Разговор тел

Однажды мы с подругой по очереди рассказывали историю под названием "Разговор тел" – о том, как мы обнаружили дары, доставшиеся нам по наследству от предков. Опаланга происходит из рода гриотов, американцев африканского происхождения. Она очень высокая, стройная, как тисовое дерево. Я una Mexicana, приземистая и обильная телом. Ее в детстве дразнили за высокий рост, да еще говорили, что щель между передними зубами – признак лгунов. Мне говорили, что форма и размер моего тела – признаки неполноценности и недостатка самообладания.

Так, попеременно рассказывая о теле, мы поведали о придирках и насмешках, полученных в течение жизни только потому, что многочисленные "они" видели в наших телах избыток того и недостаток сего. Этот рассказ стал своеобразной поминальной песней телам, которыми нам не позволяли восхищаться. Мы раскачивались, мы танцевали, мы смотрели друг на друга. Каждая видела подругу такой загадочно‑красивой – и как это люди могли думать иначе?

Как же я изумилась, услышав, что уже взрослой Опаланга побывала в Западной Африке, в Гамбии, и нашла там своих сородичей, многие из которых – о чудо! – оказались очень высокими и стройными, как тисовое дерево, и между передними зубами у них была щель. Ей объяснили, что эта щель называется сакаяяллах, врата Бога, и считается… признаком мудрости.

Как же она удивилась, когда я рассказала ей, что уже взрослой побывала на перешейке Теуантепек в Мексике и нашла там своих сородичей, племя, чьи женщины‑великанши – о чудо! – оказались сильными, игривыми и имели внушительные габариты. Они похлопывали меня [1], пощипывали и бесцеремонно говорили, что я худовата. Может быть, я мало ем? Может быть, я болела? Нужно постараться поправиться, – объясняли они, – потому что женщина – это La Tierra, она должна быть круглой, как сама Земля. Ведь Земле приходится нести на себе так много [2].

В этих поездках, как и в жизни, наши личные истории, начинавшиеся как тяжкие и гнетущие переживания, вылились в радость и сильное ощущение своей самости. Опаланга понимает, что высокий рост – ее красота, что ее улыбка сияет мудростью и что глас Божий всегда близок к ее губам. Я понимаю, что мое тело нераздельно с землей, что мои ноги предназначены для того, чтобы держать землю, что мое тело – сосуд, предназначенный для того, чтобы вмещать в себя многое. Могучие люди, живущие за пределами Соединенных Штатов и их культуры, научили нас по‑новому ценить тело, отбрасывать идеи и язык, порочащие таинства тела или не желающие увидеть в женском теле инструмент познания [3].

Умение получать большую радость в мире, где есть много разновидностей красоты, – это счастье, для которого созданы все женщины. Быть поклонником единственного вида красоты – значит быть невнимательным к природе. Не может быть единственной разновидности певчей птицы, единственной разновидности сосны, единственной разновидности волков. Не может быть единственной разновидности детей, единственной разновидности мужчин, единственной разновидности женщин. Не может быть единственной разновидности груди, единственной разновидности талии, единственной разновидности кожи.

Встреча с женщинами‑великаншами из Мексики заставила меня пересмотреть всю совокупность аналитических данных, касающихся разных размеров и форм женской фигуры, в частности веса. Особенно ошибочной, даже дикой, мне показалась одна старая психологическая истина – мысль о том, что все крупные женщины жаждут чего‑то, что у них внутри сидит "тощее существо, которое исходит криком, пытаясь вырваться наружу". Когда я поделилась этой метафорой "тощей кричащей женщины" с одной из дородных матрон теуанского племени, та воззрилась на меня с явным беспокойством. "Ты имеешь в виду одержимость злым духом? [4] Кто мог загнать в женщину такую гадость?" – недоумевала она. Ей было совершенно непонятно, как это "целители" или другие люди могут думать, будто у женщины внутри сидит кричащая женщина только потому, что природа наделила ее крупным телом.

Хотя нарушения, проявляющиеся в непреодолимом и разрушительном обжорстве, искажающем размеры и образ тела, реальны и трагичны, для большинства женщин они не являются нормой. Женщины – дородные и хрупкие, толстые и тощие, высокие и низкие – бывают такими, вероятнее всего, просто потому, что унаследовали телосложение своих сородичей, если не ближайших родственников, то предков, отстоящих от них на одно‑два поколения. Чернить или обсуждать внешние качества, унаследованные женщинами от предков, – значит создавать все новые поколения беспокойных и нервных женщин. Оскорбительные или безапелляционные суждения по поводу внешности, которую женщина получила в наследство, лишают ее нескольких необходимых и драгоценных духовных сокровищ. Они отнимают у нее гордость за полученный в наследство тип телосложения. Если ее приучили относиться к этому наследию с осуждением, это немедленно разрывает ее телесную связь с остальной семьей.

Если ее научили ненавидеть собственное тело, то как она может любить тело своей матери [5], которое так похоже на ее собственное, тело своей бабушки, тела своих дочерей? Как она может полюбить тела других женщин (и мужчин), своих родственников, которые унаследовали телосложение и внешность своих предков? Такие нападки отнимают у женщины, какого бы роста, размера и облика она ни была, законное право гордиться близостью к своему роду, отнимают у нее тот естественный напев, который звучит в ее теле. В сущности, нападки на женское тело – это нападки на тех, кто ушел до нее, и на тех, кто придет после [6].

Критические суждения о приемлемом внешнем виде того или иного тела порождают массу высоких сутулящихся девушек, маленьких женщин на высоченных каблуках, полных женщин, которые одеваются так, будто они в трауре, худеньких женщин, которые пыжатся, как голуби, и других женщин, которые стараются выглядеть не такими, какие есть на самом деле. Разрушая инстинктивное родство женщины с ее телом, ее лишают уверенности. Это вынуждает ее постоянно сомневаться, хороша она или нет, и ставит ее самооценку в зависимость от того, как она выглядит, а не кем она является. Это заставляет ее тратить энергию на подсчеты количества съеденной пищи, на беспокойство по поводу граммов и сантиметров. Это делает ее озабоченной, окрашивает тревогой все ее действия, планы и мечты. В мире инстинктов невозможно представить, чтобы женщина жила, уделяя такое огромное внимание своей внешности.

Есть полный смысл оставаться здоровой и сильной, давать своему телу как можно больше питания [7]. Однако приходится согласиться, что у многих женщин действительно сидит внутри "голодная". Но предмет ее голода – не конкретный размер, облик или рост, не соответствие определенному стереотипу – женщины жаждут элементарного внимания со стороны окружающего их общества. "Голодная", которая сидит у них внутри, жаждет, чтобы к ней относились с уважением, принимали ее [8] или хотя бы не пытались втиснуть в стереотип. Если действительно существует женщина, которая "исходит криком, стараясь выбраться", то она кричит, требуя уважения, требуя, чтобы прекратили неуважительно мерить чужими мерками ее тело, ее лицо, ее возраст.

Там, где отклонения женского тела от общепринятого стандарта объявляются патологией, возникает глубоко предвзятое отношение, сторонниками которого выступают многие психологи‑теоретики, и в первую очередь Фрейд. Например, его сын Мартин в книге о своем отце Зигмунде рассказывает, что в семье у них активно не любили толстых людей и насмехались над ними [9]. Вопрос, почему у Фрейда были такие взгляды, выходит за пределы этой книги; и все же трудно понять, как могла такая точка зрения способствовать уравновешенному отношению к женскому телу.

Тем не менее приходится признать, что многие психологи‑практики продолжают относиться к естественному телу столь же предвзято, тем самым вынуждая женщин постоянно контролировать свою фигуру и лишая их более глубокой и тонкой связи со своим обликом. Боязнь своего тела наносит большой ущерб творческой жизни женщины и ее вниманию к другим вопросам.

Такое поощрение попыток переделать женское тело поразительно похоже на попытки срыть, сжечь, счистить слои, срезать до костей плоть самой Земли. Ранам, нанесенным женским телам и душам, соответствуют раны на теле общества и, наконец, самой Природы. В подлинно целостной и органичной психологии все миры понимаются как взаимозависимые, а не отдельные сущности. Не удивительно, что в нашем обществе есть проблема, связанная с переделкой данного женщине природой тела, что есть близкая к ней проблема переделки ландшафта, а также проблема расчленения культуры на кусочки в угоду нынешней моде. И хотя женщине в одночасье не остановить насилия над культурой и Землей, она может перестать подвергать ему собственное тело.

Дикая природа никогда не простит вреда, наносимого телу, культуре или Земле. Дикая природа никогда не смирится с насилием, которому ты подвергаешь свое тело, лишь бы доказать, что ты чего‑то стоишь, что можешь себя обуздать, что у тебя есть характер, лишь бы стать более привлекательной, больше цениться в финансовом выражении.

Женщина не может добиться от общества большего понимания, сказав ему: "Изменись". Но она может начать относиться по‑другому к себе самой и тем самым отражать от себя уничижительные проекции окружающих. Для этого нужно вернуть себе свое тело. Если не отказывать в радости телу, которое дано тебе от природы, если не покупаться на иллюзию, будто счастье приходит только к женщинам определенной внешности и возраста, если ничего не ожидать и ни от чего не отказываться, если вернуться к самой себе и жить полной жизнью, все встанет на свои места. Такое динамичное самоутверждение и самооценка – именно то, что может положить начало переменам в обществе.

Поиск по сайту: