Покорение Дамаска. Во времена Сирийской кампании римским главнокомандующим Да­маска был Фома, зять императора Ираклия

Во времена Сирийской кампании римским главнокомандующим Да­маска был Фома, зять императора Ираклия. Человек глубоко религиоз­ный и верующий христианин, он славился не только мужеством и ис­кусством управлять войсками, но и умом, образованностью. Под нача­лом Фомы, в качестве его заместителя, служил генерал по имени Харбйс, о котором, кроме того что он находился в Дамаске, известно немногое.

Однако непосредственно командовал гарнизоном Азазир, опытный воин, который всю жизнь провел, воюя на Востоке, и обрел славу в бес­численных сражениях с персами и турками. Его уважали как великого воина, и он гордился тем, что никогда не проигрывал в единоборствах. Много лет прослужив в Сирии, Азазир хорошо знал арабский язык и бег­ло говорил на нем.

Гарнизон Азазира состоял как минимум из 12 000 воинов, но, как го­род, Дамаск не был готов к осаде. Хотя его стены и бастионы были в хорошем состоянии, не было предпринято ничего, чтобы запасти в го­роде продовольствие и фураж для скота, и для выполнения этой задачи, учитывая размеры гарнизона и населения, требовалось несколько недель или даже месяцев. Едва ли можно обвинять римлян в таком недосмотре, поскольку после того как в 628 г. Ираклий нанес окончательное пораже­ние персам, ничто не угрожало Сирии и лишь после битвы при Аджнадайне византийцы в полной мере осознали нависшую над ними угрозу.

И вот Ираклий, действуя из своего штаба, расположенного в Антиохии, приступил к исправлению ошибки и подготовке Дамаска к осаде. Приказав остаткам армии Аджнадайна задержать мусульман у Иакусы, он отправил в Дамаск 5000 воинов, которые должны были усилить гар­низон города. Этим отрядом командовал генерал Кулус, который пообе­щал императору, что привезет ему голову Халида, насаженную на пику. Кулус прибыл в Дамаск примерно в то время, когда разыгралась битва при Аджнадайне. Таким образом, численность дамасского гарнизона возросла до 17 000 человек, однако Кулус и Азазир соперничали как про­фессионалы и недолюбливали друг друга. Каждый жаждал стать свиде­телем неудачи другого.

Фома лихорадочно трудился, готовя город к осаде. В окружающей город сельской местности шли скорые сборы продовольствия, чтобы прокормить гарнизон и гражданское население в том случае, если город будет отрезан от внешнего мира в результате осады. Разведчикам было поручено следить за передвижением мусульман, а основной части вой­ска было приказано готовиться к сражению за пределами Дамаска, тогда как в городе остались сильная стража и резерв. Замысел заключался в том, чтобы нанести поражение мусульманам и заставить их отступить до того, как они сумеют взять город в кольцо, однако жители Дамаска все с большей тревогой ожидали прибытия Халида.

Халид к этому времени создал военный штаб - предтечу того, что в последующей военной истории будет называться Генеральным штабом. Он собрал из всех регионов, в которых сражался, - Аравии, Ирака, Си­рии и Палестины - небольшую группу умных и проницательных лю­дей, которые выполняли функции его «штабистов», в основном действуя как офицеры разведывательного управления. Они занимались сбором информации, организовывали отправку и расспросы агентов и держали Халида в курсе оперативной военной ситуации. Разведка была одним из аспектов войны, которому Халид уделял особое внимание. Всегда на­блюдательный и всегда готовый воспользоваться предоставляющимися возможностями, он, как о нем говорили, «не спал сам и не давал спать другим, и ничто не могло укрыться от его взора». Однако это, скорее, был его личный штаб, а не штаб армии: куда бы ни направлялся Халид, его штаб следовал за ним.

Халид также произвел заметные перемены в организации армии. Из своей иракской армии, в которой после Аджнадайна осталось 8000 человек, он создал отряд из 4000 всадников, который древние историки называют Армией Движения. Из потребности дать более ясный перевод названия мы будем называть ее здесь Мобильной Гвардией. Этот отряд, как и воевавшая в Ираке армия, составлял всего один корпус мусульман­ской армии, но находился под непосредственным командованием Халида и был назван мобильным резервом. Данную структуру можно было вво­дить в бой по мере необходимости. Мобильная Гвардия, вне всяких со­мнений, являлась лучшим подразделением армии - ее элитной частью.

Из Иакусы армия Халида вышла с иракским корпусом впереди. За ним следовали другие корпуса, женщины и дети. К тому времени к мусульман­ской армии в Сирии присоединились и семьи воинов, воевавших в Ираке, которые до начала опасного броска были отправлены в Медину. Через 3 дня движения по дороге на Джабийу авангард подошел к Мардж ас-Суффару, что в 12 милях от Дамаска, и обнаружил, что путь ему преграждает крупная римская армия. Это римское войско, состоявшее из 12 000 человек под ко­мандованием Кулуса и Азазира, было выслано вперед Фомой, чтобы сразить­ся с мусульманами на открытой местности и отогнать их от Дамаска или, ес­ли это не удастся, задержать продвижение мусульман и тем самым выиграть время для пополнения города продовольствием. На ночь первые мусульман­ские корпуса разбили лагерь примерно в миле от византийских позиций, тогда как остальные корпуса все еще находились на некотором удалении.

Мардж ас-Суффар (Желтый Луг) раскинулся к югу от Кисвы, неболь­шого городка в 12 милях от Дамаска, на современной дороге на Дар'а. На южной окраине городка проходил маленький, поросший деревьями вади, и от этого вади к югу тянулся Мардж ас-Суффар. Непосредственно к за­паду от города поднималась небольшая горная цепь, и римские позиции находились перед этой цепью и южнее вади.

На следующее утро, 19 августа 634 г. (19 дня месяца джумада-л-ахира, 13 г. хиджры), Халид поднял свой корпус: мусульмане и византийцы выстроили свои войска для битвы на Мардж ас-Суффар. Остальная му­сульманская армия спешила на поле боя, но до ее прибытия оставалось еще примерно два часа. Первый корпус, теперь построенный к бою, был задуман стать той основой, к которой должна была присоединить­ся по прибытии вся армия. Казалось, что византийцы приготовились к обо­роне, поскольку они не делали никаких попыток напасть на мусульман. Тем временем Халид начал стадию поединков, чтобы занять римлян до прибытия остальных мусульманских корпусов.

Первая фаза боя скорее напоминала рыцарский турнир, на котором храбрецы демонстрировали свое мужество и ловкость, если не считать обильно проливаемой крови. Византийцы также отнеслись к поединкам с азартом, поскольку в их рядах было немало смельчаков, среди которых были и два генерала, Кулус и Азазир, считавшиеся самыми отважными и лучшими воинами. Обе армии играли роль зрителей и криками подба­дривали «участников турнира» из своих рядов.

Халид открыл этот кровопролитный турнир, пригласив высту­пить вперед некоторых своих лучших бойцов, в том числе Дирара, Шурахбила и ' Абд ар-Рахмана ибн Абу Бакра. Все эти рыцари выехали из первого ряда мусульманского войска, проскакали по пространству, разделявшему армии, и каждый из них бросил вызов на поединок. Против каждого мусульманского воина вышло по римскому офицеру, и бойцы разделились на пары для поединков. Практически все византийцы были убиты. Убив своего противника, мусульманский богатырь проносился верхом вдоль рядов римского войска, отпуская в его адрес язвительные замечания и вызывая на бой нового соперника, а также, по возможности, поражая одного-двух человек из первого ряда, пре­жде чем вернуться к мусульманской армии. Как и в предыдущих сра­жениях, обнаженный по пояс Дирар нанес наибольший урон и убил наибольшее число римлян, поражая зрителей своим пренебрежением к опасности.

Так продолжалось около часа, а потом Халид решил, что настало вре­мя «ударить как следует». Он отозвал назад мусульманских офицеров и выехал вперед сам. Доехав до середины поля, Халид вскричал:

Я- столп Ислама!

Я- сподвижник Пророка!

Я- благородный воин, Халид ибн ал-Валид!

Поскольку Халид был полководцем мусульманской армии, его вызов должен был принять один из высших византийских генералов. К этому времени жажда вступить в бой у Кулуса несколько поумерилась, потому что на него угнетающе подействовала печальная судьба тех римлян, которые в то утро вышли на поединки с мусульманами. Складывается впечатление, что ему не хотелось принимать вызов Халида, однако, подстрекаемый насмешками своего конкурента, Азазира, Кулус выехал на поле перед римской армией. Подъехав поближе к Халиду, он сделал знак, что хочет поговорить с ним, однако Халид не обратил ни малейшего внимания на этот знак и налетел на него со своим копьем. Кулус парировал удар, проявив при этом исключи­тельное умение. Халид вновь атаковал его, но снова его удар пропал втуне.

Халид решил, что больше не будет использовать копье. Он прибли­зился к противнику, отбросил копье и вцепился в него голыми руками. Схватив Кулуса за ворот, он стащил его с лошади, и римлянин рухнул на землю, не делая попыток подняться. И тогда Халид сделал знак, чтобы к нему подошли двое мусульман. Когда те приблизились, он приказал им унести Кулуса в качестве пленника, что они и сделали.

Византийцы стойко продержались в течение примерно часа, но они были не в состоянии сдерживать мусульман в течение более длительного вре­мени. Потеря большого количества офицеров, в том числе двух главных полководцев, угнетающе подействовала на их боевой дух, а тот факт, что прямо за ними находился Дамаск, манивший их прийти и укрыться за его стенами, вызывал сильный соблазн покинуть поле боя. Поэтому они и отступили, потеряв множество людей убитыми. Римская армия подошла к городу и укрылась за его стенами, затворив за собой ворота.

Мусульмане провели ночь на равнине, а на следующий день подсту­пили к городу. Там 20 августа 634 г. (20 дня месяца джумада-л-ахира, 13 г. хиджры) мусульманская армия под командованием Халида присту­пила к осаде Дамаска.

Халид уже оставил позади себя конный отряд в Фахле, чтобы свя­зать руки римскому гарнизону и не позволить ему прийти на помощь Дамаску или воспрепятствовать перемещению гонцов и подкреплений из Медины. Теперь же он выслал еще один отряд на дорогу в Эмессу, чтобы он занял позиции у Байт Лахйи, примерно в 10 милях от города, и велел его командиру выслать разведчиков, чтобы следить за подходом римского подкрепления и сообщать об этом. Если бы командир не смог справиться с этими войсками самостоятельно, он должен был бы обратиться за по­мощью к Халиду. Организовав тем самым заградительный кордон, изо­лировавший Дамаск от Северной Сирии, откуда вероятнее всего можно было ждать подхода помощи Дамаску, Халид окружил город с помощью остальной части своей армии.

Теперь в Дамаске находились гарнизон, насчитывавший от 15 000 до 16 000 воинов, и значительное гражданское население, а также большое количество народа из близлежащих населенных пунктов, укрывшихся в городе. Письменные источники не приводят сведений о численности мусульманской армии под Дамаском, однако, должно быть, она была не­сколько меньше, чем в предыдущий месяц. Число мусульман, погибших в трех недавних баталиях - при Аджнадайне, Йакусе и на Мардж ас-Суффаре, несомненно, измерялось четырехзначной цифрой, и еще ты­сячи человек были ранены в этих боях и не могли принимать участия в осаде. Более того, одна группа была отправлена, чтобы действовать как заградительный кордон, и один отряд был оставлен в Фахле. Учитывая все эти обстоятельства, я полагаю, что под Дамаском мусульмане имели около 20 000 человек. Этими силами Халид и осадил город.

Корпус, с которым Халид сражался в Ираке и в который входила Мо­бильная Гвардия, он разместил у Восточных ворот. Командование основ­ной частью этого корпуса полководец доверил Рафи', а сам остановился на небольшом расстоянии от Восточных ворот с резервом из 400 всад­ников Мобильной Гвардии. Он разместил свой командный пункт в мона­стыре, который в результате стал именоваться Дайр Халид, то есть Мона­стырь Халида (считается, что монахи, населявшие этот монастырь, всяче­ски помогали Халиду, в том числе заботились о раненых мусульманах).² У всех остальных ворот он расставил отряды по 4000-5000 человек, ко­торыми командовали следующие военачальники. Командирам корпусов Халид приказал: а) разбить лагерь на расстоя­нии более полета стрелы от крепости, держать ворота под наблюдением; б) выставить лучников, чтобы обстреливать всех византийских лучников, ко­торые поднимаются на укрепления; в) отбрасывать назад любые римские отряды, выходящие из ворот; г) обращаться за помощью к Халиду, если придется туго. Дирар был поставлен командовать 2000 всадников из Мо­бильной Гвардии, и ему было поручено патрулировать пустые простран­ства между воротами в ночное время и приходить на помощь любому корпусу, который атакуют византийцы.

Получив указания, мусульманские части заняли позиции, и началась осада. Были поставлены шатры, и Дирар приступил к патрулированию. Мусульмане перекрыли все возможные пути подхода помощи или бег­ства, но это касалось только военных формирований. Ночью отдельные личности все еще могли спуститься со стены во многих местах, и благо­даря этому Фома мог сноситься с внешним миром и с находившимся в Антиохии Ираклием.

На следующий день по прибытии мусульман Халид подвел закован­ных в железо Кулуса и Азазира к Восточным воротам, где их могли ви­деть находившиеся на стенах византийцы. Там обоим полководцам предло­жили принять Ислам, и оба отвергли это предложение. Тогда, на глазах у римского гарнизона, оба полководца были обезглавлены, а роль их пала­ча выполнил все тот же Дирар.

В течение 3 недель осада продолжалась без каких-либо заметных операций, если не считать нескольких вялых атак римлян, которые были с легкостью отбиты мусульманами. Днем противники споради­чески обменивались обстрелами из луков, хотя они и не приносили особого ущерба ни той, ни другой стороне. Осада велась на измор. Если бы пришлось, Дамаск заставили бы сдаться под угрозой голод­ной смерти. Вскоре после того как Ираклий узнал о поражении, нанесенном Халидом римской армии на Мардж ас-Суффар, и начале осады Дамаска, он принял меры для набора нового войска. Удары, нанесенные империи в последнее время, были весьма чувствительными; однако успешное продвижение мусульман еще больше осложнило ситуацию и сам Дамаск оказался в опасности. Если бы Дамаск пал, это стало бы сокрушитель­ным ударом по престижу Византийской империи, таким сильным, что оправиться от него можно было бы, лишь мобилизовав все имевшиеся у империи военные ресурсы, - а такую задачу можно было осуществить только в крайнем случае. А Дамаск мог пасть не потому, что в городе бы­ло мало войск, но потому, что там не было припасов. Город не был готов к длительной осаде.

За 10 дней после начала осады Ираклий создал новую 12-тысячную армию, собрав людей по гарнизонам из различных частей Северной Си­рии и Джазйры. Эта армия выступила из Антиохии с огромным обозом с продовольствием, и ее командующему было приказано любой ценой добраться до Дамаска и облегчить положение осажденного гарнизона. Подмога пошла через Эмессу, натолкнулась на мусульманских разведчи­ков между Эмессой и Дамаском и с этого момента была готова в любой момент вступить в бой.

9 сентября 634 г. (10 дня месяца раджаб, 13 г. хиджры) в лагерь Халида галопом примчался гонец, сообщивший, что со стороны Эмессы стреми­тельно приближается римская армия, размеры которой не определены, и через день-два она столкнется с заградительным кордоном под Байт Лахйей. Халид не был удивлен этим известием, ибо он полагал, что Ира­клий сделает все возможное, чтобы снять осаду Дамаска, и именно по этой причине Халид и выставил заградительный кордон на главной до­роге, по которой подмога могла приблизиться к городу.

Халид немедленно организовал конный отряд из 5000 человек и на­значил Дирара его командиром. Он поручил Дирару как можно быстрее добраться до района Байт Лахйи, взять под свое командование уже на­ходящиеся там силы и разделаться с подкреплением, шедшим из Эмес­сы. Халид предупредил Дирара, чтобы тот не действовал опрометчиво, а также велел ему ждать подкрепления, прежде чем бросаться в бой, если враг окажется слишком многочисленным. Впрочем, такие предостереже­ния были не для Дирара, если ему и не хватало какого-то достоинства, то этим достоинством была осторожность. С Рафи' в качестве своего за­местителя Дирар уехал из-под Дамаска и, приняв командование над за­градительным кордоном, выдвинулся вперед к низкой горной цепи на не­большом расстоянии от Саниййат ал-'Укаба (Прохода Орла), где устроил засаду.

На следующее утро показалась римская армия. Мусульмане ждали. Когда голова римской колонны приблизилась к месту засады, Дирар по­дал сигнал к атаке. Его люди выскочили из своих укрытий и, ведомые своим полуголым командиром, напали на римлян. Однако византийцы бы­ли готовы к подобной неожиданности. Они так быстро перестроились в боевой порядок, что завязался фронтальный бой, в котором мусуль­мане атаковали, а византийцы решительно оборонялись на более высоком участке местности перед Проходом Орла. Наконец, мусульмане осозна­ли, с каким сильным врагом они имеют дело: византийцы имели двойное превосходство в живой силе. Однако для Дирара это не имело значения. Яростно возглавляя атаку, он слишком оторвался от своих воинов и вско­ре оказался со всех сторон окруженным римлянами. Враги узнали в нем Нагого Воина и решили захватить его живым и доставить в качестве тро­фея своему императору. Дирар был ранен стрелой в правую руку, но про­должал сражаться, хотя кольцо римлян вокруг него сжималось все боль­ше и больше. Однако в конце концов, после многих ранений, римлянам удалось одержать над ним верх и отправить его в свой тыл.

Потеря Дирара угнетающе подействовала на мусульман, но Рафи' был достойным преемником блистательного Дирара. Приняв командова­ние, он провел несколько атак, стараясь пробиться к Дирару и спасти его, однако его усилия оказались бесплодными, и ситуация зашла в тупик. Рафи' понял, что он не в силах сокрушить находящееся перед ним рим­ское войско, и днем он отправил гонца к Халиду, сообщая ему о боевом столкновении, о численности неприятеля и потере Дирара, который, по­пав в плен, возможно, был еще жив.

Рафи' вышел на дорогу в Эмессу в том месте, где еще не проходил византийский конвой, и устроил засаду. Когда сотня римлян достигла этой точки, Рафи' и его воины напали на них, перебили большинство солдат и освободили Дирара. Нагой Воин и его любящая сестра счастливо вос­соединились. Отряд вновь сделал большой крюк, чтобы не столкнуться с римской армией, и вернулся к Халиду, который был очень благодарен Рафи' за спасение Дирара.

Под неослабевающим давлением мусульман византийцы увеличили темп отступления. Когда мусульмане начали наседать с еще большей силой, отступление превратилось в стремительное бегство, византийцы уносили ноги в сторону Эмессы.

Халид не мог преследовать бегущего врага, потому что ему необходи­мо было возвращаться под Дамаск. С уходом сначала отряда Рафи', а за­тем и пошедшей ему на помощь Мобильной Гвардии осаждавшие город мусульманские войска были ослаблены на 9000 человек. Если бы византийцы предприняли массовую атаку на один из мусульманских корпусов, могла бы возникнуть серьезная опасность того, что им удастся прорвать осаду. Поэтому Халид отправил преследовать римлян до Эмессы лишь небольшой отряд всадников под командованием Самта ибн ал-Асвада. Через некоторое время Самт добрался до Эмессы, но обнаружил, что византийцы уже успели укрыться в крепости. Однако к Самту обратилось местное население, чтобы сказать, что оно не желает сражаться с мусуль­манами, с которыми люди хотели бы заключить мир, и что оно даже со­гласно кормить всех солдат, которые будут размещены в их городе. После обмена дружескими словами Самт вернулся в Дамаск.

Тем временем Халид вернулся к мусульманской армии под Дамаском. Он вновь принял командование и восстановил диспозицию мусульман­ских войск в том виде, какой она была до появления римской колонны, шедшей на подмогу осажденным.

Новость о печальной судьбе подкрепления распространилась среди византийцев в Дамаске и стала по-настоящему сокрушительным ударом. Ромеи Дамаска возлагали надежды на то, что Ираклий пошлет им подмо­гу. Ираклий действительно постарался сделать все, что было в его силах, но надежды горожан были уничтожены действиями Халида в районе Байт Лахйи. Разумеется, Ираклий мог собрать новое войско, однако для этого требовалось время. Между тем запасы продовольствия в Дамаске были на исходе и ни один луч надежды не освещал горизонт и не при­давал уверенности и сил населению Дамаска.

Всякий раз, когда люди собирались вместе, они задавали одни и те же вопросы. Даже если Ираклию удастся снарядить новое войско, - а он ед­ва ли сумел бы сделать это в ближайшее время, - какова гарантия того, что оно добьется больших успехов, чем последняя армия? Если мусуль­мане сумели сотворить такое с 90-тысячной армией под Аджнадайном, то каковы шансы избежать поражения и неизбежно последующих за ним раз­грабления и захвата в плен у маленького войска в Дамаске? На сколько еще хватит продовольствия? Не лучше ли было бы заключить с мусульманами мир на любых выдвинутых ими условиях, чтобы тем самым избежать пол­ного уничтожения? Настроение в Дамаске падало, а недовольство возрас­тало, особенно среди неримской части населения. Положение становилось все более отчаянным, а напряженность делалась все более невыносимой.

Затем к Фоме явилась депутация наиболее уважаемых горожан. Они поведали ему о своих опасениях и предложили рассмотреть возмож­ность заключения мира с Халидом, однако Фома заверил их, что у него достаточно войск, чтобы защитить город, и что он скоро перейдет в на­ступление, чтобы отогнать от него мусульман. В церквях прошли особые службы и молебны об избавлении города от угрожавшей ему опасности. Фома решил попытаться осуществить мощный прорыв из города. Он был отважным человеком и не собирался сдаваться, пока у него оставал­ся хоть какой-то шанс.

На следующее утро, в начале третьей недели сентября 634 г., Фома собрал людей из всех частей города и создал большой отряд для про­рыва через Фоминские ворота. Его непосредственным противником был Шурахбил со своим корпусом численностью около 5000 человек. Фома начал операцию с массированного обстрела мусульманских лучников стрелами и камнями, чтобы заставить их отойти и расширить террито­рию, необходимую для дебуширования¹ из ворот. Мусульмане ответили на это тучами стрел. В самом начале перестрелки несколько мусульман были убиты, причем одним из них был Абан ибн Са'йд ибн ал-Ас человек, который недавно женился на исключительно смелой женщи­не. Как только эта женщина узнала, что стала вдовой, она взяла лук и присоединилась к мусульманским лучникам, желая отомстить за мужа. На стене крепости стоял священник с большим крестом, вид которого должен был вселять мужество в римлян. К несчастью для этого священнослужителя, молодая вдова избрала его в качестве своей мишени. Выпущенная ею стрела насквозь пронзила ему грудь, и, к радости мусульман и печали римлян, и священник, и крест рухнули к подножью стены. Однако в той перестрелке византийцы превзошли мусульман, и через некоторое время осаждающие были вынуждены отойти за пределы досягаемости для византийских лучников и стрелков из пращей.

Затем ворота распахнулись, и римские пехотинцы, прикрываемые лучниками и стрелками из пращей, стоявшими на стене, хлынули из ворот и развернулись веером, занимая боевые позиции. Как только раз­вертывание войска завершилось, Фома приказал наступать на корпус Шурахбила, который также построился к бою в нескольких сотнях ярдов от ворот. Фома, с обнаженным мечом в руке, лично возглавил наступле­ние и, по свидетельству летописца, «ревел как верблюд»!

Очень скоро завязалась ожесточенная битва между двумя отрядами воинов. Корпус Шурахбила сражался против превосходящих сил про­тивника, но держался, не отступая ни на пядь, а потери римлян начали возрастать. Затем Фома заметил Шурахбила и, догадавшись, что тот яв­ляется командиром этого отряда, направился к нему. Шурахбил заметил приближение Фомы и, держа в руке окровавленный меч, приготовился к схватке с ним. Однако Фома не успел подойти к Шурахбилу, ибо очеред­ная пущенная вдовой стрела вонзилась ему в правый глаз и он рухнул на землю. Римские воины быстро подхватили его и унесли, но в тот же са­мый миг византийцы начали пятиться к крепости. Таким образом, наседав­шие на них бойцы с мечами и меткие мусульманские лучники принудили римлян отступить в крепость, оставив на поле боя множество мертвых, причем некоторые из них были сражены стрелами вдовы Абана.

В крепости хирурги осмотрели глаз Фомы. Стрела вонзилась неглубоко, но они пришли к выводу, что удалить ее невозможно. Поэтому они отрезали ее древко по то место, где оно торчало из глаза, и Фома, вместо того чтобы горевать из-за потери глаза и боли, которую причиняла ему рана, показал себя как человек исключительного мужества. Он поклялся, что в отместку лишит врагов тысячи глаз и не только разгромит этих мусульман, но и будет преследовать их и на Аравийском полуострове, а когда он с ними разделает­ся, это место будет пригодно лишь для проживания диких животных. Фома приказал ночью провести еще одну крупную и неожиданную вылазку.

Отдавая приказы, Фома подчеркивал важность стремительности, не­обходимо было захватить мусульман врасплох и уничтожить их лагерь. К врагу следовало быть беспощадными. Если какой-нибудь мусульманин желал сдаться, его следовало убивать на месте, - всех, кроме Халида, которого следовало захватить живым. Луна должна была взойти часа за два до полуночи. Вскоре после этого, по сигналу гонга, поданному по указанию Фомы, следовало открыть ворота и одновременно пойти в на­ступление.

В лунном свете атаки римлян начались в соответствии с намеченным планом. У Джабийских ворот завязалась жестокая борьба, и Абу 'Убайда лично вмешался в схватку с мечом наголо. Сын Хирурга превосходно владел мечом, и прежде чем атака была отбита и византийцы поспешили вернуться в город, он уложил нескольких римлян.

У Восточных ворот ситуация вскоре осложнилась, ибо в этом секторе действовал более крупный византийский отряд. По звукам сражения Халид мог догадаться, что враг продвинулся дальше, чем его следовало про­пускать, и, опасаясь, что Рафи' может не сдержать натиск, Халид лично бросился в бой со своим резервом из 400 ветеранов Мобильной Гвардии. Бросаясь на римлян, он издал свой личный боевой клич: «Я - благо­родный воин, Халид ибн ал-Валид». К этому времени его военный клич был хорошо знаком всем римлянам и служил им предостережением. По правде говоря, Халид ознаменовал поворот в ходе вылазки из Восточ­ных ворот. Вскоре византийцы обратились в повальное бегство, мусульмане рубили бегущих с поля боя. Большая часть римского отряда смогла вер­нуться в город и закрыть за собой Восточные ворота.

Между тем самый тяжелый бой разыгрался у Фоминских ворот, где корпусу Шурахбила, принявшему участие в трудном дневном сраже­нии, ночью пришлось отражать самую могучую атаку. В лунном свете, рассеивавшем кромешный мрак, византийцы выбегали из ворот и строи­лись к бою. В это время они подверглись ураганному обстрелу луч­ников Шурахбила, но, несмотря на некоторые потери, развернулись и пошли в бой. Два часа сражение шло с неослабевающим накалом, вои­ны Шурахбила отчаянно сражались, сдерживая наступление римлян. И они его сдержали.

Вскоре после полуночи Фома, который сам сражался в первых рядах, заметил Шурахбила. Мусульманского командира было легко опознать по приказам, которые он выкрикивал своим воинам. Два полководца со­шлись в бою и стали биться на мечах и щитах.

В течение некоторого времени, пока остальные воины были поглоще­ны яростным, неистовым сражением, поединок между двумя лидерами не выявлял перевеса ни одного из них. Затем Шурахбил, увидев незащи­щенное место, изо всех сил нанес удар по плечу Фомы, однако его меч, обрушившись на твердый металл плечевой пластины римского доспеха, разломился на части. Жизнь Шурахбила теперь зависела от Фомы. К сча­стью для него, как раз в этот миг рядом с ним возникли два мусульма­нина и вступили в бой с Фомой. Шурахбил отошел назад, подобрал меч погибшего мусульманина и вновь ринулся в сражение. Однако Фома уже исчез. К этому времени византийцы основательно подустали. Видя, что в мусульманском фронте нет слабых мест, Фома решил, что бесполезно продолжать атаку, так как это лишь увеличит и без того большие потери среди его воинов. Он приказал отходить, и византийцы быстро перешли в отступление. Мусульмане не пытались преследовать их, хотя их лучники и нанесли отступающим дополнительный урон. И вновь молодая вдова метко посылала свои роковые стрелы.

Предпринятая Фомой попытка порвать осаду была последней. Эта попытка провалилась. За время вылазок он потерял тысячи человек уби­тыми и не мог больше позволить себе сражаться вне городских стен. Его воины разделяли с ним разочарование. Они были готовы сражаться, за­щищая город, но не отважились бы на бой с мусульманами за пределами городских стен. Теперь Фома расширил полномочия своего заместителя, Харбйса, переложив на него ряд командных функций, которые до этого он выполнял сам.

Поиск по сайту: