Конкурс Бумажный Слон. Посвящается памяти Билли Лукаса, Сета Уолша, Тайлера Клементи, Ашера Брауна, Рэймонда Чеса и многих других

Посвящается
памяти Билли Лукаса, Сета Уолша, Тайлера Клементи, Ашера Брауна, Рэймонда Чеса и многих других, кого заставили уйти,
а также тебе, мой старый друг, не побоявшемуся открыть мне самое сокровенное.

Если человек шагает не в ногу с остальными -
это, возможно, потому, что он слышит другого
барабанщика. Пусть себе шагает под ту музыку,
которая звучит для него, какой бы она ни была.

Генри Дэвид Торо

Мы старались держаться деревьев, кустов и стен, и нам это почти удалось. Лишь однажды луна смогла вырвать наши силуэты из мрака, когда мы перебегали небольшую спортивную площадку. Оказавшись у нужного окна, мы остановились. Щуплый привычным движением навалился на стекло плечом, и задвижка, висевшая, видимо, только для виду, с лёгкостью поддалась и звякнула о бетонный пол по ту сторону окна. Мы быстро отскочили во мрак кустов на случай, если внутри кто-нибудь отзовётся на звук, но ничего не произошло.
Мы бесшумно проникли в школу.
Скользя по ночным коридорам школы, сопровождаемый моим безмолвным напарником, я было подумал, что если бы сейчас меня видели мои одноклассники, то они, возможно, прониклись ко мне большим уважением.
Какая жалкая мысль! Та часть мозга, которая, по-видимому, отвечает за выживание любой ценой, по привычке ищет способ понравиться моим врагам, приспособиться под их архаичные стереотипы. Я быстро подавил её. Только не сейчас. И больше никогда. Если у меня хватит сил, то так оно и будет...
Мы уже преодолели два коридора и лестничный пролёт. Почти у цели. Завернули за угол, и наши взгляды приковала к себе чёрная дверь в конце коридора, которая ничем не отличалась от других. Кабинет химии. Мы остановились прямо напротив него, и Щуплый, присев на корточки, принялся колдовать с замком. Через пару мгновений щелчок в двери лишний раз подтвердил криминальное мастерство Щуплого, и мы вошли внутрь, мягко закрыв за собой дверь.
– Отвори мне дверь от лаборантской, – попросил я, махнув на дверь в противоположном конце кабинета.
Щуплый подпрыгнул от звука моего голоса.
– Не бойся, здесь нас уже не услышат.
Худощавая фигурка напарника замерла, серые глазки сощурились – прислушивается к звукам за дверью. Не заметив ничего подозрительного, он молча двинулся по направлению к нужной мне двери. Естественно, она тоже не заняла у маэстро квартирного взлома много времени.
Я оказался внутри.
С момента моего бегства из школы лаборантская ни сколько не изменилась. Я понял это даже в царившем здесь полумраке. Тот же специфический химический запах, который, казалось, пропитал здесь каждый квадратный сантиметр; тот же старинный вытяжной шкаф, тёмным силуэтом вырисовывавшийся на фоне стены; тот же покосившийся от времени столик, подаривший мне щенячью радость первых экспериментов.
Я невольно улыбнулся. Хорошо, что темнота скрыла мою счастливую физиономию от Щуплого. Хотя сейчас-то мне всё равно.
Я чувствовал, что комната тоже рада моему неожиданному визиту. Она поможет мне.
– Чё встал-то? Ищи давай! – подал голос Щуплый. – Если к утру не успеешь наварить Миронычу дурь, он тебя нагнёт. Хотя ты небось этого и ждёшь!
Он хрипловато заржал. Я кинул на него презрительный взгляд и отвернулся.
Я понял намёк. Хоть Щуплый и не подавал виду, он не мог не знать, почему я бросил школу и сбежал из дома. Скорее всего, Мирон рассказал ему, или до него просто дошли школьные слухи. Я прекрасно понимал, зачем Мирон и его шайка терпят у себя такого, как я. Никто, кроме меня, не будет варить им дурь. Да и я бы не стал, но жить как-то надо было. Ничего, скоро всё закончится.
Я достал карманный фонарик и стал выхватывать лучом света предметы из мрака.
– Здесь всё переставили, – соврал я. – Мне нужно время, придётся поискать. Постой на шухере, вдруг сторож услышит шум.
Глаза мышиного цвета подозрительно уставились на меня.
– Ладно, – нехотя сказал Щуплый, доставая и включая свой фонарик.
Свет от него ударил внутрь вытяжного шкафа, явив нам кучу конических колб с учебными растворами.
– Смотри-ка какой! – Щуплый потянулся к шкафу и выудил из него одну из колб. Это была колба с раствором медного купороса. – Голубенький! Нравится?
Он вылупил на меня свои ехидные мерзкие глазки. Организм привычно ответил нахлынувшей горячей волной стыда. Она отразилась на моём лице прежде, чем я успел её подавить. Щуплый удовлетворённо улыбнулся и, не дожидаясь моей реакции, вышел из лаборантской и растворился во тьме.
Я стоял на месте, не двигаясь, ещё пару минут. Кровь ещё кипела в жилах, сознание бешенным галопом воспроизводило унизительные слова и гнусную улыбочку.
Пара глубоких вдохов. Я в норме. Пора заканчивать со всем этим.
Я взял стул, приставил его к стеллажу с сухими реагентами и поднялся. Скользнув лучом света по самой верхней полке, я увидел пакет с тёмно-фиолетовым порошком, который я искал. Перманганат калия. Взвесил пакет на руке. Должно хватить.
Но мой мозг было не так просто отвлечь работой. Разрушительная цепочка мыслей опять начала выстраиваться в сознании, захватывая всё моё внимание.
...Почему людям не всё равно, какой я? Я не причиняю им никакого вреда. Так почему же они все меня заочно ненавидят? Они не знают меня, но ненавидят за то, кто я есть, за то, кем я родился. Знают ли они, что я этого не выбирал? Знают ли, что сотни раз молил Бога сделать меня нормальным? Почему людей с врождёнными пороками жалеют и стараются приспособить к нормальной жизни, чтобы они не чувствовали себя ущербными, а таких, как я, стараются извести всеми способами? Неужели я действительно не достоин счастья? И даже жизни?..
Я тряхнул головой и чуть не свалился со стула. Ругаясь на себя за то, что в который раз позволил себе задаться этими вопросами, я слез на пол, кинул пакет с перманганатом на стол и принялся искать соляную кислоту.
... Мне много раз приходилось слышать от верующих людей, что любит не тело, а душа, что душа не имеет пола, потому что она выше плотских удовольствий. Так почему же душа мужчины не может полюбить душу другого мужчины? Почему женщина не может полюбить женщину без того, чтобы быть осужденной церковью? И почему люди мгновенно забывают о христианской доброте, когда слышат слово "гей" или "лесбиянка"?..
– Хватит, – шёпотом произнёс я.
Нужно сосредоточиться на деле.
Я присел на корточки у вытяжного шкафа, открыл дверцы и пошарил там фонарным лучом. Вот она! Пыльная бутылка из тёмного стекла с белой крышечкой и надписью на наклейке: "Соляная кислота". Я выудил её из ящика и поднёс поближе к глазам. Полбутылки осталось. Надеюсь, хватит.
... Никто не просит их заглядывать в замочные скважины, но они заглядывают и исполняются отвращением и праведным гневом. Неужели лучше быть парнем, который каждый день приводит из клуба домой новую пассию? Или девушкой, ищущей богатого папика? Почему эти явления не вызывают в умах людей никакой враждебной реакции, а иногда даже поддерживаются? Почему люди не могут понять, что личная жизнь на то и личная, чтобы никто в неё не вмешивался...
Я слишком резко опустил на стол большую десятилитровую колбу, которую только что взял со шкафа. Послышался треск, по колбе вверх ото дна поползла молния.
– Чёрт!
Я кинулся к двери лаборантской и запер её, щёлкнув замком, но я точно знал, что острый слух Щуплого несомненно уловил подозрительный звук. Нужно действовать быстро.
Я надорвал пакет с перманганатом калия и высыпал весь порошок в колбу, затем отвинтил крышку от бутылки с соляной кислотой. Нос тут же обожгло её парами, и я отодвинул бутылку на расстояние вытянутой руки.
Запах кислоты подействовал неожиданно ободряюще. Явная демонстрация опасности этих химикатов заставила меня усомниться в своих планах.
...Это всего лишь нюанс. Генетический или психологический – неважно. Это же такая незначительная деталь... Ведь гораздо важнее доброта, честность и порядочность. Каждый человек на планете может понять это. Я могу доказать это всем на своём примере...
Послышался скрежет за дверью: Щуплый пытается войти.
– Эй, ты чё там удумал? – послышался хрипловатый шёпот за дверью. – А ну живо открывай! Ты слышишь, педик?! Открывай живо!
Я закрыл глаза и тяжело выдохнул.
...Не надо обманываться. Ничего не изменить. Вольтер говорил, что предрассудки – это разум глупцов, и, к сожалению, в нашем мире глупцов слишком много. И для них моя особенность больше, чем нюанс...
Я услышал, как Щуплый начал колдовать с замком, и перевернул открытую бутылку с соляной кислотой в колбу. Едва жидкость коснулась фиолетового порошка, послышалось шипение, смесь забурлила, колба быстро наполнилась желтовато-зелёным газом. Хлором.
Нос и глотку резко обожгло. Меня рефлекторно отбросило на стеллажи с химическими реагентами, и я скатился по нему вниз, опрокидывая колбы и склянки с порошками. Из раздражённых глаз лились слёзы, я почти ничего не видел. Беспрестанный кашель не давал мне вдохнуть.
Дверь с треском распахнулась, и я услышал сначала мат и резкий кашель, а потом топот быстро удаляющихся ног. Щуплый ушёл. Теперь я наконец-то один.
Пусть сквозь слёзы я видел только зеленоватые из-за смертоносного газа силуэты моей лаборантской, пусть жжение в носу и сопли не давали мне в последний раз вдохнуть её родной запах, и пусть собственный кашель заглушал завораживающее шипение реакционной смеси, я всё равно был счастлив. Я был счастлив умереть именно здесь, в объятиях родной комнаты.
Это была последняя мысль моего затухающего сознания...

№13

Поиск по сайту: