Наше свадебное путешествие

то была неплохая идея - провести медовый месяц в Непале. 1968 год был весьма подходящим временем для встречи идеалистической среды ранних европейских хиппи и древних школ тибетского буддизма. Первый фактор в результате обретёт направление полезного движения, а второй -вместо того чтобы доживать свои последние дни в музеях, останется живой практикой. Путь, проложенный за несколько лет между зелёными низинами северной Европы и ледяными пиками Гималаев, дал рождение светскому и йогическому буддизму Алмазного Пути, который сегодня переживает столь бурное развитие. Впервые в истории встреча западного идеализма и разумного азиатского материализма открыла доступ к многочисленным неизведанным аспектам потенциала ума.

Как обнаружили для себя мы с моей милой женой Ханной и позже очень многие наши добрые друзья, плодом такого сочетания явились средства, позволяющие тому, кто их практикует, становиться хозяином собственной жизни. Алмазный Путь искусно трансформирует замутнённые состояния сознания в ясность и блаженство. Совершенно практическим образом, он способствует тому, чтобы всё в нашей жизни служило достижению освобождения и просветления.

В те годы нам, славной компании коллег-контрабандистов и прочих искателей приключений, удавалось много общаться с высшими тибетскими и бутанскими ламами. Нас воодушевлял их пример и их чрезвычайно действенные поучения, и после тщательной проверки они решили сделать нас партнёрами в деле принесения своих мощных знаний и медитаций на Запад.

Основная цель книги - поведать о том, как происходило соединение лучших качеств у двух таких разных, но ценных культур. В её продолжении, "Верхом на тигре", описывается дальнейшее развитие работы. Не исключено, что это - единственный случай в истории человечества, когда носители двух передовых цивилизаций сознательно стараются учиться друг у друга лучшему. Мы пережили несколько печальных потерь за последние годы - смерть старых лам, хранителей полной внутренней и тайнои передачи учения, - и я рад переизданию этой книги, приобщающей читателей к атмосфере первых контактов с тибетскими учителями.

Когда у нас возникла первая связь с живым буддизмом Алмазного Пути, Ханне было двадцать два года, а мне двадцать семь. Наши родители работали учителями в колледжах фешенебельных северных пригородов Копенгагена. Они были замечательными, и мир вокруг нас был пронизан верой в то, что все люди по природе своей, вообще-то, хорошие. Но, несмотря на такое гуманистическое воспитание, ещё в раннем детстве мне то и дело снились захватывающие сны о сражениях в горах, в то время как я никогда в жизни не видел горы. Я отбивал атаки круглолицых солдат и защищал мужчин в красных женских одеждах, - как я это тогда понимал. Что это были за люди, я понял лишь спустя 25 лет, когда увидел первых тибетских монахов в Непале, и только спустя 45 лет, совершая тайное путешествие по оккупированному китайцами восточному Тибету, увидел я те горы и селения, которые оборонял в своих снах в детстве.

Привычка сражаться проявилась и в этой жизни: я сражался Против всего большого, будь то люди или системы, и не признавал ничего, что ограничивало бы мою свободу. Ханна отличалась СТОЛЬ же независимым нравом, но предпочитала работать над собой, вместо того чтобы крушить всё вокруг.

Остановка за границей по пути в Индонезию

Осенью 1961 года, когда меня уволили с принудительной военной службы (армия с удовольствием избавилась бы от меня и раньше), я стал одним из первых датчан, попробовавших "план", как мы это тогда называли, - растительный продукт, который с той поры назывался чем угодно, от «травки» до «веселящей сигары». Незадолго до этого я сдал с лучшими отметками экзамены по философии, и всё связанное с умом всегда вызывало во мне жгучий интерес.

Я ожидал, что новый опыт откроет мне бессчётное количество новых озарений. Такие же ожидания я питал и в отношении других наркотиков, воздействующих главным образом на сознание, которые употреблял впоследствии, - в общем, я позволил этому увлечению занять несколько лет моей жизни. Поскольку считал тогда, что наркотики приносят несомненную пользу живым существам, для защиты докторской степени я выбрал тему «Олдос Хаксли и его «Ворота восприятия».

Следующие несколько лет я учился в Дании и Германии, добавляя бокс и аварии на мотоцикле к химическим атакам на свои мозги. Ханна тем временем доучивалась в институте.

Мы встретились с Ханной в "Каннибале", столовой копенгагенского университета, - месте многих счастливых встреч. Когда мне было 10 лет, а ей 5, я учил её строить шалаши в лесу в северных пригородах Копенгагена. Девочки плохо лазали по деревьям, и я смотрел на них свысока, но Ханну я всё же проводил до дому. Наверное, это была первая влюблённость в моей жизни. Но родители Ханны вскоре переехали ещё дальше на север, и связь между нами прервалась. Теперь, спустя добрых 15 лет, она снова стояла передо мною - прекраснее, чем любые мои мечты. Я был под таким впечатлением, что даже позабыл о броской рыжеволосой даме рядом со мной. Хотя Ханна была помолвлена уже четыре года, вскоре мы стали жить вместе.

В марте 1966 года, в день своего двадцатипятилетия, я впервые попробовал ЛСД. Возвращаясь на вечеринку по средневековому Копенгагену (теперь эти улицы сильно изменились), я почувствовал, как что-то тащит меня сквозь узкие ворота во двор, освещенный всего одним фонарём. Я знал, что там меня ждёт какое-то необычайное переживание. Остановившись перед домом с пустыми запавшими окнами, я услышал, как говорю ему: "Ну, покажи мне всё!" Вокруг меня ожила подвижная, дышащая стихия, вспыхнули и стали приближаться вихри белого света. Словно силы всей вселенной текли потоком в меня и разрывались в пространство; сияющая вневременная интенсивность пронизала собой всё. Вернувшись к друзьям, я мог сказать только: "Я не знаю точно, что это было, но - всё в порядке".

Вскоре после этого Ханна присоединилась к моим путешествиям по иным уровням сознания. И здесь тоже, её переживания всегда были глубокими и тёплыми. Начав с двадцатью-тридцатью друзьями - первой сплочённой группой в северной Европе, - мы попробовали все воздействующие на ум наркотики, которые появлялись в те годы, но, видимо, мало чему научились. Мы почему-то не переставали верить в их способность приносить свет и пользу, в то время как от их употребления физически и умственно гибли наши лучшие друзья. Я бы многое отдал, чтобы вернуть их, но большинство уже умерло - как правило, не самой лучшей смертью, - а немногие оставшиеся в живых настолько заблудились сами в себе, в собственных мирах, что для контакта с ними в этой жизни не осталось места. Сегодня у нас только один совет: "Не прикасайтесь к наркотикам!" Они обкрадывают подсознание, делая людей опустошёнными, а насколько непоправим причиняемый ими вред, становится видно лишь позже. Для того чтобы достичь просветления, нам нужен только наш ум, здесь и сейчас, и правильные методы.

Ханна

Я преподавал тогда английский язык в вечернем колледже. Во время частых каникул мы наездами бывали в северной Африке, Ливане, Афганистане, чтобы привозить для наших друзей гашиш. Однажды, во время полёта в Индонезию в 1967 году (ещё чувствуя тошноту от недавнего приступа гепатита и везя 34 кг золота в жилете, который слишком туго сидел на мне), к северу от Бомбея я увидел скопление светящихся облаков, спускающееся с Гималаев. Они были так красивы и произвели на меня такое сильное впечатление, что я внезапно понял: мы должны поехать туда, откуда эти облака. Что-то ждало нас там, что-то важное.

В мае 1968 года мы с Ханной поженились - самое мудрое из всего, что мы сделали до тех пор. Ей было 22 года, мне - 27, когда состоялось наше свадебное путешествие в Непал. Я уже однажды хотел добраться туда по земле в 1966, но война между Индией и Пакистаном заставила меня тогда задержаться на 3 недели в Афганистане - достаточный срок, чтобы подхватить самую злостную в Азии дизентерию. Я похудел на 25 килограмм и остался совсем без денег. Это был интересный опыт - возвращаться в Европу пешком и на попутках, по пути продавая свою кровь в больницах.

На этот раз мы не собирались делать никаких остановок по дороге. В тот же день, когда мои ученики сдали экзамен, мы разместились в двух "фольксвагенах", ожидавших нас в Гамбурге, -старом микроавтобусе и подержанном "жуке" - и отправились на юг. С нами поехали Клаас, Кристиан, которому я обязан своим первым курением, и его жена. Кристиан был теперь в инвалидной коляске. Он выпрыгнул из окна во время наркотического "путешествия" и сломал себе позвоночник, так что вести машину могли только Ханна, Клаас и я. Однако Клаасу вскоре надоела 55-градусная жара, постоянная пыль и дороги без твёрдого покрытия, служившие путём через пустыню. Мы всё же решили любой ценой как можно скорей добраться до Непала. Через шесть суток -рекордный срок - мы пересекли границу с Афганистаном. Кристиану с женой захотелось насладиться забойным кабульским гашишем; они сошли, а мы быстро продали наш автобус за сумму, которая обеспечила весь поход. Не успели мы это сделать, как Ханну прохватил жестокий понос, какой был у меня двумя годами ранее. За вечер она потеряла больше пяти килограммов; к счастью, гостиница была с уборной. Назавтра, напичканная антибиотиками, она была так слаба, что в автобус, ехавший дальше на восток, её пришлось отнести на руках. Автобус через Хайберский перевал довёз нас до северных равнин Пакистана и Индии.

Мы торгуемся в Кабуле

В Кабуле нам встретились несколько датчан, восстанавливавших статую Будды, самую большую в мире. Это 53-метровое изваяние находится к северу от Кабула, в дне езды на автобусе, у городка Бамиан. Эта статуя -достояние культуры, которое талибы в 1996 году поклялись уничтожить, потому что оно не исламское, и они вполне могут это сделать, если захватят север Афганистана. Датчане были экспертами по остаткам прежде богатой буддийской культуры этих мест. Многое повреждено - уже тысячу лет назад мусульмане поотбивали статуям носы, чтобы лишить их силы, - но и в конце шестидесятых всё ещё было на что посмотреть.

После Александра Македонского, за 300 лет до Рождества Христова, здесь процветала культура Гандхара. Памятники её искусства легко узнаваемы в каменных, тонкой работы, фигурах Будд с усами. В них заметна смесь греческого и индийского начал, возникшая здесь после завоеваний Александра Македонского. В Пакистане в музее Пешавара мы увидели впечатляющую коллекцию; правда, странно смотрелись трофейные индийские ружья, с гордостью выставленные в самом центре этого систематичного собрания, оставшегося после англичан

Приятно было оказаться в Индии, уже на границе ощущалась разница. Мы выбрались из напряжённой, насыщенной половой неудовлетворённостью атмосферы мусульманских стран, где регулярно приходилось отталкивать людей от Ханны, и нам сразу стало легче.

Мы должны были сесть на поезд до Дели в Ферозпуре. Непальскую визу нужно было тогда получать в Дели. Позже визы сроком на неделю стали давать прямо на границе.

Нью-Дели - это место, куда люди приезжают для того, чтобы оформить какие-нибудь документы, но ни один турист не задерживается там дольше необходимого. Зато соседняя, старая часть города - настоящий индийский океан впечатлений для всех органов чувств (сегодня больше всего для ушей). Некоторым европейцам это очень нравится, особенно пока есть деньги и можно уехать в любой момент. Но если тебе некуда деться из этой толпы зевак, то остаётся только развивать великое терпение.

В Дели мы впервые повстречали индуистских гуру. Они не затронули нас глубоко, хотя и вызвали желание получить обратно деньги, заплаченные за обучение в школе. Мы никогда не чувствовали тяги к ним, да и не хотелось, чтобы она возникла; они были слишком личностными и слащавыми. Однако нам показали некоторые способности, которые их методами можно развить. Это было на Коннаутской площади, в административном центре. Англичане оставили его на прощание в подарок индийцам; говорят, что индийцы чем дальше, тем больше забывают, как с ним правильно обращаться.

Первое посещение Непала. Типичные постройки

От этого центра, где расположены рестораны и магазины для туристов, улицы радиально расходятся к посольствам и виллам. Всё происходившее в Нью-Дели происходило именно здесь. Мы прогуливались под сводами галереи, как вдруг перед нами оказался старик индиец в тюрбане. Пробормотав что-то о моём "счастливом челе", он сунул мне в руку три свёрнутых трубочкой записки. Жестикулируя прямо у меня перед глазами, он приковал моё внимание к своим рукам и одновременно пристально посмотрел мне в глаза и попросил назвать какой-нибудь фрукт. Я сразу же подумал о нескольких фруктах; некоторых названий, он, наверное, даже не слыхал. Но пока я колебался, стоит ли мне подшутить над таким стариком, у меня уже само произнеслось слово "яблоко". С весьма довольным видом он взял у меня с ладони записку, развернул её - и на ней было это слово. "А теперь назови цветок", - не отставал он, и опять вышло примерно так же. Пока я подумывал о гибискусе и других диковинах, мне в полутрансо-пом-полусознательном состоянии гипнотического воздействия явился образ розы. Чтобы не помешать интересному ходу событии, я сказал "роза". На второй записке, конечно, была "роза", и старик засуетился ещё больше. В третий раз мне надо было назвать число между единицей и десяткой, но тут гордость не позволила мне думать ни о чём, кроме единицы. Этого я и держался, не поддаваясь никаким влияниям. Однако удача не изменила ему: написанная на последней бумажке семёрка, которую он пытался внушить мне, так смахивала на единицу, что он вышел из положения и мы могли продолжить игру. Мы зашли с ним за угол, где его бы не увидела полиция. Он раскрыл книгу (многие предсказатели носят с собой какую-нибудь книгу) и попросил: "Положите сюда денег, и я расскажу вам будущее".

Нас, как северных европейцев, покоробил столь явный гибрид духовности и денег (у нас церковь поддерживается налогообложением). Но непальское посольство, где нас ждали визы, закрывалось, и, пожалев этого старика, с его тяжёлой работой, мы вложили ему в книгу эквивалент двух долларов в местной валюте. Ханна всё твердила, что нам пора; его власть над ситуацией ослабла, он чувствовал, что не сможет задержать нас ещё. На прощание он продемонстрировал нам, что способен не только на простое внушение мыслей. Он сказал, что у нас на родине девушка по фамилии Йенсен рассказала о наших делах в полиции. В тот момент мы не придали этому никакого значения, ибо знали фамилии лишь нескольких друзей, но впоследствии услышали, что на нас донесла в полицию девушка именно с такой фамилией. Старик, очевидно, в самом деле обладал ясновидением. Прощаясь, он, как многие мудрые люди, посоветовал мне оставаться с Ханной.

Из Копенгагена мы везли с собой книгу, на зелёной обложке которой был изображён атлетически сложенный Будда, и углублялись в неё каждую свободную минуту. Это была "Тибетская йога и тайные доктрины" в переводе Ламы Казн Дава Самдупа, которую издал английский учёный Эванс-Венц. В ней изложены весьма интенсивные и действенные упражнения для обретения просветления в школе Кагью тибетского буддизма. Будда открыл их только ближайшим ученикам. Читая эту книгу, мы всякий раз испытывали сильные переживания и странные, не знакомые нам состояния. В нас возникали чувства особого тепла, счастья и глубокой родственной тяги. Ощущение сокрушительной энергии, отчасти приятной, но болезненно покалывающей, поднималось в центре моего тела, а внутренний голос звучал всё более неотвязно: "Мы уже близко, мы уже и вправду близко!" Этот голос звучал в моём уме от самого Гамбурга, а теперь, когда до цели было рукой подать, мы почти изнывали от нетерпения. Не успев положить в карман паспорта с визами, мы сели в поезд, идущий в Непал. Поездка из Дели в Раксаул, пограничный городок, откуда переправляются в Биргундж, Непал, и пересаживаются на автобус до Катманду, была нашей первой встречей с северо-восточными индийскими поездами. Тот, кто этого не испытал, не сможет представить себе, что это такое. Сотни пронзительно кричащих людей в белых одеждах пытаются пробиться в вагоны на каждой станции, пока другие не начинают почти что вываливаться из окон и пока даже крыши вагонов не заполняются до отказа. На самом деле, это удивительно, что в такой жаре и постоянной давке так редко происходит физическое насилие. Поначалу все визжат и кричат: это - часть ритуала; но как только поезд трогается, страсти утихают до следующей остановки, где новая волна людей начинает штурмовать вагоны.

Индия из окон поезда Впервые въезжаем в Непал. Типичные постройки Рисовые поля в виде террас по дороге в долину Катманду

Непальская процессия, Катманду

Из всех штатов Индии Бихар больше всего страдает от всевозможных природных катаклизмов. Год за годом то наводнения, то засухи губят урожай, и психический климат там тоже очень суровый. Местные жители думают, что даже души их умерших матерей могут враждовать с ними. От таких духов имеются специальные защитники. Красивые предгорья Непала приносят с собой перемену на многих уровнях. Вы попадаете в "другой" мир, где живут горцы. Уже в Патне, плывя в лодке по Гангу, мы видели первых маленьких, мускулистых непальцев, часто солдат гуркха, идущих домой, и они были как островки умиротворения в океане шума и волнения.

В них ощущалась цельность, которая нас по-настоящему привлекала. Как только позади остались долины Индии и беспорядочные толпы людей и повсюду появились зелёные холмы, это чувство мира стало расти, пока полностью не охватило нас. Мы чувствовали себя как дома среди этих людей, где женщина могла ходить одна - свободно и естественно, ничего не опасаясь. Здесь женщины имели обыкновение смотреть в лицо, смеяться и шутить. После косынок, закрытых лиц и ходячих палаток в мусульманских странах и индийских женщин - экспертов по уклонению от контактов, здесь возникало ощущение открытости, которого нам так недоставало.

Хотя многие говорили нам, что нас обязательно обманут, в какие бы отношения мы ни вступили, поначалу мы даже не замечали этого. В конце концов, это был вопрос нескольких пенни. Мы всё равно не сразу смогли расшифровать стоимость маленьких медных и алюминиевых монет, покрытых с обеих сторон символами удачи, ибо на них не было чисел. Открытие того, что здесь опечатывают даже спичечные коробки, чтобы спасти их содержание от исчезновения по пути к покупателю, помогло нам приспособиться к местным обычаям. Совершенствуя наши деловые отношения, мы налаживали контакты с людьми. Они начали воспринимать нас всерьез. Когда мы въехали в Индию, начался сезон дождей, и дорога, которая вела из Биргунджа по предгорьям в Катманду, была уже в нескольких местах размыта. В Гималаях ежегодный ремонт дорог - единственный надёжный источник работы для местных жителей, и у них есть все причины для того, чтобы ремонтировать дороги не слишком старательно. Для дополнительной страховки рабочие оставляют на стратегических пунктах на склонах гор огромные куски скал, которые достаточно легко толкнуть в нужное время, чтобы они соскользнули вниз, - так обеспечиваются дальнейшие "доходы". Поскольку они зарабатывают в лучшем случае полдоллара в день, их не очень привлекает мысль о такой роскоши, как продолжительные выходные.

Ступа Боднатх

В старом шумном и трясущемся автобусе, переполненном, как и все средства транспорта в этой части света, мы медленно, с грохотом выехали в горы, увлечённо глазея во все стороны. Что нам понравилось и к чему мы быстро привыкли, - это то, что в каждой опасной ситуации, которых было много на той дороге, и шофёр, и пассажиры непринуждённо смеялись и улыбались. Мы поняли это как древний метод сохранять присутствие духа и предотвращать затвердевание впечатлений страха в уме, и были изумлены этой практичной мудростью.

Страна, благословленная столькими Буддами, принимала нас в сумерках, которые придавали всему какой-то потусторонний вид.

В Катманду всё ещё держались старые добрые времена. Страну открыли для иностранцев всего несколько лет назад, и туристов пока было совсем мало. Потоки хиппи тоже ещё не хлынули сюда. Если кто-нибудь сбивал машиной корову в индуистском районе, то его ожидали большие проблемы, если ему не удавалось доказать (часто своевременными пожертвованиями), что это животное - божество для индуистов - решило совершить самоубийство перед его машиной. Два или три прочных такси старого образца, среди них древний "вольво", который никогда не нуждался в ремонте, были предвестниками бесчисленных помятых "дацунов" и "тойот", которые теперь делают улицы Катманду небезопасными.

На высокой скорости - чтобы сберечь бензин - и с непрестанными гудками, они лавируют по узким улочкам Катманду, и действительно видна Ступа Сваямбху

разница двух культур: местные носилыцики-кули, ручные тележки, велосипедисты и пешеходы с ангельским терпением уступают им дорогу, в то время как туристы разъяряются от этого шума. Тогда, как и теперь, воду для питья нужно было кипятить, а фрукты - тщательно очищать от кожуры, чтобы избежать огромного множества экзотических микробов.

В бесчисленных храмах почти каждый вечер можно было встретить людей из местного племени невари, носителей культуры. Они пели древние буддийские медитационные тексты под протяжные мелодии ручных органов и пронзительных барабанов. Это была музыка, проникающая прямо внутрь, она оказывала сильное воздействие.

Ум обретал покой на исторических улицах этого города, и стоило о чём-то подумать, как это вскоре происходило. Например, если мы собирались навестить друзей, они обычно встречали нас на полпути со словами: "Привет, я как раз шёл к тебе". Часто то, чего мы хотели, оказывалось в руках прежде, чем мы успевали точно сформулировать желание, и это не переставало приносить ощущение удивительной радости. Множество буддийских храмов тысячелетней давности и непрерывные линии преемственности йогов создали вокруг долины Катманду поле силы, в котором ослабевали оковы привычного противоречия между духом и материей.

Не было недостатка и в химических препаратах. В то время гашиш, самый крепкий в мире и самый чистый по своему воздействию, можно было легально купить у государственных торговцев. Можно было также не спеша проверить его качество в верхней комнате, пока дочь торговца приносила чай и болтала с вами о следующем урожае. Впоследствии качество гашиша понизилось, и к нему стали что-то подмешивать. Кроме того, моралистичные американцы платят теперь непальскому правительству, чтобы оно запрещало гашиш - по крайней мере, официально.

Конец шестидесятых был временем таких колоритных личностей, как Восьмипалый Эдди - армянин, который совершал магические жесты в чайной под названием "Салон". Он возымел сильное влияние на многих длинноволосых "поэтов" в Катманду, и вскоре возникла его собственная школа оригиналов, которых легко можно было узнать по усам и языку знаков. Ещё там был "дядюшка" - помешавшийся индиец, который раздавал пироги из гашиша, сдобренные экстрактом "утренней красы" (специальное галлюциногенное растение). Насладившись таким пирогом, многие сладкоежки никак не могли на протяжении нескольких дней найти своё тело. А за углом жил добрый доктор, который всегда был рад оказать помощь быстрым уколом. Разыскивая неисколотую вену, он обычно хвалился абсолютной стерильностью своих инструментов и после китайского героина предлагал в следующий раз попробовать его превосходный бирманский кокаин. Он никогда не позволял никому больше одного укола в день и заявлял, что не допускает возникновения пагубной привычки. Встречая ранним утром его "пациентов", мы замечали, что они очень торопятся. Когда же мы пытались занять их коротким разговором, они переминались с ноги на ногу, стараясь отделаться от нас как можно скорее, и ни с чем нельзя было спутать это тяжёлое, плохое чувство, возникающее от контактов с наркотой. Быть может, добрый доктор считал, что он просто даёт им суточную порцию радости, что-то вроде похода в кино, но фактически они попадались на крючок. То ли он был не одинок на рынке, то ли люди были слабее, чем он думал.

В те дни были запрещены фильмы с Питером Сэллером, поскольку он слишком напоминал короля. Постоянно происходили всевозможные религиозные праздники и процессии. Однажды весь город забастовал, возмущённый убийством таксиста. Все привыкли к будничным мошенничествам, и даже несколько политических убийств совсем не были новостью, но вооружённых нападений (убийство людей только ради денег!) раньше не случалось. Большинство дней приносили повод для празднования, и где-нибудь на улицах всегда можно было увидеть людей, наряженных и цветочные гирлянды, играющих на музыкальных инструментах и участвующих в шествиях, а другие люди в это же время несли на носилках мёртвые тела к месту их сожжения возле реки. Оно находится рядом с бойней, где работают в основном мусульмане. Они забивают животных на мясо почти по всей Азии, согласно их религии убийство животных - не грех.

Дома в Катманду маленькие, в них северные европейцы среднего роста, такие как Ханна и я, - настоящие гиганты. Во многих домах в старом городе мы не могли встать в полный рост, а часто не могли и вытянуть ноги. Окна - без стёкол, но украшены красивой резьбой по дереву; стены и потолки обычно черны от копоти из-за открытых очагов. Только глиняный пол всегда свеж и нов, потому что, как только он запачкается или потрескается, его покрывают новым тонким слоем глины.

Повсюду в старой части Катманду, так же, как и в соседних городах Патан и Бхатгаон, нас окружало столько красоты и истории, что мы как будто присутствовали на поразительной выставке искусств. Особенно бросаются в глаза бесчисленные ступы. Это буддийские святилища особых пропорций, содержащие реликвии; подобно различным изображениям во многих храмах, они сооружены для того, чтобы активизировать врождённую Будда-природу существ одним своим присутствием. Если вас не отпугнут от них уличные запахи и вид нищих и больных, то впечатление, оставшееся в уме, принесёт в будущем состояния проницательности и радости.

Частью этой красочной картины Катманду было множество выходцев из Дании, и забавные и очень "человеческие" события тех лет помнятся до сих пор, нередко пополняя материалы для докторских диссертаций "ветеранов". Я расскажу только один случай, чтобы дать общее представление. Это история о Нильсе, нашем поднаторевшем в торговле друге, который принял религию и полное индуистское облачение саддху и ходил в светло-коричневом одеянии с трезубцем в руке, выше его собственного роста. Однажды в Пашупатхинатхе, святейшем индуистском месте Непала, его коллеги, внезапно обнаружив этот "датский импорт", закричали "Американец!", побили его и вышвырнули вон.

Боднатх, Катманду, 1968

На следующий день на рынке в Катманду можно было по сходной цене купить полное снаряжение саддху с трезубцем и чашей, а Нильс, в тапочках и джинсах, уже отправился на поиски новых приключений. После книги "Тибетская йога и тайные доктрины" нам, конечно, очень хотелось встретить ламу. Однако первый "лама", которого мы встретили в Катманду, привёл нас в некоторое замешательство. Его звали Чинни Лама ("Чинни" на местном языке означает "китаец"), и он жил в розовом доме с террасой напротив главного входа в ступу Бодха.

Его курс доллара был в два раза выше, чем в банке, и друзья посоветовали нам поменять деньги у него. Мы заметили, что перед домом стояло несколько превосходных мерседесов, но тогда не придали этому большого значения. Намного позднее нам сказали, что его звание "ламы" перешло к нему по наследству и что его обязанностью было заботиться о ступе Бодха; видимо, он справлялся с этой работой хорошо и без убытков для себя.

Чинни Лама был маленьким пожилым человеком плотного сложения, с китайскими чертами лица. Когда мы вошли в комнату, он, казалось, только что проснулся. Он медленно сел, и мы с удивлением увидели, что у него на каждой руке, от запястья до локтей, надето по крайней мере по пять пар часов. Это выглядело странно, но, учитывая его титул, мы сказали друг другу, что он, возможно, применяет их для очень сложных дыхательных упражнений. Он сразу же спросил нас, не продаём ли мы какого-нибудь оружия, и мы были весьма тронуты тем, что этот сострадательный человек, должно быть, помогает тибетским борцам сопротивления, кхампам, правое дело которых мы поддерживали. Мы с сожалением сообщили ему, что оружия у нас нет, только разве что ножи, которые мы всегда носим с собой. Затем он поинтересовался, есть ли у нас какие-нибудь магнитофоны. У нас была первая модель "Филлипс", тогда кассетные магнитофоны только появились на рынке. Умудрившись привезти его в целости и сохранности на Восток, мы сказали, что сначала хотим записать тибетскую храмовую музыку. Мы были уверены, что этот интерес!: к буддизму восхитит его. Но если это и было так, то он хорошо скрывал свои чувства.

Не найдя ничего, что можно купить, он захотел продать нам опиум. Нас совершенно поразила неискушённость этого "святого" человека. Мы упорно объясняли ему, что к опиуму привыкаешь, что это губит здоровье, что не следует продавать его людям и что опиум медленно убивает многих наших друзей. В то же время встреча с этим человеком усилила заблуждение, которое мы отбросили лишь спустя несколько лет: что все святые люди Востока принимают какие-нибудь наркотики. Наконец, Чинни Лама продал нам немного гашиша по завышенной цене, но поменял доллары по фантастическому курсу.

Вечером, попробовав с друзьями в чайной его гашиш, мы покатились со смеху. Размером с кулак кусочек гашиша стоимостью целых три доллара оказался углём, покрытым чёрным кремом для обуви. Это был урок - покупку нужно проверять даже в лучшей компании.

В Катманду было чем заняться, было что посмотреть и узнать. Но местом, которое особенно нас привлекало, был холм с храмом Сваямбху на вершине, почти за городом. Направляясь туда по кратчайшей дороге, проезжаешь груды черепов животных, недавно забитых на бойне, и своры собак, - самых откормленных в долине, но, тем не менее, агрессивных. В этом районе грязно, и мы не останавливались в чайных, где воду для чая берут, наверное, из местной реки. Но ни эти неприятности, ни внеземные прелести города не могли удержать нас. Снова и снова мы возвращались туда, притягиваемые магическим холмом.

Уже из Катманду хорошо виден храм Сваямбху, стоящий на вершине пирамидального холма с тремя лестницами, крутые ступени которых ведут по склонам наверх между большими статуями Будд и бесчисленными ступами. Символическая форма ступ представляет пять видов мудрости, которые раскрываются при достижении Состояния Будд; они присущи всем живым существам. На вершине холма находится центральный купол, оставшийся от времени Будды Осунга (на санскрите "Махакаша"), который действовал в этом мире до Шакьямуни, Будды нашего исторического периода, чьё учение мы применяем сегодня. Это внушительное здание является главной непальской резиденцией великого тибетского йогина Гьялвы Кармапы и главного хранителя его липпи преемственности Кюнзига Шамариы, которые впоследствии приобрели такое большое значение для нас.

Вокруг купола расположен двор в форме кольца. Посетители обходят строение по часовой стрелке, говоря мантры, и те, кому молитвенные колёса не кажутся слишком засаленными, приводят их в движение усилием рук. За несколькими кирпичными зданиями находится серо-белый тибетский монастырь с величественным центральным входом, ведущим к алтарю.

Непальское слово "Сваямбху" означает "самостоятельно возникшее место", и для буддистов этого края оно так же свято, как Бодхгайя в Индии, где Будда Шакьямуни явил Полное Просветление.

Поскольку индийцы нередко докучают посетителям храмов, многим легче почувствовать открытость в Непале. Кроме того, эта местность обладает весьма ощутимым силовым полем, которое усиливает медитацию и способствует быстрому исполнению всех желаний.

Пример буддийского искусства в Катманду

На первый взгляд место производит слабое впечатление. Нам не понравилась грязь, из-за которой в Ненале обычно негде даже присесть, не понравились дельцы в монашеских одеждах, которые постоянно хотели нам что-то продать. В воздухе носились сердитые крики обезьян. Обезьяны всё время дрались, и неприятно было видеть, как большие и сильные кусают маленьких и слабых, отбирая у них еду. Старые больные собаки - несчастные искалеченные создания, видимо, привлекаемые вибрациями этого места, приходили к ступе умирать. Несмотря на все эти атаки на зрение, обоняние и слух, нас не покидало ощущение, что мы это место хорошо знаем, и мы часто не уходили до наступления темноты, хотя Катманду был полон замечательных друзей.

Большую силу излучала громадная статуя Будды Радости внутри храма. Нам часто казалось, что она дышит.

Чарующей была музыка монахов в красных одеждах. Её внутренний и тайный смысл мы стали понимать намного позже, но это не мешало чувствовать её мощь.

Во время первых посещений Сваямбху на нас произвели сильное впечатление двое монахов. Одним из них был Сабчу Ринпоче, который впоследствии учил нас мирному и гневному дыханию. Он возглавлял монастырь. Сабчу Ринпоче умер спустя несколько лет, продемонстрировав уровень своих достижений: говорят, что через неделю после клинической смерти он всё ещё сидел в медитации, в то время как энергии внутри и вокруг него застывали в форме цветных жемчужин и самоцветов.

Тогда мы не знали ничего о его выдающихся способностях, но всякий раз при встрече с ним нас охватывало волнение и счастье. Однажды, когда я непроизвольно последовал за ним вокруг ступы, он вдруг обернулся и посмотрел мне в глаза, сказав что-то по-тибетски, чего я, естественно, не понял. Я почувствовал его доброту, но при этом не мог не скорчиться от смеха, потому что вблизи он был просто копией известного и очень забавного датского спортивного комментатора.

Молодой монах по имени Пунцхо подарил нам "малу" - чётки из 108 бусин, означающих 8 уровней сознания до Просветления и 100 Будда-аспектов, проявляющихся после его достижения. Затем он дал нам маленькое изображение человека могучего сложения, держащего чёрную корону над головой, и повторил несколько раз: "Кармапа, Кармапа", - так, будто хотел внушить нам что-то очень важное.

В то время основным средством передвижения до Покхары, второго по величине города Непала на западе от Катманду, служил старый бомбардировщик, а аэродромом было травяное поле. Местный транспорт состоял из специально нанятых лошадей, которых в конце концов везде приходилось тянуть: мы не били их, как это делают местные, а без этого они не двигались. Мы обрадовались, увидев большой лагерь тибетских беженцев, устроенный швейцарцами. Никто не пытался продавать людям западную культуру или христианство. Вместо этого им помогали сохранить различные практические умения, такие, например, как ткачество, которое даёт возможность кормить семью. Однако, к сожалению, швейцарцы вынуждены были из-за нажима китайцев уехать, и тибетские лагеря беженцев в Покхаре сегодня живут в основном за счёт туризма, менее благородного занятия.

Проведя в стране несколько недель, мы стали различать расы и культуры, а не только отдельных людей. Из однородной массы широко улыбающихся лиц, которую мы наблюдали вначале, нас привлекали выходцы из Тибета, страны по ту сторону гор. Мы жадно покупали вещи, которые они приносили на продажу, общаясь с ними напрямую с помощью жестов.

Несмотря на свой способ самоорганизации, тибетцы - смышлёный народ. В XX веке они всё ещё напоминали средневековую Европу: иерархическое и неприязненно относящееся ко всему иностранному центральное правительство в средней и южной частях страны, независимые, но послушные кочевники на севере и западе, и повсюду монастыри со своими законами.

Все боятся весёлых разбойников-кхампов с востока - воинственного племени, веками отгонявшего прочь китайцев. Среди них каждый сам себе господин. Такое положение вещей поистине могло удовлетворить самые разные вкусы, и подобная неорганизованность никак не сказывается в общении с тибетцами. Несмотря на полное отсутствие демократии, прозрачности или прав человека, нельзя не заметить высокий уровень человеческого взаимообмена и необычайную вежливость. Влияние буддизма и чувство юмора делает многое весьма разумным, и может возникнуть ощущение, что тебя окружает совершенство. Будь то мягкие люди из центрального и западного Тибета с лицами, как у эскимосов, или восточные племена, похожие на суровых индейцев навахо, - и тем, и другим свойственны лёгкость и внутренний покой, которые, по всей видимости, являются следствием осмысленного взгляда на мир.

В материальном отношении многие из них до сих пор принадлежат к категории одних из самых бедных беженцев на Земле. Не крича о расовых преследованиях и не желая устроить войну или революцию, они до сих пор не вызывают большого международного интереса и получают мало помощи. И сегодня много детей умирает от дизентерии, в то время как взрослых косит туберкулёз. Гостиница, где мы жили, находилась в центре города и стоила 50 центов в день. Хозяин гостиницы Шарма, который хорошо говорил по-английски, держал нас в курсе всех дел в долине.

Мы договорились. Ливан, 1967 год

Он также доставлял нам молочный рис и в огромном количестве сладкий чай, который обожают курильщики гашиша. В соседнем номере жил торговец из Кашмира с типичными чертами лица тех мест, как у Индиры Ганди. Он удивлялся тому, что иногда мы давали его собаке карамель, - необычный жест в стране, где большинство родителей не может позволить себе купить сладости своим детям. Особенно Клаас, который доехал с нами до Кабула, был с ним на короткой ноге. Он прилетел на несколько недель позже нас. Ему потребовалось больше времени, чтобы продать своего "жука", а по дороге через Пакистан сумасшедший в автобусе чуть не откусил-ему ухо. Его заставили лечь в местную больницу, и пребывание там его почти прикончило. Он так долго приходил в себя, что смог приехать только сейчас. Может быть, это от Клааса кашмирец узнал, как нежно я люблю своих родителей и брата. Во всяком случае, однажды он пришёл к нам в комнату, как раз когда мы были под действием очень сильного ЛСД и поэтому очень открыты и легко подвержены влиянию. Он целиком завоевал моё доверие, сказав много прекрасного о моём отце, о том, какой он замечательный человек, и затем начал описывать силу лам, пришедших в Кашмир из Тибета. Он рассказывал об их победах в магии над индуистскими священниками, - и вообще говорил всякие фантастические и сногсшибательные вещи, которых мы никогда раньше не слышали. Мы чуть не падали со стульев от волнения и спонтанной веры, получая из первых рук сведения о чудесных явлениях, которые тогда были так важны для Запада. Он сказал нам, что на следующий день к нему должна прийти женщина, обладающая всеми этими силами. Если у нас найдётся немного денег для неё, она зажжёт масляные лампы в святых местах в горах, и мы будем защищены от всех видов препятствий и опасностей. Ещё он посоветовал нам носить серебряные браслеты, что хорошо скажется на нашей печени. В это время я как раз приходил в себя после своего второго гепатита, Ханна - после первого, так что, сказав это, он опять попал в точку. Мы больше ни за что не хотели болеть этой немилосердной болезнью.

На следующий вечер мы, как и планировали, вылетели обратно в Европу. Мы выбрали окольный, но более дешёвый маршрут через Восточный и Западный Пакистан, чтобы избежать встречи с индийской таможней Индийские чиновники в аэропорту имеют тенденцию относиться к Непалу как к части Индии, и они могли бы придраться к нашим покупкам. Мы воображали себя владельцами нескольких ценных древних тибетских статуй и свитков с изображениями Будд, хотя сделали ошибку начинающих, больше обращая внимание на патину (появления которой обычно добиваются, подержав статую несколько недель в дымоходе или в земле), чем на точность и качество исполнения. Почти ничего из того, что оценили и выбрали наши красные глаза курильщиков гашиша во время этого путешествия, не украшает сегодня наши центры. Эти изображения не точны и не могут поэтому способствовать Просветлению. Для того чтобы они приносили уму настоящую пользу, художник должен соблюдать правильные пропорции и использовать определённые цвета, которые очень, точно описаны в текстах. Только изображения и статуэтки Будды по имени Долкар всегда были у нас первоклассными: это "Белая Освободительница", которая с самого начала являлась нам в столь многих формах. Она спасла мне жизнь на горном склоне в Южной Африке, проявив после этого своё силовое поле, и в форме Дукар или Белого Зонта она защищает сейчас моих учеников и меня самого во время быстрой езды в разных частях мира.

В ходе этих трёх удивительных недель у нас всё получалось, и мы не могли желать лучшего. Всё это увенчалось радостным завершением: к нам в гостиницу пришла женщина, о которой говорил кашмирец. Мы видели её недолго, перекинулись всего парой слов и остались под большим впечатлением от её красивых глаз Будды и исходившего от неё невероятного спокойствия. Мы попросили кашмирца передать ей 20 долларов в конверте. Клаас, отца которого не хвалили, более трезво смотрел на кашмирца и считал меня сумасшедшим. Он сказал, что лучше бы мы купили в Афганистане на килограмм больше гашиша за половину непальской цены. В последний момент подвернулась возможность купить серебряные браслеты.

До этого мы тщательно исследовали магазинчики Катманду, но тщетно, пока кто-то не посоветовал нам поискать в тибетском лагере. Хотя времени было очень мало, мы рискнули отклониться от прямого пути в аэропорт, и через десять минут перед нами предстала величавая женщина с двумя браслетами из чистого серебра весом в 170 грамм, красивой работы, и запросила по 10 долларов за штуку. Прикоснувшись к ним, мы почувствовали что-то вроде лёгкого пульса, бьющуюся в них живую силу. С тех пор за все эти годы мы встретили только один такой же. Стоит ли говорить, что мы покидали Непал с решением вернуться.

Во время короткой остановки в Кандагаре мы взяли гашиш, который дожидался нас в гостинице у Али, и полетели через Тегеран в Рим, где нашли машину, которую нужно было доставить обратно в Копенгаген. Через 20 часов мы были на датской границе, где для начала устроили небольшую проверку, спрашивая, нет ли для нас каких-нибудь писем. Обошлось без трудностей, несмотря на девушку, которая о нас проговорилась. Тогда мы с облегчением пересекли границу обратно и вернулись в Данию с гашишем.

Наше первое пребывание в Непале продолжалось меньше месяца, но какая-то часть нас так и оставалась там. Впечатления проникли очень глубоко и стали окрашивать всё в нашей жизни. Внешне наше поведение не особенно изменилось, но мы чувствовали, что внутри произошло что-то значительное.

Через несколько дней после нашего возвращения серьёзно заболел наш сосед Йорген. Он жил вместе с нами и ещё несколькими друзьями в старом доме напротив набережной Христианс-Хавн в живописном старом Копенгагене. Он потерял сознание на лестнице. Йорген выглядел жутко: тёмно-жёлтое лицо и красно-коричневые глаза. У него была тяжёлая форма гепатита. Я отнёс его домой и, держа его, пока он мочился, увидел, что у него густая, коричневая моча. Он второй раз болел этой изнуряющей болезнью, и я очень сочувствовал ему. Мы познакомились как равные соперники в кулачном бою несколько лет назад и позднее стали близкими друзьями. Общими интересами были гонки на мотоцикле и наркотики, и он, как и я, занимался боксом и выиграл большинство или все из своих 42 боёв. Поскольку для этого ему нужна была энергия - больше, чем обычно бывает у курильщиков гашиша, - он часто помогал себе амфетамином, повышая тем самым свою выносливость. Теперь он, видно, укололся одной иглой с кем-то больным, и результат не замедлил сказаться. Вспомнив слова кашмирца о том, что наши браслеты помогают от болезней печени, я надел ему на руку свой браслет, перед тем как перейти через лестничную площадку к себе.

На мгновенье я остановился перед зеркалом для бритья, висевшим на двери, и рассеяно взглянул в него. Моментально меня пронзила колоссальная энергия, как будто я попал под ток высокого напряжения. Я стоял как столб, а все мои мысли и ощущения поглощал лучистый свет. Не знаю, сколько я простоял в узком коридоре, но когда пришёл в себя, то почувствовал себя выжатым и сбитым с толку. Это произошло без химикатов и было сильнее, чем то, что я испытывал под большими дозами кислоты. Только тогда, во дворе старого дома, я пережил нечто подобное по своей интенсивности. Спустившись вниз в общественные бани, находившиеся за углом, я долго стоял под струями воды и думал: "Что всё это было? Откуда этот свет?"

На следующее утро мы с Ханной пошли к Тому. Его лицо и глаза приняли естественный цвет, а моча, по его словам, была кристально чистой. Ночь прошла в ярких сновидениях, которые велели ему не играть больше с иглами. Это было настоящее и совершенное чудо! Такого не случается с заражённой печенью, обычно требуются месяцы для восстановления. Мы были несказанно счастливы. Было только одно возможное объяснение: браслеты действительно обладают целебной силой.

Мы всё ещё рассуждали, стараясь установить возможные причины этого события, когда в дверь постучали. За дверью стояла Дженни - наверное, самое несчастное существо на свете. Она сказала только: "У меня желтуха".

Сюрприз за сюрпризом. Мы не видели Дженни несколько месяцев, она никак не могла знать о том, что только что произошло, но её как бы притянуло к нам. Хотя она была в очень скверном состоянии, браслет Ханны вылечил её за неделю, и позднее она описывала нам, что видела "свет благодати", как она это назвала. Она выросла на западном побережье Дании, где живут рыбаки. В этой части страны всё ещё сильно христианство и используются подобные выражения.

Мы с Ханной были на седьмом небе. Возможность помогать другим была невероятной радостью, и случаи исцеления продолжились. Той осенью 1968 года полностью вылечились более 20 наших друзей, склонных к наркотикам. Мы с Ханной часто ощущали приводимые в действие исцеляющие энергии, а иногда у нас появлялись странные мысли, необычные для нас, - возможно, они передавались нам от тех, кто носил браслеты. Ничто не могло сравниться с интенсивностью этих событий, и даже наши регулярные поездки в Ливан поблекли на их фоне. Мы продолжали ездить туда больше по привычке и потому, что наши друзья этого от нас ожидали. Дело шло к скорому возвращению в Непал, и в первый день зимних каникул, когда моих учеников отпустили более чем на месяц, мы снова отправились на восток.

Поиск по сайту: