|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Для каждой профессии – «свой устав»?
Причины возникновения профессиональной морали – весьма интересный предмет для размышлений, тем более что достойного внимания к себе он еще не привлек. Общая этика касается этих проблем как бы «между прочим», а профессиональная этика в силу своего исторического пути до сих пор является не столько теоретической дисциплиной, сколько неким собирательным понятием. Она объединяет этические воззрения, характерные для конкретных видов деятельности, конкретных профессий. Причем связаны эти воззрения главным образом с обоснованием или разработкой норм и правил поведения, которые могли бы помочь при разрешении типичных для данной деятельности нравственных коллизий. Исследователь журналистской этики Д.С. Авраамов довольно пристально рассмотрел обстоятельства, определяющие тот факт, что «развитие нравственности ведет к отпочкованию от нее особых, профессиональных норм». Опираясь, вслед за Э.А. Гришиным и Ю.В. Согомоновым, на концепцию трудового происхождения морали, он считает возникновение профессиональной морали результатом конкретизации трудовой морали под воздействием процесса общественного разделения труда, вызывающего дифференциацию условий труда. С такой точки зрения профессиональная мораль выступает в качестве призмы, сквозь которую преломляются общеморальные требования к деятелю в силу соответствующей специфики деятельности, сохраняя, однако, свою суть. Вместе с тем Д.С. Авраамов поддерживает и подкрепляет серьезными аргументами еще одно утверждение. Согласно этому утверждению, в профессиональных группах, где объектом труда является человек, мораль имеет определенную специфику, отчетливо проявляющуюся «как в наличии дополнительных требований, не являющихся эквивалентами требований общих, так и в кардинально иной расстановке нравственных ценностей в сознании специалистов». Эти соображения исследователь развивает в рамках представлений о месте и роли профессиональной морали, суть которых заключается, по его мнению, в следующем:
Профессиональная мораль не претендует на роль универсального регулятора поведения специалиста. Сфера ее влияния ограничена трудовыми отношениями, а требования локальны... Мотивы, цели, приемы и результаты профессионального труда мораль постигает тоже только с одной, но очень важной стороны – в их ценностных значениях. Она представляет собой особый оценочно-императивный способ освоения специалистом целей и содержания своей профессиональной деятельности.
Не оспаривая роли труда в формировании морали и соглашаясь с характеристикой сферы влияния профессиональной морали, заметим, однако, что едва ли на первой ступени своего существования мораль могла иметь специализированный характер, т.е. быть именно трудовой моралью, ориентированной лишь на регламентацию трудового процесса. Естественно предположить, что и сам труд на том этапе еще не выделился в самостоятельную сферу деятельности, а, как все неразвитые явления, был стороной, моментом, аспектом синкретического (соединенного, объединенного, единого) процесса жизнедеятельности возникающего социума. И тот факт, что эта сторона (момент, аспект) обозначилась, вовсе не отменил существования других сторон, таких, скажем, как взаимодействие полов в целях воспроизводства рода или взаимодействие поколений. Отсюда следует, что мораль, возникновение которой действительно во многом инициировалось потребностью согласовывать действия людей во время трудовых процессов, тем не менее, как регулятивный механизм должна была обслуживать систему жизнедеятельности социума в целом. Моральная установка, формировавшаяся у каждого индивида, но фактически оказывавшаяся общей, была еще и целостной: нравственный долг предписывал поведение «на благо себе и всем» в любой ситуации. Этот момент принципиально важен, поскольку позволяет зафиксировать исходный (и вечный!) компонент моральных отношений как того регулятивного механизма общественной жизни, которому предстояло в процессе саморазвития социума претерпеть многократные преобразования, приведшие к тому, что и сам он обрел системный характер. Первое такое преобразование, надо полагать, было задано структурированием жизнедеятельности социума. На определенном этапе, в соответствии с направленностью активности в ней обозначились три относительно самостоятельных элемента: сфера труда, сфера быта и сфера «гражданских отношений». Это должно было повлечь за собой (и повлекло!) усложнение моральной установки. Процесс такого усложнения – длительный, многовековой, но неизбежный. Ведь в разных сферах жизнедеятельности предписываемое долгом поведение «на благо себе и всем» требовало от людей разных проявлений. Они (проявления) отражались в психике человека как неодинаковые, но позитивно окрашенные поведенческие модели и закреплялись в общественной практике в виде трудовых, бытовых, гражданских обычаев. В конце концов, они осознавались, добавляя к исходной моральной установке три новых блока предписаний, конкретизирующих ее. В сознании общества содержание усложнявшихся моральных установок обобщалось, фиксировалось, обрастало соответствующими критериями и эталонами поведения, детализировалось до конкретных норм. Тем самым закладывалось начало новых, относительно самостоятельных звеньев в моральных отношениях социума. Эти звенья и получили в этике названия «трудовая мораль», «бытовая мораль», «гражданская мораль». На уровне кажимости отчужденные и детализированные моральные установки обретали характер надличностных требований, а на самом деле становились в обществе эталонами моральности при оценке поведения человека в той или иной сфере его жизнедеятельности – такова была их главная функция. История человечества свидетельствует: последующее развитие сфер труда, быта и гражданских отношений на протяжении длительного периода определялось дальнейшей дифференциацией общественной жизни. Причем оснований для дифференциации было много: родоплеменные образования расселялись по земному шару, и у них соответственно менялась среда обитания; начиналось сословное деление внутри родов, вызывая несовпадение многих (прежде всего экономических) интересов; набирал силу процесс общественного разделения труда. Все это означает, что в какие-то моменты человек вновь и вновь оказывался в кризисных ситуациях, когда в разных условиях ему приходилось искать для реализации какой-либо грани своей моральной установки разные варианты поведения, и в конечном счете она опять должна была быть конкретизирована. Для того чтобы понять, так ли это происходило, рассмотрим сферу труда, поскольку именно в этой сфере родилась профессиональная мораль – предмет нашего непосредственного интереса. Как могло звучать для наших далеких предков предписание нравственного долга, конкретизированное в «трудовом блоке» моральной установки? К сожалению, подлинных исторических свидетельств на этот счет нет. Первые литературные памятники, в которых отражены моральные отношения в сфере труда, воссоздают более поздние времена. Попробуем найти ответ с помощью современной науки, вникнув для начала в смысл понятия «труд». Согласно распространенной научной традиции, труд есть целенаправленная активность (т.е. деятельность), ориентированная на производство общественно полезных продуктов вещественно-энергетической или информационной природы. Следовательно, общественно полезный продукт, будь то собранное с возделанной делянки зерно или приспособление для его размельчения, ритуальный танец перед охотой или наставление вождя племени, является элементом деятельности, который замечателен тем, что:
во-первых, делает опосредованными связи организма со средой и тем самым превращает биологическую жизнедеятельность в социальную деятельность, а «дочеловека» – в человека; во-вторых, удовлетворяет насущные потребности отдельных членов общества и общества в целом; в-третьих, накапливаясь, образует ресурсы жизнеобеспечения общества; в-четвертых, предопределяет взаимозависимость членов общества, а значит, укрепляет его целостность и устойчивость; в-пятых, содержит в себе в свернутом виде все составляющие и все отношения трудового процесса, «умирающего» в продукте. Суммируя сказанное, можно заключить, что продукт труда воплощает в себе виталъный (жизненно важный) смысл трудового процесса и потому не только является его результатом, но и выступает в качестве его основного критерия. Изначально для общества он есть благо, добро, и все, что способствует его производству, тоже есть благо и добро, а все, что мешает, – зло. Что же именно в трудовом процессе может играть роль стимула или, наоборот, тормоза? Факторами, влияющими на течение трудового процесса, психологи считают внешние и внутренние условия деятельности, т.е. обстоятельства природного, социального или личностного плана, на фоне которых разворачивается деятельность. Эти обстоятельства могут быть благоприятными или неблагоприятными (обратим внимание на этимологию слова!), иначе говоря, способствующими или мешающими созданию блага. Внешние обстоятельства в малой степени зависят от субъекта деятельности. На внутренние же обстоятельства он, естественно, способен воздействовать. А как раз в этом ряду мы обнаруживаем моменты, которые в современной этике признаются основой трудовой морали. Имеются в виду три типа отношений субъекта деятельности, характерных для любой профессии в любые периоды и рассматриваемых как нравственные, а именно:
¤ отношение к обществу в целом или отдельным его группам, с которыми субъект деятельности взаимодействует; ¤ отношение к самому процессу деятельности; ¤ отношение к другим ее участникам.
Получается, что достижение успеха в производстве продукта зависит от того, настроен или не настроен человек на такое отношение к обществу, процессу деятельности и другим его участникам, которое однозначно было бы благоприятным. А успех крайне важен. Следовательно, возможные «нет», «не настроен» необходимо нейтрализовать. Но для этого требуется особый стимул. Отсюда вывод: уже в пору возникновения трудовой морали смысл представлений, составлявших «трудовой блок» моральной установки индивида, должен был содержать в себе подобный стимул. Иначе говоря, этот блок моральной установки изначально должен был заключать в себе категорическое предписание такого отношения к трудовому процессу, его участникам и обществу, которое однозначно ведет к созданию блага. Для краткости на современном языке данное предписание, по-видимому, может быть обозначено так: «Добросовестный труд на пользу себе и людям!» Надо полагать, что императив, заключенный в этом предписании, имел большую силу, поскольку оно давало себя знать даже в первых рабовладельческих государствах, где труд в его вещественно-энергетической ипостаси был преимущественно уделом порабощенных. Рабы, зачастую отторгнутые от привычного мира, от близких, поставленные в положение одушевленных орудий труда, тем не менее производили такие шедевры, которыми мы восхищаемся и поныне. Эти шедевры – результат того нравственного отношения к труду, которое уже успело войти в плоть и кровь человека. Никакому надсмотрщику было бы не под силу добиться от строителей таких точных, согласованных и выверенных движений, благодаря которым возникли греческий Парфенон и римский Колизей, если бы эти движения не направлялись еще и Внутренним Голосом. Именно этот Внутренний Голос побуждал рабов созидать во имя уже постигнутой социумом ценности – Добросовестного Труда, преодолевая до поры до времени ненависть к поработителям. Возникает вопрос: ну, а что же рабовладельцы – те свободные граждане античного полиса, которых принято считать классом эксплуататоров? Они что, были свободны и от моральной установки на добросовестный труд? Довольно убедительное объяснение на этот счет позволяет получить Библия. В Книгах царств, Евангелии, Псалтири, да практически в любом библейском тексте, обнаруживаются два ряда весьма любопытных обстоятельств. Первый ряд – многократные высказывания о ценности знания, «обдумывания», мудрости, т.е. атрибутов деятельности, которую сегодня мы определяем как умственный труд. Второй ряд – эпизоды использования знаний и мудрости во благо людям. Субъектами деятельности в большинстве таких случаев оказываются свободные. По всей вероятности, Библия зафиксировала два очень значимых момента в истории человечества: во-первых, отделение умственного труда от физического (это принято считать важной вехой общественного разделения труда), а во-вторых, распределение обязанностей по жизнеобеспечению социума между возникающими классами. Эксплуатируемые оказывались обречены преимущественно на физический труд, эксплуататоры занимались преимущественно умственным трудом: управлением, врачеванием, судопроизводством, свободными науками и искусствами. Причем рабы, обладавшие способностями к умственной деятельности и знаниями (ведь многие из них прежде были свободными), ценились и нередко получали возможность реализовать свои данные, но, увы, чаще всего – без права на признание полноценными людьми. Фактические сведения из истории древних государств рисуют весьма красочную картину развития отношений в обществе того периода, когда складывалось упомянутое «распределение обязанностей». Все это дает основания предположить, что именно тогда и произошла существенная трансформация «трудового блока» моральной установки индивида. Свою роль в этом сыграли два обстоятельства: с одной стороны, постепенное осознание того, что в принципе труд может быть умственным и физическим, а с другой – непосредственное влияние распределения трудовых функций между разными слоями общества, образовавшими его классовую структуру. Императив «Добросовестный труд на пользу себе и людям!» должен был приобрести разные значения в зависимости от положения индивида в системе общественного разделения труда, что в сложившихся условиях одновременно означало – и в зависимости от его места в формирующейся классовой структуре общества. Из этого вытекает по меньшей мере три очевидных следствия:
w Отныне моральные установки индивидов, оставаясь проявлением единого для общества нравственного закона, начинают различаться по содержанию предписаний «трудового блока». Четко определяются две модификации моральных установок: одна ориентирована на умственный труд, другая – на физический. В совокупности с изменяющимися предписаниями «гражданского» и «бытового» блоков это создает предпосылки для привнесения в мораль момента классовой ориентированности. Осуществляется такое привнесение путем направленного информационного воздействия на сознание человека со стороны управленческих структур государства. w В общественном моральном сознании (а оно к этому времени существует не только через сознание индивидов и социальную практику, но и фиксированно, в виде текстов социума) накапливаются критерии и эталоны трудового поведения, ориентированного на тот и другой варианты моральной установки, давая начало двум разным системам ценностей. Доминирующими оказываются ценности, представляющие духовный труд, прежде всего в силу закрепленного законом «верховного» социального положения лиц, освободившихся от физического труда. w В общественной практике на века закрепляется пренебрежительное отношение к физическому труду, инициирующее постоянные поиски возможностей передать тот объем человеческой деятельности, который связан с вещественно-энергетическими преобразованиями, специальным орудиям труда. Сначала в этой роли выступают рабы (и до известной степени крепостные при феодализме), потом машины и механизмы и, наконец, автоматы и роботы – детища научно-технического прогресса, которые в равной степени заставляют человечество и восхищаться ими, и опасаться их.
Фактически отделение умственного труда от физического выступало предвестником осознания того важного обстоятельства, что социальная деятельность неизбежно существует в двух вариантах: как творческая и как репродуктивная (воспроизводящая). Однако фактором, определившим дальнейшую организацию общественного производства, на тот момент оказалось отнюдь не данное обстоятельство. Дело в том, что ни один потребный обществу и созданный в нем продукт не может считаться результатом исключительно умственного или исключительно физического труда, поскольку он таковым не является. Производство продукта любой природы – это процесс, в котором обнаруживает себя сущность социальной деятельности, представляющей собой диалектическое единство опосредованных информационно-управляющих и вещественно-энергетических процессов. Нельзя соорудить ветряную мельницу, не смекнув сначала, как она может быть устроена; нельзя создать стихотворение без энергетических и хотя бы минимальных физических усилий, нужных для того, чтобы оно стало объективной реальностью. Другой вопрос, что разная природа продуктов диктует разную меру приложения умственных и физических усилий и разные принципы их комбинации. Именно это и оказалось решающим, когда потребности общества в разнообразных продуктах возросли настолько, что всерьез назрела необходимость в общественном разделении труда. Магистральным направлением такого разделения стало развитие двух относительно самостоятельных потоков производства. Они хорошо нам известны как материальное и духовное производство (или, говоря строже, производство вещественно-энергетических продуктов и производство информационных продуктов).
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.008 сек.) |