Земельная реформа

В 1870-х г.г. экономические условия в Англии были благоприятны для мелкого производства в английском сельском хозяйстве, коренного английского крестьянства с их трудолюбивыми семьями и устойчивыми в области сельского хозяйства традициями (мелкие собственники, как таковые, в социологическом смысле слова вовсе не обязательно должны быть крестьянами) уже почти не существовало, а мелкие арендаторы появились в большом числе лишь после преодоления больших препятствий. Легко указать причины, почему не существует, не возникло вновь в Англии крестьянство. Они заключаются в том, прежде всего, что земля в Англии, несмотря на всю свободу мобилизации земельной собственности в правовом отношении и постепенное уничтожение фидеикомиссов, сконцентрирована на праве собственности, в немногих руках, так что крайне трудно приобрести даже небольшой клочок ее. По данным английского историка аграрных отношений Бродрика, издавшего в 1881 году серьезное сочинение об «Английской земле и английских лендлордах», если не касаться владений меньше 10 акров (т.-е. 4,5 гектаров), 147.000 человек владеют 32 миллионами акров земли. А в Германии несколькими десятилетиями позже только на хозяйства размером от 5 до 20 гектаров, составлявшие общее количество в 14 миллионов гектаров, приходилось 124.000 исключительно личных собственников[43].

Сельскохозяйственная статистика Англии вплоть до начала мировой войны показывает непрерывное уменьшение количества земли, находящегося в руках тех хозяйств, в которых хозяйничают сами собственники; в 1885 г. таковой было еще 15,32% общего количества земли. Далее, там, где монополизация земли не мешает образованию мелких крестьянских дворов, где земля, значит, продается, и там она лишь в самых редких случаях раздробляется в свободном рыночном обороте и служит для образования мелких производственных единиц.

В Англии земля, кроме той ценности, которую она имеет в силу приносимого ею дохода, т.е. своей потребительной стоимости, имеет еще другую ценность – как предмет роскоши, что повышает цены на землю выше уровня ценности по доходности, так что продажные цены на землю стоят обыкновенно выше, чем это было бы, если бы они определялись одной только капитализированной потребительной стоимостью. Эта ценность земли, как предмета роскоши, ценность, которая диктуется обстоятельствами, вне сферы сельского хозяйства лежащими, зависит от особых свойств земли, делающих ее в Англии, в гораздо большей мере, чем в других странах, особым объектом, приобрести который стремятся высшие и богатые слои населения. Пребывание в деревне считается в Англии – наряду с кратковременным лондонским сезоном – лучшим средством общественного времяпровождения и развлечения, еще больше значения имеет обладание крупным, округленным, красиво расположенным (а какое английское поместье не является таковым?) имением, как своего рода доказательство привилегированного положения в обществе, чего не даст никакой роскошный дом в городе, далее, политическое влияние, вступление в парламент и пр. облегчается приобретением влияния на местах, наконец, охота и спорт – все это играет свою роль при определении такой фантастической цены земли.

Хотя, как мы уже раньше говорили, все эти особенности института земельной собственности и облегчили перенесение тягот сельского хозяйства на более сильные плечи, все же у них есть и отрицательная сторона, крайне тяжело отражавшаяся на мелком сельском жителе. Ведь последний не мог платить за землю фантастических цен, хотя бы и был непрочь уплатить за нее, имея в виду возможность заниматься здоровым и независимым трудом, немного больше, чем это позволяли его средства. Поэтому не было падения цен на землю, что могло бы послужить стимулом для образования новых мелких собственнических участков, так как существовала разница между ценностью по капитализированной доходности и действительной рыночной ценой земли, которая сама по себе могла еще и увеличиться при абсолютном падении ее доходности[44].

И, быть может, приходится по отношению к стране, привыкшей в течение чуть ли не столетий к капиталистической системе производственной аренды, отказаться от надежды на появление в ней класса мелких собственников, а удовлетвориться ростом числа мелких арендаторов, хотя, несомненно, та интенсивность труда, в которой так нуждается мелкое производство, несомненно значительно возросла бы, если бы у трудящегося было сознание, что никто не мешает и не может помешать ему распоряжаться на правах собственника тем клочком земли, на котором он хозяйничает.

Своеобразная структура крупной земельной собственности в Англии также служит значительным препятствием для процесса обратного превращения крупных ферм в мелкие арендаторские мызы. Еще в 80-х годах Бродрик доказывал, что, пока существует опирающийся на крупную собственность аграрный строй Англии, не может быть благоприятных условий для развития мелких хозяйств, несмотря на все экономические тенденции, к этому толкающие.

С первого взгляда можно предположить, что и земельные собственники имеют исключительный интерес в том, чтобы увеличилась их рента за сданную в аренду землю и поэтому отдадут предпочтение тем производственным формам, которые наилучшим образом соответствуют этой цели. Взятое в общем масштабе продолжительного периода времени, это положение является несомненно правильным, и на самом дело в течение последних десятилетий мелкая собственность оказалась более способной к развитию, чем крупная. Но, прежде чем выявился процесс в этом направлении, экономическая эволюция натолкнулась на соображения крупных землевладельцев внеэкономического характера по вопросу о размерах отдельных хозяйственных единиц, из которых составляется его собственность[45].

Прежде всего, институт мелких арендаторов в несравненно большей степени, чем крупных, является препятствием для охоты. Мелкий арендатор из-за всякого убытка заявляет претензии о компенсации, а крупный сплошь и рядом закрывает на это глаза. Аналогичная картина наблюдается и в отношении мелких починок, ремонта и т.п. – крупный арендатор производит их сам, а мелкий дрожит над каждым шиллингом. В результате земельный агент, который управляет землей, принадлежащей какому-нибудь землевладельцу, получает для него арендную плату и т.д., имеет гораздо больше хлопот и трений с мелким сельским хозяином, чем с крупным арендатором. Имеет тут значение и момент общественного характера. Сам земельный агент обыкновенно бывает выходцем из рядов крупных арендаторов, он – полуджентльмен, в его глазах мелкий сельский хозяин это – «мужик», он смотрит на него часто, как на пролетария.

С другой стороны, и мелкий сельский хозяин относится к агенту, как к своему естественному врагу, и в то время как крупный арендатор обыкновенно разрешает возникшие у него с земельным агентом спорные вопросы в дружеской компании за стаканом виски, отношения между агентом и мелким арендатором очень холодны и носят исключительно деловой характер. Между тем, в деревенской жизни эти агенты имеют большой вес, они оказывают значительное влияние и на своих лендлордов, а – по понятным причинам – эти агенты не только не являются сторонниками мелкого хозяйства, но искони относятся к нему с недоверием, хуже того – противодействуют всеми имеющимися в их распоряжении средствами увеличению числа такого рода хозяйств[46].

Создавшаяся ситуация имеет свои удобства и для крупных землевладельцев. За исключением некоторых из них, интересующихся данным вопросом с социально-политической точки зрения, как, например, лорда Кэррингтона позднее герцога Линкольнширского, который весьма благосклонно относился к мелким хозяйствам, расположенным на его земле, - английский лендлорд стоял, да и теперь стоит на той точке зрения, что мелкие крестьянские фермы с своими дымовыми трубами в большом количестве портят ландшафт их поместий, что большая часть хозяев, происходящих из сельскохозяйственных рабочих, с их политическими, преимущественно либерально-радикальными воззрениями, настроены против торизма, все еще процветающего в английской деревне.

Наконец, большинство землевладельцев и потому опасаются раздробления больших хозяйств на мелкие, что это влечет за собой большие расходы на постройку необходимых жилых помещений, хлевов, хозяйственных построек; все это требует большой затраты капитала, которая, правда, будет покрыта более высокой арендной платой, вносимой мелкими хозяевами, но которая сначала означает – особенно в моменты кризиса – значительное отягощение для крупного землевладения.

По всем этим основаниям раздробление хозяйств на более мелкие происходит только там, где в этом была настоятельная необходимость, т.е. только в тех случаях, если не оказывалось желающих взять в аренду освободившиеся крупные арендные участки, или если крупные арендаторы оказывались неплатежеспособными, хотя им и давались, чтобы их поддержать, значительные преимущества перед мелкими[47].

В результате получилось, что, хотя благоприятные для развития мелких хозяйств условия и могли вызвать увеличение их числа, но степень этого увеличения далеко не соответствовала потребностям и общественным пожеланиям широких кругов деревенского населения. Ибо последние стремились взяться за хозяйничанье на подходящих мелких земельных участках и это стремление проявлялось в громадном спросе на такие участки, как только они освобождались. Поэтому уже давно политические и парламентские деятели пришли к заключению, что в этой области государство должно что-то сделать в направлении устранения с пути экономического развития препятствий внеэкономического характера и создания условий, при которых могли бы организоваться мелкие хозяйства.

Мысли о необходимости издать законы, носящие в Германии название законов о «внутренней колонизации»[48], т.е. о необходимости осуществления переселенческой политики при помощи принудительных мероприятий государственной власти, получили особое значение и характер крайней настоятельности, когда образование мелких хозяйственных единиц стали считать единственным действительным средством, которое могло бы задержать все увеличивающееся бегство из деревень в города. Тут-то и обнаружилась тесная связь проблемы мелкого хозяйства с рабочим вопросом в сельском хозяйстве.

Возникновение сельскохозяйственного рабочего класса в Англии, т.е. лишенных собственности поденных рабочих, относится к первой эпохе крупного капиталистического производства, т.е. к эпохе между 1770 г. и 80-ми годами XIX столетия, когда оно одержало полную победу.

Поскольку крупные имения образовались из мелких ферм и парцельных земельных участков и, с другой стороны, - в результате – прямым или косвенным путем – раздела общинных лугов, или так называемых в Англии «огороженных земель», - то по общему правилу это означало увеличение числа лишенных собственности пролетарских элементов сельскохозяйственного рабочего класса, за счет либо самих экспроприированных бывших собственников, поскольку они не покинули деревни, либо вновь народившихся поколений сельского населения.

А если сельскохозяйственный рабочий и оказывался в состоянии арендовать или купить несколько акров земли, то это обстоятельство раньше только ухудшало его положение, как рабочего, так как отвлекало его и семью от наемного оплачиваемого труда в крупном имении.

Создавшаяся ситуация, имела тем большее значение для английского сельскохозяйственного рабочего, что все общее социальное положение его вплоть до 40-х годов было крайне безотрадно и улучшить его могла только возможность иметь собственный и самостоятельный заработок. Это его положение в самых ярких красках описано Энгельсом, Гарриет Мзртино, Гасбахом и др., и оно по своему ужасу превышает во много раз то, что могут сообщить нам те же писатели о нужде промышленных рабочих того же периода.

А с общим подъемом условий жизни и повышением заработной платы после 1846 года и в особенности за последние десятилетия прошлого столетия улучшилось и положение сельскохозяйственного рабочего, так что, например, по расчетам Вильсона-Фокса заработная плата за период времени 1871-1900 гг. повысилась с 100 до 120,9, в то время как цены пшеницы понизились с 100 до 49,6. Но, несмотря на это улучшение, положение рабочего в английском сельском хозяйстве далеко еще не может считаться хорошим и являются предметом постоянной и настоятельной заботливости более проницательных лиц из среды английских социальных политиков.

Питание и жилищные условия рабочих неудовлетворительны. Но не только эти отрицательные условия, обнаруживающие особо тяжелые стороны жизни сельскохозяйственного рабочего, заставляют его покидать деревню. Большую роль тут играет и относительно продолжительный рабочий день. В 32,2% всех опрошенных данной парламентской комиссией приходов (всего в числе 2.120) рабочее время летом превышало 10 1/2 часов, в 8,6% - оно даже далеко превышало эту цифру, в 25,2% оно составляло 10 часов и только в остальных приходах – меньше 10 часов[49]. Выставленное еще в 1873 году недолговечным сельскохозяйственным тред-юнионистским движением требование установить рабочий день от 6 часов утра до 5 1/2 часов вечера, если бы оно было проведено в жизнь, означало бы, в сущности (в него включено и время на обед) рабочий день в 10 часов, а это еще и сейчас не достигнуто. Тут также надо иметь в виду, что часто жилище рабочего находится на далеком расстоянии от места его работ, что нередко встречается необходимость произвести те или другие, неожиданно потребовавшиеся, побочные работы, что часто еще применяется в сельском хозяйстве и работа по воскресеньям.

Имеется еще целый ряд моментов, более общего характера, отбивающих охоту, особенно у более молодого поколения, оставаться в деревне. Деревенская жизнь течет так монотонно, а английские острова являются такой незначительной по своим размерам, такой густонаселенной и изобилующей путями сообщения, территорией, что и в деревенскую тишину быстрее и сильнее проникают призывы и соблазны средних и больших городов с их веселой жизнью и всеми возможностями образования и развлечения. Под городским влиянием наемный рабочий жадно стремится к изменению условий своей жизни.

Все эти обстоятельства, относящиеся как к области материальной, так и духовной культуры, объясняют, почему за время между 1851 и 1900 годами число сельскохозяйственных рабочих с 1.253.786 упало до 621.168, т.е. более чем на 50%.

По мнению английских сведущих людей и деятелей социальной политики, есть только одно действительно решительное средство, по крайней мере замедлить этот непрерывный процесс отлива сельскохозяйственных рабочих в города и помешать этим самым окончательному истощению запасов живой рабочей силы для сельского хозяйства – это усадить снова на землю лишенных земли сельскохозяйственных рабочих и предоставить землю в распоряжение тех, кто хочет стать сельскими хозяевами.

Совершенно правильно указывается, что по отношению к рабочему, имеющему землю, не имеют значения все указанные выше моменты, порождающие бегство из деревни – питание его улучшается, любовь к собственному клочку земли укрепляет его намерение остаться в деревне; в мелкой производственной единице хозяин со своей семьей, чувствуя себя независимым, тратит на хозяйство, не считаясь ни с чем, гораздо больше рабочего времени и труда, как бы наслаждаясь сознанием, что он создает ценности для самого себя и находя в этом сознании своего рода компенсацию за отсутствие у него радостей, связанных с жизнью в больших городах.

Но для тех, кто с 80-х годов вплотную занимался этого рода вопросами, было вполне ясно и не требовало никаких доказательств, что эволюция в этом направлении невозможна без активного вмешательства государства в область вопросов о крупной земельной собственности и вообще всего существовавшего до того времени аграрного уклада Англии.

Прежде всех других в этой области выступил покойный английский министр Джозеф Чемберлен, когда он был еще радикалом, с своими мыслями о необходимости проведения государственной колонизационной политики в целях создания мелких хозяйств; именно в одном из своих сочинений 1883 года он говорил, «что необходимы специальные законодательные мероприятия»[50], чтобы помешать монополизации земли в руках немногих лиц и чтобы восстановить те отношения между землей и тем, кто ее возделывает, которые когда-то царили в Англии, да и теперь еще господствуют во многих странах. Он и его друг, известный депутат Джес Коллингз, который сам происходил из кругов сельскохозяйственных рабочих, стали душой движения, которое сначала выступило только за создание государственной властью мелких производственных единиц и под пресловутым лозунгом «три акра и корова» развило активную пропаганду.

В результате этого движения появился закон 1887 года, который предписывал и давал право местной власти, если это нужно, добывать землю для рабочих путем покупки или аренды.

В 1892 г. за ним последовал другой гораздо более важный закон, который говорит уже о создании мелких хозяйственных единиц при помощи органов власти. Основные принципы этого закона сходны до некоторой степени с нашим (немецким) законодательством, так называемым законом об арендных имениях – поскольку покупатель выплачивает часть цены наличными, а другую часть покрывает уплатой процентов и частичными взносами, причем государство оказывает ему для этого кредит.

Эти законы (о мелких держателях земли) с течением времени подвергались неоднократной переработке и расширялась сфера их деятельности. Это началось в том же 1892 году[51].

Но ни один из этих законов не имел решительного успеха. Но всякому было ясно, что безуспешность этих колонизационных законов обусловливается чем-то иным, а во всяком случае не безнадежным положением или малой доходностью мелких хозяйств.

Причины этой безуспешности двоякого рода. Во-первых, проведение в жизнь законов попало в руки местных властей, советов графства и подчиненных им административных агентов, которые все находились под непосредственным влиянием крупных землевладельцев, земельных агентов и вообще собственнических кругов населения и поэтому они к самим законам и к исполнению их относились с полным безразличием, часто даже прямо враждебно[52].

Ничего не было легче, как заявить, при желании, что в данной местности пет никакой продажной земли, или такой земли, которая сдается в аренду и, таким образом, избавиться от трудных обязанностей выполнять то законодательство, которое в данных общественных слоях встретило крайне отрицательное отношение, как «социалистическое».

Вторая причина неудачи заключается в том, что главную свою цель законов видели в образовании мелких хозяйств на правах собственности, а не хозяйств арендного типа.

И совершенно естественно, что сначала все данное движение ставило своим идеалом создание мелкого «крестьянина», который де будет иметь устойчивые интересы и сельскохозяйственной деятельности, связанные с собственностью на землю, а когда и консервативная партия примкнула к этой программе, которую сначала выставляли социальные радикалы, и, в частности, когда во главе этой партии стал лорд Салисбери, особое значение стало придаваться именно этому моменту колонизации, потому что, как сказал однажды тот же Салисбери, «крестьянство – сильнейший оплот против социализма»[53]. Но, само собой разумеется, что эти законы оказались не в состоянии устранить все те моменты, которые мешают возникновению мелких хозяйств на праве собственности, возникая из своеобразия земельных цен в Англии. Цены на землю в рыночном обороте оставались высокими, все равно покупало ли ее государство на свои средства или же это делало частное лицо, более того, на деле государству обыкновенно земля обходилась дороже, чем частному лицу.

Таким образом, неуспешность данных законов объясняется тем, что главной задачей их было создание мелких собственнических, а не мелких арендаторских участков. И те небольшие результаты, которых они добились, проявились главным образом все же в области образования новых арендных участков, а в частности в несколько более оживленном процессе образования мелких хозяйств после 1900 года.

Поиск по сайту: