Лет (последняя запись в дневнике)

Вчера мне исполнилось семьдесят лет! Были Аркадий с Валей!

Дорогих гостей встретили хлебом с солью! На большее не хватило наших накопленных за время работы денег. Зато веселились, как в двадцать! Аркаша много рассказывал о Париже, Венеции, Неаполе... Но самое главное — весь вечер он завидовал мне! Тому, какой я замечательный инженер. В каких только странах он не был, а такого кондиционера, как у нас на кухне, нигде никогда не видел!!!

1991 год

Во имя канвы!

Сразу после спектакля режиссер собрал актеров и спросил:

— Как получается, что в нашем новом спектакле опять не прослеживается главная тема?

— Из‑за Шкапенко! — раздалось тут же несколько голосов.

— Разрешите мне? — попросил старейший актер театра. — Дело в том, что Шкапенко каждый раз уходит со сцены под аплодисменты зала. Это безобразие! Он же разрушает канву спектакля! Я, конечно, понимаю, что Шкапенко играет свою роль ярко, самобытно и интересно. Но и он должен понять, что главное — это спектакль в целом, а не его роль. Тем более что она у него эпизодическая. Я бы даже сказал — второстепенная. А если вдуматься, то вообще лишняя...

— Да сколько можно об этом говорить? — перебила его актриса с тридцатилетним стажем травести. — На каждом собрании мы говорим о том, что Шкапенко смешает акценты всех наших спектаклей. И что он портит своей, как вы выражаетесь, яркой и самобытной игрой наши постановки. Пора, наконец, принимать меры, товарищи! Предлагаю поставить ему на вид!

— Верно! — поддержал ее подающий надежды пожилой актер. — А то что же получается? Например, детский спектакль «Ни бэ, ни мэ». Я работаю Волка, Агнесса Пална — Козу. И вдруг... в самый узловой момент, понимаете ли, когда я должен ее съесть, все зрители смотрят на массовку, где Шкапенко танцует Пятого Сорняка, потому что у него, видите ли, отличная пластика. В результате никто не видит, как я ее съедаю! Так же нельзя, товарищи! Агнесса Пална — уважаемый всеми человек. Сколько лет на сцене! Она эту роль еще до войны играла. К тому же сама по себе сцена не из легких. Ведь чтобы зритель поверил в то, что сейчас я съем Агнессу, я сам должен сначала захотеть ее съесть. А это, как вы понимаете, не так легко сделать... Все‑таки она эту роль еще до русско‑японской войны играла.

— Товарищи, да Шкапенко над нами просто издевается! — взял слово молодой, но тоже уже порядочно талантливый актер. — Он считает, что у нас провинциальный театр. Да, у нас провинциальный театр! Но у нас великие цели! Воспитание человека будущего, слияние города и деревни и другие не менее важные проблемы современности. Сможем ли мы справиться с этими задачами? Сможем! Но только в том случае, если не будем рвать четко выстроенной канвы спектакля! Поэтому во имя идеи предлагаю снять Шкапенко со всех ролей и отдать их более надежным исполнителям.

— Верно! — раздались голоса. — Хватит канву разрушать да акценты смещать! Уволить его! Чего там... У нас средний театр, но высокие цели!

— Тихо! Тихо! — успокоил всех режиссер. — Товарищи! Хотя я и согласен со всем, что здесь говорилось, и, мало того, сам неоднократно просил Шкапенко — во имя идеи, конечно, — играть свои роли побледнее, я бы даже сказал, чуть посерее, но все‑таки считаю, что исключение есть слишком суровая мера для начинающего актера. По‑моему, лучше пускай Шкапенко напишет «по собственному».

С тех пор прошло много лет. Теперь Шкапенко работает педагогом актерского мастерства в театральном училище одного провинциального города. Когда молодые актеры показывают ему свои этюды, он обычно им говорит:

— Хорошо! Талантливо! Но поскромнее надо — так не принято! — На этих словах педагог с грустью задумывается о чем‑то и добавляет: — Ведь главное в актере, как в жизни, так и на сцене, — это скромность! Поймите это...

Недавно, когда Шкапенко провожали на пенсию, директор училища сказал:

— Товарищи! Перед нами человек, который никогда не играл Гамлета и которому никогда не рукоплескал зал, но который всю свою трудовую жизнь отдал во имя идеи!

Когда Шкапенко вышел на сцену, раздались аплодисменты. И хотя непонятно было, кому аплодируют, ему или директору, Шкапенко все‑таки вспомнилась его любимая роль... Пятого Сорняка!

1977 год

Загадка голубой планеты

Брок смотрел в иллюминатор на приближающуюся планету:

— Вот она — загадка Вселенной!

Пять автоматов‑планетоходов посылались уже на эту планету, где, по всем расчетам, должна была существовать цивилизация. «Разгадать!» — таково было решение Высочайшего совета, такова была и мечта Брока.

Стукаясь о выступы гулкой головой, к иллюминатору подплыл Роберт. Железный человек стального характера — последняя новинка техники. С ним Брок не боялся опасностей. Роберт был почти неуязвим. В его схеме было только одно слабое звено — уши. При соединении их могло произойти короткое замыкание, и тогда он мог превратиться просто в груду сверхтяжелого металла. Но этого Брок не боялся, так как расстояние между его ушами при сборке он тщательно выверял сам.

— Ну что, будем садиться? — вопросительно телепнул Броку Роберт.

— Да, глуши замедлители! — приказательно оттелепнулся от него Брок, на всякий случай надевая шапку‑невидимку. — Садиться будем в районе гибели предшественников.

...Монтесума, Каланча, Сивый и Фантик делали вид, что играют в прятки.

— Неужели больше не прилетят? — первой нарушила молчание Милка Каланча.

— Инвариант замороженного времени врать не может! — сказал Гоша Фантик, малолетний вундеркинд, и поправил очки, сваливавшиеся с похудевшей от волнения головы.

— Кончай моросить, а то получишь по кумполу! — угрюмо отрезал Сивый, ревнуя Фантика к Каланче.

— Молчать! — приказала Милка.

И все сразу замолкли, боясь гнева рослой второгодницы.

Монтесума уныло сидел за кустом, сжимая в руках грабли. Сегодня ему должно было попасть от родителей, потому что сегодня — первый вторник месяца — в их семье был день профилактической порки младшего сына.

— Четыре, три, два, один... — отсчитал Фантик, и все вздернули головы. На голубом небе красовалась желтая точка!

— Ты гений! — сказала Милка и по‑товарищески дала Гоше подзатыльник.

За такие мгновения Фантик был готов на все. Предвкушая победу над пятым «А» по сбору металлолома, дети разбежались по кустам.

В последний раз сверкнув в вышине чубкинского неба огнями своих замедлителей, межпланетный корабль одиноко булькнул в одной из многочисленных луж околицы, обдав лепешками грязи сидевших за кустами детей.

«А ведь где‑то есть другой мир! — подумала Милка. — О котором мы ничего не знаем...»

От корабля потянуло уже знакомым детям горючим.

— Все на тридцать третьем летают, — заметил Сивый, на нюх не переваривающий спиртного, — как от отчима воняет...

«Эх, слетать бы туда! — подумала Милка. — Да мать теперь одну оставлять нельзя».

Люк корабля приоткрылся, и из него высунулся серебряный язычок трапа. Ребята ахнули разом. Отряхиваясь от невесомости, на лужайку увесисто сошел огромный робот.

— Вот это да! Шагающего прислали! — восхитился Сивый. — Небось тонны три будет! И не унесем‑то...

— Раз шагающий, значит, до весов сам дойдет! — догадалась Милка.

— Сплав УКК ШПД‑84, — радостно провозгласил Фантик. — Два электровоза, три тачки, пять дверных ручек и очень много нашлепок на джинсы.

— Ура! — подхватили пионеры. — Мы перевыполним план на три года вперед! И пятому «А» никогда уже не обогнать нас!

Один Монтесума молчал. Ему было все равно. Он думал, как бы навсегда исключить из календаря первый вторник каждого месяца.

С криками: «Дядя! Дядя! Какой ты хорошенький! Откуда ты такой прилетел?» — дети наперегонки бросились к роботу.

— Милые вы мои! — Завидовавший людям робот всегда жалел, что у него не может быть детей. Он разом подхватил всех на руки вместе с Монтесумой и его граблями. — Ну, рассказывайте!

— А что рассказывать? — угрюмо ответил Сивый. — Ругали нас вчера на дружине...

Но его перебил Фантик:

— А правда, дядя робот, что если вам уши соединить, то коротнет?

— Верно, — добро засмеялся Роберт. — Есть у меня такое... А ты откуда знаешь?

— А он у нас гений! — ответила за смутившегося Гошку Милка, и ей вдруг стало невыносимо жалко этого доброго дядю. Именно о таком отце мечтала она всю жизнь. Ведь и не пьет, наверное, и специальность хорошая. Да только мамке не до него сейчас...

— Дядя, а на вашей планете любовь есть?

— Есть, но тебе об этом знать рано, — серьезно сказал вдруг пришелец.

«С теми, первыми, было легче», — подумал Сивый. Они не ходили, не брали на руки, не разговаривали... Их в поле волоком тащить приходилось. Взгрустнулось и Фантику...

Первой, как всегда, взяла себя в руки Милка. Она представила себе, как через месяц в областной стенгазете появится их фотография. Пятикратные чемпионы Чубкинской области по сбору утиля! Путевки в «Артек» и Гран‑при — кукла с расчесывающимися волосами, которую мамка никак не может ей купить.

— Дядя, покатай нас! — сказала Милка, напоследок прижавшись раскрасневшейся щекой к холодному нержавеющему уху пришельца.

— С удовольствием, милые вы мои! — С каждым словом металлический акцент робота пропадал. — А далеко ли?

— Недалече. — Сивый тяжело вздохнул. — До лавки, где «Утиль» написано.

«План есть план! — подумала Милка и впервые поняла, что обстоятельства сильнее ее. На спине у робота она заметила дощечку с обратным адресом. — Это дере— вянненькое, это не нужно. Оторвем после».

Незаметно для всех Монтесума граблями царапал на спине у пришельца: «5‑й „Б“...

Брок плюхнулся в кресло, включил ускорители и тогда только снял шапку‑невидимку. За эти полчаса он постарел на пятьсот лет. Перед его глазами все еще стояла лавка утильсырья на окраине зеленой деревушки, падающий на допотопные весы его друг Роберт да обуглившиеся грабли мрачного ребенка планеты. Да‑а, Брак и представить не мог, что во Вселенной может существовать такая враждебная по отношению к другим мирам цивилизация. Больше он сюда не вернется никогда!

Планета быстро уплывала из‑под ног. Брок включил телеэкран и на прощанье поймал одну из программ телевидения ненавистной ему планеты. «Вероятность того, что во Вселенной существуют другие цивилизации, равна единице, — сказал человек с серебряными, как обшивка корабля, волосами, — потому что Вселенная бесконечна! И мы, ученые Земли, прикладываем максимум усилий, чтобы найти их и установить с ними контакт. Не удастся нам — удастся нашим детям! Мы верим в это...»

Брок выключил экран. Он понял, что загадку голубой планеты ему не разгадать никогда.

1984 год

Поиск по сайту: