Виссарион Григорьевич Белинский

- русский мыслитель, публицист, критик, философ, писатель – появился на свет в 1811 г., 11 июня, в семействе флотского врача, проживавшем в Свеаборге (Финляндия). Когда мальчику было 5 лет, они переехали в Пензенскую губернию, город Чембар. Там Виссарион учился в уездном училище, позднее, с 1825 г., – в Пензенской гимназии. Желание юноши стать студентом Московского университета было настолько большим, что он даже не окончил гимназический курс и, несмотря на многочисленные сложности, в 1829 г. был зачислен на словесный факультет.
Родное слово с малых лет представляло для Белинского огромный интерес, он пробовал себя на литературном поприще. Написанная в 1830 г. драма «Дмитрий Калинин», затрагивающая тему крепостного права, была представлена Цензурному комитету университета, которая отреагировала резко отрицательно, назвав детище Белинского безнравственным и пригрозив ему самым суровым наказанием. Из-за нервного потрясения студент попал в больницу. В сентябре 1832 г. вольнолюбивый Белинский был отчислен, т.к. его здоровье сочли слишком слабым, а способности – ограниченными. Чтобы иметь хоть какие-то средства к существованию, Виссарион давал уроки и понемногу переводил. Сближение с основателем журнала «Телескоп» стало поворотным пунктом в его биографии: именно на его страницах в сентябре 1834 г. появилась дебютная статья, положившая начало блестящей деятельности критика. Уже через два года журнал был закрыт из-за опубликования ставших знаменитыми «Философических писем» Чаадаева, что навлекло на Белинского неприятности и ввергло его в нужду. Сложное финансовое положение и неудачи в личной жизни привели его к разгульному образу жизни и затем - к болезни, поэтому весной 1837 г. он благодаря помощи друзей лечился на Кавказе. Через год он снова трудился в журнале - «Московский наблюдатель», созданном его хорошими знакомыми, где был и литературным критиком, и редактором.
В 1739 г. Белинскому поступило предложение переехать в Москву, чтобы возглавить критический отдел в журнале «Отечественные записки». Принять его заставило тяжелое финансовое положение, и из Москвы в Петербург Белинский переехал с тяжелым сердцем. Между тем именно работа в «Отечественных записках» стала периодом настоящего расцвета его деятельности как литературного критика. С 1840 по 1846 гг. на страницах издания появлялись не только обозрения выходящих произведений, статьи о театре, заметки библиографического и политического характера, но и серьезные статьи, посвященные творчеству Пушкина, Лермонтова, Державина, Майкова и других авторов, и эти очерки, по сути своей, являлись историей русской литературы, охватывающей период от Ломоносова до Пушкина.
В творчестве дела Белинского шли намного лучше, чем в его личной жизни. В ноябре 1843 г. он не слишком удачно женился на женщине немолодого уже возраста, но главное - с еще большей силой дала себе знать чахотка - это заболевание мучило его еще до переезда в Петербург. Осенью 1845 г. Белинский тяжело переболел, после чего ему было все сложнее справляться с работой в журнале, которая требовала оперативности и сильного умственного напряжения. Его отношения с редакцией заметно ухудшились, и в начале 1846 г. критик перестал быть сотрудником журнала. С конца весны по середину осени он путешествовал по югу России со знаменитым актером Щепкиным (этот вояж ему организовали друзья).
Вернувшись в Петербург, Белинский устраивается на работу в новый журнал «Современник», однако тяжелая болезнь помешала ему работать в полную силу. В этот период из-под пера критика вышла единственная большая статья. В начале 1847 г. Белинский вынужден был снова вплотную заняться здоровьем: врачи отправили его на воды за границу. Друзья помогли организовать оздоровительную поездку, но возлагаемые на нее надежды не оправдались. Осенью 1847 г. Виссарион Григорьевич возвратился в Петербург, где 7 июня 1848 г. его настигла смерть.

Значение Белинского и его влияние в русской литературе было громадно и чувствуется до сих пор. Он не только указал тот путь, по которому должна идти литература, чтобы стать общественной силой, но явился учителем и руководителем молодого поколения писателей, — плеяды 40-х годов, все представители которой прежде всего и больше всего обязаны идейной стороной своих произведений именно Белинскому. С восторгом приветствуя всякое вновь появляющееся дарование, Белинский почти всегда безошибочно угадывал будущий путь развития и своей искренней, увлекательной и страстной проповедью неотразимо влиял на направление молодых деятелей литературы. Выработанные им теоретические положения сделались общим достоянием и в большинстве сохраняют свою силу до настоящего времени; а благородное и неустанное искание истины и высокий взгляд на просветительное и освободительное значение литературы останется навсегда дорогим заветом для новых литературных поколений. В частности, как литературный критик Белинский выдвинул и обосновал теорию реализма, на много лет вперед определив пути развития отечественной литературы. Его статьи-монографии о творчестве А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. С. Грибоедова, М. Ю. Лермонтова содержали ряд новых эстетических принципов и положений, ставших ключевыми при оценке литературного произведения, — народность, соответствие действительности, верность характеру героя, современность. Художественная точка зрения всегда сочеталась у него с исторической и социальной^[

Литературные мечтания
(Элегия в прозе)

Помните ли вы то блаженное время, когда в нашей литературе пробудилось было какое-то дыхание жизни, когда появлялся талант за талантом, поэма за поэмою, роман за романом, журнал за журналом, альманах за альманахом; то прекрасное время, когда мы так гордились настоящим, так лелеяли себя будущим, и, гордые нашею действительностию, а еще более сладостными надеждами, твердо были уверены, что имеем своих Байронов, Шекспиров, Шиллеров, Вальтер Скоттов? Увы! где ты, о bon vieux temps {о доброе старое время (франц.). -- Ред.}, где вы, мечты отрадные, где ты, надежда-обольститель! Как все переменилось в столь короткое время! Какое ужасное, раздирающее душу разочарование после столь сильного, столь сладкого обольщения! Подломились ходульки наших литературных атлетов, рухнули соломенные подмостки, на кои, бывало, карабкалась золотая посредственность, а вместе с тем умолкли, заснули, исчезли и те немногие и небольшие дарования, которыми мы так обольщались во время оно. Мы спали и видели себя Крезами, а проснулись Ирами!² Увы! как хорошо идут к каждому из наших гениев и полугениев сии трогательные слова поэта:

Не расцвел и отоцвел

В утре пасмурных дней!³

Да -- прежде -- и ныне, тогда -- и теперь! Великий боже!.. Пушкин, поэт русский по преимуществу, Пушкин, в сильных и мощных песнях которого впервые пахнуло веяние жизни русской, игривый и разнообразный талант которого так любила и лелеяла Русь, к гармоническим звукам которого она так жадно прислушивалась и на кои отзывалась с такою любовию, Пушкин -- автор "Полтавы" и "Годунова" и Пушкин -- автор "Анджело" и других мертвых, безжизненных сказок!.. Козлов -- задумчивый певец страданий Чернеца, стоивших стольких слез прекрасным читательницам, этот слепец, так гармонически передававший нам, бывало, свои роскошные видения, и Козлов -- автор баллад и других стихотворений, длинных и коротких

ПИСЬМО В. Г. БЕЛИНСКОГО

Н. В. Гоголю

Вы только отчасти правы, увидав в моей статье рассерженного человека: этот эпитет слишком слаб и нежен для выражения того состояния, в которое привело меня чтение вашей книги. Но вы вовсе неправы, приписавши это вашим, действительно, не совсем лестным, отзывам о почитателях вашего таланта. Нет, тут была причина более важная. Оскорбленное чувство самолюбия еще можно перенести, и у меня достало бы ума промолчать об этом предмете, если бы все дело заключалось в нем, но нельзя перенести оскорбленного; чувства истины, человеческого достоинства: нельзя молчать, когда под покровом религии и защитою кнута проповедуют ложь и безнравственность, как истину и добродетель.

Да, я любил вас со всею страстью:, с какою человек, кровно связанный с своей страною, может любить ее надежду, честь, славу, одного из великих вождей ее на пути сознания, развития, прогресса. И вы имели основательную причину хоть на минуту выйти из спокойного состояния духа, потерявши право на такую любовь. Говорю это не потому, чтобы я считал любовь свою наградою великого таланта, а потому что в этом отношении: я представляю не одно, а множество лиц, из которых ни вы, ни я не видали самого большого числа, и которые в свою очередь тоже никогда не видали вша Я пц в состояний дать вам ни малейшего понятия) о том негодовании, которое возбудила ваша книга во всех благородных сердцах, ни о тех воплях дикой радости, которые издали при появлении ее все враги ваши!, и нелитературные -- Чичиковы, Ноздревы, городничие... и литературные, которых имена хорошо вам известны. Вы видите сами, что от вашей книги отступились даже люди, невидимому, одного духа с ее духом. Если бы она и была написана вследствие глубокого, искреннего убеждения, и тогда она должна была бы произвести на публику то же впечатление. И если ее приняли все (за исключением немногих людей, которых надо видеть и знать, чтобы не обрадоваться их одобрению) за хитрую, но чересчур нецеремонную проделку, для достижения небесным путем чисто земной цели, -- в этом виноваты только вы. И эта нисколько не удивительно, а удивительно то, что вы находите это удивительным!.! Я думаю, это оттого, что вы глубоко знаете Россию только как художник, а не как мыслящий чело-век, роль которого вы так неудачно приняли на себя в вашей фантастической книге. И это не потому, что вы не были мыслящим человеком, а потому, что столько уже лет привыкли смотреть на Россию из вашего прекрасного далека;¹ а ведь известно, что нет ничего легче, как издалека видеть предметы такими, какими нам хочется их видеть; потому, что в этом п_р_е_к_р_а_с_н_о_м далеке вы живете совершенно чуждым ему, в самом себе, внутри себя, или в однообразии кружка, одинаково с вами настроенного и бессильного противиться вашему на него -- влиянию. Поэтому вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме², не в аскетизме³, не в пиэтизме⁴, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности⁵. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько, веков потерянного в грязи и соре, -- права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение. А вместо этого, она представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это; и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек; страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками; страны, где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей! Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя тех законов, которые уже есть. Это чувствует даже само правительство (которое хорошо знает, что делают помещики со своими крестьянами, и сколько последние ежегодно режут первых), что доказывается его робкими и бесплодными полумерами в пользу белых негров и комическим заменением однохвостного кнута трехвосткою плетью6.

Поиск по сайту: