Прощание с наркотиками

лохие новости ожидали нас в Катманду. Мы сделали запрос в Дели о визе в Сикким ещё за месяц до отъезда Кармапы, и теперь, два месяца спустя, министерство внутренних дел в Дели прислало нам отказ, без всяких комментариев. Это было серьёзным препятствием. Мы никак не могли примириться с тем, что будем разлучены с Кармапой из-за каких-то некомпетентных индийских бюрократов. К этому добавлялись и чисто практические вопросы. Хотя Будда Лаксими, всегда готовая нам помочь, нашла для нас чудесную комнату в доме по соседству с домом Ламы Чечу, - о лучшей нельзя было и мечтать в нашем положении, - у нас не только заканчивались деньги, но и истекал срок непальских виз. Однако мы не хотели возвращаться в Европу; слишком немногому мы успели научиться.

В тюрьме я впервые отрастил волосы. В те годы, когда занимался контрабандой, я всегда носил короткую стрижку, чтобы не выделяться из общей массы. Длинные волосы сделали меня мягче, и было приятно чувствовать лёгкое щекотание на плечах, когда я откидывал голову назад. Так что какое-то время я их не стриг. Единственным неудобством было то, что они быстро путались. Однажды, когда мыл голову, я решил, что это отнимает слишком много времени и лучше постричься наголо. Хотя бы внешне, я стал походить на наших учителей, - с белым респектабельным яйцевидным черепом, изукрашенным шрамами - следами прежней жизни. Как раз когда я выходил из парикмахерской, мимо проезжал на велосипеде Терри. Как всегда невозмутимый, он сказал: "Послушай, ты ведь в университете учился? Не хочешь преподавать английский для американского посольства?" Целеустремленность всегда вознаграждается. Неожиданно представился случай остаться в Непале. Такая работа давала нам возможность и продлить визы, и подзаработать денег, так что, естественно, я сказал "да".

Вот так мы с Ханной обосновались в Непале на целых полгода, войдя в состав той привилегированной группы людей, которая могла жить и даже зарабатывать деньги в этом раю. Всё более жёсткие условия получения виз и обязательные суммы денег, которые необходимо ежемесячно обменивать по официальному банковскому курсу, - всё это нас больше не касалось. Школа находилась над американской библиотекой на Новой Дороге, и я ходил туда на несколько часов в те дни недели, на которые не выпадало никакого религиозного или национального праздника. Это было ещё и весело. Мои ученики, которые нуждались в английском для того, чтобы изучать сельское хозяйство в университетах, главным образом - в странах третьего мира, были очень любознательными, умными и - необычайно искушёнными в надувательстве.

Наши доходы составляли восемьсот рупий в месяц -около сорока долларов. Этого было достаточно для того, чтобы жить самим, давать что-то другим, покупать тибетские религиозные предметы, - и даже ещё немного оставалось. Нас беспокоило только то, что Ханна подхватила какую-то странную болезнь, что-то с желудком. В русской больнице не могли установить, что это такое. В остальном же мы были в неплохой форме, и даже сезон дождей, от которого почти все ослабли, ничуть нам не повредил. Через некоторое время меня пригласили также и в русское посольство преподавать английский и немецкий языки одной их важной птице. Ситуация была весьма забавная. Русские платили лучше и всегда подъезжали за мной прямо к американскому посольству на одном из своих лимузинов марки "ЗИЛ". Они были большие и крепкие люди, но, казалось, вечно чем-то недовольные; полдела было вселить в них доверие к тому образованию, которое они уже имели, и просто разговорить. На выходные мы часто ехали к тибетской границе, медитировали для блага разрушенной страны и купались в горячих источниках. Хотя наши идеалы и образ мышления не изменились, к собственному удивлению мы постепенно стали местом встречи различных миров и поколений Катманду и его окрестностей. Странно было ощущать чувство зависимости со стороны буржуазных типов, которых мы всегда старались избегать, и тем более странно - нередко обнаруживать в них такие качества, в которых наше поколение очень нуждалось.

Нашим закадычным другом стал Руби - чёрный тибетский мини-пёс, принадлежавший поистине интеллигентной семье, у которой мы остановились. Однажды вечером он отведал сгущённого молока, в котором содержалось немного гашиша. Он абсолютно растерялся и сидел, отклонившись вбок, не переставая глядеть на нас, - как будто чувствовал, что только мы знали, что с ним происходит. Мы пробыли с ним всю ночь, проводя его через это испытание. Ни страха, ни смятения не возникало в его уме, и, хотя он не мог говорить, этот процесс мало чем отличался от нашей обычной работы гидами "путешествий" с людьми. С тех пор он стал бесконечно доверять нам и, видно, решил просто ходить за нами, предоставив мне защищать его от орд завистливых уличных собак. В то время я смог многое узнать о собаках, а также о серых зонах в своём уме, не вполне понимая, почему я пинал уличных собак - из сочувствия или из злости.

Мы ежедневно призывали силовое поле Кармапы, звеня в свои колокольцы, чтобы сосредоточиться, и делая глубокие пожелания перед его портретом, пока не начинали чувствовать, что он оживает. Мы не могли переварить тот факт, что какие-то лодыри в Дели отказали нам в получении виз в Сикким, и стали наводить справки о том, как можно попасть туда без нужных документов. И вот однажды Лама Чечу посоветовал нам ещё раз попробовать законный способ. Мы так и сделали, на этот раз испрашивая разрешения приехать в Сикким всего на несколько дней, в качестве туристов, хотя перспектива ждать ответа около месяца вовсе нас не радовала. Внешне мы выглядели героями, но внутри не были удовлетворены. По вечерам мы часто приходили к Ламе Чечу и получали его благословение, опускавшееся на наши, в то время большей частью "задымлённые", головы с красными глазами, но и только. Ничего другого он нам не давал.

Однажды вечером он позвал нас. "Ну, наконец-то, - подумали мы восхищённо. - Наконец-то он даст посвящение, как в книгах о Миларепе". Но лама просто хотел, чтобы мы продали несколько деревянных чашек в пользу одного бутанского монаха, которому нужны были деньги. Возвращаясь к нашему дому, в нескольких шагах оттуда, мы чувствовали себя опустошёнными и обманутыми. Пришло запоздалое письмо, в котором сообщалось, что в день моего рождения немец-хиппи сжёг нашу квартиру в историческом центре Копенгагена, которая служила превосходной базой для многих наших внутренних "путешествий" и путешествий по свету. Но Лопён Чечу лишь улыбнулся и сказал: "Хорошо, огонь очищает". Вскоре после этого сгорел также наш алтарь в Непале, пока мы были на вечеринке. Всё, что там было, сгорело дотла, за исключением портрета Кармапы и некоторого количества ЛСД. Нам подарили эту кислоту, так как никто не знал дозировок.

Мы были в полном духовном вакууме, и в один прекрасный вечер приняли оставшуюся кислоту. Теперь хоть что-нибудь да должно было случиться. Мы восприняли тот факт, что кислота не сгорела, как знак принять её, в особенности ожидая, что давление в наших лбах выльется в какое-нибудь прояснение. Наркотик был очень сильный даже для нас и начал действовать очень быстро. Мы покинули наши тела и стали перемещаться по округе, возвращались и снова "шли гулять". Потом мы начали медитировать на Падмасамбхаву. Ближе к утру, во время любви, я внезапно увидел силовое поле, состоящее из ромбических форм металлических оттенков, и мне показалось, что оно хочет сделать Ханну беременной. Я мысленно прогнал его, но это недоразумение позже продолжилось. Через несколько часов в лингвистическом кабинете я обнаружил, что ромбы металлического цвета всё ещё здесь. Голос срывался, я не мог внятно говорить, и, когда я рассказывал об экономическом значении нефти, недавно найденной у берегов Норвегии, мне пришло в голову, что нужно приобрести раствор женьшеня в одной из лавок Катманду, где торгуют китайскими товарами. Хотя отсутствие времени и воображения всегда спасало меня от большинства заболеваний, я знал, что женьшень очень полезен для здоровья, и выпил сразу целый пузырёк, хотя его следует принимать по несколько капель. Какая-то странная энергия вошла прямо в горло, и ромбический узор исчез. Это было подобно перемещению во времени на несколько лет назад, в дни бокса и еженедельных драк. Вновь я заметил, что сам провоцирую ситуации. И вот я устроил драму, которая была бы немыслимой совсем ещё недавно.

Возвращаясь от тибетской границы, мы сидели на передних сиденьях в новеньком автобусе фирмы "Тата" с упрощённым двигателем модели "Мерседес", выпускавшимся по патенту в Индии. После долгого пребывания на медленном Востоке я внутренне восторгался этим прекрасным образцом техники, гудевшим под нами. Не наслаждался я, однако, тем, как водитель, высокий и сильный на вид бывший солдат-гуркха, делал всё, чтобы вывести его из строя. Как и другие водители, он подрабатывал, подбирая всё, что стоит вдоль дороги, так что автобус был битком набит животными и людьми, сидевшими даже на крыше. Я сказал ему несколько раз, что при перегрузке машины нужно переключать скорости, не то новый, "с иголочки" мотор придёт в негодность. Он отлично понял меня, но это его мало волновало.

Случилось то, чего и следовало ожидать. Заело поршень, и водитель лишь смог съехать на холостом ходу по склону до начала деревни. Когда он вылез из кабины посмотреть повреждение, я встал перед ним и сказал: "Это твоя вина, что мы тут застряли. Нам нужен другой автобус, так что верни нам остаток денег". Водитель был зол и схватил меня за грудки своими замасленными руками. Я отшвырнул его, и он упал в канаву. Он вскочил и вновь набросился на меня, а я снова отправил его в канаву. Когда он стал подходить ко мне в третий раз, у него в руках был железный лом, но люди из автобуса его остановили. Я бросил рюкзак, которым собирался отражать удар. Хорошо, что дальше этого не пошло, а то, полезь он на меня с оружием, мне пришлось бы всыпать ему по первое число.

Это подействовало отрезвляюще! Люди не знали о нашем разговоре - и вот, с бритой головой, с чётками на шее, имея значок с изображением Кармапы на тенниске, я только что грубо обошёлся с человеком, который в их глазах был лишь невезучим водителем. Под сверлящими взглядами со всех сторон я быстро спрятал в карман чётки и изображение Кармапы, которому не сделал чести своим поступком, а сам постарался стать как можно менее заметным. Я ускользнул в ближайшую чайную, но дурные вибрации не оставляли меня. Все избегали обычно весёлого белого человека, и даже собаки, казалось, боялись есть то, что я им кидал. Вернувшись вечером в Катманду, мы прямиком направились к ламе и рассказали о том, что случилось.

Когда я поведал ему о ромбическом явлении металлического цвета, он сказал: "Да, да, этого я знаю. Он часто доставляет неприятности. Я этим займусь". До поздней ночи мы слышали звуки его колокольчика и барабана, его пение, призывающее защитные энергии, и на следующее утро я проснулся со слезами радости на глазах. "Это" прошло, и было такое чувство, будто я сбросил с себя давившую тяжесть.

За несколько дней до новолуния в сентябре 1970 хорошая карма и благословение сошлись. Всё вдруг стало подталкивать и тянуть нас в Сикким. Нас вспомнил один из важных чиновников в службе выдачи виз. В Непале в те годы редко можно было встретить абсолютно неприятных людей за пределами этого заведения. Дело в том, что во время нашей первой встречи несколько лет назад я устроил ему небольшую взбучку за то, что он неуважительно отнёсся к Ханне, а теперь его повысили.

Вообще-то, в Непале чиновники верхних уровней регулярно теряют работу, когда становится слишком очевидно, что рост их доходов никак не соотносится с их смехотворным жалованием, -другими словами, что они продают визы. Так или иначе, этот джентльмен мог, наконец, сполна расквитаться с нами: мы должны были в недельный срок покинуть страну. Что делать? Просить о помощи американцев или русских? Подключить ламу? Мы знали, что его влияние в Непале даже больше, чем у посольств, что королевская семья, хотя и индуистская, рассчитывает на его силу для переправки их умов в момент смерти. А может быть, нам стоило самим уладить дело с нашими визами, используя классический способ с варёным яйцом? Пока мы взвешивали различные возможности, пришло, в конце концов, сообщение из Дели, что наши бумаги для поездки в Сикким готовы.

С грузом подарков от тибетских друзей для Кармапы и его лам, мы через несколько дней отправились в Сикким. У тибетцев принято превращать путешественника ещё и в почтальона. Это приносит ему определённую выгоду - всегда радушно встречают (если только ему удаётся дойти, не столкнувшись по пути с ворами и не сломав себе спину от тяжести). Несколько датчан пообещало доставить в Европу свитки, статуэтки и другие медитацион-ные предметы, которые мы собрали за время пребывания в Непале. С этим нам повезло, поскольку мы никак не могли взять все эти вещи с собой. Празднование нашего отъезда длилось всю ночь в кругу близких друзей, и мы курили так много, что большую часть следующего дня я ходил кругами. В этом состоянии никто из нас не заметил, как в поезде украли сумку с нашими книгами, а на какой-то станции в северной Индии, вылезая через окно, чтобы не наступить на людей, лежащих у двери, я разбил один из термосов, которые нас попросили передать. Термос потерять было жаль, а исчезновение книг мы приняли за знак того, что постижение Алмазного Пути только с помощью интеллекта закончено.

Ханна к тому времени была уверена, что обильное потребление гашиша не столь полезно для нашего развития, и полагала также, что это он мешает нам получить посвящения от Ламы Че-чу. Позднее мы узнали, что Кармапа попросил его "держать" нас, назвав своими личными учениками. Но Ханна тоже, конечно, была права. Оставив важное Кармапе, Лама Чечу, наверное, дал бы нам какие-нибудь поучения, если бы мы только поняли, что курение и духовное развитие несовместимы, - что первое рассеивает ум, тогда как второе его концентрирует. Отправляясь к Кармапе, мы догадались раздать все наши курительные атрибуты в Непале, не взяв с собой ни ценных приспособлений, ни самих субстанций - даже в самом небольшом количестве. Так закончились, наконец, девять лет'моей жизни (у Ханны этот период был примерно вдвое меньше), принесённые на алтарь наркотиков. Это было гигантское, неожиданное чувство пробуждения и свободы - суметь просто остановиться. Хотя некоторые долговременные последствия, возможно, всё ещё оказывают на меня своё действие, в результате чего внутри всегда что-то громыхает, когда я трясу головой (шутка), - первый шаг был всё-таки сделан, и мы сами удивляемся, что нам никогда больше не хотелось прикасаться ко всему этому.

Поиск по сайту: