Норма и патология

Для Фрейда «нормальный» или «выздоровевший» человек — это тот, «кто любит и работает»... то есть адаптирован к идеалу «метро—работа—дом»!

Однако легко понять, что культурные ценности — эти пленники времени и пространства — относительны и изменчивы!

Работы американских культурантропологов (Р. Бенедикт, М. Мид, А. Кардинера, Г. Бейтсона и др.) в особой мере указали на хрупкость концепции нормы, которая меняется от страны к стране и от эпохи к эпохе.

Как только понятие нормы ставится под вопрос, то начинают размываться и контуры патологии: так, если я, будучи в Иране, записывал дату намеченной встречи в мою записную книжку, то меня считали страдающим «неврозом навязчивых состояний»: ведь стремление распоряжаться своим будущим и организовывать его является признаком полной неадаптированности к жизни в этой стране, где царит постоянная неопределенность!

И наоборот, преподаватели иранских университетов, у которых возникают соматические расстройства при самом незначительном вопросе со стороны студента (что a priori интерпретируется как возражение или инакомыслие), у нас считались бы «истериками» (Serge Ginger. Nouvelles Lettres Persanes, Paris, ed. Anthropos, 1981).

Гуманистическая психология оставляет нозографическую категоризацию и обращается к почти неограниченной гамме индивидуальных способов поведения, в принципе рассматривая их как «нормальные».

Такое же отношение будет питать и гуманистическое антипсихиатрическое движение, зародившееся в 60-х годах в Англии вокруг Лэнга, Купера и других, находящееся в тесной связи с событиями, происходившими в то время в Соединенных Штатах и обращенное к философии экзистенциализма (Кьеркегор, Хайдеггер, Сартр).

Итак, гуманистическая психология посвящает себя «терапии нормальных людей». Если психоанализ прежде всего исследует психопатологию больных с тем, чтобы экстраполировать свои открытия на личность нормальных людей, то гуманистическая психология принципиально отказывается от этого разделения, стремясь в первую очередь к оптимальному развитию каждого человека. Так, Перлз любил повторять, что

«Гештальт-терапия — слишком действенный метод, чтобы его оставлять только для работы с больными людьми!»

Преодолев свойственное традиционной науке разделение на субъект и объект, а также присущее медицинской модели деление на норму и патологию, гуманистическая психология откажется и от картезианского разделения на причины и следствия с тем, чтобы принять системную точку зрения (См. следующую главу), рассматривающую все явления в их круговой взаимозависимости: человек — это глобальная открытая система, включающая другие подсистемы (органы, клетки, молекулы и т.д.) и сама оказывающаяся включенной в более широкие системы (семья, общественные структуры, человечество, космос). Это, кстати, древнее представление можно, например, проиллюстрировать словами персидского поэта-мистика XIII века Руми:

«Открои песчинку — там найдешь и солнце, и планеты».

Перед нами открывается глобальный, обобщающий подход, рассматривающий Вселенную в целом — трансперсональное направление, утверждающее развитие планетарного сознания: речь идет о «междисциплинарных исследованиях, стремящихся показать, что человека можно понять, только если рассматривать его как составную часть трансперсональной Реальности». В этот новый расширенный гуманизм включаются исследователи: психологи, физики, биологи, а, кроме того, философы, писатели, теологи и мистики, стремящиеся придать смысл жизни, связывая между собой внешне разрозненные явления. Андре Мальро говорил:

«XXI век или будет религиозным, или его вовсе не будет».

Поиск по сайту: