель аббат Рейналь писал в 1785 г. о духовенстве на Гаити: «Поколения плохих и невежест­венных священников уничтожили уважение как к священ­ническому деянию, так и к религиозной практике почти в каждом приходе. Ужасная жадность стала обычным поро­ком почти каждого приходского священника».

Надсмотрщик за рабами

То же самое наблюдалось и в Бразилии, где церковники служили интересам рабовладельцев.

Комментируя зависимость церковников от плантаторов, известный бразильский социолог Жильберто Фрейре пи­шет: «В Бразилии в колониальный период церковь никогда не была действительно могущественной силой; не было ни влиятельного духовенства, ни властолюбивых епископов, ибо каждый сахарный плантатор, хотя и преданный като­лик, был вроде Филиппа II * по отношению к церкви, считая себя более могущественным, чем епископы или аббаты» ²⁰.

Бог колонизаторов и его служители были заинтересо­ваны в первую очередь держать в повиновении массы

* Филипп II (1527—1598), король Испании, отличался жесто­ким ц властным характером, подчинил своему влиянию церковную иерархию.

2*

рабов. Они обращали их в католическую веру, но это обра­щение носило формальный и поверхностный характер, де­лалось по принуждению, под страхом суровых наказаний. Рабы, которых привозили на Антильские острова из раз­личных областей Африки, пытались сохранять свои старые верования, поклоняться втайне своим собственным божест­вам в надежде на их защиту и покровительство. Однако вырванные из привычных для них условий, изолированные от своих соплеменников, родственников и членов семейств, подвергаемые изнурительному труду, страдая от болезней, недоедания и жестоких наказаний, лишенные общения со своими жрецами и колдунами, они были не в состоянии воссоздать на чужбине свои религиозные культы в том виде, в котором они существовали на их родной африкан­ской земле.

Привезенные из Африки босалес * не только не понима­ли своих мучителей майоралов или католических священ­ников, говоривших по-испански, но и своих собратьев по несчастью, с которыми их сводила судьба на плантациях, других рабов, принадлежавших к самым различным пле­менам и народам Африки и говоривших на самых разнооб­разных языках и наречиях. Чтобы понять майорала и сгово­риться с другими рабами, годился только испанский. По­пытки к бегству жестоко карались. Беглецов при поимке клеймили каленым железом, пороли плетьми, кастрирова­ли, наконец просто убивали.

Смертность среди рабов была большая, рождаемость — низкая. Рабовладельцы предпочитали рабов-мужчин. «Естественное воспроизводство» считалось дорогостоящим и весьма медленным процессом. Рабыни неохотно рожали детей, а родив, не могли, не хотели о них заботиться, зная, какая тяжелая участь их ожидает. Смерть казалась едш% ственным средством избавления от рабства. Продолжи­тельность жизни раба на плантациях не превышала в сред­нем десяти лет. Ввиду этих обстоятельств армия рабов по­полнялась в основном за счет босалес, что препятство­вало созданию на плантациях однородных групп и тем самым однородных культов.

Многие доведенные до отчаяния босалес кончали жизнь самоубийством в надежде, что их дух вернется на ро-

* Так назывались негры-рабы, еще не знавшие испанского языка.

Наказание рабыни

дину и вновь возродится в свободном теле. Майоралы раз­резали тело самоубийцы на части, чтобы предупредить его «воскресение».

Только небольшому числу рабов удавалось осуществить свою мечту и бежать. Беглые рабы — симарроны — уходи­ли в труднодоступные места — в горы или лесную чащобу, образовывали свободные поселения (паленке), где возрож­дались их африканские культы. В одном из таких паленке в провинции Ориенте на Кубе возник в XIX в. культ ма-тиабо, состоящий из различных элементов верований кон­голезских негров.

Нет, рабам не следовало ожидать избавления от бога плантаторов и его жрецов. Рабы могли добиться свободы только в борьбе со своими мучителями и угнетателями...

|орядок, который создали на Ан­тильских островах колонизаторы, рабовладельцы и их слуги церковники, казался вечным и незыблемым. Но гром французской революции 1789 г. на­рушил его. Великий лозунг революции «Свобода, равен­ство и братство!» дошел до далекой французской колонии Сан-Доминго и поднял рабов на борьбу за свое освобожде­ние. После жестоких и кровопролитных сражений рабам удалось освободиться от своих угнетателей. В 1804 г. Гаити стало независимым государством. Шесть лет спу­стя началась война за независимость испанских колоний на американском континенте. В 1826 г. эти колонии за­воевали свободу. На Кубе борьба затянулась на многие десятилетия, вплоть до конца XIX в.

Одно из первых освободительных восстаний на Кубе было поднято Николасом Моралесом в 1795 г. в районе Баямо. В нем наравне с белыми поселенцами участвовали негры и мулаты. Восставшие требовали установления ра­венства цветных с белыми, отмены налогов, раздела земли среди неимущих крестьян, ограничения деятельности цер­ковников. Борцы за свободу Кубы были и первыми борцами за отмену работорговли и рабства. Патриот Хосе Антонио Сако писал в первой половине XIX в.: «От прекращения торговли рабами зависит спасение и будущее счастье Кубы... В день, когда это произойдет, мы сможем сказать: у нас уже имеется родина». Вожди войны за независи­мость испанской Америки (1810—1826), сражавшиеся против испанского колониализма,— Идальго, Морелос, Боливар — провозгласили отмену рабства. Мануэль де Сеспедес, первый президент Свободной Кубы *, освободил своих рабов в 1868 г.

Церковники всегда были в числе тех, кто громче всех призывал к расправе с патриотами. В 1816 г. Эстебан Ману­эль де Элосуа, почетный апостолический инквизитор три­бунала Картахены и комиссар инквизиции в Гаване с

* Свободной Кубой называлась территория острова, контроли­руемая патриотами в период Десятилетней (1868—1878) войны за независимость.

Клеймение рабыни

1800 г., потребовал установить в этом городе инквизици­онный трибунал для Кубы, Пуэрто-Рико и Юкатана. По приказу Элосуа неоднократно сжигались «крамольные» книги. В одном из своих донесений он сообщал, что в Га­ване был тайно отпечатан «Общественный договор» Руссо и что франкмасоны и другие «развращенные» люди безна­казанно распространяют свои «преступные» идеи. Элосуа настаивал на жестких мерах против этих крамольников²¹.

Попытки кубинских патриотов вовлечь церковников в борьбу против колонизаторов, призывы к их совести и хри­стианскому долгу не давали заметных результатов. В пери­од войны за независимость испанских колоний Америки Ку­ба стала местом, где находили пристанище бежавшие от патриотов контрреволюционные церковники из других ко­лоний. Их выступления против сторонников независимости оказывали немалую помощь колонизаторам на территории самой Кубы.

В 1835 г. власть в Испании перешла к либералам, се­куляризировавшим церковную собственность. Однако уже в 1851 г. испанское правительство заключило с папским

престолом конкордат, наделявший католическую церковь в метрополии и колониях еще большей властью и влияни­ем, чем она пользовалась до реформ 1836—1840 гг. Кон­кордат провозглашал католическую религию в Испании государственной, подчинял просвещение контролю церкви, обязывал власти оказывать содействие церкви в борьбе с еретиками и «вредными» книгами, запрещал ограничи­вать чем-либо деятельность духовенства. Церковь вновь получила право на бесконтрольное владение имуществом. Ей была возвращена часть конфискованной ранее соб­ственности, а за остальную она получила соответствующее возмещение трехпроцентными облигациями Объединенно­го долга Испании. Наконец, правительство обязалось вы­плачивать духовенству жалованье за счет государства. Этот конкордат, фактически наделявший католическую церковь неограниченными правами, оставался в силе в Испании вплоть до провозглашения республики в 1931 г.

На Кубе в результате реформ 1836—1840 гг. церковная собственность также была частично распродана или посту­пила во владение колониальных властей. На острове, одна­ко, эти реформы не вызвали особого обострения отноше­ний между властями и духовенством. Конкордат 1851 г. еще более укрепил традиционную солидарность между цер­ковью и колониальными властями. Епископ стал получать в год 250—300 тысяч песо, увеличились доходы и всего духовенства. Церковники с возросшим рвением оказывали всемерную поддержку колонизаторам в борьбе с нацио­нально-освободительным движением, перераставшим в вооруженную борьбу против испанских угнетателей.

Даже реакционный кубинский историк Портель Вила вынужден признать, что во время войн за независимость католическое духовенство, за немногими исключениями, всегда находилось на стороне испанского деспотизма, под­держивало и оправдывало его антикубинскую политику. «Католицизм,— пишет Портель Вила,— был официальной религией Испании и ее владений, государство платило церкви субсидии, церковная иерархия отличалась тради­ционным консерватизмом; в результате папы римские и епископы благословляли испанские армии, прибывавшие на Кубу для кровавого подавления революции, и отлучали кубинских и некоторых испанских священников, симпа­тизировавших борьбе кубинцев... Наряду с фанатиками и святошами, с одной стороны, и атеистами и потерявшими

веру — с другой, подавляющее большинство населения Кубы относилось равнодушно к религии или не доверяло священникам, выступая за ограничение их деятельности и влияния» ²².

Священники с амвона и в печати призывали к беспо­щадной борьбе со сторонниками независимости, они сдела­ли исповедальню местом сбора шпионской информации, которую передавали властям, в результате чего гибли мно­гие патриоты.

В том же 1851 г., когда был заключен конкордат с Ва­тиканом, из-за предательства церковников испанцам уда­лось подавить готовившееся во главе с Хоакином де Агу-эро восстание в провинции Камагуэй. Священники узнали о подготовке к восстанию от жен и родственниц патрио­тов, пришедших к ним исповедоваться. Будучи ревностны­ми католичками, они заказали накануне восстания молебен за его успех. Священники записали всех присутствовавших на молебне и сообщили их имена властям. По доносу цер­ковников были брошены в тюрьмы 89 патриотов.

Когда в 1895 г. начался последний этап войны за неза­висимость Кубы, испанские колонизаторы под командова­нием генерала Вейлера (высадившегося на Кубе 10 фев­раля 1896 г.) учинили жесточайшую расправу над кубин­ским населением. Они сжигали селения, убивали мирных жителей, а оставшихся в живых сгоняли («концентрирова­ли») в города, занятые испанскими войсками. «Несчастные жертвы режима концентрации,— пишет советский исто­рик А. М. Зорина,— так называемые реконсентрадос, не обеспечивались ни жильем, ни работой и оставались без всяких средств к существованию. Голод, болезни и скучен­ность приводили к эпидемиям и высокой смертности. Толь­ко в одной провинции Матансас из 68 тысяч человек по­гибло 37 тысяч. Жители, не подчинявшиеся драконовским приказам Вейлера, объявлялись мятежниками и, независи­мо от возраста и пола, подвергались жестоким пыткам... Население Кубы сократилось более чем на одну треть, но восставшая колония не покорялась» ²³.

Церковники не только оказывали всяческую поддерж­ку кровавому Вейлеру, но, как указывает кубинский исто­рик Эмилно Роиг де Леученринг, были вдохновителями по­литики «концентрации». Именно эта политика излагалась и рекомендовалась главой (губернатором) гаванского епископства прелатом Хуаном Баутистой Касасом в его

книге «Сепаратистская война на Кубе», изданной в Мад­риде в 1896 г. Касас убеждал колонизаторов, что только система концентрации, т. е. жесточайшего террора по от­ношению к гражданскому населению острова, может при­нести победу над кубинскими патриотами.

Прелат Касас призывал испанские власти всемерно способствовать переброске церковников из Испании на Ку­бу. «Если испанское правительство действительно желает расправиться с кубинским восстанием, оно должно обра­титься за помощью к церкви п подчиниться во всем ее все­могущему руководству»,— писал Касас²⁴.

Священники не только одобряли зверства колонизато­ров, но и сами принимали в них деятельное участие. Ка­сас перечисляет в своей книге десятки'церковннков, запят­навших руки кровью патриотов. Один из них, священник Эмилио Фернандес, так «отличился», что был награжден испанским правительством военным крестом, а папа рим­ский Лев XIII оказал ему особую милость — назначил сво­им личным прелатом.

Лютую ненависть к патриотам, боровшимся за незави­симость Кубы, проявлял епископ Гаваны Мануэль Сан-тандер-и-Фрутос. В своих пастырских посланиях Сантан­дер осыпал бранью и проклятиями патриотов, клеветал на них, призывал истребить их.

В послании от 30 ноября 1896 г., обращенном к испан­ским войскам на Кубе и опубликованном в «Церковном бюллетене» Гаваны, Сантандер писал: «Вы защищаете справедливое и святое дело, правое дело против неправого, дело цивилизации против варварства... Это — справедли­вая война, поэтому с вами бог оружия. Наместник бога на земле (папа римский.— И. Л.) вас благословил, епископы вас поддерживают, дети церкви молятся за вас» ²⁵. Сантан­дер приказал отдать церковную драгоценную утварь в рас­поряжение испанских властей для покупки оружия и амуниции. Епископ гаванский призвал всех священников с той же целью жертвовать деньги. Сам Сантандер дал 500 песо серебром на покупку оружия для испанской армии.

Гибель поэта Хосе Марти и генерала Масео, павших в сражениях с колонизаторами, вызвала ликование среди церковников. Сантандер распорядился во всех церквах служить по этому поводу благодарственные молебны.

Однако уже ничто не могло спасти колонизаторов. Все население Кубы поднялось на борьбу за независимость,

П

Кафедральный собор в Гаване — символ колониального владычества

Испанцы терпели поражение за поражением. В 1898 г., когда победа патриотов стала несомненной, в борьбу ввяза­лись США, якобы для того, чтобы оказать помощь кубин­цам, в действительности же с целью захватить Кубу и превратить ее в свою колонию. Когда США оккупировали Кубу и другие испанские владения, Ватикан старался выслужиться перед Вашингтоном в надежде сохранить там свои позиции.

Сближению Ватикана и правительства США способст­вовала поддержка во время войны американских империа­листов местной католической церковной иерархией, воз­главляемой в то время кардиналом Гиббонсом и архиепис­копом Айрландом. Католическое духовенство на Кубе со своей стороны заискивало перед североамериканскими ок­купантами, оказывая им такую же поддержку в борьбе с национально-освободительным движением, как прежде ис­панцам. Об этом в январе 1899 г. писал из Мадрида в Пе­тербург русский дипломат Шевич, отмечая, что поведение заморского духовенства вызвало возмущение в придворных кругах Испании: «Единственно заботясь о материальных выгодах церкви и будущности духовных корпораций в от-торженных от Испании колониях, местное духовенство под влиянием североамериканских католических прелатов, по­лучающих инструкции из Рима, с той минуты как оно убеди­лось в тщетности усилий Испании сохранить за собой свои колонии, открыто стало на сторону завоевателей. На по­следней аудиенции, которую я имел у королевы-регентши, ее величество не скрыла от меня своего негодования по по­воду антипатриотического поведения испанского колони­ального духовенства, причем изволила сказать мне, что, встретившись на днях с папским нунцием, она высказала ему «все свое негодование»» ²⁶.

В начале 1899 г. американские оккупационные власти на Кубе, желая заручиться симпатиями кубинской обще­ственности, декретировали отделение церкви от государства и ввели гражданский брак как единственно законный, что отвечало требованиям патриотов. Казалось, что этими дей­ствиями влиянию католической церкви нанесен серьезный удар. Однако после назначения в декабре 1899 г. на пост военного губернатора Кубы Леонарда Вуда оккупационные власти стали оказывать всяческое покровительство католи­ческому духовенству и делать все от них зависящее, чтобы поднять его авторитет и укрепить его влияние.

Такой политикой по отношению к католической церкви на Кубе правительство США преследовало различные цели. После убийства президента Мак-Кинли его место за­нял вице-президент Теодор Рузвельт, который готовился выдвинуть свою кандидатуру на предстоящих президент­ских выборах и был заинтересован в поддержке католиче­ской церкви, оказывавшей влияние на избирателей. Руз­вельт назначил на некоторые ответственные посты в правительстве людей, известных своими связями с ка­толической церковью. Таким был, например, военно-мор­ской министр Чарлз Дж. Бонапарт. Все это должно было принести Рузвельту голоса в промышленных центрах, на­селенных преимущественно католиками.

Первые месяцы оккупации Кубы показали, что подав­ляющее большинство населения острова осуждает оккупан­тов и готово оказать им активное сопротивление. Об этом хорошо знали как Рузвельт, так и военный губернатор Вуд. Оккупанты были готовы заручиться поддержкой цер­ковников, которые обладали немалым опытом в сотрудни­честве с колонизаторами.

Находясь в Сантьяго, протестант Вуд участвовал в ка­толических церковных процессиях и всячески обхаживал Местного архиепископа, требовавшего во время войны ис­требления «ненавистных янки». Из Сантьяго Вуд писал своей жене, что архиепископ—«славный малый и очень приятный старый джентльмен, который недавно во время ужина призывал пролить потоки американской крови...»²⁷

Буду не пришлось прилагать особых усилий для того, чтобы подчинить своему влиянию церковную иерархию на Кубе. И Ватикан, и местная иерархия сами охотно шли в услужение оккупантам, которые представлялись им мень­шим злом по сравнению с кубинскими патриотами. Не ус­пели США оккупировать остров, как Ватикан поспешил назначить епископом Гаваны (фактически главой католи­ческой церкви на Кубе) итальянского прелата Донато Сбаррети (впоследствии кардинала). Это был подлинно иезуитский ход. Испанца Ватикан боялся назначить на этот пост, а кубинца не желал, отсюда назначение италь­янца Сбаррети, чиновника статс-секретариата римской ку­рии, явившегося на Кубу, чтобы верой и правдой служить новым хозяевам.

Назначение иностранца Сбаррети епископом Гаваны показывало, насколько Ватикан не считался с национал!.-

Поиск по сайту: