Картина 4. Сергей

Сергей и Мария за столом вдвоём. С железнодорожной насыпи доносятся крики: Бипа кричит: «Би-би!», Павел кричит: «Ту-ту!».

Мария тихо смеётся, утирая уголки глаз кончиком платка. Сергей серьёзен.

Сергей: -Меня в Ленинградскую область, в Кировск, в учебку направили. Видать, за то, что крепким, на военкомате, показался, определили вторым номером в пулемётный расчёт. Станину от него таскать, да коробки с лентами патронными. Не больно героично, как видишь. Через три месяца с первым номером распределили нас в девятнадцатый стрелковый, к комполка Федюнину. Только обжились да перезнакомились – началась Финская. Ну, наш полк и направили…

Ты, наверное, слышала про Твардовского, Александра?

Мария: -Это который про Василия Тёркина?

Сергей: - Он. Я про него от одного человека узнал. В Ворлаге, в больничке, вместе доходили… Не важно…Так вот…

У него про это место написано хорошо:

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда.,

Кому память, кому слава,

Кому темная вода, -

Ни приметы, ни следа.

На южном берегу Ладоги. Из неё финка вытекает, Тайпалиен йокки, кажется. Путевáя река, если по-нашему. Вот через неё и пошли. Мы вторым эшелоном на атаку выдвигались, на стрельбу в потёмках шли. К берегу подошли. Мать…

Метров сто, не меньше, река, льда нет, одно крошево. Понтонный батальон в щепу разметало. Переправлять на тот берег нечем. Впереди, на том берегу бой. Наших ло́жат. Комиссар, блядь, орёт… Пошли снопы из щепы вязать, пушки по нам молотят. Заставили как есть по воде плыть, кто за что держится. Шестое декабря. Вода – сироп густой от мороза. Выплыли – наших с сотню на дно ушла. Ладно, орут, «даёшь» мол! И то верно, бежать не будешь – околеешь. Бегу с «сатаниной» на закорках, вроде греюсь. Всё поле, что вижу, в шинелях серых да ворóнках. Вперемешку. Впереди видать всех перебили… Фины по нам лупят. Споткнулся обо что-то, мявкнулся в воронку, «сатаниной», блядью, придавило, выбраться не могу. А тут с верху попадало на меня ребят, не продохнуть. От них тепло идёт, а я ворочаюсь, выбираюсь. Слышу, финны щебе́нчут, я затих. А они своих видать искали, откопали меня. Стрелять не стали сразу, с собой взяли.

Так и выжил…

Мария: -Как письма перестали, я за тебя молилась, в Верхотурье на поклон ездила. Ты всё тогда надо мной смеялся, мол, мракобесие и опиум…

Сергей: - Дурак был…

Спят бойцы.

Свое сказали

И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда,

Где застыли их следы...

Может - так, а может - чудо?

Хоть бы знак какой откуда,

И беда б за полбеды.

Долги ночи, жестки зори

В декабре зимы седой…

Нам с октября, как заварушка началась, писать запретили.

Мария: - Я писала…

Сергей: - Ничего не было.

Мария: - Стало быть, не знаешь ничего…

Сергей: - О чём? Я же говорю…

Мария: - Хвала тебе, Господи! Отвёл горе!

Сергей: - О чём ты? Про отца моего что-то?

Мария: - А хотя и так…. Вон Бипа бежит.

Бипа: - Мама, би-би!

Прибежал Бипа.

Бипа: - А мы с дяденьками Сестриными и дядей Игнатом в паровоз играли! Би-би! Ту-ту!

Мария: - Дак что же ты свою бригаду бросил!?

Сергей: - Как же они без тебя паровоз назад приведут!?

Бипа: - Не знаю…

Мария: - Беги, помогай! Ведь ты же дудок! Как паровоз без дудка!?

Бипа: - Не знаю…

Сергей: - Без дудка по чугунке паровоз не поедет! Сёстры с Игнашкой так и останутся в тайге!?

Бипа убегает.

Бипа: - Ой-ой-ой! Би-би! Ой-ой! Ту-ту-у!

Сергей и Мария смотрят Бипе вслед. Лица их на удивление похожи, в выражении своей скорби и сострадания к ребёнку.

Картина 5. Мария.

Сергей и Мария смотрят Бипе вслед.

Сергей: - Как так вышло, Мария!?

Помолчали.

Мария: - Как я его понесла, родители от меня открестились, покойнички…Царствие им небесное, иродам!

Помолчали.

Мария: - Я, чтобы прокормиться, до последнего на лесовале робила! Бипка когда на свет запросился, я на просеке одна погодилась…шла на шум, к людям…он уже головку показал…споткнулась, упала…плохо потом помню! Нарушила я ему головку! Думала – отойдёт, молилась! Куда там!

Помолчали.

Мария: - Стёпа меня к вам в барак тогда силком привёл, супротив всего посёлка пошёл…не побоялся пересудов…спас он меня! Папе вашему до гробовой доски поклоны бить стану – не прогнал приблудную, принял…с довеском!

Сергей: - А что же метрика!? На кого выправили отцовство-то?

Мария: - Степан на себя взял…А я и не возражала…коль сам решил…отчество…оно должно быть у дитя!? На том и согласие вышло промеж нами.

Помолчали.

Сергей: - Стёпка что-то сильно недоволен, что я приехал…Ревнует, что ли!?

Мария: - Мы со Стёпой как муж и жена почитай и не жили. Его почти сразу призвали… А после контузии у него что-то с нервами не так случилось…

Помолчали.

Мария: - Вдовствую…

Помолчали.

Сергей: - Меня примешь!?

Помолчали. Мария встала, зябко поёжилась, поправила платок и пошла в сторону посёлка. Оглянулась.

Мария: - Приму!

Повернулась и медленно пошла по тропинке к посёлку. Заходящее солнце своими лучами рассветило ореол выбившихся из-под платка русых волос Марии, высветив как бы золотистое сияние вокруг её головы.

Картина 6. Вольк.

Белёсое осеннее утро. Северная, ивдельская тайга.

Первый снег густою пеленой поглотил мир. Мягкий, пушистый, огромным пуховым одеялом накрывший и старый шрам узкоколейки, проросшей щетиной деревьев, и рваный стежок полустанка, темнеющий бугром станционной сторожки, с протянувшейся к рабочему поселку тропинкой вдоль набежавшего валика опушки леса.

Раскидистый кедр облеплен снегом, тяжёлым, мокрым, согнувшим могучие ветви-«лапы» к самой земле, так, что совсем скрылась небольшая, чернеющая высохшими шкурами юрта.

От юрты к пандусу, за ползущим, извивающимся, как диковинный червяк Игнашкой, широкая полоса чёрной грязи в белом снегу.

Игнашка: - Вот, однако, совсем плохой стал Игнашка. Ноги нейдут…Шибко плохо совсем… Сторóжи проверять надо, зверь запутался, однако, умрёт впустую, никто не скушает дичинку…Вот, однако, Исенин прийдёт – отправлю смотреть.

Не таясь, оскаля зубы и взрыкивая, подходит Волк.

Игнашка: - Вот, однако, Вольк-начальник, пропал Игнашка Бахтияров! Надо итить куда – нейду совсем. Ноги задние пропали у Игнашки - зачем Игнашка!? Не итить… итить!

Надысь бегал…

Волк подходит ближе.

Игнашка: - Ты за мной пришёл, однако!? Заберёшь с собой? Отведёшь к мамке-папке!? Игнашка вернётся в страну Рода!? Давно жду, однако! Давай!

Волк скалит зубы у самого лица Игнашки. Шерсть встаёт дыбом.

Игнашка: - Хороший, хороший Начальник-Вольк, забери к мамке-папке сынка Игнашку. Не бойся, Вольк…

Игнашка обнимает руками Волка за шею, нежно шепчет на ухо.

Игнашка: - Давай, Брат-Вольк, не бойся!

Волк одним резким рывком выворачивает голову и перехватывает Игнашке горло. Клыки прокалывают плоть, из ярёмной вены бьёт кровь струёй Волку в пасть. Хрустят шейные хрящи. Волк быстро сглатывает фонтанирующую кровь. Игнашка хрипит, слёзы текут из затягивающихся поволокой глаз.

Игнашка: - Хороший Вольк, хороший… Провожай меня к Роду, мамке-папке, дедкам…Хороший!

Фонтан крови затухает. Волк разжимает пасть, отходит и садится рядом, облизываясь. Поднимает морду и начинает волчью песню-вой.

Долго…

Очень долго…

Картина 7. Бипа.

Сумрачный осенний день.

Первый ранний снег.

Тайга обступила вокруг, внимательная, готовая сомкнуться и поглотить последние следы пребывания в её лоне человека.

Прислонившись спиной к сложенному из крупных плит песчаника пандусу, неловко вытянув ноги, сидит пожилой вогул. Прикрытые глаза, растянутые в довольной улыбке губы. На горле синеющие следы волчьих клыков.

Волк закончив слизывать кровь с лица и одежды вогула принимаеться глотать кровавый снег вокруг.

От ближнего барака, по тропинке вдоль отяжелевшей от мокрого снега верёвки бежит Бипа.

Услышав топот бегущего паренька, Волк медленной трусцой направляется в сторону леса.

Бипа подбегает и плюхается сверху пандуса.

Бипа: -Здравствуйте, дядя Игнатий! Первый снег выпал! Ура! А я вас проведать прибежал, вчерась не смог – мамке воду с ручья протаскал целова дни. Мамка постирушку с ранья затеяла, не отлучиться. Взялась всё наше бельё с одеждой перестирывать, меня в рямки каки-то надела. Срамота одна. А дядя Степан пошёл вчерась до дяденек Сестриных самогонку пить, так ишо не приходил. Мамка сказала, што-б как с вами попроведаюсь, бежал до дяденек Сестриных за дядей Стёпой – звал домой скорей, да дорогу што-б показывал, што-б быстрей шёл.

А то к нам Папка возвернулся с ранья из Ивделя. Мне «петушка» принёс. Говорит, мол, собирайтеся сёдни, надо к завтрему дню нам туда с барахлом всем поспевать, ему там работу нашли, на лесной бирже. Жить в бараке будем. Дядю Степана то-ж с собой забираем, чё ему здесь – пропадёт! Я к тебе приходить буду как лето-сь настанет. Папка обещал. Би-би, дядя Игнатий, би-би, побёг я к Сестриным!

Би-би!

Бипа убегает по тропинке, топоча и бибикая на всю заснеженную уснувшую северную тайгу, отвернувшуюся на время от этого забытого Богом места, чтоб, копя силы за долгую снежную зиму, весной, когда запоют птицы, одним махом накрыть своим ковром застарелый шрам, который, наконец, покинули эти букашки-люди.

Поиск по сайту: