Дело Дрейфуса. Роль периодической печати в деле Дрейфуса

13 января 1898 года Эмиль Золя опубликовал в вестнике «Орор» под заголовком "Я обвиняю" открытое письмо, написанное им специально для президента Франции в защиту капитана французского генштаба Альфреда Дрейфуса.

15 октября 1894 года капитана французского генштаба Альфреда Дрейфуса на фоне антисемитизма и военной истерии Франции приговорили к пожизненному заключению. Его обвинили в продаже французских военных секретов Кайзеровской Германии.

В бывшей в начале 1870-х годов войне с Пруссией Франция потерпела позорное поражение и была вынуждена отдать ей промышленно развитый Эльзас-Лотарингию.

На фоне национального унижения во Франции расцвела шпиономания, вскоре переродившаяся в антисемитизм. Начались еврейские погромы в самой Франции и на ее национальных окраинах. В январе 1895 года на военном плацу с еврея Альфреда Дрейфуса были срезаны его знаки отличия. Сабля эльзасского офицера под крики его сослуживцев " смерть евреям " была переломлена через колено. Во время этого позорного события на плацу присутствовал репортер из Вены. Это был Теодор Герцль. Так из дела Дрейфуса родился сионизм.

Еврей Альфред Дрейфус (1859-1935) служил офицером во французском генштабе. В письме Э. Золя осуждает высших должностных лиц в правительстве и политических кругах Франции, участвующих в деле Дрейфуса. Под давлением общественного мнения А. Дрейфус был помилован в 1899 году, а в 1906 году был реабилитирован.

Настоящий виновник майор Фердинанд ВальсенЭстергази в конце концов был разоблачен. Сбрив свои знаменитые усы, неузнанным, он бежал в Бельгию. Подделавший улики против Дрейфуса майор французской армии Анри перерезал себе горло бритвой в тюремной камере. Эмиль Золя, ранее убежавший в Англию, перестал опасаться расправы и вернулся из своего бегства обратно в Париж.

«Дело Дрейфуса», всколыхнувшее тогда не только Францию, но и весь мир и покончило с мифом об европейском обществе с высокой культурой. Самая просвященная страна в мире не имела никакого иммунитета от национальной ненависти и антисемитских погромов. Эпоха Ренуара, Дебюсси, Тулуз-Лотрека и Эйфеля была осквернена ложью и фанатизмом. Лишь благодаря героическим усилиям Эмиля Золя, подполковника Жоржа Пикара, семьи самого Дрейфуса и Жоржа Клемансо правда восторжествовала. Дрейфус был освобожден, награждён Орденом Почётного легиона и восстановлен на службе.

"… Я обвиняю подполковника Дюпати де Клама в том, что он совершил тяжкий проступок, допустив -- хочется верить, по неведению -- судебную ошибку, и в течение трех лет упорствовал в сем пагубном заблуждении, пускаясь на самые нелепые и преступные ухищрения. Я обвиняю генерала Мерсье в том, что он явился, в лучшем случае по слабости рассудка, пособником одного из величайших беззаконий нашего столетия. Я обвиняю генерала Бийо в том, что он, располагая бесспорными доказательствами невиновности Дрейфуса, сокрыл их и нанес тем самым злостный ущерб обществу и правосудию, побуждаемый к тому политическими соображениями и помышляя спасти скомпрометировавшее себя верховное командование. Я обвиняю генерала де Буадефра и генерала Гонза в том, что они стали соумышленниками того же преступления, один, несомненно, в силу своей приверженности церкви, другой -- подчиняясь закону круговой поруки, благодаря которому Военное ведомство превратилось в непорочную, неприкасаемую святыню. Я обвиняю генерала де Пелье и майора Равари в том, что они произвели злонамеренное расследование, т. е. расследование, проникнутое духом возмутительного пристрастия, непревзойдённым по бесхитростной дерзости шедевром коего является заключение упомянутого майора Равари. Я обвиняю трех экспертов-графологов, сьёровБельома, Варикара и Куара в том, что оные составили лживое и мошенническое заключение, если только врачебным освидетельствованием не будет установлено, что они страдают изъяном зрения и умственной неполноценностью. Я обвиняю Военное ведомство в том, что оно вело на страницах газет, особенно таких, как «Эклер» и «Эко де Пари», грязную кампанию, направленную на то, чтобы ввести в заблуждение общественность и отвлечь внимание от преступной деятельности упомянутого ведомства. Я обвиняю, наконец, военный суд первого созыва в том, что он нарушил закон, осудив обвиняемого на основании утаенной улики, и военный суд второго созыва в том, что он по приказу сверху покрыл оное беззаконие и умышленно оправдал заведомо виновного человека, нарушив, в свою очередь, правовые установления. Выдвигая перечисленные обвинения, я отлично понимаю, что мне грозит применение статей 30 и 31 Уложения о печати от 29 июля 1881 года, предусматривающего судебное преследование за распространение лжи и клеветы. Я сознательно отдаю себя в руки правосудия. Что же касается людей, против коих направлены мои обвинения, я не знаком с ними, никогда их не видел и не питаю лично к ним никакого недоброго чувства либо ненависти. Для меня они всего лишь обобщенные понятия, воплощения общественного зла. И шаг, который я предпринял, поместив в газете это письмо, есть просто крайняя мера, долженствующая ускорить торжество истины и правосудия. Правды -- вот все, чего я жажду страстно ради человечества, столько страдавшего и заслужившего право на счастье. Негодующие строки моего послания -- вопль души моей. Пусть же дерзнут вызвать меня в суд присяжных, и пусть разбирательство состоится при широко открытых дверях! Я жду."

Поиск по сайту: