С) Законодательная власть

§ 298

Законодательная власть имеет отношение к законам как таковым, поскольку они нуждаются в дальнейшем определении, и к совершенно всеобщим по своему содержанию внутренним делам. Эта власть сама есть часть государственного устройства, которое является ее предпосылкой и постольку лежит в себе и для себя вне области ее прямого определения, но она получает свое дальнейшее развитие в усовершен_{321}ствовании законов и в характере поступательного движения, который носят всеобщие правительственные дела.

Прибавление. Государственный строй должен сам по себе быть той признаваемой прочной почвой, на которой стоит законодательная власть, и законодательство поэтому не должно еще его раньше создать. Государственный строй, следовательно, есть, но вместе с тем он столь же существенно становится, т.е. он прогрессирует в своем формировании. Это поступательное движение есть такого рода изменение, которое невидимо и не носит формы изменения. Если, например, имущества владетельных князей и их семейств в Германии сначала были частными имениями, а затем превратились без борьбы и противодействия в казенные имения, т.е. в государственное имущество, то это произошло потому, что владетельные князья чувствовали потребность в нераздельности имений, требовали от страны и земских чинов гарантий такой нераздельности и таким образом привели к тому, что эти имения по характеру существования имущества должны были войти под общую скобку с такими имениями, право распоряжения которыми принадлежало уже не им одним. Другой пример: император был раньше судьей и переезжал с одного места империи в другое, чтобы отправлять правосудие. Вследствие лишь кажущегося прогресса образованности стало внешним образом необходимо, чтобы император все более и более предоставлял другим эту должность судьи, и таким образом произошел переход судебной власти от личности государя к коллегиям. Дальнейшее развитие некоторого состояния есть таким образом спокойное и незаметное на внешний взгляд движение. По прошествии долгого времени государственный строй радикально меняет свой характер и делается совершенно иным.

§ 299

Эти предметы определяются ближе по отношению к индивидуумам с двух сторон: α) со стороны того, что благодаря государству оказывается им на пользу и β) со стороны того, что они должны дать ему. В первый разряд предметов входят частноправовые законы вообще, нрава общин и корпораций и совершенно всеобщие распоряжения, а косвенно (§ 298) – весь государственный строй. А то, что должно быть дано, может быть определено справедливо и вместе с тем так, чтобы особенные работы, которые отдельное лицо может совершить, и особенные услуги, которые оно может оказать, опосредствовались его произволом, лишь в том случае, если оно будет переведено на деньги как на существующую всеобщую ценность вещей и работ._{322}

Примечание. Что должно быть предметом общего законодательства и что должно быть предоставлено административным властям и регулированию правительства вообще, это, конечно, можно в общем установить так: в первую область входит то, что по содержанию своему совершенно всеобще, определения закона, а во вторую – особенное и способ исполнения. Но вполне определенным это различение не является уже потому, что закон, дабы он был законом, а не вообще простой заповедью (как, например, «не убий» ср. примечание к § 140), должен быть определенным внутри себя, но чем он определеннее, тем больше его содержание приближается к тому, чтобы быть пригодным к исполнению таким, каков он есть. Но вместе с тем столь далеко идущая определенность сообщила бы законам эмпирическую сторону, которая должна была бы подвергаться видоизменениям при действительном исполнении, что нарушило бы характер законов. Само органическое единство государственных властей приводит к тому, что один и тот же дух и устанавливает всеобщее и сообщает ему его определенную действительность, выполняет его. – На первый взгляд может показаться странным то, что от многочисленных умений, владений, деятельностей, талантов и заключающихся в них бесконечно многообразных живых достояний, связанных вместе с тем с умонастроением, государство не требует непосредственного вклада, а изъявляет притязание лишь на одно достояние, на то достояние, которое является в виде денег, – услуги, которые относятся к защите государства от неприятелей, входят в круг той обязанности, которая будет рассмотрена в следующем отделе. Но на самом деле деньги не суть некое особенное достояние наряду с прочими, а есть их всеобщее, поскольку они производятся для внешнего существования, в котором они могут быть охвачены как некая вещь. Лишь на этом, до последней крайности внешнем, острии возможна количественная определенность и, следовательно, справедливость и равенство предоставлений. – У Платона в его государстве стоящие во главе последнего указывают индивидуумам, в какое сословие они должны входить, и возлагают на них особенные обязанности (ср. § 185); в феодальной монархии вассалы также должны были оказывать неопределенные услуги, но должны были их оказывать в их особенности, должны были, например, отправлять правосудие; услуги, оказывавшиеся на востоке, в Египте, для возведения гигантских построек и т.д. носят также характер особенных качеств. Во всех этих условиях недостает принципа субъективной свободы, требующего, чтобы субстанциальная деятельность индивидуума, которая в таких услугах и помимо того есть по своему содержанию некое особенное, _{323}опосредствовалась его особенной волей, – а осуществление этого права делается возможным лишь посредством требования оказывать услуги в форме всеобщей ценности, и это есть то основание, которое вызвало такое превращение.

Прибавление. Две стороны государственного строя относятся к правам и повинностям индивидуумов. Что касается услуг, то теперь они почти все переведены на деньги. Воинская повинность есть теперь единственная личная повинность. В былые времена предъявляли гораздо больше требований к конкретному в индивидуумах и их вызывали работать, сообразуясь с их умением. У нас государство покупает то, что ему нужно, и это может казаться на первый взгляд абстрактным, мертвенным и бездушным, может также казаться, что государство низко упало благодаря тому, что оно удовлетворяется абстрактными предоставлениями. Но в принципе современного государства заключается требование, чтобы все, что делает индивидуум, было опосредствовано его волей. Посредством денег однако можно куда лучше осуществлять справедливость равенства. На талантливого возлагалось бы больше повинностей, чем на лишенного таланта, если бы дело шло о конкретной способности. Но именно этим и высказывается уважение к субъективной свободе, что ухватываются в отдельном лице лишь за то, за что можно в нем ухватиться.

§ 300

В законодательной власти как целостности деятельны ближайшим образом два момента: монархический как тот момент, которому принадлежит окончательное решение, и правительственная власть, конкретно знающая и обозревающая целое в его многообразных сторонах и в выкристаллизовавшихся в нем действительных основоположениях, а также обладающая знанием потребностей государственной власти в особенности, как совещательный момент, – и, наконец, сословный элемент.

Прибавление. Одним из ложных воззрений на государство является то, которое, как это, например, сделало Учредительное собрание, хочет исключить членов правительства из законодательных корпусов. В Англии министры должны быть членами парламента, и это постольку правильно, поскольку участвующие в правительстве должны находиться в связи, а не в антагонизме с законодательной властью. Представление о так называемой независимости властей друг от друга заключает в себе ту основную ошибку, что независимые друг _{324}от друга власти все же должны согласно этому представлению ограничивать друг друга. Но благодаря этой независимости уничтожается единство государства, которого мы больше всего должны требовать.

§ 301

Назначение сословного элемента состоит в том, чтобы всеобщее дело получило в нем существование не только в себе, но также и для себя, т.е. чтобы в нем получил существование момент субъективной формальной свободы, публичное сознание, как эмпирическая всеобщность воззрений и мыслей многих.

Примечание. Выражение «многие» (οι πολλοι) правильнее обозначает эмпирическую всеобщность, чем ходячее выражение «все». Ибо если скажут: само собой понятно, что под выражением «все» не разумеются ближайшим образом, по крайней мере, дети, женщины и т.д., то еще больше само собой понятно, что не нужно употреблять совершенно определенное выражение «все» там, где дело идет о чем-то еще совершенно неопределенном. – Мнением пущено вообще в обращение так несказанно много превратных и ложных представлений и оборотов речи о народе, государственном строе и сословиях, что было бы напрасным трудом приводить, выяснять и исправлять их здесь. Представление, которое обыденное сознание ближайшим образом имеет о необходимости или полезности содействия сословий, состоит преимущественно в том, что депутаты, выходящие из народа, или даже сам народ, лучше всего понимает, чтò служит ему на пользу, и что у них имеется не подлежащая никакому сомнению воля к осуществлению этого наилучшего. Что касается первой половины этого представления, то вернее как раз то, что народ, поскольку это слово обозначает особенную часть членов государства, представляет собою ту часть, которая не знает, чего она хочет. Знание того, чего хочешь, и, тем более, того, чего хочет в себе и для себя сущая воля, разум, есть плод глубокого познания и проникновения, которое именно и не есть дело народа. – Гарантией всеобщей пользы и публичной свободы, заключающейся в наличии сословий, мы признаем после некоторого размышления не особенное разумение последних, ибо высшие государственные чиновники необходимо обладают более глубоким и обширным пониманием природы учреждений и потребностей государства, так же как и большей сноровкой и привычкой к государственным делам, и могут помимо сословий делать наилучшее, как они и на самом деле должны постоянно делать наилучшее _{325}при наличии сословных собраний; эта гарантия заключается частью в дополнении разумения высших чиновников разумением депутатов, сказывающемся преимущественно, когда дело касается образа действия чиновников, стоящих более далеко от взора высшей власти, и в особенности, когда дело касается более настоятельных и специальных потребностей и специальных недостатков, конкретно предносящихся умственному взору депутатов; частью же эта гарантия заключается в том предвидимом порицании многих, и порицании как раз публичном, которое уже наперед заставляет вникать возможно лучше в дела, а также в предлагаемые проекты, и вести дела в соответствии лишь с чистейшими мотивами. Это понуждение оказывает свое действие также и на самих членов сословий. Что же касается особенно доброй воли сословий к осуществлению всеобщей пользы, то мы уже заметили выше (§ 272), что предположение, будто правительство руководится злой или не столь доброй волей, характерно для воззрения черни и вообще для точки зрения отрицания. Это предположение, если ответить на него в такой же форме, влечет за собой ближайшим образом обвинение, что так как сословия берут свое происхождение от единичности, частной точки зрения и особенных интересов, то они склонны пользоваться своей деятельностью для того, чтобы отстаивать за счет всеобщих интересов единичность, частную точку зрения и особенные интересы, тогда как, напротив, другие моменты государственной власти уже сами по себе стоят на точке зрения государства и посвящают себя всеобщим целям. Что касается, следовательно, вообще гарантий, которые, якобы, представляют собою в особенности сословия, то каждое другое государственное учреждение разделяет с ними честь быть гарантией публичного блага и разумной свободы, и между ними имеются такие учреждения, которые, как например, суверенитет монарха, наследственность трона, судопроизводство и т.д., содержат в себе эту гарантию в гораздо большей мере. Настоящего определения понятия сословий следует поэтому искать в том, что в них субъективный момент всеобщей свободы, собственное разумение и собственная воля той сферы, которую мы назвали в этом произведении гражданским обществом, получает существование в связи с государством. Что этот момент есть определение идеи, развитой до целостности, и что этой внутренней необходимости нельзя смешивать с внешними необходимостями и полезностями. – это здесь, как и всюду, вытекает из философской точки зрения.

Прибавление. Отношение правительства к сословиям не должно быть по существу враждебным, и вера в необходимость этого враждеб_{326}ного отношения есть печальное заблуждение. Правительство не есть партия, которой противостоит другая партия, так что каждая из них должна путем борьбы добиваться многого, тянуть к себе, и если государство оказывается в таком положении, то это – несчастие, и такое положение не может быть признано здоровым состоянием. Налоги, на которые сословия соглашаются, не должны, далее, рассматриваться как подарок, который преподносится государству; они отпускаются для блага самих отпускающих. Настоящее значение сословий заключается в том, что государство благодаря им проникает в субъективное создание народа и начинает принимать в нем участие.

§ 302

Рассматриваемые как опосредствующий орган, сословия стоят между правительством вообще, с одной стороны, и распадающимся на особенные сферы и индивидуумы народом – с другой. Их назначение требует от них наличия как чувства и умонастроения государства и правительства, так и интересов особенных кругов и отдельных лиц. Вместе с тем это положение имеет значение общего с организованной правительственной властью опосредствования, благодаря которому ни власть монарха в качестве самой отдаленной не кажется изолированной и потому только насилием властелина и произволом, ни особенные интересы общин, корпораций и индивидуумов не изолируются или не доходят до того, чтобы, – это еще хуже, – представлять собою массу и толпу, не доходят, следовательно, до неорганического мнения и воления, не становятся лишь массовой силой, противополагающей себя органическому государству.

Примечание. Одна из важнейших логических истин состоит в том, что определенный момент, который, выступая как противоположность, занимает положение крайнего термина, перестает быть таковой и оказывается органическим моментом благодаря тому, что он вместе с тем есть также и средний термин. В отношении рассматриваемого здесь предмета подчеркнуть эту сторону тем более важно, что одним из очень часто встречающихся, но в высшей степени опасных предрассудков является понимание сословий главным образом в аспекте противоположности к правительству, – точно это и есть существо их положения. Органическим, т.е. воспринятым в целостность, сословный элемент показывает себя лишь посредством своей функции опосредствования. Благодаря этому сама противоположность низведена на степень видимости. Если бы эта противоположность, пос_{327}кольку она имеет свое проявление, касалась не одной только поверхности, а была бы действительно субстанциальной противоположностью, то государство шло бы навстречу своей гибели. – Признаком того, что антагонизм не носит такого характера, служит по природе вещей то обстоятельство, что антагонизм возникает тогда, когда объектами этого столкновения оказываются не существенные элементы государственного организма, а более специальные и безразличные вещи, и страсть, которая все же связывается с этим содержанием, превращается в партийную борьбу за чисто субъективный интерес; например, за высшие государственные должности.

Прибавление. Государственный строй есть существенно система опосредствования. В деспотических государствах, где существуют лишь князья и народ, последний действует, когда он действует, лишь как разрушительная масса, выступающая против организации. Но, выступая органически, масса добивается осуществления своих интересов в соответствии с законом и порядком. Если же, напротив, этого средства не существует, то высказывание (das sich Aussprechen) массы всегда превращается в нечто дикое. В деспотических государствах деспот поэтому всегда щадит народ, и его ярость обрушивается лишь на окружающих его. Народ в таких деспотиях платит также и мало податей; в конституционном же государстве сумма этих налогов возрастает, благодаря собственному сознанию народа. Ни в какой стране не платят столько налогов, как именно в Англии.

§ 303

Всеобщее сословие, или точнее, сословие, посвящающее себя служению правительству, содержит непосредственно в своем определении, что цель его существенной деятельности есть всеобщее; в сословном элементе законодательной власти частное сословие достигает политического значения, политической действенности. Это частное сословие не может при этом являться ни лишь неразличенной массой, ни распавшимся на свои атомы множеством, а может являться лишь тем, что оно уже есть, а именно, различенным на сословие, основывающееся на субстанциальном отношении, и на сословие, основывающееся на особенных потребностях и опосредствующем их труде (§ 201 и сл.). Лишь таким образом, действительное в государстве особенное подлинно примыкает в этом отношении к всеобщему и связывается с ним.

Примечание. Это идет в разрез с другим ходячим представлением _{328}согласно которому частное сословие, возвышенное своим вхождением в состав законодательной власти до участия во всеобщем деле, должно при этом выступать в форме единичных лиц, причем то предполагается, что они избирают заместителей для исполнения этой функции, то даже предполагается, что каждый из них должен голосовать самолично. Это атомистическое, абстрактное воззрение исчезает уже в семье, равно как и в гражданском обществе, где единичное появляется лишь как член всеобщего. Но государство есть по своему существу организация таких членов, которые сами по себе суть круги, и в нем ни один момент не должен являть себя неорганическим множеством. Многие как единичные лица, а это охотно разумеют под словом «народ», суть, правда, некая «совместность», но лишь как множество, как бесформенная масса, движения и действия которой именно поэтому были бы лишь стихийны, неразумны, дики и ужасны. Когда мы слышим, как в связи с государственным строем еще говорят о народе, этой неорганической совокупности, мы можем уже наперед знать, что придется услышать лишь общие места и превратные декларации. – Представление, которое разлагает снова на множество индивидуумов уже существующие в виде указанных кругов общественные организации, когда последние вступают в политическую область, т.е. переходят на точку зрения высшей конкретной всеобщности – это представление тем самым отрывает друг от друга гражданскую и политическую жизнь и заставляет последнюю, так сказать, повиснуть в воздухе, так как ее базисом согласно этому воззрению, является лишь абстрактная единичность произвола и мнения, следовательно, случайное, а не сама по себе, прочная и правомерная основа. – Однако, несмотря на то, что согласно представлениям так называемых теорий сословия гражданского общества вообще и сословия в политическом смысле суть нечто весьма различное, язык сохранил это соединение, которое помимо того существовало и раньше.

§ 304

Различие сословий, уже существовавшее в прежних сферах, содержится вместе с тем в политико-сословном элементе в собственном определении последнего. Его прежде абстрактное положение, а именно, положение окраины, представляющей собой эмпирическую всеобщность по отношению к княжескому, или монархическому принципу вообще – положение эмпирической всеобщности, в которой содержится лишь возможность совпадения с этим принципом, _{329}а, следовательно, содержится также и возможность враждебного противопоставления себя последнему – превращается в разумное отношение (умозаключением, ср. примечание к § 302) лишь благодаря тому, что получает существование его опосредствование. Как со стороны княжеской власти правительственная власть (§ 300) уже обладает этим определением, так и со стороны сословий некоторый их момент должен быть направлен так, чтобы он получил определение, согласно которому он должен существовать как момент середины.

§ 305

Одно из сословий гражданского общества содержит в себе принцип, который сам по себе способен конституироваться в это политическое отношение; это именно – сословие природной нравственности, которое имеет своей основой семейную жизнь, а в отношении средств существования – поземельную собственность и, следовательно, обладает в отношении своей особенности зиждущимся на себе волением и разделяет с княжеским элементом то природное определение, которое последний в себе заключает.

§ 306

Можно сказать более определенно, что оно конституируется для политического положения и значения, поскольку его имущество независимо как от государственного имущества, так и от необеспеченности промысла, погони за барышем и изменчивости владения вообще, – поскольку оно независимо как от милости правительственной власти, так и от милости массы, и оно защищено даже от собственного произвола благодаря тому, что призванные для этого назначения члены этого сословия отчасти лишены права других граждан располагать свободно всей своей собственностью, отчасти же лишены права ее перехода после их смерти к детям согласно равенству любви; имущество превращается, таким образом, в неотчуждаемое, обремененное майоратным правом, наследственное имение.

Прибавление. Это сословие обладает более самостоятельной волей. В общем и целом, сословие землевладельцев будет разделяться на образованную его часть и на крестьянское сословие. Однако обеим разновидностям этого сословия противостоят промышленное сословие, зависящее от потребности и посредством нее снискивающее себе пропитание, и всеобщее сословие, существенно зависящее от государ_{330}ства. Обеспеченность и прочность этого сословия могут быть еще увеличены посредством института майората, который однако желателен лишь в политическом отношении, ибо с ним связана жертва, преследующая политическую цель доставления первенцу возможности жить независимо. Обоснование института майората заключается в том, что государство должно рассчитывать не на одну лишь возможность умонастроения, а на нечто необходимое. Умонастроение, конечно, не связано с имуществом, но относительно необходимая связь между ними состоит в том, что тот, кто обладает самостоятельным состоянием, не ограничен внешними обстоятельствами и он таким образом может беспрепятственно выступать и действовать в пользу государства. Однако, где нет политических учреждений, там создание майоратов и благоприятствование им представляет собою не что иное, как цепи, налагаемые на свободу частного права, и либо к институту майората должен прибавиться политический смысл, либо этот институт будет постепенно разрушаться.

§ 307

Право этой части субстанциального сословия, таким образом, основано, правда, с одной стороны, на природном принципе семьи; однако этот принцип благодаря тяжким жертвам поворачивается вместе с тем в сторону достижения политической цели, в силу чего этому сословию главным образом предначертана деятельность для осуществления такой цели, и оно вследствие этого призвано к этой деятельности и имеет на нее право от рождения помимо случайности избрания. Благодаря этому оно занимает прочное, субстанциальное положение между субъективным произволом или случайностью обоих крайних терминов, и, нося в себе (см. предшествующий параграф) подобие момента княжеской власти, оно вместе с тем разделяет с другим крайним термином одинаковые во всем остальном потребности и одинаковые права, и становится таким образом одновременно опорой и трона и общества.

§ 308

В другую часть сословного элемента входит подвижная сторона гражданского общества, которая внешне из-за множества его членов, но по существу вследствие характера ее назначения и занятия, может появиться лишь в лице депутатов. Поскольку последние посылаются _{331}гражданским обществом, легко непосредственно понять, что оно это делает в качестве того, что оно представляет собою, следовательно, не как атомистически распавшаяся на отдельные лица и лишь собравшаяся на один момент для совершения одного отдельно стоящего и временного акта без всякой дальнейшей связи, а как расчлененное на конституированные и помимо этого товарищества, общины и корпорации, которые таким образом, получают политическую связь. В его праве посылать таких созываемых княжеской властью депутатов, так же как и в праве первого сословия появляться – помимо избрания (§ 307), существование сословий и их собрания находят себе конституированную своеобразную гарантию.

Примечание. Говорят, что все порознь должны участвовать в обсуждении и решении общих государственных дел, потому что все суть члены государства, его дела суть дела всех, и все имеют право оказывать на эти дела влияние своим знанием и своей волей; такое представление, которое хочет ввести в государственный организм демократический элемент без всякой разумной формы, между тем как государство представляет собою государство лишь посредством такой формы, – такое представление потому так соблазнительно, что оно останавливается на абстрактном определении, согласно которому каждый есть член государства, а поверхностное мышление цепляется за абстракции. Разумное рассмотрение, сознание идеи конкретно и постольку совпадает с подлинно практическим смыслом, ибо последний сам есть не что иное, как разумный смысл, смысл идеи. Его однако не нужно смешивать с голой деловой рутиной и с горизонтом ограниченной сферы. Конкретное государство есть расчлененное на свои особенные круги целое, член государства есть член такого сословия; лишь в этом своем объективном определении он может быть принят во внимание в государстве. Его всеобщее определение содержит в себе вообще двойственный момент. Он есть частное лицо, а как мыслящее лицо он есть также знание и воление всеобщего. Но это сознание и воление лишь тогда не пусты, а наполнены и действительно живы, когда они наполнены особенностью, – и эта особенность есть особенное сословие и предназначение; или, иначе говоря, индивидуум представляет собою род, но имеет свою имманентную всеобщую действительность как ближайший род. – Своего действительного и живого назначения для всеобщего он поэтому достигает ближайшим образом в сфере корпорации, общины и т.д. (§ 251), причем для него остается открытой возможность вступать посредством своего умения в каждую сферу, в которой он способен действовать, не исключая _{332}также и всеобщего сословия. Другая предпосылка, заключающаяся в представлении, что все должны принимать участие в государственных делах, и состоящая в том, что именно все понимают в этих делах, столь же нелепа, сколь часто ее, несмотря на это, приходится слышать. Но в общественном мнении (см. § 316) для каждого открыта возможность высказывать и отстаивать также и свое субъективное мнение о всеобщем.

§ 309

Так как депутаты посылаются для того, чтобы они обсуждали и решали всеобщие дела, то посылка депутатов имеет тот смысл, что облекаются доверием и избираются индивидуумы, которые лучше делегирующих понимают в этих делах, а также и тот смысл, что эти индивидуумы не будут защищать особенный интерес одной какой-нибудь общины или корпорации в отношении всеобщего, а по существу будут выдвигать это последнее. Они поэтому не должны находиться со своими избирателями в отношении уполномоченных, связанных определенными инструкциями, тем более, что встреча этих депутатов имеет своим назначением быть живым, осведомляющим и убеждающим, совещающимся сообща собранием.

Прибавление. Если вводится представительство, то это означает, что согласие должно быть дано не непосредственно всеми, а лишь уполномоченными, ибо отдельные лица уже больше не участвуют в качестве бесконечного лица. Представительство основано на доверии, но доверие есть не что другое, чем подача мною своего голоса в качестве данного лица. Решение по большинству голосов идет также в разрез с принципом, согласно которому я должен быть согласен в качестве данного лица с тем, что меня будет обязывать. Человеку доверяют, когда думают, что он по чистой совести будет рассматривать мое дело как свое собственное. Принцип единичной субъективной воли таким образом отпадает, ибо доверие относится к сути, к принципам данного человека, к его поведению, к его действиям, к его конкретному пониманию вообще. Важно поэтому, чтобы тот, кто вступает в сословный элемент, обладал характером, разумением и волей, соответствующими его задаче участвовать в решении всеобщих дел. Имеет значение не то именно, что индивидуум как некое абстрактное единичное получит слово, а то, что его интересы будут защищаться в собрании, где рассматривается всеобщее. Избиратели нуждаются в гарантии, что посланный ими депутат это сделает._{333}

§ 310

У второй части, выходящей из среды подвижного и изменчивого элемента гражданского общества, гарантией наличия соответствующих этой цели свойств и умонастроения – так как независимое имущество предъявляет свое право уже в первой части сословий – служит преимущественно умонастроение, умение и знание учреждений и интересов государства и гражданского общества, приобретенные благодаря действительному ведению дел на начальнических должностях или в государственных должностях и выработавшемуся благодаря этому и испытанному начальническому и государственному смыслу.

Примечание. Субъективное мнение о себе очень склонно считать требование таких гарантий, когда его предъявляют к так называемому народу, излишним и даже, пожалуй, оскорбительным. Государство однако имеет своим определением объективное, а не субъективное мнение и его доверие к своему определению; индивидуумы могут быть для него (для государства) лишь тем, что в них объективно познаваемо и испытано, – и оно в этой части сословного элемента должно обратить на это тем больше внимания, что эта часть укоренена в интересах и занятиях, в которых случайность, изменчивость и произвол получают простор для своего проявления. – Внешнее условие, обладание некоторым имуществом, взятое само по себе, представляется здесь односторонней крайностью, придаванием значения внешности в противоположность другой такой же крайности, одному лишь субъективному доверию и мнению избирающих. Как одно, так и другое представляют контраст с теми конкретными свойствами, которые требуются для обсуждения государственных дел и содержатся в намеченных в § 302 определениях. – Независимо от этого, свойство состоятельности имело уже в выборах на начальственные и другие должности в товариществах и общинах ту сферу, в которой оно могло проявлять свое действие, в особенности, в тех случаях, когда некоторые из этих дел ведутся без вознаграждения, а непосредственно в отношении к сословным делам, – там, где члены не получают жалованья.

§ 311

Посылка депутатов, как исходящая от гражданского общества, имеет, далее, тот смысл, что депутаты знакомы с его специальными потребностями, помехами, особенными интересами и сами проникнуты ими. Так как эта посылка депутатов, соответственно природе гражданского общества, исходит от его различных корпораций (§ 308), и про_{334}стой способ этой посылки не нарушается абстракциями и атомистическими представлениями, то она этим удовлетворяет непосредственно требованию вышеуказанной точки зрения, и выборы либо представляют собою вообще нечто излишнее, либо сводятся к незначительной игре мнений и произвола.

Примечание. Само собою ясно, что существует заинтересованность в том, чтобы среди депутатов для каждой особенной крупной отрасли общества, например, для торговли, для фабрик и т.д., находились индивидуумы, основательно знакомые с нею и сами входящие в ее состав; в представлении о неоформленном избирании это важное обстоятельство предоставлено только случайности. Но каждая такая отрасль имеет такое же право, как и другая, быть представленной. Если депутаты рассматриваются как представители, то это имеет органический разумный смысл лишь в том случае, если они – не представители единичных лиц, представители некоторой массы, а представители одной из существенных сфер общества, представители его крупных интересов. Представительство тогда уже не имеет того смысла, что один находится здесь вместо другого, а сам интерес действительно наличен в его представителях, представитель здесь отстаивает свою собственную объективную стихию. – Об избрании многими единичными лицами можно еще заметить, что необходимо наступает, в особенности в крупных государствах, безразличное отношение к голосованию, так как в массе этот голос оказывает незначительное влияние, и обладающие правом голоса, хотя они восхваляют и изображают это право как нечто необычайно высокое, не появляются для подачи голосов; таким образом эти учреждения имеют своим результатом нечто как раз противоположное их назначению, выборы попадают во власть немногих, некоторой партии, и, следовательно, того особенного, случайного интереса, который как раз должен был быть нейтрализован.

§ 312

Каждая из двух сторон, содержащихся в сословном элементе (§§ 305, 308), вносит в обсуждение особенное видоизменение, а так как кроме этого один момент исполняет особую функцию опосредствования внутри этой сферы, и притом именно, опосредствования между существующими, то отсюда вытекает, что этот момент тоже должен получить отдельное существование: сословное собрание разделяется, следовательно, на две палаты. _{335}

§ 313

Посредством этого обособления не только зрелость решений больше обеспечивается благодаря существованию нескольких инстанций, не только устраняется случайность минутного настроения, так же как и случайность, могущая получиться в решении по большинству голосов, но кроме того и, главным образом, сословному элементу реже приходится оказаться в прямой оппозиции к правительству или же в случае, если опосредствующий момент тоже находится на стороне второго сословия, вес его взгляда на спорный вопрос тем более увеличивается, так как он таким образом представляется беспристрастным и противоположное ему воззрение нейтрализованным.

§ 314

Назначение учреждения сословий состоит не в том, что благодаря этому учреждению государственные дела сами по себе обсуждаются и решаются наилучшим образом – с этой стороны оно дает лишь некоторый прибавок (§ 301), а его отличительное назначение состоит в том, чтобы в их участии в знании, обсуждении и решении всеобщих дел момент формальной свободы достиг осуществления своего права, что касается не принимающих участия в правительстве членов гражданского общества; поэтому, прежде всего, момент всеобщего знания дела получает более широкое осуществление посредством публичности прений в сословных камерах.

§ 315

Предоставление этой возможности знания хода прений имеет ту всеобщую сторону, что лишь таким образом общественное мнение приходит к истинным мыслям и вникает в состояние и понятие государства и его дела и, следовательно, оно лишь таким образом делается способным судить о них более разумно: кроме того оно знакомится также с делами и научается уважать таланты, добродетели и умения государственных властей и должностных лиц. Как эти таланты получают в такой публичности значительную возможность развития и поприще высшей чести, так и эта публичность, в свою очередь, есть целебное средство против самомнения единичных лиц и массы и величайшее образовательное средство для последних.

Прибавление. Публичность сословных собраний есть великое зрелище, служащее превосходным образовательным средством для граждан, и народ чаще всего узнает благодаря ей истинные свои интересы. Обычно преобладает представление, что все уже знают, чтò хо_{336}рошо для государства, и что в сословных собраниях это знание лишь высказывается; но на самом деле имеет место как раз противоположное; лишь здесь получают развитие добродетели, таланты, умения, которые должны служить образцами. Такие собрания, правда, обременительны для министров, которые сами должны обладать остроумием и красноречием, чтобы отпарировать нападения, направляемые на них; и однако публичность есть величайшее образовательное средство в отношении государственных интересов. У народа, у которого она имеет место, обнаруживается совсем другое, более живое отношение к государству, чем там, где нет сословных собраний, или там, где они не публичны. Лишь благодаря тому, что каждый их шаг делается известным, сословные палаты связаны с более широким общественным мнением, и обнаруживается, что одно дело то, что каждый воображает себе у себя дома, сидя со своей женой или со своими друзьями, и другое дело то, что происходит в большом собрании, где один ум побивается другим.

§ 316

Формальная, субъективная свобода, состоящая в том, что единичные лица как таковые имеют и выражают свое собственное мнение, суждение о всеобщих делах и подают совет относительно них, проявляется в той совместности, которая называется общественным мнением. В себе и для себя всеобщее, субстанциальное и истинное связано в нем со своей противоположностью, со стоящим само по себе своеобразным и особенным мнением многих. Это существование есть поэтому наличное противоречие самому себе, познание как явление; оно есть столь же непосредственно существенность, как и несущественность.

Прибавление. Общественное мнение есть неорганический способ обнаружения того, чего народ хочет и что он думает. То, что действительно проявляет себя в государстве, должно, разумеется, действовать органически, и это имеет место в государственном строе. Но во все времена общественное мнение было большой силой, и оно, в особенности, представляет собою такую силу в наше время, когда принцип субъективной свободы получил такое важное значение. Долженствующее получить значимость, получает таковую теперь уже не благодаря силе, в малой степени – благодаря привычке и нравам, а главным образом, благодаря пониманию и доводам._{337}

§ 317

Общественное мнение содержит поэтому в себе вечные субстанциальные принципы справедливости, подлинное содержание и результат всего государственного строя, законодательства и вообще общего состояния дел в форме человеческого здравого смысла как той нравственной основы, которая проходит через все мнения, принимающие форму предрассудка, а также через истинные потребности и правильные тенденции действительности. – Вместе с тем как это внутреннее вступает в сознание и начинает быть предметом представления частью само по себе, частью для содействия конкретному рассуждению о событиях, распоряжениях и обстоятельствах государства и о чувствуемых потребностях, выступает также и вся случайность мнения, его невежество и извращенность, лжезнание и лжесуждение. Так как дело идет при этом о сознании своеобразия воззрения и знания, то, чем хуже мнение, тем оно своеобразнее, ибо дурное есть совершенно особенное и своеобразное в своем содержании, разумное же, напротив есть само по себе всеобщее, и своеобразным является то, чем гордится, мнение.

Примечание. Мы не должны поэтому считать различием субъективных воззрений, если одни говорят:

Vox populi, vox dei (голос народа – голос бога), а другие, например, у Ариосто[13]:

Che’l volgare ignorante ogn’un riprenda

Ε parli piu di quel che meno intenda.

(Простонародный невежда берется за все

и говорит больше всего о том, что он менее всего знает).

И то и другое заключается в общественном мнении, потому что в нем истина и бесконечное заблуждение соединены и благодаря этому как первую так и вторую характеристику нельзя на самом деле принимать всерьез. Может казаться, что трудно различить, какую именно из этих характеристик следует принимать всерьез, и это на самом деле трудно, если держаться непосредственного проявления общественного мнения. Но так как субстанциальным является его внутреннее, то _{338}нужно относиться подлинно серьезно только к последнему, но последнее не может быть познано из проявления общественного мнения, а именно потому, что оно субстанциально – лишь из себя и само по себе. Сколько бы страстей ни вкладывали в мнение и как бы серьезно ни утверждали или отрицали и оспаривали – это еще не есть критерий того, что на самом деле нужно. Но это мнение менее всего согласилось бы с тем, что в его серьезности нет ничего серьезного. – Великий ум поставил на общественное обсуждение вопрос, дозволительно ли обманывать народ? На этот вопрос нужно было бы ответить, что народ не дает себя обманывать относительно своей субстанциальной основы, сущности и определенного характера своего духа, но что касается способа знания им последнего и обсуждения им своих поступков, событий и т.д. согласно этому способу, то он сам себя обманывает.

Прибавление. Принцип современного мира требует, чтобы то, что каждый должен признавать, обнаруживало себя перед ним как правомерное. Но кроме того, каждый хочет еще сказать свое слово и давать совет. Если он исполнил свой долг, т.е. вставил свое слово, то он после этого удовлетворения своей субъективности со многим мирится. Во Франции свобода слова всегда казалась куда менее опасной, чем безмолвствование, ибо последнее заставляло опасаться, что будут хранить в душе то, что имеют сказать против данного дела, между тем как рассуждение дает в одном направлении исход и удовлетворение, благодаря чему дело во всем остальном может подвигаться по прежнему пути.

§ 318

Общественное мнение заслуживает поэтому одинаково как уважения, так и презрения; последнего оно заслуживает со стороны конкретного сознания и высказывания, а первого – со стороны своей существенной основы, которая проникает в это конкретное лишь более или менее помутненными лучами. Так как оно не обладает в себе ни масштабом различения, ни способностью поднять внутри себя субстанциальную сторону на высоту определенного знания, то независимость от него есть первое формальное условие совершения чего-то великого и разумного (как в действительности, так и в науке). Последнее может, с своей стороны, быть уверенным в том, что общественное мнение в конце концов примирится с ним впоследствии и превратит его в один из своих предрассудков.

Прибавление. В общественном мнении все ложно и истинно, но _{339}найти в нем истинное есть дело великого человека. Кто высказывает, говорит своему времени и совершает для него то, чего оно хочет, тот – великий человек этого времени. Он делает то, что составляет внутреннюю сущность эпохи, осуществляет ее, и кто не умеет презреть общественное мнение в том виде, в котором ему приходится там и сям слышать его высказывания, тот никогда не свершит ничего великого.

§ 319

Свобода публичного сообщения (одно средство такого сообщения – пресса – имеет преимущество перед другими, перед устной речью, своим более обширным объемом, но зато уступает ему в живости) – удовлетворение щекочущего влечения высказать свое мнение – имеет свое прямое обеспечение в частью предупреждающих, частью карающих ее излишества законах и полицейских распоряжениях; но косвенное свое обеспечение оно находит в безвредности, которая имеет свое основание преимущественно в разумности государственного строя, прочности правительства, и, наконец, также и в публичности собраний сословий вообще, – в последней постольку, поскольку в этих собраниях высказывается основательное и образованное понимание интересов государства, мало что значительного оставляет сказать другим, а главное, лишает последних мнения, будто подобное высказывание имеет особенное значение и влияние. Но такая свобода имеет свое обеспечение также и в равнодушии и презрении к поверхностной и злостной болтовне, до которой она неизбежно скоро опускается.

Примечание. Определение свободы печати как свободы говорить и писать, что угодно, аналогично определению, выдающему свободу вообще за свободу делать, что угодно. – Такие речи составляют принадлежность еще совсем необразованного, примитивного и поверхностного представления. Впрочем, по самой природе вещей нигде формализм не стоит так упорно на своем и так мало сговорчив, как в этом вопросе. Ибо предметом здесь является наиболее мимолетное, наиболее особенное, наиболее случайное мнение, бесконечно многообразное в своем содержании и оборотах; за пределами прямого призыва к воровству, убийству, мятежу и т.д. простирается область искусства и культуры ораторского высказывания, которое само по себе кажется совершенно общим и неопределенным, но частью скрывает в себе совершенно определенный смысл, частью связано с последствиями, которые, действительно, не выражены, и относительно которых _{340}остается спорным, в самом ли деле эти последствия вытекают из высказанного, а также, содержатся ли они или не содержатся в этих высказываниях. – Эта неопределенность материи и формы не позволяет законам о публичном сообщении достигнуть той определенности, которая требуется от закона, и делает приговор совершенно субъективным решением, так как проступок, несправедливость, оскорбление принимают здесь самую особенную, самую субъективную форму. Да и помимо этого, оскорбление здесь обращается к мысли, мнению и воле других, и последние суть тот элемент, в котором оно достигает действительности; но этот элемент принадлежит к области свободы других, и от последних зависит, окажется ли это закононарушение, этот оскорбительный поступок действительным деянием. – Против этих законов можно поэтому бороться как раскрытием их неопределенности, так и изобретением таких форм и оборотов выражения своего высказывания, при которых закон обходится или получается возможность утверждать, что судебный приговор представляет собою субъективное решение. Можно, далее, возражать против того, что высказывание рассматривается как оскорбительное деяние, можно сказать, что это – вовсе не деяние, а лишь мнение и мысль или лишь высказывание. Так, в одно и то же время требуют безнаказанности данного мнения на том основании, что его содержание и форма являются чисто субъективными и что одно лишь мнение и говорение представляет собою нечто незначительное и неважное, и вместе с тем требуют, чтобы относились с великим почтением и уважением к этому же мнению как к чему-то такому, что представляет собою мое достояние, и еще к тому же наиболее духовное, и к говорению как к чему-то такому, что представляет собою проявление этого достояния и пользование им. – Субстанциальным однако является и остается то, что оскорбление чести тех или других индивидуумов вообще, клевета и хуление правительства, поставленных им властей и чиновников и, в особенности, личности князя, презрение к ним, издевательство над законом, призыв к восстанию и т.п. суть преступления или разнообразнейшие по своей тяжести проступки. Та бòльшая степень неопределенности, которую получают такие поступки благодаря тому элементу, в котором они проявляются, не уничтожает этого их субстанциального характера и имеет поэтому своим следствием лишь то, что субъективная почва, на которой они были совершены, определяет также и природу и форму реакции; сама эта почва проступка делает необходимой наличность субъективных взглядов, случайностей и т.д. в реакции, будет ли последняя полицейским предупреждением преступления или наказа_{341}нием в собственном смысле. Формализм здесь, как и всюду, старается путем рассуждательства по поводу отдельных сторон, принадлежащих внешнему явлению, и почерпаемых из них абстракций свести на-нет субстанциальную и конкретную природу вещей. Науки, однако, не входят в категорию того, что составляет общественное мнение (§ 316), потому что, если они на самом деле представляют собой науки, они вообще не находятся на почве мнения и субъективных воззрений, так же как и их изложение состоит не в искусстве подбирания оборотов, намеков, полувысказывания и вуалирования, а в недвусмысленном, определенном и открытом высказывании значения и смысла. – Впрочем, мы уже заметили выше, что элементом, в котором взгляды и их высказывания как таковые превращаются в выполненное деяние и достигают своего действительного существования, является интеллект, принципы, мнения других лиц; отсюда следует, что эта сторона поступков, оказываемое ими настоящее действие и их опасность для индивидуумов, общества и государства (ср. § 218), зависит также и от характера самой почвы, подобно тому как искра, упавшая на пороховой склад, неизмеримо более опасна, чем та же искра, упавшая на твердую землю, где она бесследно потухает. – Поэтому, как научное высказывание имеет свое оправдание и свое обеспечение в своем материале и содержании, так и неправда высказывания может также получить обеспечение или, по крайней мере, терпимость в том пренебрежительном презрении, которому оно заслуженно подвергается. Часть таких проступков, которые сами по себе юридически наказуемы, может быть отнесена за счет того особого рода немезиды, которую внутреннее бессилие, чувствующее себя подавленным превосходством талантов и добродетелей, вынуждено воздать для того, чтобы снова обрести себя пред лицом такого превосходства и вновь наделить свою ничтожную особу чувством собственного достоинства, подобно тому как римские солдаты при триумфальном шествии их императоров воздавали им в насмешливых песенках безобидную немезиду за тяжелую службу и дисциплину, а, главным образом, за то, что имя солдат не значилось в этом чествовании; этой немезидой они восстанавливали равновесие, ставили себя некоторым образом на равную ногу со своими императорами. Эта дурная и неприязненная немезида, благодаря пренебрежительному презрению, теряет свое действие и получает поэтому лишь ограниченное значение злорадства, и наказанием ей, как и публике, образующей нечто вроде круга, в котором это занятие имеет место, служит лишь внутреннее осуждение, которое она носит в себе._{342}

§ 320

Субъективность, которая в качестве распада существующей государственной жизни имеет свое наиболее внешнее явление в желающем проложить путь своей случайности и вместе с тем также разрушающем себя мнении и рассуждательстве, – эта субъективность имеет свою подлинную действительность в том, что противоположно последней, в субъективности, как тожественной с субстанциальной волей, составляющей понятие княжеской власти; этой субъективности в качестве идеальности целого еще не было воздано должное, она еще не получила проявления в предшествующем изложении.

Прибавление. Мы уже однажды рассматривали субъективность как вершину государства в лице монарха. Другой стороной субъективности является способ ее произвольного обнаружения в общественном мнении как наиболее внешнем явлении. Субъективность монарха абстрактна в себе, но она должна быть некиим конкретным и как таковое быть идеальностью, изливающейся по всему целому. Государством мирного времени является то государство, в котором существуют все отрасли гражданской жизни, но так, что это существование рядом друг с другом и вне друг друга порождается идеей целого. Это происхождение должно также и проявиться в качестве идеальности целого.

Поиск по сайту: