Определение четвертое. Некоторые факты не нуждаются в судебных доказательствах вследствие своей установленности; судья принимает их к сведению

Некоторые факты не нуждаются в судебных доказательствах вследствие своей установленности; судья принимает их к сведению, а в случае надобности, удостоверяется в них посредством справок, несудебным порядком.

Основания

Здесь идет речь о таких фактах, судебное доказание которых было бы совершенно излишним трудом, так как они вследствие своей официальной установленности не нуждаются в удостоверении путем судебным. Эти факты принимаются судьею к сведению ex officio (matters noticed by the court ex officio). Lex non requirit verificare quod apparet curiae. Quod constat curiae opere testium non indiget. Без доказательств, суд знает государственное устройство страны, границы ее территории, флаг, законы и учреждения ее, словом, все то, что известно как официально достоверные данные. Сторонам нет надобности доказывать, что в России, например, есть волостные суды, нет надобности подтверждать фактами, что Государственная Дума имеет известные права, что между такими-то городами проходит железная дорога. Во всех подобных случаях судья принимает во внимание известный факт на основании собственного своего знания, а если ему память изменила, то он обращается за справкою к какому-нибудь вполне достоверному источнику календарю, официальному документу и т. д. Стивэн (A digest, Art. 59) говорит, что если судья сам не желает собирать справки, то он может потребовать от стороны в процессе, чтобы она представила таковую, вполне достоверную, справку. К фактам, которые суд принимает ex officio, без судебных доказательств, относятся также вещи общеизвестные, признанные, как таковые: например, обыкновенный ход общеизвестных явлений природы, естественное и искусственное разделение времени, значение слов отечественного языка (The ordinary course of nature, natural and artificial divisions of time, the meaning of englich words).

Факты, о которых до сих пор шла речь, характеризуются не столько безусловною известностью всем и каждому, сколько официальною установленностью. Их отличительная черта состоит в том, что, в случае надобности, они могут быть проверены путем справок из вполне достоверных источников. Принятие во внимание таких фактов судьею без судебных доказательств, ex officio, не представляет затруднений: они не установляются судебными доказательствами потому, что их удостоверение иногда совершенно не нужно, а иногда легко совершается путем внесудебным, из официальных источников.

Не так легко разрешается вопрос о границах, до которых допускается на суде признание общеизвестности (notorium). Насколько общеизвестность факта избавляет стороны от доказывания его? Как определить общеизвестность? Составляя иногда признак иных фактов, которые судьею принимаются во внимание ex officio, общеизвестность обыкновенно характеризует факты, достоверность которых, хотя и не может быть установлена на основании официальных источников, тем не менее признается если не безусловно всеми, то очень многими. Есть notoria общечеловеческие, notoria известного народа и notoria какой-либо отдельной местности. Судебное свойство notorium'a состоит в том, что оно не нуждается в доказывании. Поэтому понятие notorium'a, общеизвестности, должно быть точнее определено. К сожалению, это понятие не легко поддается определению, и если бы мы даже выработали точную формулу, то она не могла бы иметь решительного значения в процессе: при принципе внутреннего убеждения, определение notorium'a не может быть обязательно для судьи. Притом нельзя не согласиться со следующими словами Эндемана: "Где судья и стороны действительно сообща работают для установления истины, пользование личным знанием совершается само собою; оно (личное знание) при этом может и не проявляться в мотивах приговора". Слова эти имеют еще более важное значение для суда присяжных, не мотивирующих вердикта. Однако теоретическое определение notorium'a тем не менее необходимо в учении об уголовных доказательствах. Английские писатели в этом случае не оказывают нам содействия, так как не дают точного понятия о том, что они называют "notorious". Вот что говорит Бэст: "Английское право крайне неохотно признает вещи настолько общеизвестными (notorious), чтобы не требовать их доказания. Дать определение notorium'a чрезвычайно трудно. В деле Ричарда Банстеро, в 1685 году, подсудимый обвинялся в обнародовании возмутительного бунтовщического пасквиля (a seditious libel). Джеффрис, как видно по делу, сказал присяжным: "Общеизвестно, что умысел заключался в том, чтобы погубить государство и короля. Старая игра была возобновлена, и этот человек (подсудимый) был главным подстрекателем". Понятно, что такое наставление присяжным крайне неправосудно. Слова Уайльда в деле Эрнеста Джонеса, обвинявшегося в бунтовщической речи на публичном митинге, бросают, кажется, некоторый свет на рассматриваемый вопрос. Судья сказал присяжным, что они должны взять во внимание то, что им известно о положении страны и общества в тот момент, когда преступная речь была произнесена. Что было совершенно безвредно в такое время, когда общество вообще было спокойно, могло сделаться весьма опасным в такое время, когда в обществе господствует чувство недовольства. Но без доказательств присяжные не могут признать достоверными обстоятельства, касающиеся того митинга, на котором подсудимым была произнесена речь". Приведенные Бэстом выдержки дают очень мало данных для установления понятия notorium'a. Когда идет речь о notorium'е, то прежде всего нужно помнить, что в этом случае не имеется в виду то личное знаниe об обстоятельствах дела или о делах подобного рода, которое случайно может быть у судьи. Хотя судья должен решать только по тем данным, которые ему представляются на суде; но нет возможности процессуально заставить судью выделить из внутреннего убеждения то, что им получено не на суде. Известное ему лично может состоять из фактов, случаев, мнений, обобщений, но все это его личное достояние, и, насколько все это повлияет на его приговор, дело его совести. Когда ведется речь о notorium'е, то имеется в виду та общеизвестность, на которую ссылается та или другая сторона в процессе. Сторона может ссылаться на общеизвестность только для процессуальной цели, именно для того, чтобы избавиться от доказывания какого-либо обстоятельства. В этом смысле notorium может быть допускаем на суде лишь при следующих условиях:

1. Notorium может быть только факт общеизвестный(10), а не какое-либо обобщение, хотя бы это обобщение и было сильно распространено в обществе. Конечно, распространенность известного обобщения в обществе может быть сама по себе предметом notorium, потому что в этом случае идет дело не о содержании обобщения, а о факте его существования в обществе. Например, у нас в обществе практикуется хищение есть общераспространенное мнение; но это не notorium в смысле общеизвестного факта, это обобщение, более или менее основательное.

2. Notorium должен быть признан противною стороною в процессе и судом; только в таком случае ссылающаяся на notorium сторона избавлена от доказания.

3. Notorium есть общеизвестный факт, а не народная молва, которая всегда нуждается в расследовании. Народная молва, как бы она ни была распространена и упорна, не есть notorium; это довольно мутный источник, могущий иногда быть поводом к расследованию, но никак не фактом, не требующим доказательств.

4. В понятие notorium'a не входит непременно общеизвестность в самом широком смысле, общечеловеческая или общенародная. Может быть notorium местный и даже судебный.

Из приведенных черт понятия notorium оказывается самою решительною признание общеизвестности сторонами и судом. Notorium как процессуальное начало не противоречит известной максиме: quod non est in actis non est in mundo *(11). Эта максима имеет в виду внесудебное знание обстоятельств уголовного дела.

Для большей ясности необходимо различать следующие понятия:

a) Notorium как факт, которого общеизвестность признана на суде сторонами и судьями.

b) Внесудебное знание решаемого дела у судей. Имеется ли таковое это может быть видно разве в том случае, когда судья коронный, мотивируя свой приговор, ссылается на личное свое внесудебное знание обстоятельств дела. Такое внесудебное знание не должно быть мотивом убеждения добросовестного судьи.

c) Судебный опыт, знание обстановки данной стороны жизни, словом знания, дающие то или другое направление мнениям и решениям судьи. Эти знания законный элемент в убеждениях судьи; они дают индивидуальность личности судьи, они сообщают особую окраску взглядам судьи на достоверность тех или других обстоятельств дела. "Присяжные", сказано в мотивах к Уставу уголовного судопроизводства, для открытия истины могут пользоваться ближайшею известностью им поведения и наклонностей подсудимого, а равно местных нравов, обычаев и порядков домашней жизни, что проливает свет" и т. д. В этом мотиве нельзя совершенно согласиться с мыслью, что присяжные могут пользоваться ближайшею известностью им поведения и наклонностей подсудимого. Такое положение противоречит основному принципу, что с обстоятельствами дела присяжные знакомятся на основании данных судебного следствия. Теоретически это незыблемо. Но присяжные люди, и если подсудимый им известен как человек или как деятель, то нет возможности изгнать это личное знание из их памяти. Нужно обладать высоким объективизмом, даваемым продолжительною умственною работою и самонаблюдением, чтобы отрешиться от того, что нам известно внесудебным образом, вынудить себя к составлению убеждения исключительно на основании данных судебного следствия. Такой способности проверять себя нельзя ожидать от 12 человек, обыкновенно не отличающихся значительным умственным развитием.

Внесудебное знание дел, подлежащих уголовному суду, в особенности распространяется прессою. Хотя обыкновенно прессе запрещается говорить до суда о делах, находящихся в производстве и еще неоконченных, но она всегда имеет возможность путем самых неуловимых намеков сделать для читателей понятным то, чего прямо сказать нельзя. Чем громче уголовное дело, тем страстнее и обыкновенно одностороннее агитация прессы. Противодействие мерами законодательными такой травле со стороны прессы едва ли достигнет цели. Недобросовестное и необузданное перо при современном состоянии общественности есть столько же грубая, сколько и могучая сила, упорядочить которую может лишь просветленное общественное мнение.

Если внесудебное знание какого-либо факта о деле, рассматриваемом на суде, известно присяжному заседателю не из общественных толков, а из других источников, то он по совести об этом должен заявить суду. Он в таком случае обстоятельствами превращен в свидетеля.

Условие второе. Тесная связь между доказательствами и предметами доказания.

Определение пятое

Обстоятельствами дела, рассматриваемого в уголовном суде, признаются: а) все факты, составляющие содержание вопроса о виновности в отдельном случае, и б) все факты, представляющиеся посредственно или непосредственно доказательствами отдельных моментов вопроса о виновности.

Основания

Вопрос о том, какие предметы составляют quid probandum (то, что подлежит доказанию) в отдельном случае, разрешается так или иначе, смотря по тому, что требуется уголовным законом для состава данного преступления, какие обстоятельства принимаются во внимание при индивидуализировании виновности подсудимого.

Таким образом, quid probandum есть вопрос того или другого отдельного уголовного случая, определяемого так или иначе в Кодексе.

Точное определение quid probandum совершается, следовательно, на основании материального уголовного права; судопроизводство как способ исследования исполняет программу, начертанную уголовным законом. Но суд весьма часто расширяет пределы судебного исcледoвaния; в особенности это имеет место в суде присяжных, которых право признавать подсудимого заслуживающим "снисхождения" часто основывается на таких обстоятельствах, которые, строго говоря, по материальному уголовному праву не входят в quid probanclum.

Не следует относиться слишком строго к подобным нарушениям формальных пределов quid probandum, часто бытовые условия преступления, не упомянутые в законе, достигают высоты важных обстоятельств, смягчающих виновность, и бросают совершенно новый свет на правило Кодекса, могущее в применении к действительности оказаться крайне несправедливым и крайне жестоким. Дело уголовной защиты освещать подобные бытовые условия, которых закон, в своем обобщении часто и не может принять во внимание. Великая заслуга уголовной защиты в истории правосудия, именно и заключается в раскрывании обстоятельств, не только смягчающих, но и совсем даже погашающих нравственную виновность подсудимого, нарушившего формальный уголовный закон. Защита есть голос жизни, протестующей против прокустова ложа норм права!

Карающая власть заинтересована в торжестве закона, равного для всех случаев; защита в том, чтобы суд обратил внимание на условия, среди которых зародилось и осуществилось преступление, как продукт воли отдельного лица, действовавшего, однако, в известной нравственной и общественной среде. Кто желает составить себе ясное представление о том, чтo входит в quid pгobandum по данному делу, должен взять вопросный лист, в котором поставлены вопросы о виновности. В этом вопросном листе излагаются все моменты quid probandum по данному делу.

В quid probandum входят вопросы о том, совершилось ли событие преступления, было ли оно деянием подсудимого и вменяем ли этот последний. Если событие преступления не вполне совершилось, то должен быть исследован вопрос о степени приведения злого умысла в осуществление. Если в преступлении участвовали несколько лиц, то должно быть расследовано участие каждого лица в отдельности. Обстоятельства, смягчающие или усиливающие виновность, должны быть также установлены.

При этом нельзя не заметить, что входит или не входит по закону мотив данного преступления в понятие последнего, он должен быть непременно выяснен. Мотив есть истинный источник преступления, и никогда просвещенный суд не удовлетворится следствием, не раскрывшим мотива преступления. Объясняя возникновение данного преступления, мотив имеет глубокое значение для психологического понимания деяния, а в случаях сомнительного душевного состояния подсудимого он представляет важный опорный пункт для заключения врача-психиатра. Из сказанного о quid probandum ясно значение этого пункта для правильного судопроизводства. Quid probandum установляет границы, далее которых следствие не должно идти. Точное установление таких пределов, совершаемое на основании материального уголовного права и некоторых процессуальных потребностей, дает отчетливость судебному расследованию. Эта отчетливость вносит известную простоту в дело, простоту, которая есть результат целесообразности. Суды, говорит Бэст, созданы для того, чтобы установлять или спорные предметы, или предметы, вообще нуждающиеся в доказательствах, и все, что не относится посредственно или непосредственно к этим предметам, должно быть прямо отброшено как не входящее в юрисдикцию трибунала, развлекающее его внимание и напрасно отнимающее у него время. Frustra probatur quid probatum non relevat.

быть прямо отброшено как не входящее в юрисдикцию трибунала, развлекающее его внимание и напрасно отнимающее у него время. Frustra probatur quid probatum non relevat.

Поиск по сайту: