Смысл поэзии

– Проверяли стихи на… собственном сыне?

– Ребенком он был первым слушателем. После его критики, кстати, существенно улучшил стихотворение «Кудкудашка». Изначально было так: «Обрезали курице крылья… А курица ходит орлицей, такой оскорбленною птицей и громко кричит «Куд-куда?» Прочитал, а он морщится: «Плохие стихи!» Написал иначе, ему понравилось.

– Ваши стихи становились песнями?

– Говорят, что стихи у меня музыкальные – а так и должно быть. Романсы на мои слова писали Юрий Кулешов, Михаил Стариков, Яков Глейзер. Исполнял их Василий Семенчин, заслуженный артист России…

Для чего пишешь-то? Творишь, чтоб зацепило, душа у человека зашевелилась. В этом смысл поэзии.

– Я вашего «Зайчика» прочитала и вспомнила: мне тоже в детстве гостинцы от зайчика передавали. Но вспоминать порой больно. Надо ли, Василий Маркович, душу тревожить?

– Нужно! Когда душа у человека спит, плохо. Вот на обложку моей новой книги вынесли строки: «И в том моя забота, чтоб, серость бытия преодолев, своим звучаньем радовал кого-то свободный мой, бесхитростный напев». Радовать – вовсе не значит потешать. Человека радовать можно и через грусть: «Не трогайте душу мою, и в том справедливость запрета, что вам – не кому-то пою, и песня еще не допета. Душа пребывает в раю, когда ей свободно поется. Не трогайте душу мою, и в вашей она отзовется».

В новой книге есть грустные стихи, но и от них пусть будет радостно. Иначе и не стоит писать. Шевелить человека, не давать ему заплесневеть - в этом я вижу свое назначение.

– А Вашу душу что-то в серости бытия радует?

– Есть в молитве покаянной такие слова: «Дух праздности, уныния не даждь ми». Бороться с духом уныния – и в этом назначение поэзии тоже. Разные есть способы борьбы, но самый главный – каждый день сделать какое-то доброе дело ближнему своему. Нужно, чтобы это в крови, во плоти у тебя было – ежедневно пусть малое доброе сотворить. Еще – никогда не надо мстить, самому себе хуже сделаешь.

И тогда легче жить.

Светлана Тирская,

корреспондент газеты «Алтайская правда»

ДОРОГОЙ ЧЕЛОВЕК

Василий Маркович Нечунаев…

Для меня он (помимо замечательного поэта) – дорогой человек.

Человек с открытой для добра душой. Это – Личность!

Высокообразованный, интеллигентный, он никогда не кичится ни своей начитанностью, ни талантом, ни известностью.

С любым собеседником Василий Маркович держится как равный с равным. У него отменное чувство юмора и самоиронии.

Если бы он не стал поэтом, то наверняка был бы инженером или конструктором: «актёры» его механического театра (которых он сконструировал и изготовил в домашних условиях) в своё время исколесили все детские сады и школы города Барнаула.

Не являясь «тусовщиком», Василий Маркович всегда в курсе происходящих событий: ему звонят, к нему приходят, его творчеством интересуются. Я очень благодарна ему за внимание и дружбу, за то, что он есть, такой единственный и неповторимый, мудрый человек с детской душой.

Галина Колесникова,

член Союза писателей России

ПОЭТ ВАСИЛИЙ НЕЧУНАЕВ

Василий Маркович Нечунаев старше меня всего-то немногим, чем на девять лет. Казалось бы, мы из одной «десятки», из одного поколения. Но он родился за два года до войны, а я по прошествии трёх лет после неё. Война пролегла поперёк нашего поколения. Василий Маркович на одном берегу, довоенном, я на другом – послевоенном.

Тем не менее, нас многое объединяет. Прежде всего – отношение к Родине, к её неприятелям, как «забугорным», так и доморощенным. В какой-то степени писатель Нечунаев является для меня одним из духовных наставников.

Он работает в традиции русского классического стихосложения. Его стихи для детей вырастают из народного творчества. Прибаутки, загадки, пословицы, поговорки незримо присутствуют в ритмической организации его стихотворений, в интонационном построении. Это – своего рода взаимодействие современной поэзии с национальной традиционной. Каждое слово тщательно отобрано, свежо, наполнено светом, ясностью детского мировосприятия, как утренняя капля росы первыми лучами восходящего солнца:

Обещают много хлеба

Изумрудные поля.

Блещет солнце,

Светит небо,

Улыбается земля.

Под замочком,

Под приглядом

Не удержишь детвору.

И летает счастье рядом,

Как пушинка на ветру.

(Май).

В одном из наших разговоров о назначении литературы он заметил: «Когда я пишу стихи для детей, я постоянно помню о взрослых. Детская литература должна вызывать и у тех и у других интерес к осмыслению жизни, ко всему, что происходит вокруг, – и, помолчав, добавил. – Сегодня он ребёнок, а завтра – взрослый человек, станет ли вполне самостоятельной личностью, способной реально оценивать мир, в котором живёт?»

У малой-малюсенькой

Птички-невелички

Глазки, словно бусинки,

Ножки, словно спички.

Ходит как начальница

При таком-то росте…

Вы в неё нечаянно

Камешек не бросьте.

(Птичка-синичка).

В 1997 г. В. Нечунаев издаёт сборник иронических стихотворений «Окололесица» с подзаголовком «Букет иронии». К этому времени, в период бесшабашного российского демократизма, в литературу внедрился термин «иронизм». Целенаправленную иронию иронистов характеризовала чёткая «гражданская» позиция: осмеянию подвергался «определённый человеческий тип», «советский обыватель» или «совок». Нечунаев в своём сборнике иронизирует над иронистами:

Два гения,

Два признанных поэта

И тётка эта

Ехали в метро.

Те гении хихикнули хитро,

Мол, не подозревает тётка эта,

Что едут с ней два признанных поэта

В одном вагоне и в одном метро.

Попали в точку гении.

Ах, тётка!

Не тётка, а, простите, идиотка.

Она и вправду не подозревала,

Кого за полудурков признавала.

(Поэты и народ).

Ирония в творчестве Нечунаева сродни иронии рассказов Шукшина. В ней смех сквозь слёзы, горечь и боль за порушенную страну, за её искони трудолюбивый народ, готовый терпеливо перенести нагрянувшие тяготы и невзгоды.

В творчестве поэта мы редко можем встретить упоминание о Боге. Но в каждом его стихотворении незримо присутствует христианское начало: в отношении к миру, к людям. Каждое его стихотворение, каждый поэтический образ учит добру, любви, помогает вернуть ощущение радости жизни. Он избегает прямых нравоучений, как в жизни, так и в творчестве, но в тексте ясно звучит позиция самого автора. Это прежде всего человеческая неуспокоенность, стремление постичь истину, докопаться до сути происходящего. Невольно вспоминается шукшинское: «Что с нами происходит?»

«Было да сплыло…

Русская сила

Названа злом,

Всё, что так свято

Было когда-то

Сдали на слом?..»

Родина В. Нечунаева – это и родная деревня, и дорогие сердцу детские воспоминания, и традиция предков, их глубокая и простая жизненная мудрость. Но Родина – это и Россия со всеми её современными потрясениями и проблемами.

Василий Маркович любит животных, заботится, кормит. Знает всех собак в округе, называет по имени, они его узнают и по-своему уважительно приветствуют. Воробьи, снегири, синицы в морозные дни долгой сибирской зимы – завсегдатаи на его балконе, а затем, конечно, на страницах его тёплых книг.

Доброта, порядочность, чуткость и сегодня остаются для него величайшими ценностями в людях.

Река времени унесёт в небытие различные литературные «измы», а поэзия останется:

Ах, как много поутру

Светлой музыки в бору!

Раздаются в вышине

Птичьи перезвоны…

И надсадно на сосне

Каркают вороны.

«Кар-кар-кар!»

Чего кричать,

Поднимать тревогу?!

Научились бы молчать,

Если петь не могут!

Сегодня, собираясь на рыбалку, я нашёл в кладовке старые бамбуковые удилища, но взял новые – телескопические… Кричу со своего берега: «Василий Маркович, я поймал! У меня вот такие, великолепные, золотистые караси!» А он откликается с другого: «Я рад за тебя, Иван! Видишь, как жить хорошо!

Иван Мордовин,

член Союза писателей России

ЛОДКА НА РЕЧНОЙ МЕЛИ

Однажды, в начале семидесятых годов прошлого века, подходит ко мне Василий Маркович Нечунаев и с загадочной улыбочкой говорит:

– Послушай, Володя, я возле забора твоего дома видел добротную шлюпку. Ты говорил, что приобрёл её по сходной цене… Помоги достать такую же?

Моя лодка в родной деревне Кислухе совсем сгнила, ведь о ней ещё в 1966 г. упоминал Николай Рубцов в стихотворении «В сибирской деревне», когда гостил у меня. Помнишь? И цитирует строки:

То жёлтый куст,

То лодка вверху днищем,

То колесо тележное

В грязи…

Меж лопухов –

Его, наверно, ищут –

Сидит малыш,

Щенок скулит вблизи…

– Постараюсь достать!? – ответил я Василию Марковичу. И вскоре выполнил своё обещание.

Он мне потом рассказывал, что шлюпку отвёз в Кислуху, зашпаклевал, покрасил её и снарядил парусом.

Часто при встрече Василий Маркович приглашал меня в гости на смотрины и рыбалку.

Но всё было как-то недосуг. Хотя Кислуха недалеко. Почитай в пригороде Барнаула находится. Да и сам Василий Маркович всё реже и реже наведывался на малую родину.

А шлюпка? Как сказал большой русский поэт Николай Михайлович Рубцов: «…Лодка на речной мели скоро догниёт совсем…» Такова жизнь в её круговерти и скоротечности!

Зачастую мы, что имеем – не ценим, что потеряем – жалеем.

Понимаю это, но почему так редко навещаю больного, и в то же время по-юношески бодрого Василия Марковича Нечунаева.

Владимир Коржов,

член Союза писателей России

ПЕРВАЯ КНИЖКА

В далёком солнечном детсадовском прошлом моему папе было очень важно, чтобы я научилась читать до поступления в первый класс. Но чтение требовало усидчивости, внимания, силы воли, а мне больше нравилось играть во дворе с ребятишками. В нашем доме всегда был культ книги. Несмотря на отчаянные мамины протесты, с каждой получки папа покупал несколько новых книг, относящихся в те стародавние времена к разряду дефицитного товара.

Чтобы приучить меня к чтению и заинтересовать процессом обучения, хитроумный родитель придумал ловкий ход – зная мою склонность к общению и освоению нового пространства, он записал меня в библиотеку. Там, в моей первой библиотеке им. К. Чуковского, добрая красивая тётя предложила начать вхождение в мир литературы с тоненькой книжки с рисунками. На обложке красовалась полосатая зелёная лягушка.

Самым трудным было преодоление первого четверостишья, особенно тяжело было прочитать слово «неправдашней», смысл ускользал от меня, а буквы разбегались.

У меня была игрушка -

Пучеглазая лягушка.

Хоть неправдашней была,

Хоть не ела, не пила,

А скакать умела.

Скок-поскок да скок-поскок.

От стола да под порог,

От порога да к столу.

Вдруг присядет на полу

И поглядывает, ждёт,

Кто пружинку заведёт…

Но вскоре, не без папиной помощи, приключения заводной лягушки, её встреча с цаплей увлекли меня. Через неделю я уже вовсю читала сказки детишкам своей группы. Никогда я даже не представляла, что когда-нибудь познакомлюсь с замечательным детским поэтом, автором моей первой в жизни прочитанной книги – Василием Марковичем Нечунаевым. Вот уж поистине, ничего не происходит в жизни случайно… И каждый раз, когда я вижу в списке членов Алтайской краевой писательской организации свою фамилию сразу под фамилией Нечунаев, я вспоминаю, кому я обязана тем, что научилась читать и кто увлёк меня в волшебный тайный книжный мир.

Этот добрый, очень гостеприимный человек всегда был и остаётся своеобразным, неповторимым – настоящим поэтом. Он даже выглядит как настоящий поэт – шейный платок, чёрный берет, массивная трость и проникновенный голос с хрипотцой. Мне кажется, что Василий Маркович никогда не покидает вдохновенного потока льющегося с небес, он всегда находится в состоянии поэтического озарения, и каждый раз готов удивлять всё новыми оригинальными стихами и сказками! И от этого тепло, радостно на сердце и хочется жить! Спасибо, дорогой Василий Маркович!

Юлия Нифонтова,

член Союза писателей России

ПОЭТИЧЕСКИЙ МИР В. М. НЕЧУНАЕВА

Творчество барнаульского детского поэта Василия Марковича Нечунаева, автора многочисленных поэтических книг для взрослых и детей, лауреата многих литературных премий (имени В. М. Шукшина, имени Л. Мерзликина, имени В. Бианки и пр.) постоянно завоевывает новых почитателей. Поэзию В. М. Нечунаева отличает наблюдательность, помогающая отразить многообразие мира, емкость и содержательность образов, «драматургичность». Стихотворения детских сборников «Учёная коза», «Фантазия-чудотазия», «Скворушкин дворец», «Полино поле», «Воробьиные качели» объединяет иронично-серьезная интонация, ритмико-интонационное разнообразие, объемность образного строя, прихотливость наблюдений, проистекающая из неподдельно детского мировидения.

Поэтический мир В. Нечунаева густонаселен: среди его героев не только дети и взрослые, но и животные, птицы, цветы, игрушки и т.д. При этом практически в каждом стихотворении можно встретить перенесение присущих человеку свойств на неодушевленные и одушевленные объекты. Герои В. Нечунаева «очеловечиваются», обретают дар речи, человеческий уклад жизни, характер, имена, наряжаются в платья и ботинки. Антропоморфными становятся щенок Кузьма, синичка, воробей, коза, ерши, щепка, цветы, сосулька, юла и многие другие персонажи. При этом можно говорить о повторяющихся образах и варьировании тем в творчестве поэта. Сквозные персонажи многих стихотворений позволяют объединить их в циклы: «Кузя Танечкин» (щенок Кузьма и девочка Таня), «Полино поле» (девочка Поля), «Ксеня и пчела», «Синичка и кот». Варьирование образов птиц, цветов, речного мира помогает в тематической группировке текстов, что отчасти нашло выражение в различных публикациях: «Воробьиные качели», «Речка-реченька-река».

Средствами создания образов служат оценочные определения («невеликая пташка», «умная головка», «вредная боярка», «обозленная коза»), сравнения и олицетворения («Ходит-красуется, / Как на параде», «заблестела, как стальная», «глазки, словно бусинки», «ходит, как начальница»), лаконичные, но емкие характеристики, представленные в именовании персонажа («сосулька-якалка», «птичка-невеличка», «лежебока-колобок»).

С особой любовью описывает В. Нечунаев птиц. Каждый пернатый персонаж обрисован им в нескольких исчерпывающих и очень зримых категориях: здесь играют роль и внешний вид, и звуки, издаваемые пернатыми. Так, в стихотворениях «Сорока» и «Жулан» важным в создаваемом образе птицы становится её внешний вид. И если в описании сороки акцент делается на праздничности наряда («белая кофта», «сизая накидка», «зелёная нитка», «чёрный платочек»), то внешний облик жулана заставляет задуматься: «Черненький галстук, / Зелёный кафтан. / Желтый жилет / Под кафтаном, / И – странно - / Нет ни ботинок, / Ни брюк у Жулана». В ряде стихотворений способом «идентификации» птиц выступает звукоподражание: «Свири-свири-свири-свирь! / Принимай весну, Сибирь!» («Свиристели»), «Куд-куда!! Куд-куда! / Куд-куд-куда! Поскорей! Поскорей!» («Кудкудашка»).

Зачастую окружающий мир, отраженный в поэзии В. Нечунаева, оказывается пропущенным через восприятие ребенка. По-детски объясняется внешний облик птиц (праздничность сороки: «Видно, сегодня / У ней день рожденья»; отсутствие брюк и ботинок у жулана: «В отпуск уехал / Сапожник-портной»), ставится знак равенства между цветком и ребенком («Кактус-мактус-кактусенок, / Он, как я, еще ребенок», «Одуванчик-одуванчик, / Ты какой-то странный мальчик»), да и само «очеловечивание» предметного мира естественно для ребенка.

Миры человеческий, детский и животный у В. Нечунаева не просто соседствуют, а оказываются очень похожими – как в стихотворении «Новогоднее»:

Смотрит радостная Таня

На луну возле окна,

А на Таню из-за ставня

Смотрит весело луна.

Однако, как уже отмечалось, В. Нечунаева отличает добродушно-ироничный взгляд на мир, поэтому многие его стихи построены на комической аналогии мира природы с человеческим («Медвежонок», «На болоте» и др.). Животные, птицы, предметы заражены людскими слабостями, подобно лягушкам, считающим себя «не хуже соловья» («На болоте»), или сороки, красующейся перед ребятишками («Сорока»). Источником юмора служит и наложение ситуаций из человеческой сферы на мир животных, явления природы. Шутливость освещения заурядных эпизодов характерна для многих текстов. Так, встреча девочки и козы в стихотворении «Глаза в глаза» осмыслена как парадоксальная ситуация, в которой благополучный исход объясняется не побегом девочки и не миролюбивостью козы, а «логикой» героев. Зоя понимает, что бегством не спасется от козы, так как «негде скрыться на лугу»; козу же останавливает от нападения возможное наказание: «Забодаю, а потом / За нее дадут кнутом». Озвучить как бы подслушанные мысли героев помогает диалогичная форма сюжета. Выразительный диалог характерен для многих произведений В. Нечунаева («Синичка и кот», «Нарцисс», «Ксеня и пчела» и др.).

Стихи В. Нечунаева полны динамических картин: что ни строка, то новый поворот темы, сопровождающийся изменением стихотворного ритма, интонации («Утро возле дома моего», «Добрый луч», «Два ерша и медный грош», «Сосулька»). Игра с ритмом содействует рождению яркого сюжета, расстановке нужных акцентов, выделению семантических центров стиха. Динамичности, стремительности развития событий способствует и активное использование глаголов, тогда как прилагательные поэт употребляет для характеристики образов.

Пейзаж в детской поэзии В. Нечунаева представлен не так широко, как в его лирике для взрослых, и выполняет, прежде всего, роль фона («На болоте зелень-позолота, Над болотом кружево ветвей»), создает общее настроение (в майский день «летает счастье рядом, как пушинка на ветру»), передает состояние ребенка («Из-за снега, из-за туч / Появился добрый луч <...> Будет солнце! / Будет лето! / Будет много-много света!») и т.д. В. Нечунаева отличает свежесть восприятия привычных вещей: «заколдованная тишь» реки, «улыбнулось мерзлое окно», «з олотая песня соловья», «заплетает осень желтую косу»... Так поэт подводит маленьких читателей к выводу о том, что красота – общее свойство мира природы, что природа прекрасна во всех своих проявлениях.

Жанровый диапазон поэзии Василия Нечунаева разнообразен: лирические и сюжетные стихотворения, сказки, дразнилки, пьесы, песенки... При этом отдельные жанры подвергаются трансформации, так как в своем творчестве поэт ассимилирует фольклорные и литературные традиции. Например, «Колыбельная песенка» отвечает формальным параметрам народной колыбельной песни: в ней используется привычный для этого жанра перечислительный ряд («Сладко спится воробью, / Спит зайчонок под кустом, / В речке спит усатый сом, / И заснула крепко / В огороде репка…»), употребляется попарная рифмовка, напевный ритм. Эти приемы помогают воссоздать нежное эмоциональное состояние засыпания, погружение в сновидения, приглашая и читателя отправиться в мир чудесных грез. Однако автор опирается и на литературную традицию: повторяющийся рефрен («баю-бай», «баю-баю-баю» или «баю-баюшки-баю») как обязательный структурный элемент, моделирующий форму кольцевой композиции с анафорическими конструкциями и удвоениям. Расположение формул убаюкивания в данной колыбельной соотносимо со сказочными формулами: начальная – «Баю-баюшки-баю» –открывает стихотворение, вводит в описание спящего мира;медиальная – «Спи, мой мальчик, баю-бай, / Поскорее засыпай» – возвращает к ситуации усыпления; конечная – «Баю-баю-баю» – завершаетколыбельную. Со сказкой роднит и упоминание золотой рыбки, способной исполнить желания. Не случайно фраза о золотой рыбке, живущей на дне, заканчивается многоточием, которое можно трактовать по разному: ребёнку предоставляется возможность во сне пообщаться с рыбкой; рыбка исполнила желание «баяльщика», и ребёнок заснул и т.д.

Оптимистичное мироощущение, прихотливость наблюдений, парадоксально-детское видение привычных вещей, оригинальные словесные пассажи, зримость образов, ритмико-интонационное и жанровое разнообразие поэзии Василия Марковича Нечунаева обеспечивают непременный читательский успех.

Лариса Зинченко,

кандидат филологических наук, доцент,

Алтайская государственная педагогическая академия

БИБЛИОГРАФИЯ

Поиск по сайту: