Богословское учение Кальвина, его исходные посылки

Кальвин в своей богословской концепции гораздо более рационален, чем Лютер. Если Лютер это сгусток энергии, почти непрерывный эмоциональный поток, очень частые противоречия с самим собой. Лютер – это постоянный акцент на откровение, то для Кальвина гораздо большее значение имела логика, почти математически выверенные формулы и доктрины, четкая дисциплина мысли. Это то, что отличает Кальвина от Лютера. И взяв 2 главных произведения, и Лютера и Кальвина, вы увидите насколько сильны эти расхождения.

Кальвин логичен, он явно испытал влияние римского права. Он блестящий логик и правовед. Кальвин оказался под гораздо более мощным влиянием гуманистической традиции, нежели Лютер.

Эти моменты важно отметить, поскольку они многое объясняют в богословской версии Кальвина.

Кальвин исходит из принципиально важной установки: из практики и реалий абсолютного божественного суверенитета. Бог всемогущ, всесилен, все сотворенное Богом – в его власти. Во всем присутствует исключительно его воля, его божественное начало. Это доктрина абсолютного божественного суверенитета.

В этой доктрине есть один важнейший момент: Бог не только прогневан человеком, он абсолютно удален от человека.

Если мы вспомним схему, которую я вам рисовал, объясняя доктрину Лютера: есть абсолютно светлое начало и абсолютно черное начало – человек, то Кальвин здесь идет гораздо дальше Лютера. Он считает, что Бог не только дистанцирован от человека, Бога нельзя умилостивить в своем решении по отношению к человеку, Бог прогневан первородным грехом, он видит в человеке лишь пагубу своему собственному творению. Бог абсолютно изолирован от человека.

У Лютера – бог огорчен человеком, но он по-прежнему любит человека, поэтому миссия Христа и пришествие Христа – это знак божественной любви и шанс, который дарован всем людям. Шанс этот представлен в вере. Вера эта представлена в Завете, который стоит посредником между Богом и человеком.

Кальвин рассуждает иначе: Бог не просто прогневан человеком, он и Завет свой рассматривает не только как шанс на спасение человека, и только лишь как знак своего могущества и своей воли. Завет для Кальвина – это лишь знак божественной воли, это не знак любви, это не шанс, дарованный человеку.

Итак, у Лютера Бог любит человека, у Кальвина Бог не любит человека, и напрасно и тщетно искать у него спасение.

Кальвин сам вспоминал на закате своих дней, что он сам содрогался при мысли о таком боге, когда писал свои Наставления в христианской вере.

Из этого тезиса проистекает следующий: все в этом мире предначертано Богом. Бог не любит человека, но судьба самого человека предначертана Богом. Отсюда проистекает доктрина о божественном провидении. Это значит, что все, что бы вы ни делали, все это замыслено у Бога. В этом второе принципиальное расхождение с Лютером. Бог Кальвина все предначертал, все замыслил, это решение невозможно ни познать, ни постигнуть, ни изменить.

Из этого: у вас и у меня нет альтернативы, но есть свобода психологической воли. Лютер учит: у человека есть альтернатива, потому что Бог, хотя все и замыслил, но может изменить свое решение. Он парит над нами, он постоянно среди нас, он может направить человека ко спасению, а может направить к погибели. Это все зависит от нашего акта веры. Поэтому есть альтернатива в нашем поведении: мы можем постичь веру и стремиться к вере божьей, и можем не стремиться, и тогда мы погибнем.

У Кальвина же Бог иной, оба альтернативных решения уже предопределены. Любое наше движение происходит из высшей необходимости, и дурные и злые поступки, и добрые – все это промыслено заранее, так было надо.

Тогда возникает вопрос: как быть со злом? Неужели Бог источник зла? Кальвин отрицает это и отвечает: Бог не допускает зло, он творит зло не из допущения, а из необходимости. Что это значит? Бог допускает зло: это значит, что мы производим на свет ребенка, этот ребенок живет, как хочет. А у Кальвина не так: Бог замыслил зло по непостижимой мудрости своей, как часть своего плана относительно человека. Что это значит? Что зло есть проявление божественной воли и может рассматриваться как оборотная сторона праведности Бога. Иными словами, мы видим смерть несчастного младенца, умирающего от чумы: для нас это зло, а для Кальвина это не зло, это есть акт суда божественного, акт божественной праведности, о которой человек не имеет никакого представления.

Из этого проистекает еще один аргумент: человек не может понять божественную суть и не может измерить божественную праведность земным началом. Кальвин пишет: как только мы начинаем говорить о божественном промысле, наши мысли распадаются, мы не можем его понять.

А как быть тогда человеку? Мало того, что он черен, что он нелюбим, на что ему рассчитывать? И тут Кальвин развивает теорию практического силлогизма: человек, не знающий, что с ним будет, что конкретно него замыслил Господь, он обязан целиком и полностью следовать завету и откровению, постоянно убеждая себя в том, что Господь замыслил о нем лучшее, а не худшее. Человек не может получить священство и он не может спастись за счет собственных усилий. Он может надеяться на спасение. Нельзя изменить решение бога в вечности, но можно попытаться верить в это, прежде всего строжайшим образом соблюдая букву, слово Завета. Поэтому нормальная жизнь человека – это жизнь, абсолютно растворенная в Завете. Отсюда строжайшая регламентация повседневной жизни, и отсюда равноценность Ветхого и Нового Завета.

Чем сильнее мы следуем Завету, чем сильнее мы растворяемся в заповедях, в каждодневных требах, тем больше внешних признаков того, что мы избраны ко спасению. Эта доктрина избранности тесно связана с практическим силлогизмом.

Отметим важный момент. В ваших учебниках этот момент о божественном предопределении выставлен центральным местом. Это глубокая ошибка. Это всего лишь следствие других важных тезисов кальвинистского богословия. Доктрина избранности, двойного исхода истории, что господь заранее избрал одних к погибели, а других к спасению в сочинении Кальвина это всего лишь 22 или 23 статья. Это всего лишь следствие иных. гораздо боле важных мотивов.

Только после смерти Кальвина, после 1564 года, когда кальвинистская реформация зашла уже слишком далеко, Теодор Беза решает упростить доктрину Кальвина, именно он и становится автором этой упрощенной версии. Как он сам признавался: на вопрос, в чем заключается учение Кальвина? он отвечал: это доктрина предопределения. Теодор Беза считал ее центральной.

… Бог любит человека. Бог оставил Завет не для спасения человека, не в качестве акта своей любви к человеку, а как знак своей воли, не более того. Отсюда Бог замыслил абсолютно все в этом мире. И что бы мы ни делали, абсолютно все проистекает по высшей, непостижимой для нас божественной воле. Мудрость Всевышнего непостижима.

Человек не знает того, что замыслил о нем Бог, поэтому может только лишь поддерживать иллюзорную веру касательно своей избранности, поэтому ему нужно раствориться в этом Ветхом и новом Завете. Чем активнее он ведет благочестивый образ жизни, чем активнее он полагается на ту догму, на то откровение, которое содержится в Завете, тем больше у него внешних признаков своей избранности. Это многое объясняет в психологии и стиле деятельности кальвинистских проповедников и сторонников Кальвина во 2-й половине 16 века. Люди, которые совершенно отрицали наличие собственной воли и говорили, что все уже промыслено заранее, тем не менее, обладали неукротимой силой, поскольку считали, что они избраны, что они, поддерживая это внутреннее благочестие, приближаются к своему спасению.

Человек, отмеченный печатью погибели по Кальвину это тот человек, которому не дано постичь таинство Христа, которому не дано познать естественный закон о Боге.

Сразу же бросается в глаза принципиальная разница между учением Кальвина и Лютера. Принципиально иное толкование божественной воли: у Лютера Бог любит человека, он огорчен человеком, но готов протянуть ему руку помощи, а у Кальвина – нет. Иное толкование Христологии: совершенно бессмысленно полагаться на человеческий образ Христа по Кальвину, имеет смысл полагаться лишь на божественную волю, на высшую волю. Поэтому Христос для Кальвина – это лишь символ. Из этого проистекает главное расхождение в проблеме толкования таинств. Кальвин, также как и Лютер оставляет только 2 таинства, но для него эти таинства – исключительно символы. Кальвин рассуждает так: коль скоро мы не можем полагаться на человеческий образ Христа, каким образом мы можем говорить о плоти Христа, которая реально присутствует в причастии? Поэтому причастие по мысли Кальвина – это всего лишь вкушение духовное, но не вкушение реальное. Иными словами, тезис Цвингли здесь будет развит Кальвином, и это проложит ров между Кальвином и Лютером.

То же самое будет касаться и таинства экзерцизма, обряд изгнания беса из новорожденного, из крещеного человека. Для Кальвина это бессмысленно, поскольку все уже замыслено сверху. Этот обряд уже ничто не может изменить. Для Лютера, у которого Бог может менять свою волю, оставляя человеку альтернативу, этот обряд весьма важен.

Начиная с середины 16 века лютеранин-ортодокс бледнеет при слове «кальвинист», а кальвинист-ортодокс зеленеет при слове «лютеранин». При этом сам Кальвин всегда признавал важность Лютерового выступления. Он всегда считал, что движение Лютера несомненно замыслено сверху, это движение – акт божественной воли. Более того. Кальвин в молодые годы весьма ревностно поддерживал Лютера. И лишь в зрелый период произошло это роковое расхождение. Но Кальвин считал, что Лютер только начал дело реформы, что это дело не закончено, что он Кальвин и его община избранных ко спасению продолжит и завершит это дело реформации. Поэтому читая публицистику, листовки, памфлеты 16 века, вышедшие из-под пера кальвинистских проповедников, мы очень часто встречаем термин: вторая реформация. Лютер начал и не успел закончить это дело, он оказался в окружении врагов, которые постоянно сеяли рознь. Лютеру не дано свыше спасти церковь, положение исправит Кальвин. Кальвин – это вторая реформация, реформация избранных ко спасению, и эта реформация конечно же закончится победой.

Касательно наименования. Кальвинисты никогда не называли себя кальвинистами. Будьте толерантны. Слово: кальвиниане, наполненное ядовитым презрением, будет произнесено впервые в окружении Лютера, в 1540-е годы, секта Кальвиниан. Позже к этому добавиться католическая антипроповедь, где также читаем о них как о еретиках-кальвинианах, которые раскалывают мир церкви. Сами кальвинисты считают себя людьми, живущими в соответствии с божьим словом. Полное наименование кальвинистской церкви: Церковь, реформированная по Божьему слову. Сокращенно: Реформаты, реформатская церковь.

Понятие самой церкви у Кальвина распадается на 2 категории. Видимая церковь, это община тех, кто приходит к причастию, справляет требы. И церковь мистическая, невидимая, это все те люди, которых господь замыслил ко спасению, осудил к спасению. Эти люди нам неизвестны, но они есть. И поэтому задача видимой церкви – сплотить вокруг себя церковь невидимую. Это объясняет массированную экспансию Кальвинизма, реформатской церкви во многих регионах Европы. Как только где-нибудь: во Франции, Нидерландах, Шотландии, Англии, Польше, Литве появляются кальвинистские проповедники, сразу же начинается борьба за объединение вокруг Завета, начинается лозунг об истинно избранных ко спасению.

К Кальвинистам относились как к радикалам, религиозным террористам, экстремистам. Кальвинистские организации, общины одинаково пугали и раздражали и католиков, и лютеран. Не случайно у Лютеран в конце 16 века появится присказка: лучше быть папистом, чем кальвинистом. Для лютеран Кальвин – это измена истинному делу, это извращение философии и богословия Лютера, это антихристово зло. Папа – это антихрист публичный, с ним надо бороться, с ним все ясно. Страшнее сатана, который принимает обрез истинного креста, это кальвиниане.

Этот раскол между лютеранами и реформатами обрастет драматическим антуражем в 17 веке и станет одной из причин в том числе длительного кровавого 30-летнего конфликта.

География распространения кальвинизма: родина его – Женева. В Женеве Кальвин конституирует образцово организованную общину, на службе которой находится правительственный аппарат, городской совет. Кальвину было безразлично какова форма власти - республика, монархия, олигархия. Главное. чтобы эти власти слушались….

Поиск по сайту: