Саван Спартака

^[5]

Эмоциональное мироощущение художников и артистов, да и весь мир искусства были совершенно чуждыми четкому аналитическому мышлению Холмса. Исключая игру на своей любимой скрипке, которую Холмс брал в руки лишь в периоды бездействия или, наоборот, при напряженном расследовании запутанных криминальных загадок, его мыслительные процессы были предельно рациональными. Так случилось и на этот раз, когда широко обсуждаемое в центральной печати убийство одного из довольно состоятельных лондонских торговцев произведениями искусства и последующая встреча с нервничающей клиенткой дали в руки великому детективу расследование, которое великолепно отвечало его натуре.

В самом деле эмоциональная художественная природа личностей, фигурировавших в этом деле (я назвал его «Приключение савана Спартака»), резко контрастировала с логичным и рациональным подходом к химии и ко всему делу, которым воспользовался Шерлок Холмс при решении этой тупиковой проблемы.

Все началось промозглым ноябрьским утром 1897 года. Я сидел в своем кресле у потрескивающего камина на Бейкер-стрит, 221Б, просматривая свежий медицинский журнал, когда Холмс появился из затемненного угла своего лабораторного стола в длинной рабочей одежде с большой вишневой трубкой во рту. Клубы не слишком приятного сизого дыма поднимались к потолку комнаты.

— Как часто красота и печаль, Ватсон, стоят рядом. Даже мы с вами впадаем в меланхолию при звуках симфонии или задумчиво глядя на золотой закат. И не бывает ли у красивых женщин тревожно на душе?

— Холмс, — удивился я, — что заставляет вас так философствовать?

— Взгляните-ка сюда, мой друг. — Холмс указал на свой лабораторный стол с несколькими пробирками, содержащими какие-то желтоватые жидкости. — Это, Ватсон, пробы урины графини Андреа Ланнер Дел Рей, которые Скотланд-Ярд тайно получил от прислуги самой графини. А здесь — раствор трихлорида железа, каплю которого я добавляю на ваших глазах.

Как только капля упала в пробирку, раствор стал ярко-красным.

— Ну и что это значит, Холмс? — спросил я.

— Это значит, дорогой мой, — назидательно ответил он, — что прекрасную графиню, жизнь которой лондонские простолюдины считают сказочной, ожидают неприятности. Поскольку урина курителей опиума содержит опиумные соединения, в том числе насыщенные и ненасыщенные кислоты и фенольные производные, она окрашивается под действием хлорида железа. А теперь, Ватсон, посмотрим на реакцию окрашивания салициловой кислоты, другого соединения с фенольной группой. Вот эта пробирка. Видите, при добавлении всего одной капельки появилось слабое фиолетовое окрашивание.

Пока я рассматривал вторую пробирку, Холмс набросал в открытом лабораторном журнале химическую схему:

— Однако, Холмс, салициловые препараты уже начинают применять при головной боли и других недомоганиях. Разве не могла графиня пользоваться совершенно безвредным средством?

— Превосходно, Ватсон! — воскликнул он и продолжил, поднося обе пробирки к моим глазам: — Однако ярко-красный цвет пробы маковых компонентов и фиолетовый — пробы салициловой кислоты четко различаются. Более того, известно, что графиня чувствовала себя хорошо и не нуждалась ни в каком лечении. Нет, Ватсон, трихлоридная проба определенно говорит о наличии опиума.

После того как вспыхнувшая было активность Холмса немного угасла, я вернулся к своему журналу, и вновь наступила утренняя тишина. Завтракали мы тоже молча, Холмс по привычке держал перед собой «Таймс» и внимательно изучал первую страницу.

— Ватсон, — неожиданно воскликнул он, — помните статью о торговце, который месяц назад продал саван Спартака по бешеной цене?

— Как же, хорошо помню, — ответил я. — Вы об археологической находке ткани, в которую было завернуто тело римского раба после его гибели? К чему вы?

— К тому, что коммерсанта прошлой ночью убили его же собственной клюшкой для гольфа. Клюшка с тяжелой металлической головкой — необычное орудие убийства.

— Какой ужас, Холмс! Шокирующая новость. Мир становится все опаснее даже для таких людей. Скотланд-Ярд уже кого-то подозревает?

— Ну конечно же. — Голос показался мне необычно радостным. — Шустрый Лестрейд арестовал художника по имени Урий Мальтус. По слухам, Мальтус имел связь с женой торговца.

— Любовный треугольник, Холмс?

— Может быть, Ватсон, может быть, — ответил он задумчиво. — Правда, если у руля Лестрейд, с трудом верится в правильный курс.

На этом дело не закончилось, несколькими минутами позже с улицы перед нашей дверью раздался пронзительный женский голос, прерываемый спокойными просьбами нашей верной домохозяйки миссис Хадсон. Холмс поднялся с кресла, прошел по комнате и открыл дверь. Тут же в нашу квартиру бесцеремонно ворвалась молодая женщина. Она была в простой одежде темных тонов, с коротко стриженными прямыми волосами. На ее покрасневшем лице были видны следы слез.

— Мистер Холмс, — обратилась миссис Хадсон, — простите за… — Но Холмс прервал извинение, знаком попросил ее выйти и повернулся к визитерше.

— Прошу снисхождения, сэр, — произнесла она, — однако мне очень срочно нужна ваша помощь. Понимаете, мой брат Урий Мальтус арестован. Он невиновен, мистер Холмс! Он не обидит и мухи! — Слезы снова покатились по ее щекам, которые она стала вытирать мятым платком.

— Успокойтесь, миссис…?

— Миссис Мэри Нейл, мистер Холмс. В полиции говорят, что брат убил владельца магазина Лидса Ланнера. Но я уверена, что он не делал этого, не убивал! — Мэри Нейл закрыла лицо руками и зарыдала. Холмс молча сделал затяжку, а я почувствовал, что положение врача-консультанта обязывает меня вмешаться.

— Миссис Нейл, — сказал я, слегка обняв ее руками за опущенные плечи. — Мистер Шерлок Холмс сделает все, что в его силах, чтобы помочь вам. Скажите, при каких обстоятельствах арестовали вашего брата?

Мэри Нейл повернула голову к Холмсу, который одобрительно кивнул.

— Мистер Ланнер и мой брат Урий много лет работали вместе, мистер Холмс. Урий — хороший художник, занимающийся в основном живописью, а мистер Ланнер его агент. Сам Ланнер тоже приобрел несколько полотен Урия. В доме Ланнера много картин. Полиция узнала о романтических отношениях Урия с женой Ланнера. Боюсь, что у них действительно была связь, это правда. Она — эффектная женщина, но слабохарактерная и нерешительная. И она замужем! Все это было слишком непристойно и опасно. Как и следовало ожидать, дело дошло до ссоры Ланнера и Урия. Они грозили друг другу. Естественно, что Урия после смерти Ланнера стали подозревать. Был допрос в Скотланд-Ярде. Лестрейд нашел на пиджаке пятно крови. Алиби на прошлую ночь у Урия не было. Мистер Холмс, я очень хорошо знаю своего брата. Он невиновен. Помогите ему!

Холмс начал прохаживаться по комнате. Клубы сизого дыма тянулись за ним, а его длинные ноги в свете камина отбрасывали на стенку причудливые тени.

— Миссис Нейл, если ваш брат действительно невиновен, я найду способ доказать это. Но должен вас предупредить: пока не будут установлены факты, я не делаю никаких выводов. Мы через некоторое время будем у вас, оставьте свой адрес.

— Вы действительно беретесь за расследование, мистер Холмс? — спросила она с тревогой.

— Да, миссис Нейл. Мой перерыв окончен. Ватсон, попросите, пожалуйста, миссис Хадсон вызвать кеб. У нас с вами появились кое-какие дела в городе.

Позже, когда мы уже сидели в двуколке, погромыхивающей по лондонским улицам, я попытался применить метод Холмса.

— Похоже, Холмс, что Лестрейд просмотрел очевидное, ведь жена покойного попадает под подозрение точно так же, как и Урий Мальтус? Миссис Ланнер наверняка была дома, а ее любовная интрига давала ей мотив избавиться от мужа.

— Дружище, — произнес он, — поздравляю с такими блестящими выводами. Но есть факты, которые заставляют сомневаться в этих умозаключениях.

Разговор, однако, был прерван, так как кеб внезапно остановился у мрачных стен Скотланд-Ярда. Через минуту мы сидели в кабинете инспектора Лестрейда. Перед нами был сам инспектор. Холмс пропустил обычные в таких случаях, но ненужные любезности и сразу перешел к цели нашего визита.

— Кто вчера обнаружил тело Ланнера? — задал он вопрос.

— Сын покойного, Барт, — ответил Лестрейд, заглянув в свой блокнот. — Патрульному сообщили где-то около полуночи.

— И вы, полагаю, разобрались, не попадает ли сын под подозрение?

— Разумеется, мистер Холмс. Барт всю ночь был на вечеринке у Грей Инн Роуд со своими сверстниками. Он все время был в компании дружков и изрядно надрался. Не представляю, как он мог дойти до такого состояния. Домой его привели два приятеля. Они обнаружили тело Ланнера и сразу же отыскали местного констебля. Немного позже патрульный полицейский разбудил миссис Ланнер. Она почивала в спальне. Двое слуг тоже спали в своих каморках.

— Инспектор, — обратился Холмс, — окажите мне одну услугу, позвольте осмотреть пиджак Урия Мальтуса. Тот, на котором пятна крови.

— Не уверен, что это можно, — произнес Лестрейд, и на его лице заиграли желваки. — Хотя нарушение небольшое, дело уже раскрыто… Мальтус угрожал Ланнеру. Они ненавидели друг друга… Ладно, принесу вам пиджак.

Вскоре Лестрейд вернулся с довольно поношенным светло-коричневым твидовым пиджаком, на котором было бурое пятно запекшейся крови. У меня возникли неприятные мысли о яростном нападении и жестоком ударе, а Холмс был в своем амплуа. Прежде чем Лестрейд успел его остановить, Холмс выдернул из пиджака несколько ниток, покрытых темным веществом.

— Вы что? — воскликнул Лестрейд. — Разве можно? Не позволю портить вещественное доказательство!

— О чем беспокоиться, инспектор? — удивился Холмс. — Вот этот пиджак, возвращаю его нетронутым, разве что без совсем крошечной частицы. Никаких повреждений, инспектор, совершенно никаких.

— Ладно… Кажется, действительно ничего не изменилось, — начал успокаиваться Лестрейд. — Но я больше не позволю вам болтаться возле моего расследования. Так что, господа, не лучше ли вам удалиться.

— Вы нас больше не увидите, инспектор, — произнес Холмс, — если, конечно, я не обнаружу чего-либо достойного нашего общения.

Я не слышал, что ответил Лестрейд, потому что Холмс увлек меня за дверь на улицу.

— Еще одно дело, Ватсон, только одно, а потом — в лабораторию, — сообщил он о наших ближайших планах.

Пока мы ехали в кебе, Холмс размышлял:

— Как вы помните, Ватсон, раб Спартак поднял в итальянской Капуе восстание против римлян в 74 г. до Рождества Христова. Через несколько лет он пал в бою. Совсем недавно его похоронное покрывало каким-то путем попало к коллекционерам и было продано.

Экипаж повернул налево, на Фаррингтон-стрит, а я обратился к Холмсу:

— Куда же мы направляемся, Холмс?

— Домой к мистеру Тору Хайдеггеру, новому владельцу савана Спартака.

Громко цокнули копыта резвой лошадки, кеб дернулся и остановился перед величественным каменным сооружением. Холмс расплатился с возницей, а я залюбовался на трехэтажное здание, отделанное гранитом и латунью, с темно-зелеными массивными ставнями. Холмс подошел к двери и позвонил в колокольчик. Через пару минут дверь отворил грузный человек в смокинге такого же темно-зеленого цвета, что и дом.

— Мистер Хайдеггер? — спросил Холмс.

— Да, это я, — ответил тот с легким норвежским акцентом.

— Позвольте обменяться с вами парой слов, сэр. Мое имя Шерлок Холмс, а это мой помощник доктор Ватсон.

— Да-да, входите. Слышал о вас, мистер Холмс, — произнес Хайдеггер.

Он проводил нас в небольшую, но изящно обставленную гостиную. Картины, керамика, скульптуры и старинные изделия покрывали стены, украшали столы и специальные подставки. Все говорило о тонком вкусе и больших познаниях хозяина.

— Мистер Хайдеггер, по моим сведениям, вы недавно приобрели саван Спартака. Можно ли нам взглянуть на него? Мы с Ватсоном — страстные любители римской истории, и осмотр такой археологической ценности доставил бы нам огромное удовольствие.

Такое заявление слегка повергло меня в изумление, но перечить Холмсу я не стал, полагая, что его ложь чем-то оправдана.

— Что ж, мистер Холмс, — ответил после небольшого раздумья Хайдеггер, хотя в его голосе проявилась некоторая подавленность. — Он здесь. Подождите, пожалуйста.

Коллекционер вышел, а я тихо обратился к своему коллеге:

— Наше притворство может привести к конфузу, Холмс.

— Не думаю, но оно может дать нужный ответ. Сейчас все выяснится.

Норвежский хозяин появился, неся в руках длинный плоский ящичек из полированного вишневого дерева. Он поставил ящик на стол перед Холмсом и тихо произнес:

— Вот он, саван, мистер Холмс.

Покров, находившийся в ящике, действительно выглядел древним. Ткань стала жесткой и ломкой от времени, рядом с большим полотном виднелись отломившиеся от него кусочки. Если приглядеться, можно было заметить темные следы крови, которые появились, несомненно, из ран погибшего. Я глубоко задумался о жизни и смерти прославленного раба Древнего Рима.

— А это что, мистер Хайдеггер? — произнес после нескольких минут созерцания исторической реликвии Холмс, показывая на стену. — Оригинальный сюжет Урия Мальтуса? Кажется, это «Святой Антоний»?

— Совершенно верно, мистер Холмс, это он. Я приобрел его одновременно с саваном, хотя, как вы, наверное, понимаете, картина досталась по гораздо более низкой цене.

Пока Хайдеггер любовался живописью, Холмс быстро схватил небольшой кусочек савана и сунул его в карман.

— Очаровательно, — произнес Холмс, как будто ничего не случилось, и выразительно посмотрел на часы. — Боюсь, однако, что доктор Ватсон и я опаздываем на встречу и вынуждены вас покинуть. Очень благодарен за радушный прием. Мы не напрасно посетили ваш дом.

Хозяин проводил нас до двери, где мы с ним и распрощались.

Когда мы вышли на Фаррингтон-стрит, начался холодный дождь.

— Холмс, — начал я, — вы там…

— Дождик, Ватсон, — пробормотал Холмс, поднимая воротник своего пальто. — Нам нужен кеб. И побыстрее.

Минут через двадцать мы уже были в квартире на Бейкер-стрит, 221Б. Холмс молчал всю дорогу, дома тоже не произнес ни звука, торопясь приготовить какие-то растворы на лабораторном столе. Я догадывался, что он собирается исследовать волокна из пиджака Мальтуса и кусочек савана, похищенный у Хайдеггера. В этих делах я был ему плохой помощник, поэтому не отвлекал его и терпеливо ждал.

— Ватсон, идите-ка сюда, — наконец услышал я. — Надо, чтобы вы засвидетельствовали результаты.

Я поднялся с кресла и подошел к столу.

— Сначала скажу вам несколько слов о химическом обнаружении крови, — начал Холмс. — Такие исследования необходимы, ведь не всегда ясно, что за бурые пятна: кровь или что-то другое. Помните, мы с вами впервые встретились в 1881 году и провели расследование, описанное вами под названием «Этюд в багровых тонах»? Уже тогда я говорил, что интересуюсь химическими методами распознавания следов крови.

— Отлично это помню, — подтвердил я.

— И уверен, что с вашими познаниями в современной медицине вам известен состав таких сложных соединений, как белки, которые чудесным образом поддерживают все разновидности биологической жизни. Углерод, водород, кислород, азот, сера — всего пять элементов.

Я кивнул, а Холмс продолжал:

— В немецком журнале «Berichte», что значит просто «сообщения», за 1897 год Ненцкий и Бургхардт описали качественную химическую пробу на белки. Ее принцип довольно прост. Берется краситель тетрабромфенолфталеиновый эфир, который в нейтральной среде имеет желтый цвет. Вот его формула в блокноте. В щелочной среде он образует соли, и его калиевая соль — голубая. При удалении калия, например добавлением уксусной кислоты, окраска меняется с голубой на желтую. Однако, как показали немецкие химики, в присутствии белков — а кровь, Ватсон, тоже белок! — образуется солеобразное производное, которое не дает желтого окрашивания даже при избытке уксусной кислоты. Это блестящий способ!

— А теперь, Ватсон, смотрите внимательно, — продолжал он. — Вы становитесь официальным свидетелем. В левой пробирке находится экстракт из волокон, взятых с пиджака Мальтуса. Капаю сюда раствор голубой соли. Теперь добавляю пару капель уксусной кислоты. Ватсон! Следите за пробиркой.

— Раствор из голубого снова стал желтым, — подтвердил я.

— Совершенно точно! Теперь пойдем дальше, — вдохновился он, — проделаем то же самое с вытяжкой из загрязненных кусочков савана. Добавляю голубую соль. Снова — две капли разбавленной уксусной кислоты. Голубой цвет не меняется. Мы обнаружили белки крови!

— Это кровь, Холмс! — воскликнул я в возбуждении. — Кровь на саване! Кровь Спартака!

* * *

Чтобы разгадать загадку, надо ответить на следующие вопросы:

Почему саван Спартака дал положительную пробу на белок и что она может означать? Кто убил Лидса Ланнера? Что послужило мотивом убийства?

Вскрытие показало…

^[6]

— Я буду участвовать в консилиуме по итогам вскрытия, Холмс.

— Прекрасно, Ватсон, — ответил Холмс, отложив в сторону книгу о жизни Фридриха Великого. — Интересно знать, что вы там обнаружите.

Когда произносились эти слова, в Лондоне почти закончилась неделя необычно сильного снегопада. Вся Бейкер-стрит была покрыта глубокими сугробами. Лавки, конторы, школы и университеты были наглухо закрыты, и в городе стояла такая пронзительная тишина, которая словно звенела. Далеко за полдень мы с Холмсом сидели в креслах у игравшего огоньками камина, который разбрасывал по комнате длинные угловатые тени. Клубы дыма от наших трубок поднимались к потолку. Стоял аромат бренди и вишневого дерева. Атмосфера располагала к теплу и покою, но мои чувства были напряженными, а мышление совершенно трезвым.

Часом раньше я вернулся в квартиру на Бейкер-стрит, 221Б после очередного осмотра одного из своих пациентов в госпитале Барта. Холмс сразу же заметил мою озабоченность, и я объяснил ее причину. Мой старый приятель по афганской кампании мистер Рубен Хохам скоропостижно скончался. За неделю до этой трагедии он нехотя сообщил Барту о поврежденной коленке — результате неудачно предпринятой дома операции, которую он сделал по настоянию своей жены. Затягивающаяся рана, как я считал, не была опасна для жизни. Поэтому внезапная смерть огорчила и потрясла меня.

Рубен был любимым мэром деревни Паттинг-Бридж. Он ревностно служил небольшому сельскому обществу, и на приближающихся выборах его наверняка переизбрали бы в шестой раз. В последние дни своей болезни он жаловался на симптомы, никак не связанные с его раной или с вероятным ее загноением. Его мучили тошнота и головокружение, сопровождаемые головными болями и болезненной ажитацией. По его словам, чувствовал себя он так, словно каждая пора его тела закрыта, а руки и ноги стали свинцовыми. Мне поручили выяснить настоящую причину безвременной смерти моего приятеля.

— Вскрытие пройдет нынче к вечеру, — сообщил я Холмсу, — и будьте уверены, я вам все сразу же расскажу.

— Раз вы так озабочены, позвольте мне пока задать несколько обычных вопросов, — произнес Холмс. — Не было ли у скончавшегося врагов или кого-то, кто бы выиграл от его смерти?

— Напротив, — возразил я. — Врагов у Рубена не было. В Паттинг-Бридже его любили. Пять раз подряд его выбирали старостой. Он был, Холмс, человеком, в самом деле внушающим симпатию. Его жена уже много лет страдает алкоголизмом, и я знаю, что без его помощи она просто погибла бы. У них есть сын, студент Лондонского университета, который живет за счет отца. Сын добросовестно посещал отца у Барта. Что было бы со студентом без помощи Рубена?

— А все то же, старина, — усмехнулся Холмс. — Надо смотреть на вещи непредвзято. Если смерть выглядит неестественной, то возле трупа должно быть немало мутной водички. Не проехаться ли нам в экипаже по снегу, Ватсон? Как вы посмотрите на визит к вдове Хохама?

Солнце тускло освещало холодные, ставшие необычно чистыми улицы Лондона. Мы укутались в пальто, подали знак двухколесному кэбу и уселись в нем, назвав адрес: вокзал Кингз-Колледж-Стейшн. До Паттинг Бридж добрались на поезде и уже через час были на подходе к скромному дому вдовствующей миссис Хохам. За открытой на мой стук дверью стояла сама миссис Хохам. Ее глаза были красны от слез, а на лице было такое выражение горя, какого я не видел ни у одной женщины.

— Доктор Ватсон! — только и воскликнула она, — доктор Ватсон!

Я проводил ее в гостиную и попытался усадить поудобнее. Холмс прохаживался по комнате, рассматривая обложки книг на полках, поднимая и опуская терракотовую статуэтку датского дога. Он поднес к своему носу пустой стакан, стоявший на столе.

— Итак, миссис Хохам, — неожиданно произнес он, — доктор Ватсон говорил мне, что ваш сын учится в Лондонском университете.

— Этот джентльмен — мой друг и коллега Шерлок Холмс, — вынужден был вставить я как можно мягче. — Можете говорить с ним обо всем. Мы здесь, чтобы помочь вам.

— Да, мистер Холмс, — нерешительно ответила она.

— Превосходно. А можете мне сказать, что он изучает в этом прекрасном заведении?

«Разумеется, прекрасном», — подумал я, ведь Холмс знал, что именно в этом университете в 1878 г. я получил диплом медика.

— Поэзию, мистер Холмс, поэзию и химию, — сообщила она. — Странное сочетание, я понимаю, и Рубен был возмущен тем, что Роберт — это наш сын — увлечен поэзией. «Поэзией не заработать, — поучал он сына. — Надо овладеть чем-то практичным и полезным». Естественно, что я соглашалась. Я внушала Роберту, что я уважаю мнение его отца о цели учебы. Роберт имеет природную склонность к науке и хорошо успевал по химическим предметам. Тем не менее его соученики полюбили предмет, а Роберт ненавидел занятия химией. Он, как мне представляется, отчаянно жалел о времени, которое приходилось отрывать от его любимой поэзии. Себя он считал поэтом, мистер Холмс, он предан поэзии, хоть я ему и говорила, что нужно выбросить ее из головы. Он настоял на том, чтобы и сегодня вечером не пропускать класс поэзии, иначе вы бы встретились с ним здесь.

Она слегка помяла носовой платок и прикоснулась им к заплаканным глазам.

— Скажите, миссис Хохам, — продолжал Холмс, — а кто был близок к мистеру Хохаму? Были ли у него друзья? Кто интересовался его жизнью?

Возникла пауза.

— Могу назвать только двоих, — ответила она. — Родни Мивиль и мистер Ланквист Стронг. Мистер Стронг служит в Объединении Ноттинг-Хилл — фирме, специализирующейся на распространении телеграфа, как я думаю. Я вспомнила его потому, что он крутился вокруг Рубена в связи с выборами на следующей неделе. Он…

— А Родни Мивиль? — прервал Холмс.

— Родни Мивиль уже много лет адвокат мужа. Вместе с Рубеном они сражаются в карты каждое воскресенье, кажется, в криббидж. Знаете, там используют особую доску, куда сбрасывают карты. Играют вдвоем, на деньги, мистер Холмс, и у мужа образовался долг мистеру Мивилю. Я, конечно, возражала против азартных игр, но у меня свои проблемы. Возможно, доктор Ватсон говорил вам.

Она бросила взгляд на пустой стакан.

— Ватсон, — произнес Холмс, хлопая ладонями, — не сможете ли вы сопроводить меня сегодня вечером в госпиталь Барта? Очень хочется посмотреть вокруг да около этого заведения.

— Думаю, туда можно отправиться вдвоем. Меня хорошо знают, известны и мои близкие отношения с Рубеном Хохамом. Полагаю, что и вскрытие уже закончилось.

Миссис Хохам раскрыла в изумлении рот и прикрыла его рукой.

— Полагаю, нам пора попрощаться, миссис Хохам, — сказал я.

— Заверяю вас, что в свое время мы обязательно все выясним, — вставил Холмс. — Однако, если вы сочтете необходимым сообщить о чем-либо или о ком-либо, вот моя визитная карточка.

В поезде, везущем нас в Лондон, Холмс задумчиво стоял у окна. Я колебался, прерывать ли его размышления.

— Холмс, — все же решился я спросить, — кого вы подозреваете?

— Каждого, — бросил он, не отрываясь от окна. — И никого.

Из-за снегопада путь к госпиталю Барта занял у нас больше часа, и, когда мы вошли в массивное здание, в Лондоне уже наступила холодная и темная ночь. Тускло освещенные коридоры госпиталя не повысили мое безрадостное настроение. Когда я вел Холмса к палате, в которой умер Хохам, грузный детина в темном пальто и фетровой шляпе выбежал из-за угла.

— Простите, кто еще тут? — тревожно спросил он на ходу, столкнувшись с Холмсом.

После недолгой паузы он поспешил в конец коридора и скрылся.

— Что это за личность, Ватсон? — обратился ко мне Холмс.

— Не имею понятия, — только и сказал я. — Никогда не видел его раньше.

— Послушайте, санитарка, — произнес Холмс, останавливая невысокую женщину в форменной одежде. — Что здесь делает этот человек?

— Он приходил навестить мистера Хохама из 102-й палаты. Ему, конечно, должны были сообщить, что мистер Хохам сегодня скончался.

— Благодарю вас, мисс, — ответил Холмс.

В палате № 102 мы не нашли никого. Все вещи в комнате выглядели так, будто Хохам только что ненадолго вышел. Нелепость внезапной смерти вновь поразила меня. На кровати лежал роман в яркой обложке, рядом с ним в готовности лежали очки.

— Скажите, Ватсон, эти средства… для чего их прописывают?

На боковой полке стояло шесть разнокалиберных бутылочек, привлекших внимание Холмса.

— Кокаин применяют как успокоительное, например при зубной боли. Вам он знаком. Хлороформ — средство для анестезии, местного или общего наркоза при операциях. Нитропруссид натрия понижает кровяное давление. Камфора устраняет головную боль. Два последних — наперстянка и стрихнин. Настойку из высушенных листьев наперстянки применяют для стимулирования сердечной деятельности, а также как мочегонное. А стрихнин, Холмс, — это легендарный стимулятор. Разве вы не знали? В общем, я не вижу в этом наборе ничего необычного. Стандартные в наше время средства.

— Конечно, Ватсон, конечно. Теперь позвольте мне осмотреть здесь все более внимательно, а вы попробуйте получить результаты вскрытия. И еще: мне понадобится добрая порция содержимого желудка покойного.

— Попробую что-нибудь сделать, — ответил я, хотя не мог скрыть своего сомнения.

Я спустился в подвал. Отчет о вскрытии и в самом деле был уже готов, и мне его тут же вручили. С содержимым желудка было сложнее. Чтобы взять нужную банку, пришлось преодолеть бюрократические препоны. Но я был официально приглашен на консилиум, и моя странная просьба в конце концов была выполнена. Склянку тщательно закрыли крышкой и завернули в толстый слой бумаги. Вернувшись в 102-ю палату, я застал Холмса в глубокой задумчивости. Он не отрывал взгляда от полки с лекарствами.

— Это результаты вскрытия, Холмс, — я протянул ему заключение.

— Так, дайте-ка взглянуть, — он выхватил у меня папку и начал быстро перелистывать сразу по несколько страниц. Какое-то место его заинтересовало, и он неожиданно остановился.

— Голубые, Ватсон! — возбужденно воскликнул он. — Ткани внутренней оболочки желудка голубые! Что вы об этом скажете?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Это как-то необычно, — ответил я. — Могу предположить, что смерть была неестественной и наступила в результате действия какого-то инородного вещества.

— Вы на верном пути, Ватсон. За многие годы нашей дружбы вы усвоили мои методы. И в отчете делается точно такое же предположение.

— Что вы, любой придет к такому выводу, — скромно предположил я, хотя в душе подозревал, что где-то в глубине его слов скрывается доля сарказма. — Надо срочно сообщить в Скотланд-Ярд о вероятности предумышленного убийства. Лестрейд наверняка займется этим делом.

— О да! Он, конечно же, вцепится в него, — согласился Холмс. — Предлагаю, однако, нам вернуться домой и проделать кое-какие химические исследования. Думаю, что это преступление выходит за рамки возможностей Лестрейда. Надо выяснить, что же произошло, а потом я обязательно информирую инспектора и руководство госпиталя. Успею к завтрашнему утру.

События последней ночи, снежные заносы и пронизывающий холод сделали со мной свое дело: я сильно устал. Холмса, взявшего след, напротив, ни последние хлопотные часы, ни предстоящая работа не изменили. Ко времени прибытия на Бейкер-стрит он был полон энергии, как сжатая пружина. Как только двуколка остановилась у нашей двери, он первым выпрыгнул из нее.

— Побудьте со мной, Ватсон. Полагаю, что и вы найдете результат эксперимента весьма показательным. — он заторопился внутрь.

Пока я разжигал камин, чтобы согреться, Холмс готовил все на своем лабораторном столе. Можно было слышать, как он собирал стеклянные приборы, проверял горелки и разливал растворы. Промозглая лондонская погода, похоже, сказалась и на моем друге, так как сквозь потрескивание поленьев из дальнего угла мне послышался резкий, чуть ли не лающий кашель.

— Холмс, вы здоровы? — поинтересовался я.

— Я провожу перегонку с паром, старина. Это несложные операции, уверяю вас, можете погреться еще десять-пятнадцать минут.

Через полчаса он позвал меня к лабораторному столу.

— Теперь, Ватсон, смотрите и слушайте внимательно. Если мои подозрения обоснованы, мы узнаем, что за вещество стало причиной гибели вашего знакомого, и одновременно определим подозреваемого в убийстве. Раствор А, вот этот — справа, — дистиллат содержимого желудка жертвы. Раствор Б, что рядом, — дистиллат моего желудка. Это для контроля. Нам нельзя ошибиться, контрольная проба необходима.

— Вашего собственного желудка, Холмс?! — воскликнул я. — Но как?

И тут я вспомнил о звуках, которые слышал.

— Итак, я буду проводить исследование растворов А и Б. Между прочим, не узнаете запах раствора А? Правда, он слабый. Нет? Неважно. Я-то его узнаю. Но продолжим. Вот кружок фильтровальной бумаги, которую я только что смочил свежим раствором сульфида меди. Бумага, видите, коричневая, так? В оба дистиллата добавляю раствор гидроксида калия, подщелачиваю пробы. Теперь одну-две капли раствора Б — на коричневый кружок. Вот так. И что вы видите, Ватсон?

— Совсем ничего, Холмс, — признался я.

— Именно так, друг мой. Это контрольный опыт. Теперь посмотрим, верны ли мои подозрения.

Холмс смочил каплей подщелоченного раствора А коричневую фильтровальную бумагу. К моему удивлению, коричневая окраска в смоченном месте исчезла, бумага там стала белой.

— Так я и думал, — пробормотал Холмс сам себе. Потом он повернулся ко мне. — Еще одну пробу, для подтверждения. Она будет особенно интересной.

Я внимательно следил за тем, как Холмс отобрал в пробирку немного дистиллата А, добавил пару капель раствора сульфата двухвалентного железа и каплю желтого раствора хлорида трехвалентного железа. Он подогрел пробирку на слабом огне горелки и влил в нее немного концентрированной соляной кислоты. Неожиданно в пробирке появился осадок, синий осадок!

— Ну вот, оно выпало в осадок. То вещество, которое было в желудке жертвы.

— Что это? — нетерпеливо спросил я. — Какой яд? Вы знаете, почему убили Рубена? Кому это было надо?

— Слишком много вопросов сразу, старина, — остановил меня Холмс с улыбкой. — Глубокая ночь, джентльменам вроде нас с вами пора бы теперь поспать. Утром будет достаточно времени, чтобы довести до конца это замечательное расследование.

Уверен, что Холмс спал крепким сном, а ко мне сон все не шел. Перед глазами плавали формулы и уравнения реакций, которые я учил в юности, но смысл проведенных Холмсом опытов оставался для меня неясным. Самому себе Холмс убедительно доказал природу яда. Что же осталось за пределами моего понимания, но известно ему? Наконец сон сморил меня, и я проснулся, когда солнце ярко светило в окно, а Холмс стоял у моей кровати, предлагая чашку горячего чая.

— Я поручил Билли кое-что выяснить, Ватсон. Он уже скоро вернется, и вам будет наверняка интересно послушать, что он скажет.

И действительно, как только я оделся и насладился чашкой ароматного чая, соседский парнишка Билли, которому и раньше Холмс часто давал несложные поручения, оказался здесь, отряхивая в прихожей снег с ботинок.

— Это я, мистер Холмс. Я все-все выяснил, что вам нужно! — В его голосе слышались преданность и энтузиазм.

— Входи, Билли! — Холмс хлопнул его по спине. — Не трать времени зря. Что ты узнал?

— Я отнес ваш текст на телеграф. Послал телеграмму миссис Хохам от вашего имени, мистер Холмс, дождался ответа. Она сообщила, что мужчина, которого вы видели в коридоре госпиталя, по описанию очень похож на мистера Ланквиста Стронга — кандидата в мэры.

— Отлично! Что еще?

— Потом, — продолжил Билли, — я показал листок, который вы мне дали, примерно десятку парней по соседству, знакомым лавочникам и еще кое-кому. Всем говорил, что мне задали в школе сочинение, и спрашивал, какое из шести веществ можно было бы применить для убийства. Все называли стрихнин, мистер Холмс.

— Конечно же, Билли. — Холмс широко улыбнулся.

— Наконец, я по вашей инструкции обратился к охраннику госпиталя и тот сказал, что из комнаты санитарок у палаты № 102 пропала склянка с нитропруссидом натрия.

— Отлично поработал, мальчик, — воскликнул Холмс, энергично пожимая руку юноши. Как можно более незаметно он сунул Билли несколько монет. Билли быстро скатился с лестницы, а Холмс повернулся ко мне.

— Ну вот, надо звать Лестрейда, Ватсон. Пора прояснить это дело раз и навсегда.

* * *

Загадку можно разгадать, поняв сущность химических опытов, проведенных Холмсом, и обратив внимание на расставленные в рассказе «ключи к ответу» — вопросы.

1. Какие выводы сделал Холмс по результатам химических анализов?

2. Какой препарат использован для убийства Рубена Хохама?

3. Кто убил Рубена Хохама?

Поиск по сайту: