Неправильное понимание значения словоформы

Что такое «омоформа»? Это омонимичная форма.

«Матери» – какой падеж?

И родительный (кого?), и дательный (кому?), и именительный множественного (кто?). Это и есть омоформа. Нас будут интересовать прежде всего такие омоформы, в которых совпадает именительный падеж и какой-либо косвенный (таких омоформ – больше всего). А особый интерес представляют именно эти омоформы, поскольку стилистика призвана бороться с типичными, распространенными ошибками, затрудняющими процесс коммуникации. К тому же, неоднозначная конструкция (в том числе с омоформами) нередко используется и как стилистический прием.

Практика показывает, что неоднозначные конструкции часто создают серьезные затруднения в коммуникации. Читающий осмысливает какой-то элемент текста неверно, не в том значении, в котором его употребил автор, и лишь затем, под влиянием последующих сигналов текста, возвращается к прочитанному и переосмысливает его либо (если в последующем тексте уточнителей нет) так и остается с неправильным, не предусмотренным автором пониманием.

Учитывая подобные факты, известный исследователь омонимии профессор Н.П. Колесников выделяет пять типичных речевых ситуаций, возникающих при восприятии омонимичных предложений: 1. Читающий не замечает омонимию и правильно воспринимает содержание предложения. 2. Читающий не замечает омонимию и неправильно воспринимает содержание предложения. 3. Читающий замечает омонимию и правильно выбирает одно из значений предложения. 4. Читающий замечает омонимию, но неправильно выбирает одно из значений предложения. 5. Читающий видит омонимию, но затрудняется в выборе одного из значений предложения.

Очевидно, что только одна из пяти ситуаций – первая – подтверждает оптимистическую гипотезу – «омонимия безвредна». Остальные четыре ситуации указывают – «омонимия вредна».

Во многих типичных ситуациях можно уверенно, надежно предсказать, в каком из двух или нескольких значений будет осмыслен при первоначальном восприятии интересующий пишущего неоднозначный сегмент текста, т. е. по какому из двух возможных путей пойдет мысль читающего. Это позволяет пишущему еще до того, как сконструированный им текст попадет к читающим, решить, адекватно ли будет понят употребленный омоним, и в нужных случаях предупредить неправильное понимание: заменить конструкцию, переставить слова и т. п.

2.1. Закономерность восприятия омоформы именительный – винительный падеж в начале предложения

Омонимичными могут быть формы различных частей речи.

Существительное.

Приведем пример. В предложении «Двери для непосредственного выхода наружу должны иметь следующие помещения» естественно, при беглом чтении принимаются слово «двери», стоящее на первом месте, за подлежащее, а поставленное в конце фразы «помещения» – за дополнение. И только нелепость получающегося при этом смысла (у дверей имеются помещения) заставляет заметить, что здесь допущена ничем не оправданная инверсия, при которой подлежащее и дополнение поменялись местами.

Как видим, такие конструкции создают серьезные затруднения в понимании смысла предложения. Проблема неоднозначности конструкций типа «Мать любит дочь» возникает не только в письменной, но и в устной речи. Как заметил В. А. Трофимов, предложения типа «Мать любит дочь» остаются непонятными для слушателя «ни при каких интонационных ухищрениях».

Действительно, наличие интонации, сопровождающей предложение с омоформами именительный – винительный падеж, не ставит слушателя в более выгодное положение по сравнению с читателем. Интонация, являясь действенным средством при передаче смысловой зависимости слов, логического ударения, различных эмоциональных напластований – угрозы, нежности, иронии и т. д., – в данном случае оказывается бессильной: различить субъект и объект она не может.

Примечательно, что начальное существительное воспринимается как употребленное в именительном падеже не только в предложениях семантически обратимых (например, «Холм закрыл лес»), т. е. таких, в которых обе интерпретации представляются читающему равно вероятными, но и в предложениях семантически необратимых, которые не могут быть истолкованы – с учетом всего их лексического состава – в двух разных значениях, так как один из двух смыслов оказывается явно неприемлемым: (Например, «Лето сменяет осень»).

Подсчитано, что в русских текстах именительный и винительный падежи совпадают по форме у 76% существительных. Другие падежи, например родительный и дательный, совпадают в значительно меньшем количестве случаев. Поэтому у существительных, имеющих одинаковые формы в именительном и винительном падежах, особенно часто возникает несоответствие между значением, в котором они употреблены автором, и значением, в котором они поняты читающим.

Почему существительное в именительно-винительном падеже, стоящее в начале предложения, воспринимается в значении именительного падежа, а не винительного? Казалось бы, если существительное совмещает в себе формы именительного и винительного падежей, то одним читающим оно может быть воспринято в именительном падеже, другим – в винительном. Между тем все читающие, словно сговорившись, видят в таком существительном именительный падеж. Почему?

В литературе даны два различных ответа на этот вопрос. А.И. Томсон, Е.М. Галкина-Федорук и другие считают, что начальная позиция в русском предложений, так же как, например, во французском, обладает формальной значимостью. В предложениях «Платье задело весло», «Дочь зовет мать», утверждает А. И. Томсон, положение слов «платье», «дочь» перед глаголом придает им совершенно такое же формальное значение именительного падежа, как между прочим окончание -а в предложении «Рука задела весло».

В.Г. Орлова, В.А. Трофимов, А.Н. Гвоздев и другие полагают, что первое существительное понимается как подлежащее под влиянием преобладающих в русском языке конструкций с прямым порядком слов. А.Н. Гвоздев, например, говорит о «тенденции, создаваемой обычным порядком слов». Несомненным все же остается сам факт восприятия начального существительного в именительном, а не в винительном падеже.

Обычно чем больше слов стоит между ошибочно понятым существительным и сигналом ошибки (словом, вносящим ясность), тем серьезнее оказывается ошибка. Осознание этой зависимости дает нам мерило грубости. Скажем, ошибка величиной (протяженностью) в одно, два, три слова. Таким образом, между ошибкой и не-ошибкой может быть ряд переходных ступеней. Ошибка может быть явной, очень резкой, она может быть менее грубой, наконец, – едва ощутимой, как, например, в предложении, приведенном А.И. Томсоном (Весло задела рука), где все-таки «чувствуется противоречие». Исправлять незначительную стилистическую ошибку обычно нецелесообразно, особенно если это связано с существенной «ломкой» текста.

Невозможно провести черту, по одну сторону от которой стояли бы незначительные ошибки, а по другую сторону – грубые, при которых.возникает настоятельная потребность исправить предложение. Можно наметить лишь пограничную зону между грубыми и негрубыми ошибками.

Другие части речи – местоимение, числительное, прилагательное при омонимичных формах именительный – винительный падеж создают аналогичные затруднения в восприятии читателей.

Местоимение.

Например. Что порождает текучесть кадров?

Смысл, возникающий при чтении: какова причина текучести? (Что – подлежащее).

Авторский смысл: какие последствия порождает текучесть? (Что – дополнение).

Еще примеры. «Всё передовое преследовало царское правительство». Смысл, возникающий при чтении: всё – оно (им. пад.). Авторский смысл (здесь он очевиден): всё – его (вин. пад.).

«Можно объединить творчество четырех выдающихся физиков. Это позволяет сделать вклад, внесенный ими в науку об электричестве». Омоформа «это»первоначально воспринимается читающим в значении именительного падежа: это объединение (оно) позволяет сделать вклад. Но затем выясняется, что омоформа это употреблена, в значении винительного падежа: их общий вклад в науку позволяет объединить этих ученых, рассказать о них в одной книге.

Числительное.

«Третье делает ненужным первое».

Смысл, возникающий при чтении: третье — подлежащее (схема: И – В). Авторский смысл: третье – дополнение (схема: В – И).

Десять победили тридцать. Смысл, возникающий при чтении: десять – подлежащее (схема: И – В). Авторский смысл: десять – дополнение (схема: В – И).

Прилагательное.

Русский вытесняет французский. Смысл, возникающий при чтении: русский – подлежащее (схема: И – В). Авторский смысл: русский – дополнение (схема: В – И).

Доброе пробуждает прекрасное. Смысл, возникающий при чтении: доброе – подлежащее (схема: И – В). Авторский смысл: доброе – дополнение (схема: В – И).

Суммируя сказанное, можно сформулировать следующую общую закономерность смыслового восприятия: Омоформа именительный – винительный падеж (т. е. любое слово – существительное, местоимение, числительное, прилагательное, – у которого совпадают по форме именительный и винительный падежи), стоящая в начале предложения, первоначально воспринимается читающими в значении именительного падежа, даже если она употреблена пишущим в значении винительного (закономерность 1).

На основе этой закономерности сформулировано известное правило стилистики, его приводил еще А.С. Пушкин: «Там, где сходство именительного падежа с винительным может произвести двусмыслие, должно по крайней мере писать все предложение в естественном его порядке», т. е. без инверсии.

2.2. Закономерность восприятия омоформы именительный – винительный падеж в любом месте предложения

Наблюдения показывают, что омоформа именительный – винительный падеж воспринимается как именительный не только в начале предложения, но и в середине его и даже в конце. В каких же случаях данная омоформа, стоящая не в начале предложения, воспринимается, так же как и в начале, в именительном падеже? Приведем несколько относящихся сюда фактов и постараемся их обобщить.

«Отвечая на вопросы, лектор сказал, что искусство, как и сны, создает реальный мир».

Омоформа искусство первоначально воспринимается читающим в значении именительного падежа, хотя употреблена автором в значении винительного.

«Проколол иглой листок тонкой сосенки росток».

Вначале читающему кажется, что листок сам своим острием что-то проколол, а затем выясняется, что листок был проколот иглой сосенки.

Анализ языковых фактов показывает, что омоформа именительный – винительный падеж, стоящая в середине (вообще – не в начале) предложения, воспринимается, как и омоформа, стоящая в начале предложения, в именительном падеже, если слева от нее нет элементов, которые указывали бы на то, что эта омоформа употреблена в винительном падеже.

Здесь мы подходим к необходимости ввести понятие «неопределяющий предтекст». Прежде всего, что такое «предтекст»? Предтекстом называем ту часть текста, которая стоит слева от рассматриваемого в данный момент слова (сегмента текста). Соответственно посттекстом называем ту часть текста, которая стоит справа от рассматриваемого в данный момент слова.

Если в предтексте нет таких элементов, которые указывали бы, в каком из двух возможных значений употреблено рассматриваемое слово, то такой предтекст называем неопределяющим. Если же в предтексте есть такой элемент (один или несколько), который указывает, в каком из двух возможных значений употреблено рассматриваемое, т. е. стоящее сразу же после данного предтекста, слово, то такой предтекст называем определяющим.

«Быструю лань не догнала волчья стая».

В этом предложении перед словом «лань», которое, взятое отдельно, может быть употреблено и в значении именительного и в значении винительного падежа (она и ее), стоит слово «быструю» (предтекст), которое своим окончанием -ую (винительный падеж) сразу же показывает читающему, что следующая затем омоформа лань стоит в винительном падеже. Без уточнителя падежа быструю, т. е. без определяющего предтекста, слово лань до сигнала ошибки воспринимается читающими в именительном падеже: она, лань, не догнала кого-то.

Напротив, в предложении «Проведенный на уроке опыт показал, что кислород выделяет перекись водорода» предтекст (т.е. весь текст, стоящий слева от омоформы «кислород») не является определяющим, так как он не указывает, в каком из двух возможных значений употреблена омоформа кислород.

Соответственно неопределяющим и определяющим может быть и посттекст.

Сравните: «Мать любит дочь» и «Мать любит бабушка».

Элементы, стоящие слева от омоформы, т.е. элементы предтекста, могут влиять на первоначальное осмысление омоформы читающим и, следовательно, предупреждать неверное ее восприятие.

Напротив, элементы, стоящие справа от омоформы, т.е. элементы посттекста, при первоначальном восприятии не могут указывать читающему, в каком из возможных значений следует осмыслить омоформу, так как в тот момент, когда читающий впервые осмысливает омоформу, элементы посттекста еще не прочитаны. Элементы посттекста могут оказывать влияние только на повторное осмысление омоформы.

Иначе говоря, элементы предтекста могут предупреждать появление неправильного понимания омоформы, не допускать его вовсе, а элементы посттекста – только устранять уже возникшую ошибку (неправильное понимание). Поэтому пишущий, желая не допустить неправильного осмысления омоформы уже при первоначальном восприятии текста, должен ставить элемент, уточняющий значение омоформы, в предтекст, а не в посттекст.

Учитывая зависимость понимания омоформы от характера предшествующего текста, можно сформулировать закономерность восприятия, более общую, чем приведенная выше.

Омоформа именительный – винительный падеж, стоящая после неопределяющего предтекста (в любом месте предложения), первоначально воспринимается читающим в значении именительного падежа, даже если она употреблена пишущим в значении винительного.

То есть после неопределяющего предтекста омоформа именительный – винительный падеж воспринимается так же, как и в абсолютном начале предложения, или, что то же, как отдельное независимое слово, например в словарях: снег – именительный падеж.

2.3. Закономерность восприятия омоформы именительный – косвенный падеж

Именительный падеж может совпадать не только с винительным, но и с родительным, дательным, творительным падежами, и во всех этих случаях омоформа именительный – косвенный падеж воспринимается (при неопределяющем предтексте) в значении именительного падежа, даже если она употреблена в значении косвенного. Именительный падеж не может совпадать только с предложным, так как предлог «выдает» предложный падеж, отличает его от именительного.

Именительный – родительный падеж.

« Белок в это время не было».

Слово «белок» первоначально воспринимается в значении именительного падежа (белóк), а затем выясняется, что это родительный падеж (бéлок). В данном случае совпадают формы единственного и множественного числа. Тот факт, что слово «белок» первоначально воспринимается в именительном падеже, легко установить, если предложить кому-либо прочесть это предложение сразу вслух. Испытуемые обычно начинают читать так: белóк, т.е. воспринимают омоформу бéлок в значении именительного, а не родительного падежа.

Омографы с точки зрения восприятия не отличаются от омоформ, закономерности их осмысления одни и те же. Поэтому омографы также относим к числу омоформ (письменной речи).

«Ученица Степанова сыграла полонез».

Слово Степанова воспринимается как именительный падеж (Степанова – она), хотя автор мог вложить в это слово значение родительного падежа (Степанова – его).

Именительный – дательный падеж.

« Больной в этот день ходить по комнате не разрешили».

Слово больной первоначально воспринимается в значении именительного падежа (он – больной), хотя автор вкладывал в это слово значение дательного падежа (ей – больной).

«Айгуль преподнесла подарок Сауле».

Слово Айгуль первоначально воспринимается в значении именительного падежа (Айгуль – она), хотя автор мог вложить в это слово значе­ние дательного падежа (Айгуль – ей).

Именительный – творительный падеж.

«Не хочет косой косить косой».

Слово косой (первое по месту в предложении) воспринимается в значении именительного падежа (он – косой), хотя автор мог вложить в это слово значение творительного падежа (чем – косой).

«Петренко недоволен директор школы».

Омоформа Петренко первоначально воспринимается в значении именительного надежа (Петренко – он), а затем выясняется, что это – творительным падеж (Петренко – им или ею).

Итак, приведенные факты подтверждают, что именительный падеж может совпадать, по крайней мере в написании, не только с винительным, но и с родительным, дательным, творительным падежами. Поэтому есть основания говорить не об омоформе именительный – винительный падеж, а более широко – об омоформе именительный – косвенный падеж. Причем следует учитывать не только такие предложения, в которых есть две омоформы, но и такие, в которых всего одна омоформа.

Охарактеризованные факты позволяют сформулировать следующую общую закономерность смыслового восприятия.

Омоформа именительный – косвенный падеж, стоящая после неопределяющего предтекста, первоначально воспринимается читающими в значении именительного падежа, даже если она употреблена пишущим в значении косвенного.

Эта закономерность значительно шире, чем сформулированная ранее закономерность, так как относится не только к омоформе именительный – винительный падеж, но и к омоформе именительный – родительный, именительный – дательный, именительный – творительный падежи.

На основе данной закономерности может быть сформулировано следующее общее правило стилистики: Пишущий не должен допускать, чтобы омоформа именительный-косвенный падеж, употребленная в значении косвенного падежа, стояла после неопределяющего предтекета.

Ошибка при этом может быть и негрубой, если сигнал ошибки (слово, вносящее ясность) стоит непосредственно после неправильно воспринятой омоформы или вблизи нее.

Приведенное общее правило значительно шире, чем то, которое свыше ста лет дается в пособиях по стилистике и которое относится только к конструкциям типа «Мать любит дочь» – с двумя существительными в именительно – винительном падеже. Целесообразно овладеть более общим правилом. Оно позволяет распознавать в текстах стилистические ошибки не только в тех случаях, которые предусмотрены правилом о конструкции типа «Мать любит дочь», но и в целом ряде других случаев.

2.4. Закономерность восприятия омоформы деятель – объект

Рассмотрим две формы: Лидии и Клавдии.

Данные формы могут быть поняты и как родительный и как дательный падеж, и первая из них понимается как родительный, а вторая как дательный во фразе, как например, «Ответ Лидии Клавдии», при перестановке этих слов их функции меняются: Ответ Клавдии Лидии

Данный пример дает А.Н. Гвоздев. К приведенному А.Н. Гвоздевым примеру можно предложить и другой комментарий.

Первое из двух существительных (стоящее после неопределяющего предтекста) воспринимается как субъект действия, а второе – соответственно и поэтому (не может же быть в предложении двух конкурирующих субъектов) – как объект.

Ответ Лидии Клавдии – она, Лидия, отвечает Клавдии (Лидия – субъект, Клавдия – объект).

Ответ Клавдии Лидии – она, Клавдия, отвечает Лидии (Клавдия – субъект, Лидия – объект).

Автор, понятно, мог вкладывать в каждое из этих предложений противоположный смысл.

Комментарий А.Н. Гвоздева относится только к случаям совпадения родительного и дательного падежей. Если же комментировать пример Ответ Лидии Клавдии так, как предложено выше (первое существительное – субъект, второе – объект), то проступает вполне ощутимое единство этого примера с ранее рассмотренными – типа «Мать любит дочь».

В обоих случаях первое существительное воспринимается как субъект, второе как объект. Эти же отношения наблюдаются и в предложениях типа «Герасимову позвонить Овчинникову» (причем падежи опять другие).

Заметим к тому же, что приведенное выше высказывание А.Н. Гвоздева, если рассматривать его как общее утверждение, а не применительно к отдельному единичному примеру, несколько неточно.

Так, в предложении «Молодости не понять старости» первая омоформа воспринимается как дательный падеж, а не как родительный – вопреки утверждению А.Н. Гвоздева. Важно, однако, что и в этом случае первая омоформа воспринимается как обозначение субъекта, а вторая – объекта, в соответствии с общей сформулированной закономерностью.

Здесь мы подходим к необходимости ввести понятие «омоформа деятель – объект», отражающее противопоставление деятеля и объекта.

Противопоставление деятель – объект включает в себя и противопоставление именительный – косвенный падежи в качестве частного случая. Поясним, что термин «деятель», ввиду его прозрачной внутренней формы, предпочтительнее термина «субъект».

Деятель (носитель действия) и подлежащее – разные категории. Так, в предложении «Мост строится рабочими» слово мост является подлежащим, но не является деятелем (деятель здесь – рабочими). В приведенном выше предложении «Герасимову позвонить Овчинникову» слово Герасимову не является подлежащим, но является (если автор вкладывал в него соответствующий смысл) деятелем.

Подытоживая сказанное, можно сформулировать более широкую, по сравнению с приведенной выше, закономерность восприятия.

Омоформа деятель – объект, стоящая после неопределяющего предтекста, первоначально воспринимается читающими в значении деятеля, даже если она употребле­на пишущим в значении объекта.

Данная закономерность охватывает ряд таких фактов, которые приведенная ранее закономерность не учитывает: «Мне нечего сказать сестре»; «В европейской печати продолжает обсуждаться вопрос о помощи Италии Франции».

Ср. предложение с одной омоформой: «Смелость – это не грубость матери и не побеги из дома». Омоформа матери в соответствии с общей закономерностью первоначально воспринимается в значении деятеля, хотя употреблена в значении объекта.

Поскольку каждая последующая из приведенных нами ранее закономерностей включает в себя предшествующую в качестве частного случая, заключительная закономерность распространяется на весь рассмотренный ранее материал.

На основе данной закономерности сформулировано следующее общее правило стилистики. Оно гласит следующее.

Пишущий не должен допускать, чтобы омоформа деятель – объект, употребленная в значении объекта, стояла после неопределяющего предтекста.

Ошибка при этом может быть и негрубой, если сигнал ошибки (слово, вносящее ясность) стоит непосредственно после неправильно воспринятой омоформы или вблизи нее.

Поиск по сайту: