Богородица на смертном одре

Вот и перевернута последняя страница святой книги, содержание которой от корки до корки представляет собой гимн святому целомудрию и благочестию. Перед этой книгой самые строгие критики, полные предубеждений и предрассудков, онемев, застывали, перечитывали ее от начала до конца и закрывали ее с умягченным сердцем и обновленным духом. Закрыта книга, содержащая повесть, в которой говорится, что в иудейском городе Назарете жили бездетные Иоаким и Анна.

Вся эта повесть светится так, словно они освещены тем вечерним закатным румяным светом, мягким и тихим, который провожает солнце, чтобы на следующее утро оно озарило мир с востока. Кто не обрадуется радости стариков, которая пришла к ним уже при близкой разлуке с миром, чтобы уронить каплю меда в их горькую от скорби жизнь!

Души двух стариков, Иоакима и Анны, исполнялись неописуемой райской радостью, когда они смотрели, как их маленькая дочка в сопровождении своих подруг скромно, но торжественно входит в храм Божий, где ее встречает духовенство. Маленькая Мария рано осталась сиротой, без отца и матери. Господь за благочестие Иоакима и Анны пощадил их, не дав им увидеть все скорби и страдания, которые были уготованы их чаду ради одной-единственной награды, воистину великой и непостижимой,— назваться Матерью Сына Божия. Иоаким и Анна умерли в утешении, что они оставили свое дитя под покровительством Церкви, под Божией защитой.

Кто бы мог предсказать такую беспокойную жизнь Деве, Которая все Свое отрочество провела в храме в посте и молитве? Но жестокий ураган жизни немилосердно носил бедную Отроковицу из одного чужого края в другой, резко бросая ее от радости к страданию. Для нежной девической души могло стать чрезмерным одно потрясение от нежданной радостной вести о великой милости Господа, Которому было угодно, чтобы Она родила Спасителя мира. А ведь Пресвятой Деве было уготовано и много, много других тяжких потрясений, которые были способны надломить человеческие силы и сокрушить мужество. После первой материнской улыбки Своему Божественному Чаду, Которое обрадовало Ее душу, после всех страхов утомительного пути ненастной ночью Она вновь должна была бежать по свету без оглядки, чтобы спасти Свое милое Небесное Дитя. Должна была, ибо царь Ирод боялся Ее малого Чада, дремавшего на соломе; должна была, ибо зависть человеческая даже в пещере, в самом скромном убежище, не давала покоя Сыну Божиему. Охваченная трепетом и страхом, Она бежала через палестинские поля, прижав к груди Свое Дитятко, без устали, днем и ночью, спешила, не разбирая дороги, через пустыни и леса, только бы спасти Его от царских ножей. Она не останавливалась и не падала духом от страха и усталости, ибо укреплялась мыслью, что Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбел, обретших ны зело. Сего ради не убоимся, внегда смущается земля (Пс. 45, 2–3). С ранних лет Она глубоко хранила в сердце слово премудрого проповедника: И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: "нет мне удовольствия в них!" (Aeee. 12, 1).

Она все терпела с верой в Господа, хотя и думать не могла, что звание "Богородица" принесет Ей больше горечи, чем радости. Да разве и могла Она думать иначе после таких дивных обетовании Архангела Гавриила? Разве кто-то вообще мог подумать, что люди так враждебно встретят Небесного Посланника и своего Спасителя?

Даже когда слава о Ее Сыне начала разноситься по свету, тревога и страшные предчувствия еще не касались Ее материнской души. Она неотступно следовала за Иисусом в толпе любопытного народа, с трепетом поодаль наблюдая за Ним, слагая в сердце слова Его, но не приближалась к Нему, боясь Ему докучать. Она знала о Его безграничной любви к людям, Она слышала Его слова: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь [1]. Он перестал принадлежать только Ей, Он стал живым Источником для всего мира, и всякий жаждущий мог прийти и напиться из этого Источника, но никто не любил Его так, как любило Его сердце Матери. В этой сплошной массе народа, следующей за Христом по всей Палестине и восторженно прославляющей Его, одни сияющие глаза неотрывно смотрели на Него, одни уста непрестанно повторяли Его святые слова и шептали молитвы за Него — глаза и уста Матери.

Господь шел вперед и вперед, Он не обращал внимания на глухую злобу, которая собиралась вокруг Него. Ничто не смущало и не пугало Его: Он был одинаково решительным и величественным и на Елеонской горе, и при триумфальном входе в Иерусалим, и на последней Вечери, в минуты прощания с учениками, и при восхождении на Голгофу.

Но один чуткий слух ловил скрежет зубов против Иисуса, одна душа провидела намерения безбожников, которые уловят на душу праведничу, и кровь неповинную осудят (Пс. 93, 21), и каждый день наполнялась страхом из-за того, что слышала и видела. Это была Богородица.

Она хотела хотя бы ночью остаться с Ним наедине, чтобы рассказать Ему обо всем, что слышала, обо всем, что говорят о Нем и что Ему готовят, хотела сделать Его осторожнее, хотела, хотя понимала, что Он знает все лучше, чем Она. Но и ночью Он не давал Себе отдыха: ночь служила Ему для наставления и подготовки учеников. Она хотела хотя бы ночью, в тишине сказать Ему несколько слов и положить Его усталую голову на Свое материнское плечо. Но не исполнилось Ее желание, и ночи проводила Она в разлуке с Сыном, глядя полными слез глазами в звездное небо и обращая к Небу утешительные слова псалмопевца: по множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (In. 93, 19).

Но все потрясения, все страдания и беды, злоба и подлость человеческая — все, что Ей пришлось вынести за Сына, было ничто в сравнении с тем страшным ударом, который готовился Ее Сыну и Ее душе. Она Своими глазами видела Иисуса связанным, оплеванным, окровавленным, слышала адский вой: распни, распни Его! [2]. Она шла с Ним до Голгофы, видела, как Он падает под тяжестью Креста, склонялась, чтобы собрать Его кровь из грязи, слышала звук молотка, забивающего гвозди в Его руки, когда-то обнимавшие Ее шею, видела, как Он, нагой и израненный, в судорогах обливается потом и как силы оставляют Его. Если бы Она могла хотя бы достать до Его окровавленных ног, обнять и поцеловать их,— но и в этом было отказано несчастной Матери.

О матери, страдающие о своих больных сыновьях! Вспомните Марию, Которая страдала под Крестом, на котором бился в муках Ее Сын! Вспомните и укрепите сердца ваши тем же, чем Она укрепляла Себя,— упованием на милость Божию!

Христос испустил дух [3]. Но в тяжких муках, прежде чем предать дух Свой Отцу, вспомнил Он о ком-то и взглянул на землю. Он увидел Матерь Свою, увидел Ее, сломленную и изнемогшую. Он вспомнил еще об одном долге перед Ней и, глядя на Своего любимого ученика Иоанна, сказал Матери: Жено! се, сын Твой [4].

* * *

Ученики Христа разошлись по всему миру, чтобы учить и спасать род человеческий. Оставляя свои дома и родных, они все свои силы посвятили проповеди учения Господа Спасителя. Они уже не были так боязливы, как в ту ночь, когда был схвачен Иисус, они стали могучими и неустрашимыми исполинами, забывшими страх.

Пока все они еще были в Палестине, с ними была и Богородица. Она помогала им в их трудах распространения учения Спасителя, подбадривала и поддерживала их. А когда ученики разошлись в далекие страны, Она осталась в доме Иоанна.

Она не знала праздности, каждую минуту Она посвящала служению роду человеческому, тому самому роду, который распял Ее безвинного Сына! Она направляла Свои заботы на больных и страдающих, утешала, учила, помогала советом каждому, кто нуждался. Она жила, во всем следуя учению Своего Сына, и стала елеем на раны больных, чистым источником, у которого мог освежиться и насытиться небесной любовью каждый. Добрые дела занимали все Ее время, наполняли Ей душу великим утешением и блаженством и сделались наградой за все Ее прежние страдания и скорбь. После того как воскрес Ее Сын, к Ней пришли осознание, прозрение и надежда.

Но и Ей пришло время сомкнуть глаза и предать дух Свой Господу. Это произошло мирно и тихо, Ее смерть не вызвала волнения и беспокойства. Мир спешит по своим обычным житейским делам; Богородица почивает на смертном одре, но мир не чувствует никакой перемены, не ощущает исчезновения самой богоугодной Жены. Мир неизменен. В своей суете, мелочных заботах о нуждах плоти он не видит святости самых торжественных минут истории человечества. Когда величайшие поборники его счастья умирали в муках, он суетливо и равнодушно спешил за хлебом. И вот теперь, когда величайшая Благотворительница лежит на смертном одре, не утихает уличный гул, не прекращается ни на минуту повседневная беготня.

Но когда апостолы вынесли Ее гроб и запели погребальные песнопения, ожило в душе мира недавнее воспоминание о Великом Учителе любви и о Его нежной, возвышенной Матери. И люди, каждый человек, который последовал за апостолами, все они оросили горячей слезой гроб славнейшей Назаретянки и свои дела и жизнь посвятили Евангелию Сына Ее. На миг забыл мир свои заботы и вспомнил жизнь Праведной Жены, Которая веровала много, и сам научился тому, что имя Господа — крепкая башня: убегает в нее праведник — и безопасен (Прит?. 18, 11).

В доме апостола Иоанна царят покой и тишина, ничто не нарушает их. Маленькую скромную комнатку освещают только два ряда свечек, горящих вокруг смертного одра. Можно подумать, что в доме никого нет, хотя в эти минуты сюда сошлось едва ли не все Христово воинство. Здесь Его Апостолы, собравшиеся со всех краев света, чтобы проводить Мать Учителя в вечное отечество.

Опустив головы, стоят они вокруг одра, на котором лежит Богородица. А она мирно спит. Ее лик светится благодатью и каким-то таинственным счастьем, которое показывает отсутствие всякого страдания, в котором — последнее прощание и всепрощение этому миру, оказавшему Ей и Ее Сыну так мало милосердия, гостеприимства и любви.

1. Io. 12, 49–50. ^
2. Ie. 15, 13. ^
3. Io. 27, 50. ^
4. Ин. 19, 26. ^

Епископ Рашско-Призренский Артемий. Новый Златоуст. Святитель Николай

Вот и перевернута последняя страница святой книги, содержание которой от корки до корки представляет собой гимн святому целомудрию и благочестию. Перед этой книгой самые строгие критики, полные предубеждений и предрассудков, онемев, застывали, перечитывали ее от начала до конца и закрывали ее с умягченным сердцем и обновленным духом. Закрыта книга, содержащая повесть, в которой говорится, что в иудейском городе Назарете жили бездетные Иоаким и Анна.

Вся эта повесть светится так, словно они освещены тем вечерним закатным румяным светом, мягким и тихим, который провожает солнце, чтобы на следующее утро оно озарило мир с востока. Кто не обрадуется радости стариков, которая пришла к ним уже при близкой разлуке с миром, чтобы уронить каплю меда в их горькую от скорби жизнь!

Души двух стариков, Иоакима и Анны, исполнялись неописуемой райской радостью, когда они смотрели, как их маленькая дочка в сопровождении своих подруг скромно, но торжественно входит в храм Божий, где ее встречает духовенство. Маленькая Мария рано осталась сиротой, без отца и матери. Господь за благочестие Иоакима и Анны пощадил их, не дав им увидеть все скорби и страдания, которые были уготованы их чаду ради одной-единственной награды, воистину великой и непостижимой,— назваться Матерью Сына Божия. Иоаким и Анна умерли в утешении, что они оставили свое дитя под покровительством Церкви, под Божией защитой.

Кто бы мог предсказать такую беспокойную жизнь Деве, Которая все Свое отрочество провела в храме в посте и молитве? Но жестокий ураган жизни немилосердно носил бедную Отроковицу из одного чужого края в другой, резко бросая ее от радости к страданию. Для нежной девической души могло стать чрезмерным одно потрясение от нежданной радостной вести о великой милости Господа, Которому было угодно, чтобы Она родила Спасителя мира. А ведь Пресвятой Деве было уготовано и много, много других тяжких потрясений, которые были способны надломить человеческие силы и сокрушить мужество. После первой материнской улыбки Своему Божественному Чаду, Которое обрадовало Ее душу, после всех страхов утомительного пути ненастной ночью Она вновь должна была бежать по свету без оглядки, чтобы спасти Свое милое Небесное Дитя. Должна была, ибо царь Ирод боялся Ее малого Чада, дремавшего на соломе; должна была, ибо зависть человеческая даже в пещере, в самом скромном убежище, не давала покоя Сыну Божиему. Охваченная трепетом и страхом, Она бежала через палестинские поля, прижав к груди Свое Дитятко, без устали, днем и ночью, спешила, не разбирая дороги, через пустыни и леса, только бы спасти Его от царских ножей. Она не останавливалась и не падала духом от страха и усталости, ибо укреплялась мыслью, что Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбел, обретших ны зело. Сего ради не убоимся, внегда смущается земля (Пс. 45, 2–3). С ранних лет Она глубоко хранила в сердце слово премудрого проповедника: И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: "нет мне удовольствия в них!" (Aeee. 12, 1).

Она все терпела с верой в Господа, хотя и думать не могла, что звание "Богородица" принесет Ей больше горечи, чем радости. Да разве и могла Она думать иначе после таких дивных обетовании Архангела Гавриила? Разве кто-то вообще мог подумать, что люди так враждебно встретят Небесного Посланника и своего Спасителя?

Даже когда слава о Ее Сыне начала разноситься по свету, тревога и страшные предчувствия еще не касались Ее материнской души. Она неотступно следовала за Иисусом в толпе любопытного народа, с трепетом поодаль наблюдая за Ним, слагая в сердце слова Его, но не приближалась к Нему, боясь Ему докучать. Она знала о Его безграничной любви к людям, Она слышала Его слова: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь [1]. Он перестал принадлежать только Ей, Он стал живым Источником для всего мира, и всякий жаждущий мог прийти и напиться из этого Источника, но никто не любил Его так, как любило Его сердце Матери. В этой сплошной массе народа, следующей за Христом по всей Палестине и восторженно прославляющей Его, одни сияющие глаза неотрывно смотрели на Него, одни уста непрестанно повторяли Его святые слова и шептали молитвы за Него — глаза и уста Матери.

Господь шел вперед и вперед, Он не обращал внимания на глухую злобу, которая собиралась вокруг Него. Ничто не смущало и не пугало Его: Он был одинаково решительным и величественным и на Елеонской горе, и при триумфальном входе в Иерусалим, и на последней Вечери, в минуты прощания с учениками, и при восхождении на Голгофу.

Но один чуткий слух ловил скрежет зубов против Иисуса, одна душа провидела намерения безбожников, которые уловят на душу праведничу, и кровь неповинную осудят (Пс. 93, 21), и каждый день наполнялась страхом из-за того, что слышала и видела. Это была Богородица.

Она хотела хотя бы ночью остаться с Ним наедине, чтобы рассказать Ему обо всем, что слышала, обо всем, что говорят о Нем и что Ему готовят, хотела сделать Его осторожнее, хотела, хотя понимала, что Он знает все лучше, чем Она. Но и ночью Он не давал Себе отдыха: ночь служила Ему для наставления и подготовки учеников. Она хотела хотя бы ночью, в тишине сказать Ему несколько слов и положить Его усталую голову на Свое материнское плечо. Но не исполнилось Ее желание, и ночи проводила Она в разлуке с Сыном, глядя полными слез глазами в звездное небо и обращая к Небу утешительные слова псалмопевца: по множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (In. 93, 19).

Но все потрясения, все страдания и беды, злоба и подлость человеческая — все, что Ей пришлось вынести за Сына, было ничто в сравнении с тем страшным ударом, который готовился Ее Сыну и Ее душе. Она Своими глазами видела Иисуса связанным, оплеванным, окровавленным, слышала адский вой: распни, распни Его! [2]. Она шла с Ним до Голгофы, видела, как Он падает под тяжестью Креста, склонялась, чтобы собрать Его кровь из грязи, слышала звук молотка, забивающего гвозди в Его руки, когда-то обнимавшие Ее шею, видела, как Он, нагой и израненный, в судорогах обливается потом и как силы оставляют Его. Если бы Она могла хотя бы достать до Его окровавленных ног, обнять и поцеловать их,— но и в этом было отказано несчастной Матери.

О матери, страдающие о своих больных сыновьях! Вспомните Марию, Которая страдала под Крестом, на котором бился в муках Ее Сын! Вспомните и укрепите сердца ваши тем же, чем Она укрепляла Себя,— упованием на милость Божию!

Христос испустил дух [3]. Но в тяжких муках, прежде чем предать дух Свой Отцу, вспомнил Он о ком-то и взглянул на землю. Он увидел Матерь Свою, увидел Ее, сломленную и изнемогшую. Он вспомнил еще об одном долге перед Ней и, глядя на Своего любимого ученика Иоанна, сказал Матери: Жено! се, сын Твой [4].

* * *

Ученики Христа разошлись по всему миру, чтобы учить и спасать род человеческий. Оставляя свои дома и родных, они все свои силы посвятили проповеди учения Господа Спасителя. Они уже не были так боязливы, как в ту ночь, когда был схвачен Иисус, они стали могучими и неустрашимыми исполинами, забывшими страх.

Пока все они еще были в Палестине, с ними была и Богородица. Она помогала им в их трудах распространения учения Спасителя, подбадривала и поддерживала их. А когда ученики разошлись в далекие страны, Она осталась в доме Иоанна.

Она не знала праздности, каждую минуту Она посвящала служению роду человеческому, тому самому роду, который распял Ее безвинного Сына! Она направляла Свои заботы на больных и страдающих, утешала, учила, помогала советом каждому, кто нуждался. Она жила, во всем следуя учению Своего Сына, и стала елеем на раны больных, чистым источником, у которого мог освежиться и насытиться небесной любовью каждый. Добрые дела занимали все Ее время, наполняли Ей душу великим утешением и блаженством и сделались наградой за все Ее прежние страдания и скорбь. После того как воскрес Ее Сын, к Ней пришли осознание, прозрение и надежда.

Но и Ей пришло время сомкнуть глаза и предать дух Свой Господу. Это произошло мирно и тихо, Ее смерть не вызвала волнения и беспокойства. Мир спешит по своим обычным житейским делам; Богородица почивает на смертном одре, но мир не чувствует никакой перемены, не ощущает исчезновения самой богоугодной Жены. Мир неизменен. В своей суете, мелочных заботах о нуждах плоти он не видит святости самых торжественных минут истории человечества. Когда величайшие поборники его счастья умирали в муках, он суетливо и равнодушно спешил за хлебом. И вот теперь, когда величайшая Благотворительница лежит на смертном одре, не утихает уличный гул, не прекращается ни на минуту повседневная беготня.

Но когда апостолы вынесли Ее гроб и запели погребальные песнопения, ожило в душе мира недавнее воспоминание о Великом Учителе любви и о Его нежной, возвышенной Матери. И люди, каждый человек, который последовал за апостолами, все они оросили горячей слезой гроб славнейшей Назаретянки и свои дела и жизнь посвятили Евангелию Сына Ее. На миг забыл мир свои заботы и вспомнил жизнь Праведной Жены, Которая веровала много, и сам научился тому, что имя Господа — крепкая башня: убегает в нее праведник — и безопасен (Прит?. 18, 11).

В доме апостола Иоанна царят покой и тишина, ничто не нарушает их. Маленькую скромную комнатку освещают только два ряда свечек, горящих вокруг смертного одра. Можно подумать, что в доме никого нет, хотя в эти минуты сюда сошлось едва ли не все Христово воинство. Здесь Его Апостолы, собравшиеся со всех краев света, чтобы проводить Мать Учителя в вечное отечество.

Опустив головы, стоят они вокруг одра, на котором лежит Богородица. А она мирно спит. Ее лик светится благодатью и каким-то таинственным счастьем, которое показывает отсутствие всякого страдания, в котором — последнее прощание и всепрощение этому миру, оказавшему Ей и Ее Сыну так мало милосердия, гостеприимства и любви.

1. Io. 12, 49–50. ^
2. Ie. 15, 13. ^
3. Io. 27, 50. ^
4. Ин. 19, 26. ^

Детство и школа

1881–1956 [1]

Николай увидел свет Божий в 1880 году на рассвете 23 декабря по старому стилю в день празднования памяти святого Наума Охридского [2]. Родился он в небольшом "Божием селе Лелич", как он сам называл его, недалеко от города Валево, в низине горы Повлен. Его родители, Драгомир и Катерина, были простыми крестьянами, добрыми, благочестивыми людьми и глубоко верующими христианами, особенно мать. Вскоре после рождения они крестили своего первенца, слабенького младенца, дав ему имя Николай. Крещение совершил известный в том краю священник, отец Андрей, в монастыре Челие, прихожанами которого были и жители села Лелич.

В доме своих родителей маленький Никола вместе с другими детьми (их было девять, но все они умерли или погибли в годы войны, и у родителей остался один только Николай) возрастал телом и духом, впитывая от своей святой и благочестивой матери начальные понятия о Боге и православной вере. Она часто водила сына за ручку в монастырь Челие, находившийся в четырех-пяти километрах от дома, на богослужение и к причастию. Эти первые впечатления о Боге, Божием храме и молитве, которые он жадно впитывал благодаря матери, неизгладимо врезались в детскую душу. Один из таких моментов раннего детства владыка Николай вспоминал позднее в своей автобиографической книге "Молитва раба в темнице" (Мюнхен, 1952. С. 70).

Образование маленького Николы началось в монастыре Челие, куда определил его отец, чтобы ребенок научился грамоте хотя бы настолько, чтобы "уметь читать распоряжения властей и отвечать на них", желая затем оставить его в селе как "образованного" человека и кормильца семьи. Но Божий Промысл о маленьком Николе был иным и, без сомнения, лучшим. Он проявлялся уже в том, что будущий епископ с первых дней показал исключительную одаренность и ревность в учебе. Осталось предание о том, как он на школьных переменах, в то время пока другие дети играли и предавались шалостям, уходил в забытый всеми уголок монастырской колокольни и там "отдыхал" в прилежном чтении и молитве.

Необыкновенную ревность и одаренность мальчика заметил его учитель Михаил Ступаревич и посоветовал продолжить учебу в Валевской гимназии, где Никола показал себя впоследствии лучшим учеником, хотя, для того чтобы иметь возможность учиться, он был вынужден прислуживать в городских домах, как и большинство гимназистов того времени.

После окончания шестого класса гимназии Никола выдержал экзамены в Военную академию, но медицинская комиссия отказала в приеме из-за его физической слабости и недостаточности объема грудной клетки. Несомненно, и это было делом Промысла Божия, который вел Николая к иному призванию — быть воином не земного, но Небесного Царя. Сразу же после неудачной попытки поступить в Военную академию Николай подал документы в Белградскую богословию [3], куда был принят, правда, снова не без осложнений по причине его плохого музыкального слуха.

1. Публикуется по: Епископ Рашско-Призренский Артемий. Краткое жизнеописание святого владыки Николая. Белград, 2003. На серб. яз. ^
2. Наум Охридский (†Х в.) — равноапостольный, один из учеников святых просветителей славян Кирилла и Мефодия. Память 7/20 июня и 20/27 июля. ^
3. Белградская богословия — учебное заведение, готовящее священников, аналогичное духовной семинарии. ^

Продолжение учебы

На протяжении всего периода обучения он был непревзойденным студентом. Благодаря присущим ему от рождения Богом данным способностям, систематическому труду и усердию успехи молодого семинариста в учебе были исключительны. Зная, что закопать Божий дар в землю большой грех, юноша неустанно трудился над умножением дарованного ему таланта, не ограничиваясь учебниками и пособиями в рамках программы, читал множество других источников. В возрасте неполных двадцати четырех лет он был хорошо знаком с сочинениями Негоша [1], Шекспира, Гете, Гюго, Пушкина, Толстого, Достоевского и других гениев мировой литературы, а также философов Вольтера, Ницше, Маркса. В семинарии он обратил на себя особое внимание своими оригинальными мыслями о Негоше, которого очень любил как поэта и мыслителя и еще в Валевской гимназии хорошо изучил.

Дар слова молодого Николая восхищал и его коллег-студентов, и преподавателей Белградской богословии, особенный восторг вызвала его речь на выпускном прощальном торжестве, состоявшемся в монастыре Раковица в 1902 году.

Жизнь молодого семинариста Николая в Белграде была нелегкой: ему приходилось ютиться в сырой холодной квартире, плохо питаться, из-за чего он заболел золотухой, от которой впоследствии долгие годы страдал. После окончания богословии некоторое время преподавал в сельских школах в Драчиче и Лесковицах, недалеко от города Валево. Там он смог глубже понять жизнь и душевный склад сербского крестьянина, там же подружился со священником Саввой Поповичем из Черногории. Вместе друзья-сподвижники обходили народ, делили приходские обязанности. Летние каникулы Николай по рекомендации врачей проводил на море, именно в ту пору он изучил и с любовью описал жизнь бокелян [2], черногорцев и далматов.

Еще в период учебы в семинарии будущий Владыка помогал известному протоиерею Алексе Иличу в редактировании газеты "Христианский вестник", в которой уже тогда публиковал свои первые статьи и заметки.

Спустя несколько лет Николая и еще нескольких студентов-стипендиатов Церковь выбирает для продолжения образования в Европе или в России. В то время он предпочитает обучение в Европе, в старокатолическом факультете Бернского университета. Затем были Германия, Англия и чуть позже Россия. Жадно впитывая знания, он вскоре становится одним из образованнейших людей своего времени, но в этот период своей жизни не ограничивает себя рамками одной лишь европейской философской мысли. Его дух парил и над мистической мудростью далекого Востока, проникал в священные и философские книги древней Индии. Переработав и преобразовав в своей глубокой вдумчивой душе собранные из множества источников знания, он со свойственной ему оригинальностью выносил их на свет, передавал другим, поэтому даже самые небольшие его произведения, каждое произнесенное и написанное им слово открывают необычайно редкую эрудированность и глубину. Такую богатую сокровищницу знаний и мудрости мог собрать и так неподражаемо выразить поистине гениальный ум.

Учебу в Берне Николай увенчал докторской диссертацией, защитив в свои двадцать восемь лет труд под названием "Вера в Воскресение Христа как основной догмат Апостольской Церкви". Можно с уверенностью сказать, что вся его последующая жизнь протекала под знаком Креста и Воскресения Христова.

1909 год он проводит в Оксфорде, где готовит докторский труд "Философия Беркли" и защищает его на французском языке в Женеве.

Осенью 1909 года, вернувшись из Европы, Николай тяжело заболевает дизентерией. На больничной постели проходят около шести недель, все это время он повторяет слова: "Если мое служение угодно Господу, Он исцелит меня". Именно тогда им был дан обет в случае выздоровления принять постриг и в монашеском чине служить Богу, Церкви и своему народу.

Вскоре, будучи уже известным доктором богословия и философии, он принимает монашество и становится иеромонахом Николаем (20 декабря 1909 года), посвятив всего себя, все свои знания и способности служению Господу и своему любимому сербскому народу.

Закончив обучение в Европе, отец Николай вернулся на Родину. По действовавшему тогда закону необходимо было подтвердить полученные дипломы. Поскольку в свое время он не окончил гимназию, то, чтобы получить право преподавать в богословии, ему пришлось сдавать экзамены за седьмой и восьмой классы и экзамен на аттестат. Экзаменационная комиссия, по свидетельству одного из ее членов, "слушая изложение о Христе, была потрясена, и никто уже не задавал вопросов". Однако прежде чем он стал преподавателем богословии, митрополит Димитрий направил молодого иеромонаха в Россию, где отец Николай провел год, путешествуя по бескрайним русским просторам, знакомясь с церковной жизнью и святынями, познавая душу русского человека. В этот период им был написан один из первых значительных трудов — "Религия Негоша".

Став младшим преподавателем Богословии святого Саввы в Белграде, иеромонах Николай читал лекции по философии, логике, психологии, истории, преподавал иностранные языки. Но рамки семинарии были тесны для него, стены аудиторий не вмещали всех сокровищ приобретенных им знаний. Молодой ученый священник начинает писать, выступать, печататься, читать свои блестящие проповеди в церквях Белграда и по всей Сербии. Как правило, он говорил на простые житейские темы, но говорил так, как не говорил никто прежде, его слова потрясали интеллигенцию и народ Сербии. Одновременно с этим иеромонах Николай публикует в церковных и литературных журналах свои проповеди и исследования о Негоше, Ницше, Достоевском и статьи по многим философско-богословским проблемам.

1. Негош Петр Петрович (1813–1851) — выдающийся черногорский поэт, мыслитель, государственный деятель и духовный руководитель. Известен в истории как Петр II Петрович. Поэзия Негоша продолжала традиции сербского народного героического эпоса. ^
2. Бокеляне — жители области Бока Которска, расположенной на черногорском побережье. ^

Патриотизм владыки Николая

Своими сильными выступлениями на религиозные, церковные и национальные темы он заслужил уважение многих патриотов в тогдашней демократической и свободомыслящей Сербии, но одновременно у него появляются враги и завистники. Не только вся Сербия и Белград говорили о молодом иеромонахе и ученом проповеднике Николае. В 1912 году он был приглашен в Сараево [1] на праздник газеты "Просвещение", где его выступления вызвали восторг боснийско-герцеговинской молодежи. Там он познакомился с самыми видными представителями тамошнего освободительного движения: Джоровичем, Дучичем, Шантичем, Грджичем, Любибратичем и другими. Хорошо известны его слова, что "своей огромной любовью и большим сердцем боснийские сербы аннексировали Сербию Боснии". Конечно, в период австрийской аннексии эти слова звучали вызывающе, и при возвращении в Белград иеромонах Николай был снят с поезда и на несколько дней задержан в Земуне. Те же австрийские власти не позволили ему на следующий год отправиться в Загреб [2] и выступить на праздновании, посвященном Негошу, но текст речи все-таки был переправлен в Загреб и обнародован. По утверждению Дедиера (в произведении "Сараевское покушение"), на книге отца Николая "Беседы под горой" младобосанцы [3] приносили клятву, как на Святом Евангелии.

Работа иеромонаха Николая с народом продолжается и набирает силу, когда маленькая Сербия вступает на голгофский путь освободительных войн, борьбы за объединение сербского и других народов Югославии. В судьбоносные дни Балканских войн 1912–1913 годов и Первой мировой отец Николай принимает активное и живое участие во всем происходящем. Он не только бдительным взором следит за развитием событий, ездит с проповедями, укрепляет решимость народа в его священной борьбе и утешает в ратных страданиях, но участвует в них сам как волонтер, помогая пострадавшим в военных действиях, больными бедным. Свое жалование он перечислял в пользу государства до самого конца войны. Его тогдашние проповеди (одна из них — "Над грехом и смертью") могут сравниться с речами Перикла времен античной Греции, произносимыми во славу павших за отечество.

Иеромонах Николай самым активным образом принимает участие и в церковной жизни того времени, нередко он критически отзывается об известных представителях Церкви. Однако его критика всегда позитивна (он быстро прекратил отношения с протоиереем Алексием, сотрудником "Христианского вестника", из-за его негативных взглядов на состояние Сербской Церкви), и она оставалась такой до конца его жизни. Пророческий дух этого апостола и пастыря высоко поднимался над противниками и завистниками, которые преследовали его до самой смерти, которые не оставляют и сейчас. Отец Николай всегда прощал искренне и легко.

В апреле 1915 года Сербское государство направляет иеромонаха Николая в Америку и Англию, чтобы он потрудился там ради Сербии и Югославии. (Эта "командировка" длилась несколько лет, до апреля 1919 года.) Со свойственной ему мудростью и красноречием, пользуясь знанием языков, проповедник открывает союзникам глаза на сербскую Голгофу, не умалчивая о недостатках сербского народа, которые усердно раздувала австро-венгерская пропаганда, но говоря и о достоинствах сербской души, тщательно скрываемых неприятелем. Он читал лекции по всей Америке и Англии, выступал в церквях, университетах, гостиницах и других местах, проникновенным словом сражаясь за спасение и объединение сербов и южнославянских народов. Уже в августе 1915 года в Чикаго он объединил вокруг сербского вопроса большое количество народа и священства, и не только православного, но и римо-католического, униатов и протестантов, которые тогда публично выразили поддержку Сербии и единство с ней в борьбе за освобождение. Тогда из Америки на Солунский фронт ушло большое число добровольцев. Таким образом, известное мнение, что "отец Николай был третьей армией" в борьбе за сербское и югославское дело, имеет самое реальное основание, ибо его вклад был огромным.

В тот же период Николай (Велимирович) выступал с идеей объединения всех христианских Церквей и тогда же особенно сблизился с Англиканской и Епископальной церквами. Он оказал значительную поддержку и помощь группе сербских студентов, учившихся в Оксфорде, где одно время преподавал.

1. Сараево — столица Боснии и Герцеговины. ^
2. Загреб — столица Хорватии. ^
3. Младобосанцы — члены организации "Млада Босна", которая была создана для борьбы против австро-венгерских властей, за объединение и независимость южных славян. Однако членом "Млады Босны" был и Гаврило Принцип, совершивший убийство эрц-герцога Франца-Фердинанда, что послужило поводом для начала Первой мировой войны. ^

Николай-пастырь

После окончания войны, еще до возвращения из Англии, его избирают епископом Жичским (12/ 25 марта 1919 года) и вскоре, в конце 1920 года, переводят в Охридскую епископию. В те годы его неоднократно направляли с многочисленными церковными и национальными миссиями в Афины и Константинополь, на Святую Гору, в Англию и Америку и повсюду его деятельность приносила обильные плоды, о чем свидетельствуют многие документы и очевидцы. Владыка Николай участвовал в конференциях за мир, в экуменических церковных встречах, в конференциях Всемирной христианской молодежной ассоциации (УМСА), во всеправославных собраниях.

Но особенно нужно выделить пастырский и литературный труд Владыки в Охриде и Битоле, а затем в Жиче, куда он будет возвращен в 1934 году по желанию Архиерейского собора и народа. Уже в качестве епископа Охридского и Жичского владыка Николай в полную силу и во многих направлениях развивает свою деятельность, касающуюся жизни Церкви и народа, не оставляя при этом своего богословско-литературного труда. Огромный вклад он внес в дело объединения поместных Церквей на территории вновь созданного государства (от которого часто не получал ни поддержки, ни понимания).

Исключительное воздействие на Владыку оказывал древний Охрид, колыбель славянской культуры и письменности на Балканах, "этот священный град с великим и плодоносным прошлым и таким искалеченным настоящим", как говорил сам святитель Николай. Он уже испытал глубокое влияние православной России с ее святынями и подвижниками, а теперь это влияние углубил и усилил благочестивый Охрид и соседняя с ним Святая Гора, которую "дедушка Владыка" [1] посещал каждое лето. Афон и творения святых отцов, которые он в то время читал и изучал особенно глубоко, окончательно укрепили его в Православии. Можно с полной уверенностью сказать, что именно здесь и именно тогда в нем произошло коренное внутреннее изменение, которое проявилось видимым образом и было сразу же замечено простыми верующими людьми. Этот духовный перелом сказался во всем: в его проповедях, поведении, даже в одежде. Прежний молодой иеромонах, доктор философии Николай (Велимирович) старался привлечь к себе внимание и произвести впечатление на всех вокруг: облаченный в сияющую мантию, с тщательно ухоженными волосами, с изысканными манерами, красноречивый и выспренний в слове — это был отец Николай "доохридского" периода. Таким мы видим его в "Слове о Всечеловеке", одной из выдающихся книг современной сербской литературы, глубокой и философской, но все еще недостаточно проникнутой православной духовностью, какими впоследствии стали его произведения в период Жичи и Охрида — "Омилии", "Охридскийпролог", "Миссионерские письма". Таким стал и весь его дальнейший пастырский труд в окормлении православного народа, богомольцев [2] и монашества.

В этот период своей жизни владыка Николай изживает из себя и из своего народа все формы поверхностного западничества. Его полностью охватывают и омывают теплые струи Православия, воодушевляет и пленяет дивный и спасительный лик Христа, вдохновляет церковная и народно-государственная деятельность святого Саввы. Мирская слава становится в его глазах ничтожной, человеческие похвалы скучными, излишне отточенный литературный язык выглядит празднословием, а мирская мудрость — духовным убожеством. Это не значит, что Владыка "опростился", нет, но он стал более духовным и доступным для людей. Слова Христа "Я есмь Путь, Истина и Жизнь" [3] становятся для него всем и вся. Он отвращается от мира и обращается к себе, к своему внутреннему человеку, и одновременно — к своему духовно жаждущему народу. С ним * "

происходит новое рождение, полагается начало святого жития. "Николай-гений" преображается в Николая-святителя. И именно это привлекало, собирало и держало вокруг него народ.

К несчастью, и тогда Владыку не оставляли враги, клеветники и завистники. Но он, как и на протяжении всей своей жизни, побеждал их своей открытостью, простотой и правым деланием пред лицом Божиим и перед своим народом. Может быть, без этого "охридского перерождения" епископ Николай так и остался бы великим одиноким гением нашего народа, как сосна в горах, недостижимым и неповторимым. И никогда не стал бы "святым дедушкой", "дедушкой Владыкой", новым сербским Златоустом. Златоустом не только по красоте речей и проповедей, но по духовному деланию и пастырскому труду, по апостольскому и мученическому исповеданию Христа. Епископ Николай, как когда-то святитель Савва, постепенно становился чистой и святой совестью всего сербского народа и последующих его поколений. Ибо верующие сербы без колебаний приняли владыку Николая как своего духовного вождя, как Божиего пророка и святого, и никто уже не сможет вычеркнуть или вытеснить его из благочестивой души народа. А что до известных нападок на него, и прежних, и нынешних, то сам Владыка показал, как следует реагировать на них. После тяжких обид, нанесенных ему одним из епископов, святителя Николая посетил журналист газеты "Политика" и попросил его высказаться по этому поводу. "Епископ Николай долго смотрел на меня, ничего не говоря. Этот молчаливый взгляд был красноречивей любого ответа" (Политика. 1939. 29 декабря).

К этому периоду относятся многие крупные произведения святителя Николая, о которых мы скажем позднее. Приведем здесь только один фрагмент проповеди Владыки о богомольцах "Очаг веры во тьме современности". "В то время в народе появились люди и группы людей, которых прозвали богомольцами. Они не хотели знать ничего, кроме Бога и своей души, и выдвигали принцип: "Начни с себя!". Они читали Священное Писание, пели духовные песнопения, собирались на молитвы, совершали паломничества по монастырям, исповедовались и каялись в грехах, постились и причащались, рассказывали о чудесах Божиих в своей жизни. Так они разжигали фитиль веры в своих душах. Их презирали, высмеивали, гнали, арестовывали, мучили (в предвоенной Сербии), но они не обращали внимания на все это. Их называли безумными. Называли так и меня, говоря: "Неужели этот Николай так долго прожил в просвещенной Англии для того, чтобы сейчас дружить с этими безумцами?". Они не знали, что именно Англия укрепила меня в богомольстве. А когда меня называли безумцем, я радовался. Дай мне Бог, чтобы это народное "безумие" никогда не ослабело во мне до конца моей жизни" (Собрание сочинений. Хилместир, 1983. Кн. 11. С. 566).

Вспомним здесь значительные пастырские и благотворительные дела епископа Охридского и Жичского для его народа, и особенно для богомольцев. Вспомним многие восстановленные им монастыри, доселе разрушенные, брошенные или полупустые, в Охридско-Битольской и Жичской епархиях, восстановленные и благоустроенные им кладбища и источники, установленные памятники, созданные им народные институты и задушбины [4]. Особенно следует выделить его работу с детьми и студентами. И сейчас известен основанный им в Битоле дом для сирот и бедных детей без различий национальности и вероисповедания "Богдай", который он до войны содержал,— известный "дедушкин Богдай". Им успешно руководила общественная работница Нада Аджич, впоследствии игумения монастыря Врачевшницы матушка Анна. Для воспитанников "Богдая" Владыка написал детскую песенку: "Малыши мы битольчане, малыши-сироты, дом наш — он на самом краю, словно в раю, в Богдае, как в раю, в Богдае". Подобные благотворительные дома для детей епископ Николай открыл во многих сербских городах—Кралево, Чачке, Горнем Милановце и Крагуевце. В предвоенные годы в них жили около шестисот бедных детей.

Владыка, находясь в Охриде и Жиче, развивал многогранную и всестороннюю деятельность как в православной среде, так и межцерковную. Так, в 1930 году он участвовал в пред соборной конференции православных Церквей в монастыре Ватопед, трудился над восстановлением общежительного уклада в монастыре Хиландар, часто бывал на встречах молодых христиан по всему миру, на многих международных встречах и конференциях. Он старался поддерживать добрые отношения с православными братьями в Болгарии и Греции, хорошие межконфессиональные отношения в предвоенной Югославии. К сожалению, антиправославная и антисербская политика правительства прежней Югославии втянула страну в известную "конкордатскую борьбу" [5], навязанную верующему сербскому народу и Церкви правительством Стоядиновича и Корошца. Святитель Николай не мог остаться в стороне от этих событий. Помимо прочего известна его телеграмма и открытое письмо "господину Антону Корошцу, министру внутренних дел" (август 1937 года), в котором он пишет о "полицейском волчьем нападении 19 июля на мирный православный крестный ход перед Соборной церковью в Белграде", о гонениях и арестах многих невинных православных священников и верующих по всей Югославии. Победа в этой борьбе и поражение сторонников конкордата во многом были заслугой святителя Николая, что получило широкий отклик в верующем народе. Владыка Николай вместе с патриархом Гавриилом [6] сыграл большую роль в отмене антинародного пакта правительства Цветковича — Мачека, за что его приветствовал народ и особенно возненавидели германские оккупанты. По этому поводу 27 марта граждане города Кралево направили Владыке в Белград поздравительную телеграмму, на которую он ответил: "Богу и народу благодарность. Светло, без печати позора смотрим в будущее" (Пастырский голос. 1941. № 3). Сербский народ с сыновней любовью следил за деятельностью епископа Николая, внимал его устному и письменному слову. Его произведения читались, тиражировались, пересказывались и надолго запоминались. И сегодня вы можете услышать в народе множество изречений Владыки, поучительных рассказов и трогательных историй о нем. Как сказал отец Рафаил из монастыря Овчар, "каждое слово его было для Псалтири". Богатство Владыки в Боге — вот что пленяло душу серба. Благодаря этому епископ Николай смог оказать такое огромное влияние на народ, евангельское влияние, которое помогло организму Сербской Церкви выдержать тяжкие времена последующих страданий. Значение личности владыки Николая особенно стало велико после Второй мировой войны и, вероятно, с течением времени будет расти все больше.

1. "Дедушка Владыка", "святой дека" — так стали называть святителя Николая (Велимировича) в сербском народе. ^
2. Богомольцы — последователи движения, возникшего под руководством владыки Николая в среде простых людей, которые стремились устроить свою жизнь по заповедям Христовым и не боялись открыто исповедовать свою веру; их называли "миссионерами в лаптях". ^
3. Ср.: Ин. 14, 6. ^
4. Задушбина — в Сербии издавна так называют храм или монастырь, выстроенный кем-либо из благочестивых христиан "задушу", то есть во спасение души. Однако святитель Николай дал более широкое толкование этому понятию: те добрые дела, которые каждый по силам может совершать ради ближнего, не менее ценны в глазах Божиих и тоже могут быть отнесены к "задушбинам". ^
5. "Конкордатская борьба". В 30-х гг. XX в. стоял вопрос о подписании договора (конкордата) о сотрудничестве между королевством Югославия и Римо-католической церковью, который давал бы право католикам вести прозелитическую деятельность и экспансию против Сербской Церкви и государственности. Сербское священство и православный народ противостояли подписанию конкордата. В июле 1937 г. был организован крестный ход через Белград, известный в истории как "кровавая лития": участники его, миряне, священники и епископы, пострадали в результате жестокой расправы с ними жандармерии. Однако, милостью Божией, по молитвам верующих конкордат не был подписан. ^
6. Гавриил (Дожич) (1881-1950) — патриарх Сербский в 1938–1950 гг. О его удивительной духовной стойкости свидетельствует тот факт, что дважды, в 1915 и 1941 гг., при начале военной оккупации он отказался от возможности эмигрировать и остался разделить страдания своей паствы. ^

Владыка Николай на голгофском пути

Многосторонний плодотворный труд епископа Николая ради благоденствия сербского народа и его Святосаввской Церкви был прерван пожаром Второй мировой войны. Капитуляция Югославии застала его в монастыре Жича. С первых дней оккупации Владыка и его святая Жича делили тяжкую судьбу своего народа, разъединенного и немилосердно истребляемого.

Владыка Николай был схвачен фашистами в 1941 году в день памяти апостолов Петра и Павла и сразу же заточен в монастырь Любостыня, а вскоре переведен в более строгое заключение в монастырь Войловица близ Панчево. Там он находился вместе с патриархом Гавриилом (Дожичем) под строжайшим контролем вооруженной немецкой охраны. Душевные страдания святителя Николая в условиях заключения были много сильнее физических, он проводил дни и ночи в слезных молитвах к Богу о спасении своего народа и всего рода человеческого. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в блокноте Владыки "Канон молебный" и молитва ко Пресвятой Богородице Войловицкой, а также уже известные "Три молитвы в тени немецких пушек", записанные на обложке Евангелия в Сербской церкви в Вене в январе 1945 года.

14 сентября 1944 года епископа Николая и патриарха Гавриила перевели из Войловицы в зловещий концлагерь Дахау, где они находились до самого конца войны. В Дахау они пережили все ужасы этого ада на земле. О перенесенных ими муках и страданиях, долгих болезнях свидетельствуют многие очевидцы и сами мученики в своих рассказах, устных и опубликованных. Оба исповедника были освобождены 8 мая 1945 года 36-ой союзной американской дивизией. Некоторое время они скитались по странам Европы, затем патриарх Гавриил вернулся на Родину, к управлению Сербской Церковью, а владыке Николаю выпал тяжкий путь эмиграции. Испив горькую чашу разлуки с отечеством, распятый глубокой печалью и желанием быть похороненным в родной земле, он носил в сердце горячую любовь к ней и к своему народу.

Угнетаемый душевными и телесными страданиями, святитель Николай в 1946 году прибыл в Америку. Там он все чаще болел, жаловался на боли в ногах и спине, которые были последствием перенесенных в концлагере мучений (об этом нам свидетельствовал один русский монах, который помогал больному Владыке).

Но все-таки и в Америке епископ Николай нашел в себе силы для миссионерской и церковной деятельности: он неустанно путешествовал по стране, укрепляя ослабевших, примиряя враждующих и научая евангельской вере и жизни многие взыскующие Бога души. И православные, и христиане других конфессий высоко ценили его миссионерский труд и справедливо считали его апостолом и миссионером Нового Света. В Америке продолжалась его литературная и богословская деятельность; писал Владыка и на сербском, и на английском языках. К этому периоду относятся его произведения "Кассиана. Повесть о христианской любви", "Страна из которой нет возврата", "Жатвы Господни", "Диван. Учение о чудесах" и его последнее, незаконченное, произведение "Единый Человеколюбец". Даже находясь в Америке, святитель Николай продолжал помогать и сербским монастырям, и бедствующим людям, посылая скромные посылки и пожертвования, особенно часто это была церковная утварь. Время от времени он преподавал в духовных учебных заведениях: во временно существовавшей духовной семинарии в монастыре Святого Саввы в Либертсвилле, в Нью-йоркской академии святого Владимира, в русских духовных семинариях Святой Троицы в Джорданвилле и Святителя Тихона в Сауф-Кеннане, в Пенсильвании. Там его и застала смерть. Он мирно отошел ко Господу рано утром в воскресенье, на масленицу, 5/18 марта 1956 года. Встав с постели, он начал молиться перед совершением Божественной литургии и тихо скончался, перейдя из земной в небесную Церковь, чтобы там служить вечную небесную литургию [1]. 27 марта (по новому стилю) в присутствии большого количества православных сербов и других верующих со всей Америки его тело было перенесено из монастыря Святителя Тихона в монастырь Святого Саввы в Либертсвилле и захоронено рядом с алтарем в южной стороне.

В Сербии же о кончине "святого деки" ("дедушки") возвещали колокола многих храмов и монастырей, в течение сорока дней служились панихиды и совершались поминовения. Но лишь спустя долгие годы суждено было сбыться горячему желанию владыки Николая быть похороненным в любимом родном краю, там где он "впервые открыл букварь", в монастыре Леличе.

1. "Небесная литургия" — одно из самых известных произведений владыки Николая. ^

Литературно-богословский труд

С тех пор, как святитель Николай переселился в небесную Сербию, прошло ровно сорок пять лет [1], но земная Сербия, сербский народ хранит его литературные и духовные труды, его задушбины. Все, что нам как завещание оставил непревзойденный гений епископа Николая, несет на себе неизгладимую печать христолюбивой и человеколюбивой души Владыки, продолжает жить в памяти и щедрой душе сербского народа, а его литературные и богословские труды особенно.

Нет сомнения, что ни один из сербов не написал такого количества блистательных произведений, как владыка Николай, произведений, которыми веками будет духовно жива Сербская Церковь и сербский народ. В мировом масштабе святитель Николай по количеству и ценности написанных им трудов может сравниться с Оригеном, блаженным Августином и святым Иоанном Златоустом. А по разнообразию тем и легкости стиля ему практически нет равных в мире.

Чтобы читатель мог составить хотя бы приблизительное представление о богатстве литературного наследия Владыки, приведем названия его основных произведений в хронологическом порядке их опубликования: "О Воскресении Христовом" (1910), "Бока Которска" (1910), "Религия Негоша" (1911), "Беседы под горой" (1912), "Над грехом и смертью" (1914), "Слово о Всечеловеке" (1920), "Молитвы на озере" (1922), "Новые беседы под горой" (1922), "Мысли о добре и зле" (1923), "Омилии" (1925), "Охридский пролог" (1928), "Война и Библия" (1931), "Вера образованных людей" (1931), "Символы и знаки" (1932), "Царский завет" (1933), "Духовная лира" (1934), "Эммануил" (1937), "Номология" (1940), "Страна, из которой нет возврата" (1950), "Жатвы Господни" (1952), "Кассиана" (1952), "Молитвенные песни" (1952), "Диван" (1953), "Единый Человеколюбец" (1958), "Первый закон Божий и райская пирамида" (1959) и многое другое. Он оставил многочисленные проповеди, речи и статьи. Некоторые произведения Владыки опубликованы только на английском языке и еще не переведены на сербский; сохранилось множество предвоенных журналов и газет со статьями, проповедями, стихами и другими текстами епископа Николая. Если собрать все написанное владыкой Николаем, набралось бы не менее двадцати больших томов. Большинство его произведений представляют собой бесценное сокровище духовной ризницы не только для сербского народа и Церкви, но и для всего человечества. Изучение его литературного, философского, богословского и духовного наследия только предстоит. Здесь и сейчас невозможно говорить отдельно о каждом его произведении. Верим, что настанет время, когда будут написаны исследования и диссертации на тему трудов Владыки. Мы же дадим небольшой их обзор и общую характеристику.

Прежде всего по глубине и силе философской мысли среди ранних творений Владыки выделяются книги "Религия Негоша" и "Слово о Всечеловеке". Эти произведения ставят епископа Николая в ряд философов мирового значения. Единственный сербский мыслитель, который мог бы сравниться с ним,— это сам святитель Петр (Негош). Они взаимно пронизывают и дополняют друг друга.

По своему содержанию и смыслу произведения Владыки преимущественно богословские и духовные, в центре всего его богомыслия стоит Христос — Единый Человеколюбец. С Него начинается духовное творчество святителя (диссертация о Христовом Воскресении), Им и заканчивается ("Единый Человеколюбец") — как и в Откровении, данном апостолу Иоанну, где Христос называет Себя Началом и Концом. Нет сомнения, что епископ Николай — великий богослов и богоискатель нашего времени, близкий святым отцам Церкви по масштабу своего дарования.

По стилю и выразительности все наследие Владыки является единой стройной и сладкозвучной поэмой. Каждое сказанное и написанное им слово искусно выточено его поэтическим резцом. Его ранние произведения ("Религия Негоша", "Слово о Всечеловеке" и особенно "Молитвы на озере") звенят какой-то особой лиричностью и мелодичностью, наполнены глубоким христианским космизмом. Позже основным мотивом его поэтических полотен становится покаянная смиренность, он все больше приближается к святоотеческой церковной поэзии. Особенно такие его произведения, как "Духовная лира", "Молитвенные стихи" и стихотворная часть "Охридского пролога". Каждое из них—стихотворный Символ веры, целая малая догматика. Стихи из "Духовной лиры" уже получили право на богослужебное употребление в Сербской Церкви, наиболее часто они поются в качестве запричастного на литургии во многих храмах и монастырях. Своим содержанием и народной мелодикой они потрясают простые сердца до слез. Сколько раз архимандрит Иустин (Попович) [2], тронутый стихами Владыки, сквозь слезы говорил: "Да простит меня святой Дамаскин, но Николай превзошел его". Стихи и песни Владыки особенно близко восприняли сербские богомольцы. Многие под воздействием этих стихов пережили чудесное покаянное перерождение, "перемену ума", изменили свою жизнь и нашли путь спасения, а некоторые и путь в монастырь. Его стихи — бесценное завещание будущим поколениям верующего сербского народа.

И наконец, все творения епископа Николая освещены светом проповедничества. Его стихи — это поэтические проповеди, так же как его проза — своего рода поэзия. Владыка — проповедник, которому нет равных в истории сербского народа. Поэтому отец Иустин часто подчеркивал: "Сербская душа томилась немотой, пока не родился владыка Николай и не нашел для нее слова, чтобы она заговорила". Он один-единственный из сербского рода стоит плечо к плечу со святителем Иоанном Хризостомом, за что отец Иустин и другие называли его "сербским Златоустом".

До владыки Николая проповедничество у нас зачахло и почти замерло, стало стереотипным, совершалось как служебная обязанность. Дар проповедника святителя Николая Охридского и Жичского явился как благодатный дождь в засуху, как небесная манна в пустыне, как чудо и откровение. Тематика его проповедей разнообразна, всегда современна, актуальна — подобно творениям святых отцов, которые и сегодня воспринимаются как вечная и непреходящая ценность.

Проповедничество епископа Николая (Велимировича) одухотворило и подвигло многих к ревности в проповедании Слова Божиего. Святитель самоотверженным трудом сумел создать большую группу "народных проповедников", "богомольцев"; по словам одного из них, никогда еще мир не видел людей, в лаптях проповедующих Евангелие! Некоторые из этих миссионеров-проповедников живы и теперь, и сегодня их любят слушать на собраниях богомольцев. Но и вся жизнь епископа Николая была неумолкающей проповедью о Господе Иисусе Христе и Его Евангелии.

1. Книга была написана епископом Артемием в 2001 г. ^
2. Архимандрит Иустин (Попович) (1894–1979) — выдающийся сербский богослов и церковный деятель. Во время обучения в Белградской семинарии из всех преподавателей самое сильное влияние оказал на него иеромонах Николай (Велимирович), который относился к нему с отеческой любовью и внимательно следил за его духовным становлением. Впоследствии на протяжении всей жизни их связывала большая духовная дружба. В 1993 году Сербская Православная Церковь прославила архимандрита Иустина (Поповича) в лике святых (память 25 марта / 7 апреля). ^

Современный отец Церкви

Мы сделали небольшой обзор литературно-богословского наследия владыки Николая. А ведь, согласно истинному слову Сына Божия, всякое древо познается по плодам [1], то есть о личности человека можно судить по результатам его жизненных трудов.

Все, что написал, совершил и оставил после себя святитель Николай, пополнило общую сокровищницу Церкви Божией, этого столпа и утверждения истины [2], в которой хранятся и живут творения отцов Церкви за все прошедшие двадцать веков ее существования. Нет сомнений в том, что душа Владыки теперь там, где их святые души,— в Царстве Христа Бога, ради Которого и Которым они жили и трудились здесь, на земле.

Если верны слова одного современного греческого богослова, что "отцы Церкви, эти колоссы благодати, которые продолжили дела святых апостолов, преданных Христу душой и телом, разнообразно испытанные на пути многих добродетелей, удостоились великого просветления и направляли свое житие, проповеди и полные Божественной мудрости писания по слову Истины", то, без сомнения, и владыка Николай пребывает ныне в их лике [3] и воспевает хвалу Богу. Ибо все сказанное о них применимо и к нему. Святоотеческие тексты и жития являются одним из драгоценнейших сокровищ духовного наследия Церкви и по степени богодухновенности занимают место сразу после Священного Писания. Их авторы всей своей жизнью проповедовали заповеди Божии, от самых малых до самых великих, и именно поэтому стяжали такую просветленную мысль, такое глубокое проникновение в тайны Божественного Откровения.

Высота их богословских взлетов, точность и правильность догматических решений объясняются единственно тем, что они не только ежечасно изучали Священное Писание, но жили и дышали им. Преподобный Иустин (Попович) говорил: "Мы не перестаем утверждать, что святые отцы Духом Святым мыслили, и потому мысль их верна". Те же слова отец Иустин неоднократно говорил и о епископе Николае, особенно подчеркивая значение творчества Святителя для сербов, сплетая ему сияющий венец похвалы, как это умел только авва Иустин: "Святой Владыка Николай", "тринадцатый апостол, пятый евангелист, величайший серб после святого Саввы". "Все, что есть у нас лучшего, возвышенного, чистого, святого,— всем этим мы обязаны святому сербскому апостолу, владыке Николаю. Да, святому владыке Николаю",— сказал архимандрит Иустин на панихиде по нему в Леличе в день двадцатилетия со дня его упокоения.

Если мы вдумаемся в жизнь и подвиг Святителя, мы увидим черты, уподобляющие и приближающие его к отцам Церкви. На первом месте — молитва. Епископ Николай был великим молитвенником перед Богом за свой народ, подобный боговидцу Моисею. Вся его жизнь — непрерывное стояние и житие перед Господом и в Господе. Наиболее ярко молитвенность души Владыки излита в его книгах "Молитвы на озере", "Духовная лира" и "Молитвенные стихи". Подобно древнему псалмопевцу, он собирает молитвы, как цветы, в чудесный райский венок. Неоднократно владыку Николая видели коленопреклоненным в слезной молитве. Его жажда Бога была настолько неутолима, что вне полного соединения с Ним он не мог ничем погасить ее. Захваченный и окрыленный Божественным влечением, "охридский пустынник" с особым жаром вопиет к Богу в своих "Молитвах на озере". Владыка молится всюду: в храме, дома, в пути, в заключении, в оккупированном городе,— ибо молитва для него — воздух, которым он дышит. "Три молитвы в тени немецких пушек" написаны святителем Николаем в 1945 году, вскоре после освобождения из концлагеря Дахау, в алтаре сербской церкви в Вене, когда в дверях храма стояли вооруженные немецкие охранники. Владыка написал их на обложке Евангелия.

Молитва для православного христианина есть первое и главное средство очищения сердца и освящения ума, потому нет ничего удивительного в том, что великие молитвенники Православной Церкви одновременно были великими прозорливцами, наделенными пророческим даром. Так было и со святителем Николаем. Он провидел и предрек то, что многие после него увидели и ощутили на себе: что всесильная Европа (какой он узнал ее в годы своей учебы) превратится в прах, если разрушит свой христианский фундамент. Но произошло нечто более страшное: Европа не просто превратилась в прах, она превратилась в небывалую и невиданную ранее бойню, которая утопила в море крови больше пятидесяти миллионов человеческих жизней и несколько лет содрогалась от стонов истекающих кровью и порабощенных народов. Апокалиптическое прозрение владыки Николая о Европе изложил и опубликовал со своими краткими комментариями другой современный сербский подвижник и богослов, отец Иустин, в своей книге "Православная Церковь и экуменизм". Его глубокие размышления венчаются прозрением о последних трех столетиях европейской истории, XVIII, XIX и XX, как о своеобразном "суде" Европы со Христом, когда Европа в конце концов изгоняет из себя и от себя Христа. И вот уже этот "суд" состоялся. И равноапостольный святитель Николай в своей книге "Сквозь тюремное окно" со скорбью пишет: "Братья мои, Христос удалился из Европы, как когда-то из Гадары по настоянию гадаринцев. Но как только Он удалился, начались войны, беды, ужас, разрушения, уничтожение ".

Провидел и предсказывал он и страдания сербского народа за его грехи. В "Молитвах на озере" он вопиет к Богу: "[Просветители] не просвещают, а ослепляют. Отвращают они детей своих от Тебя. Что сделаешь с соблазняющими детей Твоих, Господи? Ничего. Воистину, худшую судьбу уготовили [они] себе и народу своему, нежели книжники и саддукеи иудейские. Будет с ними хуже, чем с Вавилоном, что в силе своей крови и тельцу златому кланялся".

Поиск по сайту: