Хозяйство материальная культура

Одной из важных задач историко-археологического изучения енисейских кыргызов является характеристика их хозяйства и быта, опреде­ление хозяйственно – культурного типа. Во второй половине Х1Х - начале XX веков, когда идентификация средневековых памятников с кыргызской куль­турой была недостаточно обоснованной и вызывала со­мнения, основой для оценки их хозяйственной деятельности были све­дения письменных источников и этнографические наблюдения. При всей фрагментарности этих данных, они весьма показательны для формирования определенной научной традиции.

В досоветской историографии устоялось мнение о кочевом ското­водческом хозяйстве и подвижном образе жизни кыргызов, которое в известной сте­пени игнорировало весьма противоречивые сведения письменных источни­ков о наличии у кыргызов наряду со скотоводством и зачатков земледелия. [Радлов. 1896.с. 58.; Клеменц. 1886. с. 64.]

Выделение кыргызских памятников из общего массива археологических материалов Минусинской котловины, осуществленное в 20-е годы С.А.Теп-лоуховым, открыло возможность для привлечения при анализе культурно-хозяйственного типа кыргызов данных археологии. [Теплоухов. 1929. с. 55]

Впервые опыт решения вопроса о культурно-хозяйственном типе кыр­гызов на базе письменных и археологических источников предпринят в 1930-40-е годы в работах С.В.Киселева, Л.А.Евтюховой, В.П. Левашовой. Археолог С.В.Киселев полагал, что «быт населения в кыргызскую эпоху был своеобразен. В нем очень сильны были черты кочев­ничества». [Киселев. 1951. с. 568]

Таким образом, к середине 1950-х годов в отечественной историографии сложилась определенная научная традиция, оценивать средневековую кыр­гызскую культуру, как принадлежавшую скотоводам-кочевникам. При этом определенное внимание уделялось анализу других видов хозяйственной дея­тельности, практикуемых в землях кыргызского государства: различных форм земледелия, ремесел, охоты и рыболовства.

Однако во второй половине ХХ в., наряду с общепринятым мне­нием, возникло предположение об оседло-земледельческом характере кыргызской культуры. Наиболее подробно эта точка зрения отражена в работах Л.Р.Кызласова. По мнению Л.Р. Кызласова, у кыргызов «земледелие было высокоразви­тым, плужным и в значительной мере основанным на искусственном оро­шении», а «крестьяне, занимавшиеся земледелием, жили деревнями». Что касается скотоводства, то оно «... было пастушеским, с применением стойло­вого содержания скота», и «... в некоторой степени уже интенсивным». Име­лись, правда, еще и «полукочевые хозяйства рядовых крестьян». Автор предполагает даже, что на Среднем Енисее «существовало товарное производство хле­ба на продажу, что являлось монополией государства», поскольку «суще­ствовало государственное и частное землепользование». [Кызласов. 1984. с. 105, 124] С аргументированной критикой точки зрения Л.Р. Кызласова выступил археолог Ю.С. Худяков, работами которого в целом решился вопрос о характере хозяйства кыргызов как номадном способе производства. [Худяков. 1982. с. 210-214]

Разнообразные письменные источники освещают различные стороны хозяйственных занятий кыргызов. В танских летописях сообщается, что основу их хозяйства составляло скотоводство, лошади которых «плотны и рослы. Лучшими считаются, которые сильно дерутся. Есть верблюды и коро­вы, но более коров и овец». Стада у кыргызов состояли из следующих видов скота: «верблюды, быки, бараны, причем особенно много быков. У богатых семей имеется по две-три тысячи голов». [Кюнер. 1961. С. 59] В рунических текстах-эпитафиях, принадлежащих кыргызам, гово­рится о наличии у них большого количества скота. Например: табуны из «шести тысяч моих лошадей», «отмеченный клеймом (тамгой) скот был без числа» и т.д. Эти сведения подтверждаются мусульмански­ми авторами: «(Основными статьями) их благосостояния являются хырхызские повозки, овцы, коровы и лошади. Они кочуют (в поисках) воды, сухой тра­вы, (благоприятной) погоды и зеленых лугов». [Материалы. 1973. с. 41.] О кыргызских лошадях различных пород доволь­но подробно говорят летописцы империи Тан. Хроники высоко оценивают боевые качества, чистопородность кыргызских лошадей, характеризуя их «прекрасными скакунами, достойными породы Лун-ю». [Супруненко. 1963. с.70-71] «Их лошади чрезвычайно крепки и крупны; тех, которые могут сражаться, называют головными лошадьми». [Кюнер. 1961. С. 56-57] Необходимо отметить, что вплоть до этнографической современности в Хакасии лучшие кони, преподносимые вместе с калымом на свадебных обрядах, назывались «башат» – т.е. головной конь. Этот обычай возник еще во времена Кыргызского государства, когда при «браках калым платится лошадьми и овцами. Богатые дают по сто и по тысяче голов» [Бичурин. 1950. с. 353].

Верблюдов (по-хакасски «тибе») кыргызы использовали не только как транспортное средство во время перекочевок и для торговых караванов, но и как тягловое животное. На знаменитой Сулекской писанице У111 – 1Х вв. (по-хакасски «Пwxwrnwu [fqf») имеется изображение верблюдов, один из которых запряжен в двухколесную повозку, а другой привязан сзади.

Скот являлся основой богатства и служил своего рода эквивалентом денег. В хакасском языке для обозначения животных применяется термин «мал». В древнетюркском языке слово «мал» употреблялся как для определения крупного скота, так и для названия имущества, нажитого состояния, товара. Надо сказать, что слово «товар» у тюрков первоначально означало «скот», ибо последний служил в качестве торговой ценности и в дальнейшем приобрел значение предмета купли и продажи. До сих пор во многих тюркских языках термин «тувар» - означает скот или стадо. В хакасском языке слово, исторически связанное с понятием «товар», звучит как «туур» и означает «молодой скот».

О большом значении скотоводства у кыргызов свидетельствуют скульптурные изображения домашних животных, сохранившиеся в качестве археологических памятников. В различных местах хакасских степей находятся: каменные бараны - «хуча тас», козлы – «хосхар тас», быки – «пуга тас», кони – «ат обаа», собаки - «адай обаа». Они не представляли собой изображения тотемных животных, а являлись скульптурными покровителями счастья древних скотоводов и должны были способствовать увеличению поголовья стад. Им ежегодно совершали жертвоприношения.

Письменные источники содержат разноречивые сведения о некоторых формах земледелия и посевных культурах. «Сеют просо, ячмень, пшеницу и гималайский ячмень. Муку мелют ручными мельницами; хлеб сеют в третьей, а убирают в девятой луне (т.е. в апреле-мае и сентябре-октябре). Вино квасят из каши. Нет ни плодов древесных, ни овоща огородного». [Бичурин. 1950. с. 351]. «Отсутствуют пять хлебов (т.е. рис, просо, ячмень, пшеница, бобы – основные культуры китайского земледелия), имеются только ячмень, пшеница, темное просо и конопляное семя». [Кюнер. 1961.С. 58] Арабский автор ХIII в. Закарийа Ал-Казвини, используя более ранние источники, сообщал: «Пища хирхизов – просо, рис, мясо коров, овец и прочих животных, кроме верблюдов». [Демидчик. 1977. С. 110] В разных источниках говорится о просе (по-хакасски «таран»), которое действительно выращивалось в Хакасии вплоть до ХХ в. В долине Июсов старинные нивы до сих пор носят название «хыргыс тарлаглары» - кыргызские пашни. Ка­менные жернова для помола зерна, которые встречаются в большом коли­честве на песчаных дюнах долины Абакана, называются также кыргызски­ми ([shosc ntth,tyw). Хакасские легенды и предания отмечают наличие земледелия у средневекового жителей долины Среднего Енисея.

Исследование искусственного орошения кыргызов привело В.Н.Федорова к выводу, что земледелие в экономике средневекового населения Минусинской котлови­ны никогда не играло «такой большой роли, как скотоводство или охотничий промысел», а оросительные каналы исполь­зовались для увлажнения пастбищ и водопоев. [Федоров. 1952. с. 142.]

По всей видимости, кыргызы частично занимались рыболовством. В «Описании всего мира эры правления Тайпин синго (976-984 гг.)» говорится: «Из рыб имеются мйе [вероятно «мыра» - язь. В.Б.], длиною в семь-восемь чи; рыба мохэнь, (у которой) рот находится внизу челюсти и без костей [т.е. стерлядь – В.Б.]». [Материалы. 2003. с.36] Действительно, стерлядь водится в Енисее ниже Большого порога в Саянах, т.е. начиная со среднего течения, где проживали кыргызы.

Фольклорные данные хакасов утверждали, что их предки не ели рыбу и называли ее «суг хурты» - водяной червь. Со­гласно преданиям, кыргызы настолько брезговали рыбой, что вынуждены были провести каналы (по-хакасски «хыргыс аргылары» - кыргызские арыки) для питьевой воды. Эти сведения резко отличают людей степной культуры от таежных жителей, где рыба является неотъемлемой частью пищевого рациона.

Важную роль в хозяйственной жизни кыргызов-кочевников играла облав­ная охота на крупных копытных: маралов, лосей, косулю и др. Об этом есть упоминания в письменных источниках, дополняемые изображениями на пет­роглифах. Загонная охота велась верхом, с использованием собак, лука и стрел. Среди кыргызских бегов была распространена соколиная охота. Охотничьи соколы высоко ценились и посылались в качестве даров соседним правителям. Например, в 843 г. кыргызский каган отправил китайскому императору десять пар соколов.

Таежные киштымы занимались пушной охотой, платили дань кыргызам «соболями и белкою». Пушнина служила важным предметом экспорта, наряду с мускусом и лошадьми.

В Кыргызском государстве добывались разнообразные ископаемые руды, широко развивалось металлургическое производство. В горах Саяно-Алтая находились богатые «серебряные и золотые рудники, и самые лучшие из них те, что в границах хырхызов». [Материалы. 2002. с. 31] В китайских хрониках сообщалось: «Их земля производит золото, железо и олово». Далее пояснялось, что государство Хягас «имеет железо небесного дождя [т.е. метеоритное – В.Б.], его собирают, чтобы делать ножи и мечи, (оно) отличается от обычного железа». Оно «очень крепко и остро, работа также отменна и искусна». Известный китайский географ Танского времени Цзя Дань (730 – 805 гг.) отмечал: «Обычно производят хорошее железо, называют его цзяша». [Kюнер. 1961. С. 59] Кыргызское название «цзяша» переданное в китайской форме, по всей видимости, сохранилось в хакасском языке и связано со словами «кеш» или «тис» - железная руда. [БХРИЭС. С. 144] Кыргызы получали из железной руды металл в плавильных печах (по-хакасски «хура»), обнаруженных археологами во множестве по берегам Енисея. До сих пор места с выходами шлаков (nbvwh fhsos) около древних плавильных печей называются «хыргыс узанган чир» - мастерские кыргызов.

Принадлежность кыргызов к культурно-хозяйственному типу кочевых скотоводов подтверждается обликом их материальной культуры, аналогич­ной культурам других кочевников Центральной Азии, в частности, древних тюрок. Вполне возможно, что в эпоху великодержавия кыргызские каганы, аналогично правителям других кочевых государств, предпринимали попыт­ки градостроительства, о чем свидетельствуют как письменные источники, так и раскопки глинобитного «замка» в Уйбатской степи. [Кызласов Л. Кызласов И. 1977. с. 213-214] Мусульманские авторы сообщают о городе, где жил кыргызский каган под названием «Кемиджкет», т.е. город на Енисее. [Материалы. 2002. с. 48.] Подобный факт подтверж­дает и Синь Таншу: «Ажо имеет пребывание у Черных гор. Стойбище его обнесено надолбами. Дом состоит из палатки, обтянутой войлоками, и называется Мидичжы» [Бич. 1950. с. 352] В материалах Н.В. Кюнера уточняется: «В ставке Ажэ, установив деревья, сделали ограду, поставили большую войлочную палатку, назвали ее цзаодычжи» [Кюнер.1961.С.58] Вероятно название города или ставки «кемиджкет», «цзаодычжи» и «мидичжы» являлись фонетическими разновидностями одного и того же слова. Описание ставки кыргызского кагана заставляет сомневаться, можно ли именовать его го­родом. Скорее всего, речь идет о зимней укрепленной резиденции. По всей видимости резиденция кагана Кемиджкет находилась в долине Енисея среди Оглахтинских гор, где сохранилось большое крепостное сооружение. В летних ставках (по-хакасски «dргее») ханы проживали в шатрах, называемых в сказаниях «орда». Порядок расположения ставки напоминал монгольскую орду, где впереди всегда находился белый шатер правителя огромных размеров. Что касается остальных кыргы­зов, то у них «нет, конечно, совсем ни деревень, ни городов, и все (они) селятся в шатрах...». [Материалы. 2002. с. 48]

Исследование нагорных крепостей и фортификационных сооружений кыргызс­кого времени свидетельствует об отсутствии на их площади мощного куль­турного слоя и остатков каких-либо строений. Это позволяет считать их вре­менными убежищами, куда стекалось окрестное кочевое население со сво­им скотом в случае военной опасности.

Основным видом поселений были кочевые «аалы», скотоводы которых обитали в войлочных юртах каркасного типа. Енисейские рунические тексты свидетельствуют, что кыргызы жили в юртах и шатрах. [Малов. 1952. с. 14, 83] Для отопления жилищ, возможно использовали уголь. Арабский автор Закарийа Ал-казвини сообщал: «У хирхизов есть камень, который зажигают ночью. И он служит им вместо светильника». [Демидчик. 1977. С. 110] В недрах Хакасии имеются залежи каменного угля. Одно из древнейших месторождений находится в районе горы Ызых. Здесь на откосах со стороны реки Абакан имеются выходы угольных пластов, использовавшиеся хакасами с древнейших времен.

Вся еда, яства и питьё состояли из мясомолочных продуктов. Из коровьего молока квасили айран, а из кобыльего – кумыс. «Питаются мясом и кобыльим молоком» - отмечали китайские источники. [Бичурин. 1950. с. 353]

Хмельные напитки, приготовленные из айрана и кумыса имели возвышенное название «араджан» (fhfzfa) и восходят к санскритскому арашан – целебный напиток. Соблюдался обычай распития вина по кругу, когда хозяин дома первый отпивал содержимое, показывая всем чистоту своих помыслов. Поэтому пирующие богатыри, получая бокал, говорили: «пища имеет хозяина, а голова имеет мозги», т.е. сначала должен пригубить вино хозяин. Обязательно после первого бокала участникам застолья необходимо было повторить выпивку. По этому поводу существовала поговорка: «один сапог не одевают (или - на одной ноге не ходят), один бокал не поднимают». Подобный обычай существовал и у монголов времен Чингис-хана. Например, когда Г. Рубрук во время своей поездки в 1253 г. преподнес монголам бутылку вина, то они, выпив, «попросили другую, говоря, что человек не входит в дом на одной ноге». [Рубрук. 1957. c. 103]

Одежда кыргызов была «сходна с туцзюеской». «Для одежды берут парчу или шерстяную материю смешанного цвета, к поясу привешивают нож и брусок. … Женщины одеваются в шерстяные ткани, а богатые надевают еще шелк и парчу. Ибо (в этой стране) легко получить аньсийские, бэйшиские и дашиские товары». [Кюнер. 1961.С. 58] Меха собольи и рысьи составляли богатое одеяние. «Ажо носит соболью шапку, а летом шляпу с золотым ободочком, с коническим верхом и загнутым низом. Прочие носят белые валяные шляпы». [Бичурин. 1950. с. 352] Кыргызские ханы носили на своих головных уборах султанчики. Султанчик шапки из пучка птичьих перьев носит хакасское название «xfkff». Наличие на головном уборе султанчика выделяло не только ханов, но и шаманов среди простых людей, ибо он служил отличительным знаком привилегированных лиц. В связи с этим термином «чалаа» именовались ханы и правители. Люди низшего сословия «одеваются в овчинное платье и ходят без шляп».

Согласно хакасскому фольклору, нательная одежда кыргызов состояла из рубахи или платья, сшитых из шелковых тканей красных, синих и чёрных цветов. Шелковая рубаха с вышитыми мелкими узорами одевалась под низ, а одежда с крупными вышивками одевалась поверх. Полики, ластовицы, обшлага и кайма вдоль подола у женского платья, в отличие от мужской рубахи, делались из материи другого цвета. Платья застегивались на груди у ворота перламутровыми пуговицами золотистого цвета.

Мужские брюки обязательно делались с прорезными карманами по бокам. Поверх карманов наши­вались шёлковые или парчовые лампасы, алеющие из-под подола рубахи в виде раздвоенной вилки. Халаты или кафтаны шились из черного бархата и подпоясывались кушаком из черного шелка. Одежда была длиннополой, с длинными рукавами. При борьбе и в боях рукава заворачивались, а длинный подол подтыкался за пояс.

В героических сказаниях имеются важные сведения об одеянии эпических богатырей, проливающие свет на традиции костюма, сохранившиеся у хакасов вплоть до этнографической современности. Учи­тывая древность кыргызской ветви Великого Шелкового Пути, снабжавшей жителей долины Среднего Енисея китайскими и персидскими шелковыми товарами, можно предположить восточное происхождении характерных деталей хакасского наряда.

Согласно данным героического эпоса женский головной убор свахи - «тульгу порик», нагрудник «пого» и девичья шапочка «сахпа» представляли чуть ли не повседневное одеяние, тогда как в жизни современных хакасов они служат обрядовым нарядом, одевавшимся только на свадьбу. По всей видимости, хакасский национальный костюм сформировался в кыргызскую эпоху. Он не находит своих прямых аналогий с комплексом одежды соседних этносов Южной Сибири и отличается на­циональным своеобразием.

По мнению К. Ураи-Кехальми, кочевая государственность возникает в пограничных районах степи и тайги, объединяя типы кочевых скотоводов, подчиняя подсобное земледелие и тяжелую охоту в единый экономический организм. Характерной чертой таких районов первичного зарождения коче­вых государств являются «небольшие укрепления», лишенные культурного слоя, которые «служили только складами и местами обороны во время воен­ных столкновений». [Ураи-Кехальми. 1985. с. 129] Подобная ситуация характерна для кыргызов в эпоху чаа-тас: зарождение государственности, распространение крепостей-убежищ, господство скотоводства, подсобная роль земледелия. В эпоху великодержавия положение, по всей видимости, изменилось. Кыргызс­кие каганы по образу других кочевых владык, вероятно, пытались расширить земледелие для увеличения налоговых поступлений, ввозили из других стран земледельческие орудия. Однако эти попытки не увенчались успехом. В дальней­шем кыргызы сохраняли свой хозяйственно - культурный тип кочевых скотоводов вплоть до XVIII века.

Вопрос 11

Поиск по сайту: