СТРУКТУРА ОБОГАЩЕННОЙ МОРАЛЬНОЙ УСТАНОВКИ ИНДИВИДА

Ни один из этих потоков нельзя свести только к умственному или только к физическому труду, ибо в каждом из них непременно присутствуют и тот, и другой, но в разной степени, в разных сочетаниях, часто с разными исполнителями. В таких случаях возникает кооперация трудовых усилий.

И ни один из этих потоков нельзя свести к деятельности только творческой или только репродуктивной. Каждый из них включает в себя и ту, и другую, поскольку они равно необходимы для нормального течения общественной жизни. Если творческая деятельность создает новые реалии, то деятельность репродуктивная обеспечивает ими общество в требующемся количестве.

Однако самоопределение творческой деятельности как ключевого звена производственного процесса под воздействием растущих потребностей неминуемо должно было произойти и в том, и в другом потоке. И оно произошло, повлекши за собой новую волну дифференциации общественного производства – теперь уже внутри потоков. Один за другим возникали виды творческой деятельности, специфика каждого из которых определялась спецификой нового продукта, запрашиваемого обществом. Они давали начало новым отраслям материального и духовного производства, стимулируя развитие репродуктивной деятельности и делая очевидным процесс интенсивного общественного разделения труда.

В этих условиях конкретные проявления «труда на благо» (равно как и конкретные виды блага) неизбежно становились множественными. Отражая их, сознание индивида сталкивалось с проблемой невозможности вобрать в себя их все, а тем более адаптировать к ним сложившуюся традиционным путем моральную установку.

Механизм моральной регуляции общественной жизни вновь оказался в кризисной ситуации. На этот раз она разрешилась, судя по всему, возникновением в «трудовом блоке» моральной установки индивида такого предписания, которое хотя и было категоричным, однако давало большую степень свободы воли и предопределяло тем самым серьезные сдвиги в моральных отношениях общества. Это предписание хорошо прочитывается и в поведении современных молодых людей с нормальным нравственным развитием, когда наступает пора их вступления в трудовую жизнь: ими движет стремление уяснить для себя смысл жизни, свою роль в ней, определить «свое дело». Надо полагать, это стремление и есть ответ на категоричный Внутренний Голос, обязывающий человека к самоопределению, требующий от него «найти свое место в общем строю».

Вполне естественно, что это предписание обозначилось в сознании индивида в пору интенсивного развития промышленного производства, когда стало нормой постоянное возникновение новых профессий. Историки связывают данный процесс с формированием капиталистических отношений. Во всяком случае, ни при рабовладельческом строе, ни в эпоху раннего феодализма модели поведения, которые направлялись бы таким императивом, не были массовыми: сословные отношения сами по себе определяли место человека в общественном производстве.

Если допустить возникновение этого императива в данный период, то открывается возможность по-новому взглянуть на два зафиксированных в истории обстоятельства. Первое из них заключается в том, что как раз тогда возникла достаточно разветвленная сеть специальных учебных заведений, обязанных решать задачи не только образовательного, но и воспитательного характера. Второе обстоятельство состоит в том, что одновременно с этим в городах Западной Европы появились многочисленные уставы, регламентировавшие жизнь и деятельность работников ремесленных цехов и мастерских. В совокупности эти факты показывают, что значительная часть видов деятельности в рассматриваемый период уже достигла той степени развития, при которой можно говорить о вполне сложившемся способе деятельности и довольно высокой степени ее самопознания.

Понятие «способ деятельности», впервые введенное в научный оборот философом Э.С. Маркаряном, представляется нам первостепенно важным для осознания того, что происходит в развитии морали как регулятивной структуры общества в рассматриваемый период. Оно не тождественно понятию «метод деятельности», хотя в обиходе часто принимается за его синоним. Суть в том, что понятием «способ деятельности» обозначается совокупность всех процессуально-инструментальных особенностей конкретного вида деятельности, задаваемых спецификой производимого ею продукта. Сегодня эти особенности можно выстроить в четыре ряда:

w комплексы задач, последовательно решаемых в ходе акта деятельности и определяющих специфику его операциональной структуры;

w набор методов, необходимых для решения данных задач;

w технический инструментарий, используемый приэтом;

w стандарты профессионального поведения, рекомендуемые для достижения успешного результата деятельности.

Таким образом, способ того или иного вида деятельности воплощает в себе ее специфику. А поскольку формируется способ деятельности вместе с самой деятельностью, через осмысление удач и промахов, как селекция (отбор) условий, при которых достигается успех, то он оказывается и «копилкой» ее позитивного опыта. А это означает, что он может быть освоен, поддается изучению..

Возникновение сети специальных учебных заведений в последний период эпохи средневековья и есть знак того, что общество достигло уровня развития, при котором появилась необходимость в профессиональной подготовке граждан для освоения ими определенного способа деятельности.

С этой точки зрения появление цеховых уставов следует рассматривать как шаг, предпринятый и для выдвижения определенных требований к членам цеховой общины, и для ознакомления граждан со стандартами поведения, под знаком которых формируется данная профессиональная группа. Такие требования-стандарты складываются в процессе становления того или иного рода деятельности, как и другие составляющие способа деятельности. Но вот какова их природа?

Здесь мы сталкиваемся с парадоксом. С одной стороны, коль скоро речь идет о поведении в процессе труда, т.е. направленном на создание общественно полезного продукта, который по определению есть благо, добро, ценность, то природа этих стандартов должна быть моральной. С другой стороны, по отношению к моральной установке индивида, вступающего в данную профессиональную общность, они автономны, имеют характер неких надличностных правил, которые надо освоить, ибо это – требование профессиональной среды. В таком случае речь о доброй воле здесь может идти лишь постольку, поскольку добровольным является выбор профессии. В то же время эти правила поведения в процессе труда коренным образом отличаются от технологических правил –алгоритмов для постановки задач, использования методов и технического инструментария, также задаваемых способом деятельности. Разница между двумя типами правил состоит в следующем.

Технологические правила отражают объективные закономерности деятельности в ее общих, не зависящих от конкретного исполнителя проявлениях и на определенный момент не имеют альтернативы. Они однозначны в силу своего внеличностного характера.

Стандарты поведения отражают те субъективные проявления личности, благодаря которым объективные закономерности деятельности могут быть осуществлены наилучшим образом. В реальном процессе трудовых отношений стандарты неизбежно корректируются реальными возможностями личности и потому выступают лишь в качестве ориентиров, указывающих путь к успеху.

Можно ли в связи с этим утверждать, что зарождающиеся профессиональные стандарты есть элемент морали как регулятивной структуры социального организма, действующей через индивида, на основе его доброй воли, определяемой внутренними императивами? Едва ли.

Представляется гораздо более точным допустить, что в развитии механизма моральной регуляции происходит качественный скачок, вызывающий возникновение принципиально нового его звена – своего рода «дочернего механизма». Особенность его заключается в том, что он образуется не на основе моральной установки индивида, как было в случае трудовой, бытовой и гражданской морали, а непосредственно на базе формирующегося профессионального сознания конкретных трудовых групп. Роль сознания индивида тут велика, но специфична: оно является накопителем индивидуального опыта, подлежащего коллективному анализу и оценкам, а также источником оценочного знания об опыте других членов профессиональной группы. Иначе говоря, оно участвует на равных в непрерывной «селекционной работе» группового сознания – в отборе тех личностных проявлений, которые способствуют наилучшему выполнению представителями данной профессии их общественных обязанностей. По всей вероятности, этот «дочерний механизм» и есть профессиональная мораль в ее исходном состоянии.

Моральная установка индивида, в частности, ее «трудовой блок», выступает в качестве предпосылки и условия для возникновения профессиональной морали, но не включает в себя (не может включать!) ее требования по двум причинам:

w во-первых, моральная установка несет в себе общий нравственный закон социума, тогда как профессиональная мораль определяет нравственные отношения отдельной профессиональной группы;

w во-вторых, предписания моральной установки имеют безусловный, императивный характер, тогда как профессиональная мораль формулирует для индивида ориентиры, выдвигает рекомендации, способные регулировать его поведение настолько,насколько это позволяет степень его общей моральности идостигнутый уровень профессионализма.

В то же время между моральной установкой индивида, моральным слоем его профессионального сознания и профессиональной практикой устанавливаются многоуровневые связи. С одной стороны, общая моральность индивида выступает в качестве фактора, во многом определяющего степень его профессиональной моральности. С другой – профессиональная моральность влияет на качество работы и тем самым способствует не только выполнению личного морального долга человека в сфере труда, но и успешному осуществлению данной деятельностью ее общественного предназначения – производства определенного общественно полезного продукта, т.е. блага, ценности. Это означает, что профессиональная моральность индивида оказывается в ряду факторов, улучшающих жизнедеятельность общественного организма, укрепляющих его устойчивость (причем без выраженного административно-правового вмешательства) Тем самым она опосредует отношения человека и общества, индивидуального и общественного сознания, индивидуальной и общественной практики, сознания и поведения, демонстрируя их взаимозависимость. Отсюда явствует, что профессиональная мораль включается в качестве равноправного компонента в моральные отношения общества. Вследствие этого моральные отношения в обществе приобретают системный характер.

Из регулятивной структуры социума мораль превращается в систему регуляции его жизнедеятельности, т.е. становится сложным полиструктурным образованием, воздействующим на социальные процессы уже не только через моральную установку индивида, но и через моральный слой профессионального сознания самых разных трудовых групп общества. Однако от институтов государственного управления она по-прежнему автономна, поскольку сохраняет свое место в контуре саморегуляции общества как кибернетической системы, представленном отношениями бытия и сознания.

Что касается профессиональной морали, то из сказанного следует: рассматривать ее как конкретизацию трудовой морали не вполне корректно. Да, она регулирует ту же самую сферу жизнедеятельности социума, что и трудовая мораль, здесь – общий для них момент. Однако регулирование осуществляется ими по-разному, и мы сейчас убедимся в этом.

Трудовая мораль формируется социальной практикой в целом. Она вызвана к жизни прежде всего потребностью социального организма закрепить в поведении человека, независимо от его места в социуме, такое отношение к труду, которое могло бы гарантировать бесперебойное поступление в фонд общества качественных жизненно важных продуктов с целью поддержания его устойчивости (иначе говоря, обеспечивать выживаемость человечества и человека). В этом и состоит ее роль; такая цель содержится в императиве моральной установки индивида, заключающей в себе общий нравственный закон социума. Именно необходимость поддержания устойчивости общества как системы и отражается общественным сознанием в форме определенного свода норм трудовой морали.

Профессиональная мораль рождается в рамках конкретной деятельности, образуя одну из сторон способа этой деятельности. Ее функция – обеспечить такое поведение членов профессиональной группы, при котором данная деятельность приносит наилучшие результаты, оправдывая свое общественное предназначение. Поэтому профессиональная мораль непосредственно включена в технологический процесс деятельности каждого члена трудовой группы, ориентируя его конкретные личностные проявления на выработанные стандарты поведения.

Примечательно, что в случаях, когда наличие связи между профессиональной и общей моралью обнаруживается явно, профессиональное сознание при оформлении стандартов поведения, отношений и т.д. заимствует необходимый понятийный аппарат из морального сознания общества, «нагружая» его дополнительным смыслом. Так, например, вошли в языковую практику профессиональных групп категории «профессиональный долг», «профессиональная ответственность», «профессиональная честь» и др. Это естественно, ничего удивительного здесь нет, но при изучении профессиональной морали данное обстоятельство может до известной степени дезориентировать исследователей, поскольку камуфлирует ее особую природу. Потому и возникает иллюзия, будто профессиональная мораль есть попросту конкретизация трудовой морали во всех случаях, кроме тех, когда «объектом деятельности является непосредственно человек», – в таких трудовых группах, как полагает Д.С. Авраамов,

могут возникать особые нормы, несводимые к общим нравственным требованиям.

Оставим пока в стороне этот особый тип трудовых групп, но заметим, что в принципе не существует такой деятельности, результаты которой не были бы предназначены человеку. Поэтому производитель продукта всегда связан с потребителем отношениями ответственности двух типов: моральной и административно-правовой. Когда комиссия по расследованию причин аварии самолета устанавливает, что причина происшедшего – производственный брак, бракоделы не только вызывают всеобщее негодование, но против них может быть возбуждено уголовное дело, поскольку брак, как правило, есть следствие нарушения технологии, а это – предмет административно-правовой ответственности. Однако в чем бы такое нарушение ни состояло, основная причина его всегда одна – недостаточный уровень профессионально-нравственной зрелости работника. Человеку могут быть свойственны и благополучная с моральной точки зрения жизненная позиция, и достойные нравственные идеалы, и, казалось бы, честное отношение к своим трудовым обязанностям, но одновременно ему может быть присущ пренебрежительный взгляд на рекомендуемые стандарты поведения («Я сам с усам!»). И что же? Именно этот пренебрежительный взгляд становится часто причиной таких серьезных ошибок в работе, что они способны перечеркнуть существующие представления о нравственных достоинствах данного специалиста.

Как видим, между трудовой и профессиональной моралью есть существенные различия. Трудовая мораль нацелена на поддержание согласованности интересов индивида и общества. Она регламентирует отношения любого человека как субъекта любой деятельности к обществу, к участникам трудового процесса и к самому этому процессу через предписания моральной установки. Профессиональная же мораль ориентирована на согласование интересов профессиональной группы и общества. Она регламентирует поведение в процессе труда субъекта конкретной деятельности на основе нормативов, сложившихся в профессиональном сознании конкретной группы.

Член трудовой группы достигает высшей степени профессиональной моральности тогда, когда следование принятым стандартам поведения становится для него автоматическим и может быть нарушено только в случае, если он обнаруживает несовершенство стандартов. Появление такого автоматизма означает, что у человека сложилась дополнительная, профессионально ориентированная моральная установка, примыкающая к его основной моральной установке, и тем самым профессионально-нравственные ориентиры превратились для него в императивы. Именно в таких случаях возможно говорить о сближении трудовой и профессиональной морали, замеченном исследователями Э.А. Гришиным и Ю.В. Согомоновым. Однако видеть в таком сближении следует, скорее всего, не тенденцию к их слиянию, а один из показателей реального уровня профессиональной моральности людей, групп, а может быть, и реального уровня моральности общества.

И вот здесь обнаруживает себя тот компонент моральных отношений, который уже давно ждет особого наименования. Речь идет о реальном уровне моральности человека и общества. Изложенный в данном пособии взгляд на мораль как систему регуляции жизнедеятельности общественного организма, объективно складывающуюся в ходе становления и развития социальной практики, позволяет понять очень важный факт: существуют субъективные предпосылки разной степени моральности индивидов, которая проявляется в поведении, расходящемся с предписаниями нравственного закона. Причины тут (и мы уже отчасти убедились в этом) могут быть разные, но результат один: чем ниже уровень моральности человека, тем чаще его поведение подпадает под юрисдикцию права, поскольку начинает расходиться и со статьями государственного законодательства. А реальный уровень моральности общества есть производное от моральности его граждан. Между ними существует жесткая связь, взаимозависимость: чем ниже уровень моральности общества, тем больше правонарушений, выше преступность. И наоборот, когда в стране растет число правонарушений, увеличивается преступность, тогда налицо падение нравов. Вот и нашлось понятие для обозначения реального уровня моральности в обществе: нравственность.

Если мораль есть механизм, объективно сложившаяся регулятивная система социума, представляющая собой особую область общественных отношений – моральные отношения, то нравственность – это сторона моральных отношений, в которой проявляется реальный уровень моральности общества, существующий в данных условиях, в данный момент.

Однако вернемся к разговору о профессиональной морали. В качестве профессий, обладатели которых испытывают наибольшую потребность в профессионально-нравственной регуляции поведения, обычно рассматриваются профессии врача, педагога, юриста. Для этого есть определенные основания, и состоят они в следующем.

Общеизвестно, что способ этих видов деятельности строится на общении, на постоянном взаимодействии с другими людьми, которое обусловлено целями деятельности. Цели же деятельности предполагают (ни много ни мало!) непосредственное вмешательство в жизнь конкретных людей. Как правило, это вмешательство информационное, но иногда и физическое (вещественно-энергетическое) – скажем, в случае хирургических операций или сеансов мануальной терапии. Отсюда движущее противоречие этих видов деятельности: с одной стороны, их результат (продукт!) витально необходим и потому они изначально престижны, а с другой – осуществлению их всегда сопутствует высокая степень риска, обусловливающая повышенную ответственность профессионала, причем очевидную. В такой ситуации технологические моменты его деятельности перестают восприниматься как технологические, создавая иллюзию нравственных отношений едва ли не в чистом виде. Между тем они остаются технологией, только технологией особой, поскольку, во-первых, она учитывает высокую степень риска, а во-вторых, отражает не просто закономерности данного рода деятельности, но и закономерности общения как такового. Соответственно формируется и профессиональная мораль: ее «поле влияния» в данном случае намного шире, чем в отраслях, где нравственные отношения субъекта деятельности с потребителем продукта имеют опосредованный характер (скажем, пекарь не общается напрямую с потребителями булочек).

Следовательно, функция профессиональной морали в отраслях первого ряда остается той же, что и во втором случае. А вот объем задач, которые приходится ей решать, возрастает, что и дает основание утверждать, будто «профессиональная мораль этих групп представляет собой наиболее содержательную и функционально активную часть профессиональной морали в целом». На таком основании предлагается считать ее предметом изучения особой части науки о профессиональной морали – профессиональной этики в узком смысле, оставив для рассмотрения профессиональную мораль других видов деятельности профессиональной этике в широком смысле.

Думается, подобное разделение не целесообразно. Профессиональная мораль в каждой из названных трудовых групп имеет свою специфику, которая порождается спецификой самой деятельности, а потому изучать ее резонно в рамках профессиональной этики конкретного вида деятельности. К тому же понятие «профессиональная этика», по сложившейся в практике и науке языковой традиции, уже употребляется в двух значениях, не совпадающих с предлагаемыми. Первое значение сложилось по аналогии с отношениями морали в целом и общей этики, оно воспроизводит подобные им связи: профессиональная этика понимается как наука о профессиональной морали. У второго значения интересная и длинная история, на которой стоит остановиться хотя бы кратко.

Время появления профессиональной морали, этого специфического звена моральных отношений общества, придавшего им системный характер, приходится, как мы видели, на конец средневековья. Тем не менее есть свидетельства существования «предформ» профессиональной морали еще в древние времена. Собственно, это даже не «предформы», а именно зачатки профессиональной морали. Другое дело, что профессий, в которых просматриваются такие зачатки, было мало и среди них в основном те, о которых только что говорилось. Это естественно, потому что данные профессии, во-первых, значатся в списке древнейших и витально необходимых, а во-вторых, связаны с непосредственным общением и повышенной степенью риска.

Упомянутых свидетельств не так много, но они впечатляют. Например, медики до сих пор обращаются к таким документам, как знаменитая «Клятва Гиппократа» и несколько менее известная клятва-обещание врачей, проходивших обучение в «школе асклепиадов». Навечно важными останутся слова этого обещания:

Образ жизни больных я буду по мере моих сил и разумения устраивать к их пользе и буду предохранять их от всякого вреда и порока...

Существенно, что тексты клятв перекликаются: за этой перекличкой стоит объективная реальность, которая вызвала их к жизни и отразилась в них.

Педагоги и сегодня считают актуальными многие из тех требований к учителю, которые сформулировал, обобщая свой педагогический опыт, римский философ и оратор Квинтилиан. У него же мы находим и требования к оратору (эта профессия играла в античном мире особую роль: оратор мог быть политиком, судебным деятелем, ученым и педагогом, выступая предтечей соответствующих профессий в позднейшие времена).

Короче говоря, уже в первых своих проявлениях профессиональная мораль обнаруживает интересную особенность. С одной стороны, она декларирует свою тесную связь с субъектом деятельности, а с другой – заявляет «претензии» на объективирование и руководство поведением профессионала с помощью особого рода текстов – клятв, кодексов, уставов и т.п. документов, доступных для знакомства всем членам общества. С одной стороны, профессиональная мораль является элементом способа деятельности, а с другой – «возвышается» над ним, принародно диктуя специалисту, как себя вести. Это не случайность. Вспомним, что назначение профессиональной морали – согласование интересов профессиональной группы и общества путем регламентации поведения специалиста в процессе труда на основе требований, выработанных профессиональным сознанием группы. Вот она и представляет обществу эти требования, формируя тем самым его взгляд на данный род деятельности, на данную профессию, на ее место в общественной жизни. А поскольку, с легкой руки Аристотеля, в качестве «царицы наук» в основных философских школах Греции и Рима к тому времени утвердилась этика, то своды таких требований стали соотноситься с нею и получили обобщенное название «профессиональная этика».

Таким образом, первоначально (исторически) понятие «профессиональная этика» означало «кодексы профессиональной морали», и это значение сохраняется в одной из традиций словоупотребления по сей день. К тому же сейчас для этого появились и вполне законные основания: современная профессиональная этика как наука сосредоточила свое внимание на описании и систематизации сложившихся в трудовых группах профессиональных стандартов («норм профессиональной морали»). Причем она стремится дать им серьезное теоретическое обоснование, уточнить и предъявить результаты своей работы профессионалам в качестве материала, который пригоден для разных целей. Он может служить и базой для разработки новых кодексов, и сводом критериев при оценке уровня профессионально-нравственной зрелости отдельных специалистов и коллективов, и инструментом в разрешении конфликтных ситуаций морального свойства, неизбежно возникающих в практике любой трудовой группы.

Однако, радуясь достижениям по части нормотворчества в таких областях профессиональной этики, как медицинская, педагогическая, научная, судебная, а в последние два десятка лет – и журналистская, надо четко понимать следующее: у профессиональной этики как науки есть целый ряд задач сугубо теоретического свойства. Они связаны с изучением природы профессиональной морали, механизма ее функционирования, взаимодействия с другими структурами морали, с административно-правовыми структурами общества и т.д. Рассмотрение таких проблем пока находится на периферии исследовательских интересов, хотя оно тоже может иметь немалое практическое значение.

Поиск по сайту: