Судебный пристав

Филипп ПУЛМАН

ТИГР В КОЛОДЦЕ

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая

Судебный пристав

Солнечным осенним утром 1881 года Салли Локхарт стояла во дворе собственного дома, наблюдала за маленькой дочерью и думала о том, что дела идут отлично.

Она ошибалась, однако узнать об этом ей предстояло лишь спустя двадцать минут. Человек, собиравшийся принести Салли дурную весть, был еще в пути. Ну а пока она была счастлива и отчетливо это ощущала, что вообще-то происходило с ней не часто; обычно она была слишком занята, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

Счастлива она была во многом благодаря своему дому — большому зданию эпохи Регентства, располагавшемуся в Твикенхеме и называвшемуся Фруктовым домом. Дом был большой, просторный, с железными балконами и застекленной верандой. Окна веранды выходили в сад, на большую лужайку, окруженную старой кирпичной стеной. По одну сторону от стены были разбиты цветочные клумбы, росли фиговое дерево и ползучий виноград, а по другую — несколько старых яблонь и слив, которые и дали дому его название.

Рядом с фиговым деревом стояло любопытное сооружение, похожее на веранду со стеклянной крышей, однако открытое со всех сторон. Внутри находилось что-то типа большой игрушечной железной дороги, рельсы лежали на подмостях, возвышаясь над землей почти на метр. Все это было построено ради фотоэкспериментов и требовало доделки, но Салли ждала, когда вернутся ее друзья.

Счастлива она была и потому, что у нее были отличные друзья: Вебстер Гарланд, шестидесятипятилетний фотограф — ее партнер (название фирмы «Гарланд и Локхарт» объединяло их имена) и двадцатилетний Джим Тейлор, двумя или тремя годами моложе ее, — они заменяли ей семью. У Джима с Вебстером все было общим — дом, приключения; они считали себя богемой, делали все, что им вздумается, были верными и преданными товарищами и сейчас находились в Южной Америке. Каждые несколько лет Вебстер Гарланд поддавался своему желанию отправиться в какую-нибудь неисследованную часть света, чтобы пофотографировать. На этот раз Джим поехал с ним, и Салли осталась одна.

Правда, не совсем одна. В доме жила — еще один повод быть счастливой — прислуга: горничная Элли, кухарка миссис Перкинс и Робертс — садовник и одновременно конюх. Кроме того, Салли держала магазин фотопринадлежностей на Черч-стрит, куда приезжала раз в неделю проверять счета. А еще у нее было свое дело в Сити: она занималась финансовым консультированием — вопреки мнению тех, кто считал, что женщинам это не под силу, что им не подобает заниматься подобными вещами, если они не хотят растратить свою женственность, и что ни одна особа, если она, конечно, в своем уме, не затеет ничего подобного. Дел у Салли было так много, что пришлось взять помощницу: сухощавую ироничную девушку по имени Маргарет Хэддоу; Маргарет окончила университет и тоже была феминисткой. Еще у нее работала восемнадцатилетняя девушка, которую Салли наняла няней для своей дочери, звали ее Сара-Джейн Рассел. Покладистая, милая Сара-Джейн была влюблена в Джима Тейлора (правда, об этом не догадывался никто, даже сам объект ее воздыханий).

Однако главной причиной для счастья была ее дочь. Харриет исполнился год и девять месяцев. Она ощущала себя центром мироздания, была эгоцентричной и настолько уверенной во всеобщей любви и внимании к себе, что просто искрилась радостью, как источающее свет солнце. Ее отец, Фредерик Гарланд, племянник Вебстера Гарланда, никогда не видел своей дочери, потому что погиб во время пожара в ночь ее зачатия; будь он жив, Салли звалась бы миссис Гарланд, а Харриет была бы ее законнорожденной дочерью. Любовь Фредерика Салли завоевывала упорно, не жалея сил. Поэтому к Харриет она испытывала очень глубокие чувства — это была его кровь, его жизнь. Салли никого и никогда не любила так сильно, она и не мыслила себя без такой любви. Сразу после смерти Фредерика, когда и бизнес их приказал долго жить, она не находила в себе сил существовать дальше, но, ощутив внутри упрямый сгусток жизни, не желавший сдаваться, поняла, что должна найти силы, мало того — просто обязана. Если попытаться забыть о той бездне, что разверзлась в ее душе после смерти Фредерика, жизнь наладилась — она была настолько хороша, насколько вообще могла быть хороша жизнь матери-одиночки во времена королевы Виктории; уж, по крайней мере, лучше участи многих женщин, страдавших в несчастливом браке. У нее были деньги, независимость, друзья, дом, интересная работа и была ее драгоценная Харриет.

Салли сорвала пару недавно созревших плодов инжира и понесла их на лужайку. Сара-Джейн сидела на деревянной скамейке, которую смастерил Вебстер, и что-то вышивала, а Харриет помогала плюшевому медвежонку забраться по веревке, чтобы раздобыть немного воображаемого меда. Салли подсела к Саре-Джейн.

— Хочешь инжира? — спросила она, протягивая плод.

— Да, — ответила няня, — спасибо.

Неожиданно Салли увидела у ворот незнакомца. Он стоял и смотрел в какую-то бумагу. Затем открыл калитку и направился к парадному входу, скрывшись за домом.

— Хэтти, возьми инжир, — сказала Салли.

Харриет, завидев лакомство, бросила медвежонка и оказалась тут как тут. Она подозрительно разглядывала красную мякоть с крошечными зернышками. Салли сама откусила кусочек.

— Вот так, — заметила она, — не попробуешь — не узнаешь, каково это на вкус. И мишку угости. Они покормили медвежонка, потом Харриет надкусила инжир и тут же изъявила желание доесть все, что осталось.

— Она так быстро растет, — сказала Сара-Джейн. — Смотрите, платьице уже маловато. Скоро придется покупать новое.

— Надо измерить ее рост, — ответила Салли. — Сделаем зарубку на стене, да, Хэтти? Посмотрим, как ты выросла.

— Инжир, — тоном, не терпящим возражений, потребовала Харриет, протягивая руку Саре-Джейн. — Инжир, пожалуйста.

Салли рассмеялась:

— Нет, это инжир Сары-Джейн. Смотри, а вот Элли с гостем.

Харриет по-хозяйски обернулась посмотреть, кто удостоил их своим визитом на этот раз. Элли шла через лужайку, а за ней следовал тот самый незнакомец. Как успела заметить Салли, это был худощавый мужчина средних лет, в поношенном коричневом костюме и котелке. В руке он держал большой белый конверт.

— Мисс Локхарт, — неуверенно начала Элли, — джентльмен сказал, что должен видеть вас лично.

— Мисс Локхарт? — Мужчина приподнял котелок.

— Да, — ответила Салли, — чем могу быть полезна?

— Мне велено передать это лично вам в руки, мисс.

Он протянул ей конверт. Салли увидела на нем официальную красную печать. Она машинально взяла конверт — сложно не взять какую-то вещь, когда тебе ее протягивают; вежливостью людей так легко пользоваться.

Мужчина еще раз приподнял котелок и повернулся, собираясь уйти. Салли встала.

— Пожалуйста, постойте, — сказала она. — Кто вы? И что это?

— Внутри все написано, — ответил незнакомец. — А что до меня — я всего лишь судебный пристав, мисс. Дело сделано, и мне пора, иначе опоздаю на поезд. Прекрасная нынче погода…

С едва уловимой нервной усмешкой на губах он повернулся и направился к воротам. Элли, обеспокоенно взглянув на Салли, поспешила за ним.

Харриет, разочарованная невниманием незнакомца к своей персоне, вернулась к медвежонку и меду. Салли опустилась на скамейку. В ее душу закралось сомнение: зря она, должно быть, так покорно приняла этот конверт. Но можно ли отказаться от судебной повестки? С другой стороны, принимая повестку, не показываешь ли ты, что знаешь о ее содержании? Ох, это какой-то бред. Просто чья-то ошибка.

Она разорвала жесткую бумагу и вынула большой, аккуратно сложенный документ. Вверху страницы красовался тисненый королевский герб, под которым каллиграфическим почерком были выведены абзац за абзацем. Салли начала читать.

Отделение Высокого суда по наследственным делам, по делам разводов и по морским делам.

3 января 1879 года проситель Артур Джеймс Пэрриш сочетался законным браком с Вероникой Беатрис Локхарт (в дальнейшем именуемой «ответчик») в церкви Святого Фомы в Саутхеме, графство Гемпшир.

От изумления Салли не могла вымолвить ни слова. Это просто нелепо. Вероника Беатрис — ее собственное имя, на которое она, правда, не отзывалась; даже Фредерику, отцу Харриет, в свое время сразу объяснила, что она Салли и другого имени не признает. Но… сочеталась браком? Кто-то заявляет, что женат на ней?

Она стала читать дальше:

Раннее проситель и ответчик проживали вместе по адресу: Телеграф-роуд, 24, Клэпхем.

В настоящее время проситель живет в Англии и Уэльсе, по роду деятельности — комиссионер, найти его можно по адресу: Телеграф-роуд, 24, Клэпхем. Ответчик является консультантом по финансовым делам и проживает во Фруктовом доме, Твикенхем.

Единственный ребенок в семье — Харриет Роза…

Салли отложила бумагу.

— Это просто глупо, — вымолвила она. — Наверное, чья-то дурацкая шутка.

Сара-Джейн взглянула на нее. Салли увидела в ее глазах немой вопрос.

— Это прошение о разводе, — сказала она и засмеялась.

Но это был нервный смех, и Сара-Джейн даже не улыбнулась.

— Довольно дорогостоящая шутка, — заметила она, — ведь мы живем за тридевять земель. Дочитайте до конца.

Салли вновь подняла бумагу. У нее тряслись руки. Не веря своим глазам, она прочитала еще несколько абзацев и дошла до раздела, именуемого Приложение.

Несмотря на то что в руках она держала официальный документ, поверить в его правдивость было невозможно. В нем пересказывалась история никогда не существовавшего брака: как Салли и мистер Пэрриш поженились и поселились в Клэпхеме, как у них родилась Харриет (дата ее рождения, по крайней мере, была указана верно); как Салли упорно и настойчиво изводила «мужа» своей жестокостью, его деловых партнеров — презрением, а гостей — пренебрежением, пока он не счел невозможным приводить кого-либо в свой дом — он не был уверен, что жена примет гостей достойно; как она начала пить и неоднократно появлялась в обществе, будучи навеселе (подробности прилагаются, как и имена свидетелей); как она обращалась со слугами, так что три горничные ушли от них, даже не оставив записки (имена и адреса прилагаются); как она растрачивала деньги, заработанные «мужем», и как настояла, вопреки его желанию, начать свое дело; как он пытался ее урезонить, спасти положение и как был внимателен к ней; как вскоре после рождения ребенка она покинула дом и забрала с собой дочь; и что она недостойна воспитывать их дитя, потому что является особой сомнительных моральных принципов, сожительствует с двумя неженатыми мужчинами (имена прилагаются); и дальше в том же роде. Исписанных мелким почерком страниц было пять, но Салли отбросила документ в сторону, прочитав лишь две из них.

— Поверить не могу, — сказала она, с трудом контролируя свой голос.

Сунув бумагу Саре-Джейн, Салли встала и с отрешенным видом прошла в дальний конец сада, сорвала веточку яблони и разломала ее на маленькие кусочки. Казалось, будто кто-то прокрался в ее жизнь и осквернил своим присутствием. Неужели любой вот так запросто может вылить на нее ушат грязи? Нет, это было невыносимо. Она не могла в это поверить.

Но худшее было впереди. Салли услышала, как вскрикнула Сара-Джейн, и быстро обернулась.

Та держала в руках последний раздел документа. Он был озаглавлен Прошение.

Салли взяла бумагу и снова села. Ноги не держали ее.

На странице было написано:

Таким образом, проситель ходатайствует:

чтобы вышеупомянутый брак был расторгнут;

чтобы истцу немедленно доверили опеку над ребенком — Харриет Розой;

чтобы…

Этого было достаточно. Салли больше не желала читать. Кто-то, какой-то незнакомец, этот Пэрриш, этот лгун, безумец, хотел забрать ее ребенка!

Харриет сидела на траве в пяти шагах от нее. Она играла с обрывком веревки, что когда-то дал ей Вебстер, и наблюдала, как веревка все норовит свернуться в колечко. Рядом, забытый, лежал медвежонок. Девочка была полностью поглощена этой диковинной веревочкой. Салли вскочила, подбежала к своей малышке и нетерпеливо сжала ее в объятиях; она знала свою силу и постаралась не сделать дочке больно, просто ей хотелось, чтобы ее ребенок был в этот момент так близко к ней, как это только возможно.

Харриет не сопротивлялась — с объятиями приходилось мириться. Наконец Салли поцеловала и отпустила ее, осторожно поставив на землю. Харриет подобрала веревку и продолжила игру.

— Я еду в город, — сказала Салли Саре-Джейн. — Надо отвезти письмо моему поверенному. Это чепуха, конечно. Человек, видимо, не в своем уме. Но я немедленно должна встретиться с адвокатом. Это дело будет…

— …слушаться через две недели, — продолжила Сара-Джейн, — в Королевском суде. Здесь так написано.

Салли взяла документ. Ей не хотелось к нему прикасаться. Она положила повестку обратно в конверт, поцеловала Харриет, потом поцеловала еще раз и третий и пошла собираться на поезд в Лондон.

Адвокат Салли, мистер Темпл, ее помощник в делах и старинный друг ее отца, умер годом раньше. Его партнера в фирме — некоего мистера Эдкока — Салли едва знала. Он ей не очень нравился, но сейчас было не до этого. Эдкок казался ухоженным молодым человеком, из тех, кто старается заслужить одобрение старших товарищей, а потому во всем копирует их — в мыслях, поведении и манере одеваться. Мистер Темпл нюхал табак, и это выглядело вполне естественно. Мистер Эдкок тоже увлекался нюхательным табаком, но у него это выглядело нелепо. Хорошо еще, Салли не видела молодого адвоката в клубе — она очень удивилась бы его консервативным взглядам и тому, что они становились еще более консервативны и высказывались гораздо громче, когда рядом оказывался кто-либо из почтенных пожилых членов клуба.

Когда Салли пришла, мистер Эдкок был занят с другим клиентом, поэтому она подсела к старому клерку, мистеру Байуотеру, работавшему в фирме уже пятьдесят лет. Он был посвящен в дела Салли гораздо лучше мистера Эдкока, а поскольку она была на взводе, то не могла удержаться от рассказа о том, что с ней приключилось. Старик спокойно выслушал ее. Она опасалась его острого языка, однако, высказавшись, почувствовала, что на душе стало легче.

— Боже ты мой, — вздохнул он, — почему же вы не рассказали мистеру Темплу о дочери?

— Потому что… О, мистер Байуотер, понимаете ли, он тогда болел. К тому же мне было небезразлично его мнение. И я не хотела, чтобы он стал хуже ко мне относиться.

— Мистер Темпл любил вас за ум, — сказал Байуотер, — а не за безгрешность. Надо было сказать ему. У вас есть завещание? Думаю, нет. Кто у этого человека в поверенных? Грант, Мюррей и Гирлинг… Хм… я подумаю, что можно предпринять. По-моему, мистер Эдкок уже освободился.

Он поднял голову, прислушиваясь, затем открыл дверь и сообщил о ее приходе.

Мистер Эдкок был сама учтивость. Это чисто деловые отношения, напомнила себе Салли, он просто адвокат, искушенный в вопросах права, а какие у него манеры — не имеет значения.

Она как можно подробнее пересказала все факты, начиная с Харриет. Мистер Эдкок слушал, и его лицо становилось все мрачнее. Иногда он делал какие-то пометки на бумаге.

Затем взял документ и прочитал его, пока Салли сидела рядом, спокойная, невозмутимая.

— Здесь содержатся серьезные заявления, — начал он, дочитав до конца. — Проситель говорит об измене, растрате денег, пьянстве, даже о… Мисс Локхарт, могу я поинтересоваться, вы пьете?

— Пью ли я? Иногда позволяю себе бокал хереса, но какое это имеет значение?

— Мы должны твердо стоять на ногах. Например, эти слуги, об увольнении которых идет речь: знай мы точно, что случилось, нам удалось бы построить убедительную защиту.

Салли охватило смятение.

— Мистер Эдкок, никаких слуг не было. Я никогда не жила — как там? — на Телеграф-роуд в Клэпхеме. Я никогда не была замужем за этим мистером Пэрришем. Это выдумки. Он все сочинил. Это полная чушь.

Он посмотрел на Салли со знакомым ей выражением: насмешливым, снисходительным, выражением всезнающего человека. Это была гримаса мистера Темпла, но у того она была подкреплена настоящим чувством юмора и действительно глубокими знаниями.

— Позвольте профессионалу решать, что в этом деле важно, а что нет, — сказал адвокат с улыбкой. — Естественно, стержнем нашей защиты будет тот факт, что брака в помине не было. Но мы должны предусмотреть все возможные варианты, не так ли? Будет крайне опрометчиво оставить без внимания какую-либо деталь. Нам нужно продумать все: мелочи, чтобы дать судье их полное обоснование. Итак, в первую очередь…

Он достал из шкафа лист бумаги и открыл серебряную чернильницу. Кроме нее и пресс-папье, на его столе больше ничего не было. Салли нравилось, когда на письменном столе лежали книги, бумаги, карандаши, сургуч и другие атрибуты рабочего места, как у нее самой; но хватит сравнивать, сказала она себе.

Мистер Эдкок макнул перо в чернила и слегка прикоснулся им к краю чернильницы, дабы не взять слишком много.

— Итак, — начал он, — когда вы познакомились с мистером Пэрришем?

Салли глубоко вздохнула:

— Я не знакома с мистером Пэрришем. До сегодняшнего утра я никогда о нем не слышала. Мистер Эдкок, при всем уважении к вам, не думаю, что стоит терять время на эти бредни. Единственное, что имеет сейчас значение, — замужем я за ним или нет, а я не замужем, это точно.

— Конечно, конечно, — ответил мистер Эдкок, — это основной пункт защиты. Это верно. Ему придется доказать, что супружество имело место, а если, как вы утверждаете, такового не было, то нет ни свидетельства о браке, ни записи в метрической книге церкви Святого Фомы в Саутхеме в графстве Гемпшир. Но видите ли, в письме говорится, что вы не вправе воспитывать своего ребенка; разве вы не хотите, чтобы ваши доводы не вызывали сомнений?

— Хочу. Но он не имеет права сомневаться в них.

— Он уже поставил их под сомнение. Именно поэтому мы должны принять во внимание все детали. Не надо ничего скрывать, мисс Локхарт.

— Мне нечего скрывать!

— Вы скрыли факт рождения дочери, — сказал он, вперив в нее взгляд.

Она ничего не ответила. Затем тяжело вздохнула.

— Хорошо, — сказала она и, сделав над собой усилие, выпрямила спину, — как скажете, мистер Эдкок. С чего начнем?

Спустя полтора часа Салли с усталым видом вышла из кабинета мистера Эдкока, складывая листки бумаги, исписанные его аккуратным почерком, и решила попрощаться со старым клерком.

— Мистер Байуотер, а чем занимается комиссионер? — спросила она.

— Пэрриш утверждает, что он комиссионер? — переспросил клерк. — Ну, скажем, человек на государственной службе в Индии, в Калькутте, и он хочет отправить домой посылку, чтобы его пожилая маменька получила ее у себя в Литлгемптоне. Трудное дело. Посылок — море. Комиссионер следит за тем, чтобы все дошло по назначению. Или кто-то впервые едет на Восток. По делам. Он хочет быть уверен, что образцы его новой двухтонной гребенчато-шурупообразной паровой открывалки для бутылок доставили в Шанхай, чтобы он мог показать местной шишке, как она действует. Всем этим занимается комиссионер. Договаривается о доставке, страховке, хранении, погрузке и всем прочем. Получает комиссионные. Решает все вопросы. Некоторые работают свахами. Собирают группу невостребованных невест, грузят на корабль, высаживают в Бомбее. Возможно, потом получают вознаграждение от женихов. Скажем, кусочек свадебного торта. Подписывают контракты, покупают что-нибудь для вас или продают, обменивают вам деньги, выправляют паспорт, достают билет на поезд в Сибирь, заказывают ложу во владивостокском мюзикхолле, договариваются о вашей встрече с Далай-ламой, записывают вас на чемпионат по покеру на каком-нибудь теплоходе, идущем по Миссисипи, — в общем, чего только ни делают. Интересная жизнь. Разнообразная. Кстати, у него контора на Блекмур-стрит. Недалеко от Друри-лейн.

— Правда? — спросила Салли. — Пожалуй, схожу туда. Он этого не ожидает.

— Боюсь, тогда мистеру Эдкоку придется разбираться в суде с убийством, — улыбнулся старый клерк. — Лучше не ходите. Вам там делать нечего. Ваша позиция: вы с ним в браке не состоите, никогда о нем не слышали и не понимаете, о чем он говорит. Не поддавайтесь на провокации. Пусть волнуется он.

— А он волнуется?

— А как же? Он утверждает заведомую ложь. Поверит ли в нее суд, будет зависеть от вашей реакции. Кого нанял мистер Эдкок?

— Для выступления в суде? Некоего мистера Коулмена. Видимо, он настоящий профессионал.

— Все они профессионалы, все со званием королевского адвоката. А иначе вся законодательная система рухнет, правда? Ведь этого нельзя допустить.

Мистер Коулмен был королевским защитником, выдающимся адвокатом. Мистер Эдкок, как поверенный, не мог сам появиться в Высоком суде, поэтому передал ему дело Салли. Она надеялась, что Коулмен справится; выбора у нее не было.

Без Джима Тейлора, пребывавшего в Южной Америке (последнее письмо пришло из Манауса, они как раз собирались с проводником в джунгли), Салли не могла разузнать что-либо о мистере Пэррише, не обратившись к профессиональному агенту. Ясное дело, Пэрриш был хорошо осведомлен о ее жизни, и Салли бросало в дрожь от мысли, как долго и тщательно, должно быть, кто-то копался в ее прошлом. Все было сделано правильно: для нападения выбран момент, когда она осталась одна, без друзей, способных дать показания в ее пользу; в то время, когда якобы был заключен этот брак, Салли занималась опасным расследованием по делу одного производителя оружия, и мало кто тогда ее видел, — сложно будет доказать, что она не была в тот день в церкви. Пэрриш правильно указал адрес ее офиса, день рождения Харриет; он знал, сколько денег она вложила и куда.

На самый главный вопрос Салли еще не ответила. Но пока она брела от адвокатской конторы по Стрэнду в сторону Друри-лейн, он все настойчивее звучал в ее голове: зачем? Зачем ему это нужно? Зачем?

Медная табличка на двери дома на Блекмур-стрит ни о чем ей не сказала, кроме того, что Артур Пэрриш, комиссионер, делит помещение с «Г. Симонидес Лтд». — англо-левантинской торговой компанией, а также с Т. и С. Уильямсонами — импортерами специй. Лучше здесь не задерживаться: Пэрриш наверняка знает, как она выглядит, и…

Ну и что, если он ее увидит? Она уже ведет себя, как преступница. Она вовсе не должна чувствовать себя виноватой. Так и с ума сойти недолго.

Салли вернулась на Стрэнд. В доме номер 223 располагалась оружейная лавка.

— Я хочу купить пистолет, — обратилась она к усатому продавцу мрачного вида.

— Учебный пистолет, мисс?

— Револьвер.

Учебные пистолеты были легкими, однозарядными, из них обычно стреляли в помещении; эффективны они были на дистанции до десяти метров. У Салли уже было два таких, но сейчас она желала приобрести что-нибудь посущественней. Она осмотрела «Уэбли-Прайс», «Трантер», поколебалась, глядя на кольт, и в конце концов остановила свой выбор на «Британском Бульдоге» — никелированном пятизарядном револьвере, который обладал не только достаточной убойной силой, но и был подходящего размера, чтобы уместиться в кармане.

— У него сильная отдача, мисс, — сказал продавец. — Руке больно, если с непривычки. Целиться надо пониже, иначе промахнетесь.

— Я бы взяла кольт, — ответила Салли, — но он слишком большой. А этот в самый раз. Я привыкну — мне приходилось немало стрелять. И пятьдесят патронов, пожалуйста.

Все это обошлось ей немногим более четырех фунтов. Она завернула пистолет, коробку с патронами и, к большому удивлению продавца, забрала их с собой; обычно дамы и господа договаривались о доставке покупки на дом — не таскать же оружие по улице. Но Салли сейчас было не до аристократических замашек. Как она и сказала, стрелять ей приходилось немало. Обучал ее отец, от него в подарок на четырнадцатилетие она получила первое оружие — легкий пистолет бельгийского производства. Дважды в жизни ей приходилось стрелять и в людей. Первый раз, когда ей было шестнадцать, — в человека, убившего ее отца и угрожавшего ей самой. Звали его Ай Линь, он был главарем тайного китайского общества. Наполовину голландец, под именем Хендрика ван Идена он нелегально перевозил опиум на кораблях мистера Локхарта без его ведома. Когда они ехали в кебе в районе Ист-Индских доков, Салли пришлось выстрелить в него, чтобы он сам ее не убил. Погиб он или нет, она не знала, так как, ужаснувшись содеянному, убежала прочь, а тела так и не нашли. Она считала, что Ай Линю удалось перебраться на Восток.

Второй раз Салли мстила за смерть Фредерика Гарланда. Она выстрелила в механизм чудовищной паровой пушки, надеясь, что во время взрыва погибнет и ее производитель — Аксель Беллман, и она сама. Однако Салли осталась жива, чему сейчас была безмерно рада. А вот Аксель Беллман погиб. Мучимая угрызениями совести из-за совершенного убийства, Салли поклялась никогда больше не применять оружия, не допустить, чтобы насилие других толкнуло ее на ответное насилие.

Но ничего не вышло. Видимо, ей предстоит немало расследовать и здорово потрудиться, прежде чем состоится слушание дела; а если дойдет до грубого выяснения отношений, она должна суметь постоять за себя.

«Но все же: зачем? Что ему нужно? Что я ему сделала? Почему? И вообще — кто он?»

Поиск по сайту: