О нерушимости клятв и о том, в какие передряги умеют попадать легкомысленные девушки

В короб не лезет, из короба нейдет, и короба не отдает.

(Пословица о глупости)

В охотничий домик Михай вернулся под вечер. Насвистывая, вбежал по ступеням на верхний этаж, скинул плащ прямо на перила лестницы и веселым вихрем ворвался в столовую.

-- Нагулялся, братец-волчок? -- Голос Влада сочился ядом. -- А мне чем прикажешь заниматься, пока ты девиц на природе соблазняешь?

Дракон был бледен, под глазами залегли глубокие тени, манжеты рубахи пестрели ржавыми пятнами подсохшей крови.

-- Вызывал демона и не рассчитал силы? -- решив оставить колкость без ответа, кивнул Михай на перевязанные запястья господаря. -- И теперь без посторонней помощи не можешь поесть приготовить?

-- Было бы из чего. Твоя протеже изрядно проредила наши запасы.

-- Ой, не смеши, -- махнул рукой Михай, присаживаясь к столу. -- Много ли ей надо, такой малышке? Ползернышка в день?

-- Она не просто девушка, -- синие глаза Влада были серьезны. -- Она маг ветра, неопытный, неинициированный, но маг. Уж можешь мне поверить, после каждого призыва стихии на нее нападает такой жор, что... Кстати, как тебе понравилась сфера земли?

На столешницу с глухим звуком упала янтариновая подвеска.

-- Побрякушка как побрякушка, ничего особенного, -- хозяйственный Михай, не удостоив сферу даже взгляда, поднялся из-за стола и отправился рыться в ящиках с провизией. -- Ты мне когда-то рассказывал, для чего эти камешки нужны, но я уже не помню.

-- Дуболом ты, братчик, -- необидно обозвался Влад и продолжал монотонно, будто читал с листа: -- Все сущее пронизывает своими силами стихийная первооснова нашего мира. Состоит она из четырех элементов: воды, воздуха, огня и земли. И несет вода перемены, земля -- постоянство, огонь -- безжалостно расправляется с прошлым, и связывает их всех ветер -- шальной и непредсказуемый.

Боярин Димитру слушал своего господаря вполуха, очищая от соли добрый кус свиного сала. Рот боярина переполнялся слюной в предвкушении.

-- Ну вот, а ты говорил, есть нечего. Вон и луковица отыскалась, и сухарей полно. Заканчивай вещать, сейчас я тебя накормлю.

Влад послушно умолк, наблюдая за ловкими движениями молочного брата. Михай покромсал луковицу, смахнув скупую мужскую слезу, аккуратными ломтиками нарезал полупрозрачное сало, поискал, куда сложить, и подхватил с дальнего конца стола большое серебряное блюдо.

-- Оставь! -- рявкнул Дракон. -- На нем моя кровь!

Первертыш отскочил от волшебного предмета, как ошпаренный.

-- Не мог прибрать? -- проворчал смущенно, вываливая сало прямо на стол. -- И вообще, гадость какая -- кровавые обряды проводить. Не можешь на какую-нибудь другую дань договориться? Вон у Лутони демон на яблочный сидр являлся.

Влад усмехнулся:

-- Интересная она барышня, наша Лутоня. Или уже твоя?

Михай поставил на стол две чарки и бутыль вина.

-- А тебе-то чего неймется? Ревнуешь?

Дракон помолчал, будто прислушиваясь к себе, и сменил тему:

-- А сферами стихий, мой проницательный друг, издавна владеют четыре семьи элорийских магов, так называемые адепты первого круга.

-- Ты хочешь сказать, что Лутоня как-то связана с тамошней аристократией?

-- Я ничего не хочу сказать. -- Влад резко ударил по дну бутыли, выбивая пробку. -- Я хочу о многом ее расспросить, после того как верну ей память.

Михай подставил свою чарку:

-- Ну, тогда предлагаю выпить за раскрытие тайны!

Синие глаза господаря хитро блеснули:

-- Давай лучше за любовь!

В мгновение, когда моих дрожащих рук коснулись скрюченные пальцы старухи, я охнула. Золотистые нити судьбы оплетали меня, как виноград -- стены беседки, пробираясь, казалось, под кожу, лишая своей воли и привязывая к чужой -- злой и мрачной.

-- Теперь ты моя, девка, -- удовлетворенно бормотала Щура, завершая обряд ведьминой клятвы.-- Моя до самой смерти.

Когда я соглашалась на такую расплату, мне казалось, что из двух зол я выбрала меньшее.

-- Жалеешь, что мое первое предложение не приняла? -- спросила старуха.

-- Пить человеческую кровь, чтобы стать упырем? -- Я старалась говорить твердо. -- Нет уж, лучше клятва.

-- И правильно. -- Ведьма, наконец, отпустила мои ладони. -- В упыря тебе превратить я всегда успею, даже и супротив твоего желания.

Я протерла запястья. Ощущение, что я вымазалась в чем-то липком и грязном, меня не покидало.

-- И что теперь?

-- При мне будешь. А там посмотрим, к какому делу тебя лучше приспособить.

-- А чем вообще бабы в разбойничьей компании занимаются?

-- Ну, это твоя подруженька лучше расскажет. Стеша, подь сюды! -- гаркнула старуха.

-- Ты же дверь изнутри заперла. Или запамятовала? -- мои губы сами собой сложились в брезгливую усмешку. -- Говорят, с возрастом память слабеет.

Она наотмашь хлестанула меня по лицу:

-- За дерзость будешь наказана! Ты теперь никто, меньше, чем никто. Ты вещь -- бесправная, безгласная, и очень легко можешь стать... поломанной. Отвори!

Связка ключей звякнула, ударившись сначала о мою грудь, а потом о земляной пол горницы. Я вздернула подбородок. Врешь, не возьмешь! И тут же вскрикнула от боли -- мои внутренности будто накручивались на колодезный ворот. Перехватило дыхание, потемнело в глазах, я упала на колени и стала шарить руками перед собой. И только когда мне удалось нащупать ключи, боль отпустила. Пошатываясь, я поднялась и отправилась исполнять приказ хозяйки.

Щелкнул замок, я потянула дверь на себя. На пороге, перепуганная и бледная до синевы, стояла давешняя рутенка.

-- Госпожа, Фейн поймал мальчика, -- обратилась она к ведьме, мельком взглянув на меня.

-- Хорошо, -- кивнула старуха, оправляя складки черного платья. -- Значит, от стражников бегать не придется. Вы тут пошепчитесь пока, девки...

Щура отправилась восвояси, бросив мне напоследок:

-- Попробуешь призвать ветер -- умрешь.

Как будто я могу об этом позабыть! Если от простого непослушания меня так скрутило, то что может произойти при прямой попытке нарушить договор? Лучше даже не представлять.

Я проводила взглядом спину старухи и обернулась к товарке:

-- Я вообще-то с тобой поговорить пришла.

Сташа взгромоздилась на ложе, заставив рассохшуюся раму жалобно скрипнуть:

-- И чего?

Я растерялась. А чего я вообще ожидала от нашей беседы? Надеялась, что купчиха мне всю мою подноготную на блюдечке выложит, и жизнь сразу окажется простой и понятной?

-- Мы долго с тобой дружили? -- осторожно начала я. -- Ну, в Рутении.

-- А чего это я должна тебе отвечать? -- Толстуха грузно перекатилась на бок, явив миру крутой изгиб бедра, прикрытого ветхим атласным отрезом. -- Ты мне, что ли, хозяйка?

У меня с глаз будто пелена упала. На купчиху и мужнину жену Стеша не тянула ну никак -- слишком поношена была ее одежда, слишком аляповаты украшения. А чего стоили войлочные чуни, выглядывающие из-под подола, которые рутенка не озаботилась снять, заваливаясь в постель.

-- Для начала прислужи мне, как полагается, помоги ко сну приготовиться -- с мяукающими интонациями продолжала Стеша, приподнимая ногу.

За эту ногу я ее и дернула, стаскивая с кровати. Баба охнула, рухнув спиной на земляной пол. Я, наклонившись, резко ударила ее в солнечное сплетение, выбивая дух, и уселась верхом, намотав на руку длинные рыжие пряди:

-- Я тебе не служка, -- прошипела я в округлившиеся васильковые глаза. -- И у тебя надо мной власти нет! Поняла, кошка драная? Поняла?!

Стеша завизжала, когда я потянула ее за волосы:

-- Да, да! Отпусти! Больно!

Я еще с минуту буравила ее грозным взглядом. Молча. Как учила Дарина. Сейчас я сверху, я главная, я альфа. И пусть моя соперница запомнит этот момент во всех подробностях, чтоб семь раз в следующий раз подумала, перед тем как попытаться унизить.

Запах магии Дарина почуяла лиги за две и во все лопатки помчалась к дому. Она только успела вбежать во двор, когда воздух сгустился, закручиваясь на манер облачного рукава, уходящего широким раструбом в самые небеса, и из вязкой пелены навстречу волчице шагнул Дракон.

-- Домна Мареш... -- Влад изящно поклонился. -- Какая приятная встреча.

Дарина вильнула хвостом и тут же, устыдившись собачьего жеста, обнажила клыки.

-- Я не задержу вас надолго, -- продолжал господарь деловым тоном. -- Мне нужна ваша подопечная.

Волчица мысленно пожала плечами и направилась к дому. Для продолжения разговора надо перекинуться, и лучше это делать не на глазах изумленной публики и поближе к одежде.

-- Дарина, у меня совсем нет времени -- я должен успеть до восхода солнца.

Дверь избушки хлопнула за ее спиной, отсекая вопросы, на которые она все равно не могла ответить, по крайней мере, в этой ипостаси.

Превращение заняло не больше минуты, гораздо дольше пришлось искать раскиданную по горнице одежду. Влад, томящийся у окна, будто преданный воздыхатель, проявлял нетерпение:

-- Где Ленута?

-- Здесь ее нет! -- прокричала домна Мареш, натягивая рубаху. -- В Арад она отправилась, монаршей милости просить!

-- Давно?

Протащив голову сквозь ворот, Дарина оказалась с Драконом лицом к лицу.

-- Как давно ваша подопечная ушла в замок?

-- Да уж седмицу как...У нас покража была, вот она и хотела вас попросить разобраться.

Выражение красивого лица Влада сложно было истолковать. Но на мгновение Дарине показалось, что все его напускное спокойствие, вся недвижимость черт -- всего лишь маска. Чуткие ноздри волчицы уловили едва заметный запах волшбы, будто господарь сдерживает рвущие его на части чувства.

-- Покража? -- наконец равнодушно переспросил Дракон, присаживаясь боком к столу и вальяжно вытягивая ноги чуть не на середину горницы. -- И что же у вас украли?

Стеша как-то уж очень быстро пришла в себя. Будто ее каждый день посторонние девицы уму-разуму учат. Кряхтя, поднялась с пола, отряхнулась, напомнив мне домашнюю курочку, только что оттоптанную петухом, и, как ни в чем не бывало, принялась за уборку.

Честно говоря, ее поведение меня настораживало даже больше, чем безвыходная ситуация, в которой я сама оказалась. Со мной-то все ясно: набедокурила -- изволь ответ держать. Отработаешь должок -- тогда уж можно и на свободу с чистой совестью. Только вот, если судить по отношению ко мне хозяйки, этот светлый миг настанет ох как нескоро. А Стеша... Многое в ней казалось мне неправильным, неестественным. Эти ее переходы от злости к дружелюбию, от простецких манер базарной торговки к воркующим интонациям жрицы любви. И все -- с неменяющимся выражением глаз. То есть лицом она чувства выдавала исправно -- кривила жалостливо рот, поднимала брови в удивлении, морщила нос. Но зрачки ее при этом были огромны и неподвижны.

-- А Фейн -- он хороший, -- щебетала рутенка, перетряхивая постель. -- И не жадный нисколечко. Только не любит, когда бабы ему перечат. Я сперва, пока не подладилась, часто на орехи огребала.

-- Это он, что ли, твой грозный муж?

Я изображала хозяйственную деятельность, перебирая побрякушки, наваленные в дальнем от двери углу. В оружие годился разве что серебряный подсвечник локтя в два длиной. Несмотря на обилие каменьев и прочих непонятных мне излишеств, он очень удобно ложился в руку. Кого я этой красотой огрею -- рыжую товарку или смуглого атамана, я вовсе не думала. Там по ходу дела разберемся. Было б чем.

Я стряхнула пыльный отрез шелка с настенного зеркала и стала отрабатывать грозный замах, сосредоточившись не столько на точности удара, сколько на придумывании самого свирепого выражения лица.

-- Хо-хо! Ты чего кривляешься?

Я резко развернулась. Стеша подавилась смешком.

-- Ты не ответила на мой вопрос.

-- Мой муж меня продал...

По щекам молодки водопадом потекли слезы, и, конечно же, я бросилась ее утешать. Обняв Стешу за плечи и подав ей, заместо носовичка, одну из не очень свежих простыней, я внимательно слушала невеселую историю моей подруги. С одной стороны, мне было ее невероятно жалко, а с другой -- в моей голове поселился какой-то спокойный и расчетливый голосок, который твердил: "баба сейчас размякла, она тебе все выложит, ты только вопросы наводящие задавай да вздыхай участливо".

Расстались мы со Стешей не так чтоб очень хорошо. Как говаривали в нашей родной Мохнатовке, кошка меж нами пробежала. Да не просто кошка, а целый котище -- благоверный подруженькин, купец Еремей. Он, мужик видный и властный, не мог допустить, чтоб его невеста с ведьмами дружбу водила.

-- А песни какие поначалу заводил... -- всхлипывала рутенка, громко сморкаясь. -- За меня, говорит, пойдешь, как сыр в масле будешь кататься, озолочу... А как оженимся, сразу и уедем -- дальние страны посмотришь, диковинки там разные...

Поженились они этой зимой, произнеся клятвы под золочеными сводами Трехликого храма и еще раз закрепив их на бумаге перед деревенским старостой. На последнем настоял Стешин отец -- деревенский мельник, который давал за дочерью неплохое приданое.

-- А я, значит, ведьмой у вас была? -- осторожно поинтересовалась я.

-- Я тогда тоже так думала, -- невесело хохотнула Стеша. -- Пока настоящую ведьму не повстречала -- Щуру старую.

-- И давно ты с ней знакома?

-- Да нет, -- мотнула головой собеседница. -- Где-то в лютне она к ватаге прибилась, на исходе зимы. Фейн сказывал, она ему родичка какая-то -- тетка, что-ли... Я еще порадовалась, когда она появилась, думала, подспорье в хозяйстве будет, а она быстро все к рукам прибрала -- и Фейна, и девок. И мужики все под ее дуду пляшут. Потому как ведьма.

-- Погоди, -- сосредоточенно считала я в уме. -- Ты замуж выходила в начале зимы, а в конце уже с разбойниками бытовала?

-- А недолго с Еремеем любились. Он меня в первом же большом городе сбыл -- привез с обозом, да Фейну в карты и проиграл. Я в ногах у него валялась, умоляла не отдавать меня, а у него глаза совсем оловянные стали. Говорит, "не могу слова порушить, долг, он отдачи требует..." Вот так я среди лиходеев и оказалась, а чего -- люди-то ко всему привыкают, вот и я свыклась. Мне еще повезло, что меня атаман к себе приблизил.

-- Не по-людски это! -- разозлилась я.

-- Конечно, -- согласно всхлипнула Стеша. -- Я же к Еремею со всей душой, а он меня за долги продал.

-- Ты что, корова? -- почти орала я. -- Ты не могла ему в рожу вцепиться и обратно домой уйти?

-- И куда бы пошла? -- взвизгнула страдалица. -- Одна среди чужеземцев? Да и что бы я в деревне сказала? Помогите, люди добрые, меня муж бросил? Чтоб потешались надо мной всей деревней? К тому же, он же не просто от злобы так поступил, а чтоб клятвопреступником не сделаться.

-- Он тебе клялся, когда замуж брал. Заботиться обещал и любить до самого смертного часа. Так что клятвопреступник он и есть. -- Я устало махнула рукой. -- А твой отец пытался тебя от произвола защитить, потому на договоре и настоял. Потому что брачные законы везде чтут. Хочешь, с утра в приказ пойдем -- управу на твоего мужа отыщем?

-- Ты спасти, что ли, меня хочешь? Пожалеть сирую да убогую? -- позабыв про слезы, вскочила рутенка. -- Не нужна мне твоя жалость! Тебе все всегда просто так доставалось -- никогда себя не ломала. Глянешь глазищами, улыбнешься, и все тебе на блюдечке подносят. Ну конечно, кто б против Яги пойти-то решится? Умница-разумница, вишь, выискалась! Красота несказанная! Бабка как тебе рожу-то ни замазывала -- все одно все парни по тебе вздыхали. А за что это тебе? За что?

Из всего словесного потока я вычленила лишь слова "бабка твоя". И именно эти два словечка перекатывались в моих мыслях на манер шерстяного клубка, наполняя сердце теплом. А Стеша меж тем не умолкала:

-- Ну, теперь-то мы на равных. Щура тебя в оборот крепко взяла. И на Фейна особо не рассчитывай -- он мой. Тебя-то он попользует и бросит, а со мной у него серьезно.

-- То есть ты знаешь, что твой сожитель собирается над другой девицей поругание учинить, и в этом ему препятствовать не будешь? -- недоверчиво переспросила я.

-- А чего уж, дело молодое. Мужик погулять завсегда может, потому как кобель по натуре. Только он потом ко мне вернется, а тебя дальше передаст. Вон, к примеру, Жох давно без бабы.

Меня аж замутило от открывающихся перспектив.

-- Это тебе атаман обещал?

-- Выше бери! -- на многозначительно поднятом персте Стеши блестел перстенек. -- Щура сказывала. Так что... Вернется...

Вот только уверенности в словах рутенки не было ни на грош. Боялась она -- и ведьму старую, и полюбовника своего, и того, как дальше дело обернется. И этот ужас, проглядывающий за бравадой, вызывал во мне какую-то брезгливую жалость.

И разговаривать с ней мне не хотелось, и глаза бы мои на нее не смотрели. Поэтому когда наконец-то вернулся атаман, я встретила его чуть не с распростертыми объятиями.

-- Заставил твой пацан за ним побегать, -- устало проговорил Фейн, присаживаясь на постель и вытянув вперед ногу.

Смысл этого маневра стал мне понятен только после того, как Стеша опустилась на колени и стала стаскивать с атамана сапоги. Ага, то-то она меня на такой же героизм, только по отношению к себе, сподвигнуть собиралась. Видно у них, разбойников, принято так -- с кого обувь снимают, тот и главный.

-- Где он? -- спросила я, с преувеличенной покорностью склонив голову.

-- Щура над ним колдует, -- равнодушно ответил Фейн, откидываясь на постели.

-- С мальчиком все в порядке? -- повисли в воздухе мои осторожные слова.

Стеша выпрямилась, прижимая к груди сапоги атамана, и залебезила:

-- А я вот постельку перестелила, сокол мой ясный, чтоб тебе почивалось сладко. Может, принести чего? Винца подогретого или взвару? Так вон, новенькая вмиг метнется -- тебя порадовать.

"Угу! Просто вот стою и мечтаю", -- подумала я, не двинувшись с места.

Атаман задумчиво смотрел в потолок:

-- Ты, рыжуха, давай сама на кухню сгоняй, принеси нам с твоей подругой чего выпить, закусить. Беседа у нас с ней долгая намечается.

Меня кинуло в жар, и вовсе не от гневного взгляда товарки.

-- Вечно не могу запомнить, как этих девок зовут, -- доверительно сообщил мне атаман, когда за Стешей закрылась дверь. -- А как тебя величать?

-- Все равно же забудешь. Буду у тебя "чернушкой" или "подь сюды", или...

Фейн весело заржал:

-- Тебя-то, кареглазая, помнить буду.

Он протянул ладонь для рукопожатия.

-- Лу... Ленута, -- доверчиво поздоровалась я.

Его длинные смуглые пальцы плотно обхватили мою кисть. Резкий рывок. Я, потеряв равновесие, упала вперед, и он, перевернувшись, подмял меня, сжав коленями мои бедра.

Пахло от него неожиданно приятно -- терпкой полынью, солью и разгоряченным телом. Я глубоко вздохнула.

-- Времени у нас немного, -- поделился атаман, деловито распутывая завязки моей рубахи. -- Еще и поговорить серьезно надо. Ты когда беседовать предпочитаешь? До или после?

Я широко улыбнулась:

-- Вместо!

Хорошо ответила, прочувствованно. Одновременно на выдохе заехав ему коленом в пах.

Дарина меня всегда предупреждала, что, несмотря на расхожее мнение, этот удар вовсе не панацея от мужских домогательств. Он скорее что-то вроде признания собственного бессилия. Потому что мужики такого не прощают. По уму сейчас надо было убегать со всех ног, в призрачной надежде, что соперник не перекинется в считанные мгновения и не вцепится тебе в горло. Да где уж тут, ёжкин кот?! От ведьминой клятвы не сильно побегаешь.

Фейн выпучил глаза и сказал:

-- Аарх!

От прямого удара в челюсть я увернулась чудом, вытянув шею на манер заморского животного камелопарда. Оттолкнувшись пятками от кроватной рамы, я смогла выскочить из-под распластанного тела атамана. У того начиналась боевая трансформация -- заострялись черты лица, съеживались ладони, выпуская наружу когти. Перебивая вонь дурман-травы, по горнице поплыл резкий звериный запах. Я бестолково металась, пытаясь отыскать хоть какое-то оружие. Подсвечник куда-то закатился, когда я утешала Стешу, а ничего столь же увесистого мне на глаза не попадалось. "Нож! -- ярким всполохом мелькнула мысль. -- У меня же нож за голенищем!" Раздумывать дальше времени не было. Я выхватила оружие и ринулась к кровати. Фейн оскалился, готовясь к прыжку, но я успела первой -- подскочила к изножию и вонзила лезвие в ближайший кроватный столбик. По самую рукоять. Атаман исторг пронзительный вой и рухнул на постель.

-- Что ты сделала, сука?

-- Спокойно, спокойно... -- Я осторожно пятилась от места побоища, не забывая демонстрировать сопернику пустые ладони. -- Я тебя в человечьей ипостаси заперла, пока ты еще обратиться не успел. Теперь не перекинешься, пока клинок в дереве будет.

Темные глаза Фейна проследили направление моего жеста.

-- Не трогай, -- тихонько попросила я. -- Подожди немного. Я же никуда не денусь. Наказать меня всегда успеешь.

Атаман уже вернулся в человеческое состояние.

-- Ты что творишь, безумица? -- спросил зло, но без огонька, видно, буря осталась позади. -- Мужской силы меня лишить удумала?

-- Я тебе жизнь спасла, -- тоненько ответила я и громко от души разревелась. -- Как тебя еще было остановить?

Фейн скривился на мои слезы, спокойно встал и приблизился к ножу. Я не препятствовала. Освободив лезвие, вовкудлак провел по нему пальцем, проверяя качество заточки, восхищенно прищелкнул языком и спрятал оружие в свои поясные ножны. Все, кажись, я очередного имущества лишилась. Ну, ничего, эту-то потерю я как-нибудь переживу.

-- Чего ты там про спасение жизни вякала? -- почти миролюбиво спросил разбойник. -- Когда это ты мне ее спасла?

Я как по команде перестала плакать и серьезно взглянула на него:

-- Я же стихийница. Щура тебе о том сказывала?

-- Ну, был разговор. А какое дело...

-- А такое, -- перебила я. -- Неинициированный маг воздуха -- это тебе не молодка деревенская. Твоя тетка меня ведьминой клятвой подчинила, да только силу запереть не смогла. Мне самой приходится ее сдерживать. Понимаешь? Если я магию применю -- помру в одночасье.

-- И что?

-- А то, что если ты меня снасильничать удумаешь, мой контроль рухнет и вся эта сила направится на тебя. Я-то, конечно, тоже не выдержу, но вот ты...

-- А что я?

Нет, все-таки как сложно с эдаким простачком ученые разговоры вести. Я пару мгновений подумала, подбирая сравнение поярче.

-- Вот ты в детстве лягушек через соломинку надувал?

Неожиданный вопрос атаману даже понравился. Они почесал в затылке и кивнул:

-- Была у нас такая забава молодецкая! Веселая -- страсть! Там еще выигрывал тот, у кого зверушка раньше лопалась.

Ну, про веселье подобных извратов я могла бы и поспорить, только при других обстоятельствах. Поэтому просто пояснила:

-- Вот и получился бы ты, друг ситный, на манер этой лягухи. Зашли бы твои соратники в эту горницу поутру, а тут я -- вся такая мертвая и красивая в кучке кровавых тряпочек, которые были когда-то тобой.

Видно мое сравнение пробрало разбойника до самых печенок. Он даже с лица как-то спал.

-- А Щура про это знала?

-- Ну, она старуха ушлая, так что...

По всему выходило, что мне удалось пробить знатную брешь в отношениях внутри шайки. Фейн усиленно хмурил лоб, выражая тяжкую работу мысли. Я не встревала, чтоб к решению он пришел сам. Наконец атаман расслабился и взглянул на меня, казалось, его огромные зрачки пульсируют в такт биения моего сердца:

-- А ты не проста, красавица.

Мне опять захотелось почесаться, я передернула плечами:

-- Уж какая есть...

-- Подойди, не бойся.

Разбойник выглядел неопасным, поэтому я послушно уселась рядом с ним на постель.

-- О чем ты хотел со мной поговорить?

-- Тебе этот волчонок родня?

Я думала недолго:

-- Нет, просто случайный приятель.

-- Вызволить его хочешь? -- длинные пальцы атамана поглаживали мою ладонь.

Ощущения были непривычными и скорее приятными. Я прикрыла глаза, погружаясь в сладкую истому. Да что ж это со мной творится, ёжкин кот? Неужели старуха была права, и я в прошлой жизни в любовных делах задних не пасла? Да нет, быть того не может.

-- Я тебе помогу.

-- Что?! -- Я выдернула руку. -- Ты отпустишь мальчика? И какой тебе в том интерес?

Три вопроса кряду, и ни на один ответа так и не получила. Притихшая Стеша внесла в горницу обещанное угощение. На подносе стоял бокал темного стекла, доверху наполненный густым вином.

-- Эх, с коричкой, с гвоздичкой, с лимонной корочкой, отведаем, что ли-с? -- пробормотала она, подавая разбойнику напиток.

Я терпеливо ждала, пока атаман снимет пробу. Он не торопился, отпивая маленькими глотками, прикрывал от удовольствия глаза. Наконец бокал опустел, Стеша, не мешкая, подала льняную тряпицу -- промокнуть уста.

-- А ты иди, кареглазая, -- кивнул мне Фейн равнодушно. -- Щура тебе покажет, где переночевать можно. Утро вечера мудренее, завтра поговорим.

-- И скажи там, чтоб не беспокоили! -- взвизгнула рутенка. -- Господину отдых требуется.

Я не умела читать мысли, но пока шла к двери, в моей голове звучал довольный голосок Стеши: "Я же тебе говорила, он со мной останется..."

Поиск по сайту: