Постижение смысла истории

Центральная тема культурологии Арнольда Тойнби основана на по­стижении смысла истории. Эта проблема волновала Б. Кроче, А. Берг­сона, П. Тейяр де Шардена, Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера, X. Ор-тега-и-Гассета, Р. Коллингвуда, К. Ясперса, П. Тиллиха, Н. Бердяева, П. Сорокина и многих других ученых.

Тойнби настаивает на рассмотрении истории отдельных цивили­заций как части универсума, в котором оригинальное и самобытное существует наряду со всеобщим, а история предстает в единстве про­странства и времени, длительности и непрерывности.

Главным деятелем истории выступает человек, его способность отве­чать на вызов, делать свой выбор среди возможных альтернатив приня­тия решений, откликаться на возникающие обстоятельства повседнев­ной жизни.

Подлинный предмет изучения истории — исследование челове­ческих отношений, ибо процесс исторического развития всегда пер­сонифицирован, в нем действуют люди, наделенные различными стремлениями, мотивами, склонностями, симпатиями и антипатия­ми, отношениями родства, вражды, господства и повиновения.

Такое «сгущение» социальных эмоций нередко игнорировалось историками из-за боязни быть обвиненными в субъективизме. Тойн­би возражает против «индустриализации» исторического мышления, ибо обращение с людьми как с предметами может иметь катастрофи­ческие последствия. Он сравнивает деятельность историка с диало­гом, в котором «живые учатся говорить живое слово о живых».

История культуры разворачивается как драма идей, столкнове­ние мнений, влекущих за собой триумф или поражение, фарс или трагедию. Непрерывность истории нельзя представить в виде скуч­ной, монотонной и однообразной схемы линейного движения, даже если оно идет по относительно восходящему направлению. Напро­тив, понятие непрерывности истории имеет значение лишь как сим­волический образ, на котором мы вычерчиваем контуры реального многообразия жизни. В вечно бегущем потоке надо увидеть изгибы живых струй, пороги и тихие заводи, вздыбленные гребни волн и мирную гладь отлива, сверкающие кристаллами торосы и причудли­вые наплывы льда, когда мириадами форм вода застывает в расще­линах ледников.

Это поэтическое сравнение подчеркивает сложность труда исто­рика, призванного воспроизвести необычайно разноликую картину реального мира культуры человечества.

И еще одно предупреждение высказывает Тойнби. Он опроверга­ет европоцентризм, обвиняет в ложности концепцию «единства ис­тории» на базе лишь западного общества, предписывающую всем ци­вилизациям повторение пути развития, пройденного Европой.

Тойнби сравнивает представление о прямолинейности движения народов с простейшим образом волшебного бобового стебелька из сказки, который пробил землю и растет вверх, не давая отростков и не ломаясь под тяжестью собственного веса, пока не ударится голо­вой о небосвод. В действительности происходит иное. Даже предста­вители одного и того же вида общества, оказавшись в одинаковых условиях, совершенно по-разному реагируют на испытания — Вызов истории.

Одни сразу же погибают; другие выживают, но такой ценой, что после этого уже ни на что не способны; третьи столь удачно противо­стоят Вызову, что выходят не только не ослабленными, но даже созда­ют более благоприятные условия для преодоления грядущих испыта­ний. Есть и такие, кто следуют за первопроходцами, как овцы за своим вожаком. Так непросто складывалась судьба цивилизаций в истории, но многое может быть применено к описанию и современной ситуации.

Истоки европоцентризма, который Тойнби называет заблужде­нием историков, он видит в экономической и политической экспан­сии западной цивилизации, в результате которой около 60-70 госу­дарств оказались членами единой мировой системы. Но если это в некоторой степени допустимо по отношению к экономике и полити­ческим аспектам социальной жизни, то никак не может быть распро­странено на культуру, которая не только глубже первых двух слоев, но и фундаментальнее. «Вестернизация» затронула, несомненно, пер­вые две сферы, но «культурная карта» по-прежнему остается уни­кальной и самобытной, считает Тойнби.

Поиск по сайту: