Проблема психологии сознания

Сознание человека не представляет собой чего-то неизменного. Одни его особенности являются в данных конкретно-исторических условиях прогрессивными, имеющими перспективу своего развития, другие — пережиточными, обреченными на отмирание. Значит, сознание, психику нужно рассматривать в ее изменении и развитии, в ее существенных зависимостях от образа жизни людей, который определяется наличными общественными отношениями и тем местом, которое занимает данный человек в этих отношениях. При этом нужно подходить к развитию психики человека как к процессу качественных изменений. Ведь если сами общественные условия бытия людей развиваются не в порядке только количественных изменений, а путем качественных изменений, то ясно, что и их психика, их сознание изменяются в ходе общественно-исторического развития также качественно.

В чем же состоят эти качественные изменения? Могут ли они состоять в том, что изменяется только то содержание, которое люди воспринимают, чувствуют, мыслят? Такой взгляд подчеркивался в старой психологии, например, В. Вундтом, утверждавшим, что свойства человеческой психики «всегда и везде одинаковы», что меняется лишь содержание опыта, знаний людей. Но это давно оставленный взгляд: можно считать установленным, что в ходе развития наблюдается изменение также и качественных особенностей психики человека.

Изменения эти нельзя сводить к изменениям отдельных психических процессов и функций, хотя большинство авторов утверждают, что историческое развитие психики человека заключается именно в том, что перестраиваются отдельные процессы: восприятие,

память и особенно мышление и речь, что, наконец, меняется их место, так что главную роль играют то одни, то другие психические процессы (Л. Леви-Брюль, Р. Турнвальд, Т. Данцель).

В настоящее время доказано, что в ходе исторического развития отдельные психические процессы действительно перестраиваются. Известно, скажем, что память людей, принадлежащих к некоторым отсталым в экономическом и культурном отношениях народностям, обладает очень своеобразными чертами, например способностью удивительно точно фиксировать особенности местности (так называемая топографическая память). Известно, что мышление этих людей также крайне своеобразно, и кажется, что оно имеет даже как бы особую логику.

Если, однако, мы ограничимся изучением изменений только этих отдельных психических процессов, мы не сможем раскрыть действительную историю развития человеческой психики. Конечно, люди, живущие в разные исторические эпохи, в разных общественных условиях, отличаются также и тем, каковы у них процессы восприятия, памяти, мышления и т. д. Но исчерпывает ли различие этих процессов различие их психики, их сознания? Мы исходим из того, что это не так, что в ходе исторического развития происходят и изменения в общем характере сознания людей, которые порождаются изменениями их образа жизни.

Мы видели, что с переходом к человеку меняется общий тип психического отражения, что возникает новый, высший тип психики — сознание.

Мы видели, что переход к этому высшему типу психики совершается вследствие возникновения производственных отношений людей. Особенности психики людей и определяются особенностями этих отношений, зависят от них. Известно вместе с тем, что производственные отношения меняются, что одно дело — производственные отношения первобытнообщинного строя и что совсем другое дело — производственные отношения, например, в капиталистическом обществе. Можно думать поэтому, что при коренном изменении производственных отношений людей их сознание также коренным образом изменяется, становится качественно иным. Задача и состоит в том, чтобы найти конкретно-психологические особенности различных типов сознания.

Решение этой задачи требует, однако, совсем другого подхода к сознанию, чем тот, который закреплен традициями буржуазной психологии.

Выдавая сознание классового человека за вечное и общечеловеческое, буржуазная психология изображает его как нечто абсолютное — бескачественное и «неопределимое». Это особое психическое пространство («сцена», по Ясперсу); оно является, следовательно, только «условием психологии, но не ее предметом» (П. Наторп). «Сознание, — писал В. Вундт, — заключается лишь в том, что мы вообще находим в себе какие бы то ни было психические состояния».

Сознание психологически представляет собой с этой точки зрения как бы внутреннее «свечение», которое бывает ярким или помраченным или даже угасает совсем, как, например, при глубоком обмороке (Дж. Ледд). Поэтому оно может иметь только чисто формальные свойства; их и выражают так называемые психологические законы единства, непрерывности, узости сознания и т. п.

Принципиально дело не меняется и в том случае, когда сознание рассматривают в качестве «психического субъекта», или, по выражению В. Джемса, в качестве «хозяина» психических функций. Такая мистификация реального субъекта путем его отождествления с сознанием отнюдь не делает последнее психологически более содержательным: в конце концов оказывается, что и сознание, как субъект, тоже является «метапсихическим», т. е. выходящим за пределы изучаемого психологией.

Итак, с точки зрения традиционного буржуазно-психологического подхода к сознанию изучению подлежит лишь то, что «находится» в сознании или «принадлежит» ему, т. е. отдельные психологические явления и процессы, их взаимные отношения и связи.

Фактически психологическое изучение сознания шло главным образом по линии изучения мышления. В результате, говоря о сознании, стали иметь в виду именно мышление, круг представлений, понятий. Это — правильно, когда речь идет об изучении развития человеческого познания. Но психологически развитие сознания не сводится к развитию мышления. Сознание имеет свою собственную содержательную психологическую характеристику.

Чтобы найти эту психологическую характеристику сознания, необходимо отбросить метафизические представления, которые изолируют сознание от реальной жизни. Необходимо, наоборот, исследовать зависимость сознания человека от образа его жизни, от его бытия. А это значит, что нужно рассмотреть, как складываются жизненные отношения человека в тех или иных общественно-исторических условиях и каково то особое строение деятельности, которое данные отношения порождают. Нужно, далее, рассмотреть, как вместе с изменением строения деятельности человека меняется и внутреннее строение его сознания. Характеристика внутреннего строения сознания и есть его психологическая характеристика.

Мы уже старались показать, что определенному типу строения деятельности соответствует и определенный тип психического отражения. Эта зависимость сохраняется также и в дальнейшем, на этапах развития человеческого сознания. Главная трудность исследования состоит здесь в том, чтобы найти действительные «образующие» сознания, действительные внутренние его отношения, не только скрытые от нашего самонаблюдения, но порой и противоречащие тому, что оно открывает.

Чтобы подготовить анализ тех главных изменений сознания^ которые происходят в процессе развития человеческого общества, мы должны будем прежде остановиться на некоторых общих чертах, свойственных его развитому строению.

Мы уже отмечали, что главное изменение в форме психического отражения, которое происходит при переходе к человеку, заключается в том, что действительность открывается человеку в объективной устойчивости ее свойств, в ее отделенности, независимости от субъективного отношения к ней человека, от наличных его потребностей или, как говорят, «презентируется» ему. В такой «пре-зентированности» собственно и состоит факт сознавания, факт превращения несознательного психического отражения в сознательное. Воспользуемся примером для пояснения того, что именно мы имеем в виду.

Допустим, что человек идет по улице, углубившись в беседу со своим спутником. В нормальных случаях все его поведение находится при этом, конечно, в полном соответствии с происходящим вокруг: он замедляет свои шаги на перекрестке, обходит двигающихся ему навстречу пешеходов, переступает с тротуара на мостовую, поднимается вновь на тротуар и т. д. Очевидно, он воспринимает окружающее. Имеет ли он, однако, сознательный образ обстановки улицы? Если он очень углублен в беседу, этого, как известно, может и не быть. В таком случае можно сказать, что обстановка улицы в данный момент не «презентирована» ему. Но вот он ясно сознает: перед ним тот дом, куда он шел со своим собеседником. Теперь в его голове как бы открывшаяся ему картина улицы с ее зданиями; она теперь «презентирована» ему.

Разумеется, этот пример изображает психологическое явление, лишь аналогичное тому факту, который мы рассматриваем. Он все же может показать, в каком значении мы употребляем термин «презентация».

Итак, в сознании действительность является презентированной человеку. Как же психологически возможен этот факт?

Всякое психическое отражение является результатом реальной связи, реального взаимодействия живого, высокоорганизованного, материального субъекта и окружающей его материальной действительности. Сами органы психического отражения суть вместе с тем органы этого взаимодействия, органы жизнедеятельности.

Психическое отражение не может возникнуть вне жизни, вне деятельности субъекта. Оно не может не зависеть от деятельности, не может не подчиняться осуществляемым ею жизненным отношениям субъекта, не может не быть пристрастным, как пристрастны и сами эти отношения.

Иначе говоря, психическое отражение неизбежно зависит от отношения субъекта к отражаемому предмету — от жизненного смысла его для субъекта. Это остается справедливым и применительно к человеку. Однако при переходе к человеческому сознанию появляется и нечто новое. Животное, испытывая потребность в пище, побуждается тем воздействием, которое устойчиво связано с пищей; для него данное воздействие лишь фактически приобретает силу пищевого раздражителя. Другое дело — у человека.

Когда первобытный загонщик поднимает дичь — и в этом состоит непосредственная цель его действия, — то он сознает эту

цель, т. е. она отражается им в объективных (в данном случае непосредственно трудовых) отношениях в своем значении.

Значение и есть то, что открывается в предмете или явлении объективно — в системе объективных связей, отношений, взаимодействий. Значение отражается, фиксируется в языке и приобретает благодаря этому устойчивость. В этой форме, в форме языкового значения, оно составляет содержание общественного сознания; входя в содержание общественного сознания, оно становится также и «реальным сознанием» индивидов, объективируя в себе субъективный смысл для них отражаемого.

Таким образом, сознательное отражение психологически характеризуется наличием специфического внутреннего отношения — отношения субъективного смысла и значения.

Это отношение является важнейшим, и поэтому мы должны будем остановиться на нем специально. Так как в современной психологии более разработанным является понятие значения, то мы начнем с рассмотрения именно этого понятия.

Значение — это то обобщение действительности, которое кристаллизовано, фиксировано в чувственном носителе его — обычно в слове или в словосочетании. Это идеальная, духовная форма кристаллизации общественного опыта, общественной практики человечества. Круг представлений данного общества, наука, язык существуют как системы соответствующих значений. Итак, значение принадлежит прежде всего миру объективно-исторических явлений. Из этого и надо исходить.

Но значение существует и как факт индивидуального сознания. Человек воспринимает, мыслит мир как общественно-историческое существо, он вооружен и вместе с тем ограничен представлениями, знаниями своей эпохи, своего общества. Богатство его сознания отнюдь не сводится к богатству его личного опыта. Человек познает мир не как Робинзон, делающий на необитаемом острове самостоятельные открытия. Человек в ходе своей жизни усваивает опыт предшествующих поколений людей; это происходит именно в форме овладения им значениями и в меру этого овладения. Итак, значение— это та форма, в которой отдельный человек овладевает обобщенным и отраженным человеческим опытом.

Значение как факт индивидуального сознания не утрачивает, однако, своего объективного содержания и не становится вещью чисто «психологической». Конечно, то, что я мыслю, понимаю, знаю о треугольнике, может и не совпадать точно со значением «треугольник», принятым в современной геометрии. Но это не принципиальное противопоставление. Значения не имеют своего существования иначе, как в конкретных человеческих головах; нет самостоятельного царства значений, вроде платоновского мира идей. Следовательно, нельзя противопоставлять «геометрическому», логическому к вообще объективному значению это же значение в сознании отдельного человека как особое психологическое значение; отличие здесь не логического от психологического, а скорее общего от единичного, индивидуального. Не перестает же понятие

быть понятием, кактолько оно становится понятием данного человека. Разве может существовать «ничье» понятие?

Главный психологический вопрос о значении есть вопрос о том, каковы реальные место и роль значения в психической жизни человека, что они есть в его жизни.

В значении открывается человеку действительность, но особенным образом. Значение опосредствует отражение человеком мира, поскольку он сознает его, т. е. поскольку отражение мира опирается на опыт общественной практики и включает его в себя.

Лист бумаги отражается моим сознанием не только как нечто прямоугольное, белое, покрытое линиями и не только как некая структура, некая целостная форма. Он отражается моим сознанием именно как лист бумаги, как бумага. Чувственные впечатления, получаемые мной от листа бумаги, определенным образом преломляются в моем сознании, в силу того что я владею соответствующими значениями; в противном случае лист бумаги оставался бы для меня только чем-то"белым, прямоугольным и т. д. Однако — и это принципиально важно, — когда я воспринимаю бумагу, я воспринимаю эту реальную бумагу, а не значение «бумага». Интроспективно значение, как правило, отсутствует в моем сознании: преломляя воспринимаемое или мыслимое, само оно при этом не сознается, не мыслится. Это фундаментальный психологический факт³⁶.

Итак, психологически значение — это ставшее достоянием моего сознания (в большей или меньшей своей полноте и многосторонности) обобщенное отражение действительности, выработанное человечеством и зафиксированное в форме понятия, знания или даже в форме умения как обобщенного «образа действия», нормы поведения и т. п.

Значение представляет собой отражение действительности независимо от индивидуального, личностного отношения к ней человека. Человек находит уже готовую, исторически сложившуюся систему значений и овладевает ею так же, как он овладевает орудием, этим материальным прообразом значения. Собственно психологическим фактом — фактом моей жизни является то, что я овладеваю или не овладеваю данным значением, усваиваю или не усваиваю его, и то, насколько я им овладеваю и чем оно становится для меня, для моей личности; последнее же зависит от того, какой субъективный, личностный смысл оно для меня имеет.

Понятие смысла разрабатывалось в буржуазной психологии в очень разных направлениях: И. Мюллер называл смыслом зачаточный образ; А. Бине гораздо более проницательно — зачаточное действие; Э. Ван дер Вельдт пытался экспериментально показать

³⁶ Другое дело, что значение может осознаваться, но это вторичное явление, возникающее лишь в том случае, если предметом сознания является не означаемое, а именно само значение, как это бывает, например, при изучении языка.

образование смысла как результат приобретения раньше безразличным для испытуемого сигналом значения условно связываемого с ним действия. Большинство же современных авторов идет в другом направлении, рассматривая понятие смысла лишь в связи с языком Ф. Полан определяет смысл как совокупность всех психических явлений, вызываемых в сознании словом, Е. Титченер — как сложное контекстное значение, а Ф. Бартлет более точно — как значение, создаваемое «целостностью» ситуации, очень многие— как конкретизацию значения, как продукт означения.

При всем различии понимания смысла у указанных авторов есть и нечто общее. Это общее состоит в том, что они одинаково берут в качестве явлений, исходных для анализа, явления, принадлежащие сфере самого сознания, и поэтому они одинаково остаются замкнутыми в этой сфере. Но сознание не может быть понято из самого себя.

Принципиально другой подход свойствен генетическому, историческому исследованию. Это подход со стороны анализа явлений, принадлежащих не сознанию, а самой жизни, т. е. со стороны явлений, характеризующих реальное взаимодействие реального субъекта с окружающим его миром, во всей объективности и независимости его свойств, связей, отношений. Поэтому и смысл выступает перед историческим исследованием сознания прежде всего как отношение, которое создается в жизни, в деятельности субъекта.

Возникая в процессе развития деятельности, практически связывающей животные организмы со средой, это специфическое отношение первоначально является биологическим, и психическое отражение животными внешней среды неотделимо от этого отно,-шения. Б дальнейшем, впервые только у человека, это отношение выделяется для субъекта как его отношение и осознается. Конкретно-психологически такой сознательный смысл создается отражающимся в голове человека объективным отношением того, что побуждает его действовать, к тому, на что его действие направлено как на свой непосредственный результат. Другими словами, сознательный смысл выражает отношение мотива к цели. Необходимо только особенно подчеркнуть, что термин «мотив» мы употребляем не для обозначения переживания потребности, но как означающий то объективное, в чем эта потребность конкретизируется в данных условиях и на что направляется деятельность, как на побуждающее ее.

Допустим, учащийся читает рекомендованную ему научную литературу. Это — сознательный, целенаправленный процесс. Его сознательная цель — усвоить содержание этой литературы. Какой, однако, личностный смысл имеет для учащегося эта цель, а значит, и отвечающее ей действие? Это зависит от того, какой мотив побуждает деятельность учащегося, осуществляемую данным его действием. Если мотив этот заключается в том, чтобы приготовить себя к своей будущей профессии, чтение будет иметь для него один смысл. Если же мотив его занятий лежит, например, только в том, чтобы формально разделаться с экзаменами, то тогда, понятно,

смысл чтения будет для него уже другим, и он будет читать эту Же литературу другими глазами, будет иначе усваивать ее.

Таким образом, на вопрос о личностном смысле можно ответить путем раскрытия соответствующего мотива.

Смысл — это всегда смысл чего-то. Не существует «чистых» смыслов. Поэтому субъективно смысл как бы принадлежит самому сознаваемому содержанию и кажется входящим в его объективное 'значение. Это обстоятельство и создавало то крупнейшее недоразумение в психологии и психологизирующей лингвистике, которое выражалось либо в полном неразличении этих понятий, либо в том, что смысл рассматривался как конкретизированное в зависимости от контекста или ситуации значение. В действительности, хотя смысл («личностный смысл») и значение кажутся по самонаблюдению слитыми в сознании, оба эти понятия необходимо различать между собой. Они внутренне связаны друг с другом, но только отношением, обратным вышеуказанному; скорее, смысл выражается в значениях (как мотив в целях), а не значение в смыслах.

В некоторых случаях несовпадение смысла и значения в сознании выступает особенно ясно. Можно отчетливо знать, например, то или иное историческое событие, отчетливо понимать значение той или иной исторической даты, но эта историческая дата может вместе с тем иметь для человека разный смысл: один — для юноши, еще не покинувшего школьной скамьи, другой — для того же юноши, вышедшего на поля сражений защищать свою Родину, отдать за нее свою жизнь. Изменились ли, увеличились ли его знания об этом событии, этой исторической дате? Нет. Может быть, они даже стали менее отчетливыми, кое-что, может быть, даже позабылось. Но вот почему-нибудь это событие теперь вспомнилось ему; пришло на ум, и тогда оказывается, что оно осветилось в его сознании как бы совсем уже другим светом, открылось как бы в более полном своем содержании. Оно стало иным, но не как значение, не со стороны знания о нем, а со стороны его смысла для личности; оно приобрело для него новый, более глубокий смысл. Подобные изменения отмечал еще К. Д. Ушинский.

Вводя для психологической характеристики сознания различение личностного смысла и собственно значения, необходимо подчеркнуть, что различение это относится не ко всему отражаемому содержанию, а лишь к тому, на которое направлена деятельность субъекта. Ведь личностный смысл выражает именно его отношение к осознаваемым объективным явлениям.

Мы подробно остановились на вопросе о значении и смысле потому, что их отношение есть отношение главных «образующих» внутреннее строение человеческого сознания; из этого, однако, не следует, что, являясь главными, они являются и единственными. Даже упрощая и схематизируя те сложнейшие отношения, которые присущи развитому сознанию, мы все же не можем отвлечься еще от одной его «образующей», а именно от его чувственного содержания.

Именно чувственное содержание (ощущения, чувствования, об-

разы восприятия, представления) образует основу и условие всякого сознания. Оно является как бы материальной его тканью, тем, что образует богатство, многокрасочность сознательного отражения мира. Это содержание вместе с тем есть непосредственное в сознании, то, что непосредственно создается превращением энергии внешнего раздражения в факт сознания. Но, являясь основой и условием всякого сознания, эта его «образующая» именно поэтому сама по себе не выражает всего специфического в нем.

Допустим, что человек внезапно теряет зрение. Тогда мир как бы меркнет в его сознании, но меняется ли у него сознание мира? Нет, его сознание мира, конечно, сохраняется. Другое дело, если у человека нарушаются высшие мозговые процессы. В этом случае решительно меняется именно его сознание, хотя все возможности непосредственно чувственного восприятия мира у него остаются сохраненными. Это хорошо известно.

Столь же очевидно и то положение, что изменение и развитие непосредственно чувственного содержания сознания происходит лишь в ходе развития человеческих форм деятельности. Так, развитие у человека фонематического слуха создается тем, что люди пользуются звуковой речью, а глаз человека начинает видеть иначе, чем грубый, нечеловеческий глаз, лишь поскольку предмет становится для него общественным предметом.

Наконец, последний вопрос, на котором мы должны будем кратко остановиться, — это вопрос об общем методе психологического исследования развития сознания.

Известно, что развитие сознания не имеет своей независимой истории, что его развитие определяется в конечном счете развитием бытия. Это общее положение марксизма сохраняет, разумеется, свою силу и применительно к развитию индивидуального сознания, сознания отдельных людей.

В чем же заключается конкретная связь психологических особенностей индивидуального сознания человека и его общественного бытия? Как, иначе говоря, перейти в исследовании от анализа условий жизни общества к анализу индивидуального сознания человека? Да и возможен ли вообще такой переход?

Ответ на этот вопрос вытекает из того основного психологического факта, что строение сознания человека закономерно связано со строением его деятельности.

Деятельность же человека может иметь только то строение, которое создается данными общественными условиями и порождаемыми ими отношениями людей. Нужно, однако, при этом подчеркнуть, что, говоря о сознании отдельного человека, следует иметь в виду именно те конкретные условия и отношения, в которые этот человек оказался поставленным силой обстоятельств, и что указанная связь отнюдь не является прямой.

Итак, наш общий метод состоит в том, чтобы найти то строение деятельности людей, которое порождается данными конкретно-историческими условиями, и исходя из этого строения раскрыть существенные психологические особенности строения их сознания.

Поиск по сайту: