|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Повседневный опыт и три проблемные области«Мотивационные» вопросы направлены на выяснение того, с какой целью некто осуществляет то или иное действие. Как правило, такого рода вопросы не являются слишком трудными, ибо по отношению к людям, которых мы знаем и с которыми постоянно общаемся — не говоря уже о нас самих, — не возникает вопроса, зачем они делают то, что они/делают. Однако существуют три причины, побуждающие нас задаваться вопросом «зачем». С причиной первого типа мы сталкиваемся в том случае, когда индивид действует в определенной ситуации иначе, чем большинство людей, или иначе, чем принято. Например, один школьник проявляет усердие в учении, не только находясь в школе, но и в свободное время, в то время как другой является его полной противоположностью и даже на занятиях его трудно «мотивировать» таким образом, чтобы у него появилось желание учиться. Поскольку такого рода индивидуальные различия не только стабильны, но и прослеживаются во многих различных ситуациях, мы можем сделать вывод о личностном своеобразии в смысле различных ценностных диспозиций, проявляющихся как в усилении или ослаблении побуждения к обычным, соответствующим данной ситуации действиям, так и в полной замене их какими-то другими действиями. Количество ценностных диспозиций, определяющих действие, и их иерархия (или степень их выраженности) представляют собой универсальную пару параметров объяснения индивидуальных различий, проявляющихся в том, каким образом человек действует, на что он тратит свое время и почему при одних и тех же обстоятельствах он ведет себя иначе, чем другие. В современной психологии мотивации такого рода ценностные диспозиции или предрасположенности, характерные для индивида, получили название «мотивов». Для классификации «мотивов» необходимо подняться на достаточно высокий уро- вень обобщения. Каждый из мотивов отличается присущим ему содержательным классом целей действия, который можно обобщенно описать как «достижение», «оказание помощи», «власть» или «агрессия». Разумеется, каждый содержательный класс целей такого рода должен быть определен точнее. Так, «мотив достижения» связывается с такими целями, которым присуще прежде всего «сопоставление с критериями успешности» (McClelland, Atkinson, Clark, Lowell, 1953). Что касается фактических, т. е. конкретных, целей, то в эти содержательные классы укладывается бесчисленное множество самых различных целей. Разумеется, различные исторические эпохи, различные культуры и различные индивиды могут настолько отличаться друг от друга с точки зрения типичной для них деятельности, мотивируемой стремлением к достижению, что у них нельзя будет найти никаких общих черт, и все же все виды деятельности, характерные для этих эпох, культур и индивидов, могут быть отнесены к одному и тому же содержательному классу целей достижения. Психология мотивации связывает с понятием мотива целый ряд вопросов. В частности, это вопрос о количестве существующих мотивов; о том, как их можно диагностировать, являются ли они универсальными или зависят от исторического развития и культурных различий; в какой мере они обусловлены генетически и насколько определяются приобретенным опытом; когда и как они возникают и развиваются в ходе онтогенеза; как возникают индивидуальные различия и можно ли их впоследствии изменить. Существует ряд вопросов, затрагивающих природу человека, на которые трудно найти ответы с помощью современных эмпирических методов исследования. Задаваться вопросами о мотивации нас также побуждает то влияние, которое, как нам кажется, иногда оказывает на человека ситуация, вынуждая его совершать то или иное действие. Нам представляется, что причины действия коренятся не столько в человеке, совершающем действие, сколько в ситуации. Это та «возможность украсть, которая делает из человека вора». Мелкие соблазны или угрозы повседневной жизни подталкивают нас к соответствующим видам поведения или удерживают нас от них. Но особенно ярко эта подверженность влияниям проявляется в чрезвычайных ситуациях. Такого рода случаи, ставящие вопрос о мотивации человека, лежали в основе античных трагедий; примером может служить история Эдипа, который, сам того не зная, убил своего отца и женился на своей матери, не будучи по своей природе ни убийцей, ни безнравственным подлецом. В современной литературе, например в детективных романах, мы нередко встречаемся с ситуациями, побуждающими нас задаваться вопросами о мотивации человека. Кто совершил убийство, описываемое на первых страницах романа, или, точнее, кто мог его совершить? Лишь тот, у кого был какой-то «мотив» (слово «мотив» используется здесь не в том смысле, который придает ему психология мотивации, а в повседневном значении конкретной побудительной причины), А мотив мог быть у любого из тех персонажей, которым смерть убитого давала определенную выгоду. Ситуация нередко дает возможность исполнить давнее желание, рассеять страхи и опасения, одним словом, возможность осуществить свою цель. Но она может быть связана и с наступлением угрожающих обстоятельств. Все, что ситуация в этом смысле обещает индивиду или означает для него, называется «стимулом», обладающим «побудительностью» к соответствующему действию. При этом возникает вопрос о целесообразности действия. Действие является целесообразным в том случае, когда его вероятными последствиями будут такие события или состояния, ради которых человек и осуществлял действие и которые представляются ему желательными. Это можно выразить и иначе, несколько непривычным образом: речь здесь идет о том, чтобы в результате собственного действия либо повысить вероятность реализации того, что обладает ценностью для индивида, либо эту реализацию гарантировать. Решающее значение здесь имеют две величины: ценность того, что человек хотел бы осуществить, и ожидание (воспринимаемая вероятность) того, что это будет достигнуто. Таким образом, мы обобщаем все, что определяет силу мотивационной тенденции и является характерной особенностью семейства моделей «ожидаемой ценности». Такого рода модели используются для объяснения выбора данного действия из нескольких возможных вариантов и даже становятся руководством для принятия оптимального решения. В психологии мотивации моделям ожидаемой ценности, наподобие так называемой модели выбора риска Аткинсона (Atkinson, 1957), отводится область применимости, выходящая далеко за пределы простого принятия решения. Насколько это оправдано, мы увидим впоследствии. Необычные действия, при ближайшем рассмотрении оказывающиеся вполне целесообразными, вызываются не только необычными ситуациями или обстоятельствами. Разумеется, то, какая именно из возможностей, вытекающих из ситуации, представляется человеку достаточно ценной для того, чтобы побудить его к действию, зависит и от индивидуальных ценностных диспозиций данного человека. Но дело не только в этом. Как аспект ценности, так и аспект ожидания определяются не одними лишь особенностями ситуации, но и особенностями действующего субъекта, Так, предвосхищение им того, насколько достижимой для него явится намеченная цель, зависит от его способностей или от тех средств, которыми он располагает. Поэтому вторая причина для того, чтобы задавать вопросы о мотивации, заключается не только в том, что необычные ситуации побуждают к необычным действиям, оказывающимся при ближайшем рассмотрении вполне целесообразными. Говоря точнее, речь идет здесь о взаимодействии детерминантов, которые можно отнести отчасти к ситуации, а отчасти к личностным особенностям человека. Это так называемое «взаимодействие личности и ситуации» (см., напр.: Magnusson, Endler, 1977). В современной психологии мотивации «мотивация» всегда рассматривается как результат такого взаимодействия. Мотивация представляет собой актуальную направленность на какую-то цель, мотивационную тенденцию, для объяснения которой необходимо привлекать не только ситуативные или личностные факторы по отдельности, но и те и другие. С процессами возникновения актуальных мотивационных тенденций тесно связан вопрос о том, как после завершения одной деятельности осуществляется переход к следующей и как после прерывания деятельности происходит ее последующее возобновление. Ведь, как правило, после завершения какого-то действия человек не пребывает в пассивном состоянии, размышляя о том, что он может или должен делать далее. Скорее, он сразу же переходит к следующему виду деятель- ности, причем, как правило, не задумываясь о ней или принимая какое-то специальное решение. Таким образом, уже заранее — причем в ходе выполнения какого-то другого действия — должно быть выяснено и определено, какое действие последует далее, какие из открывшихся возможностей будут использованы, а какие — нет. В противном случае непрерывный поток активности, в котором одни цели сменяют другие, было бы невозможно объяснить. Для ответа на эти вопросы была разработана, в частности, «динамическая теория действия» (Atkinson, Birch, 1970, 1978, глава 2). В основу этой модели положены мотивационные тенденции, явившиеся результатом интеграции значений ожидания и ценности, обусловливаемых ситуацией и особенностями индивида. Но сила этих мотивационных тенденций подвержена дальнейшим изменениям. Мотивационные тенденции, которые пока не могут быть реализованы в действии, встречаясь с соответствующими им ситуативными стимулами, усиливаются. С другой стороны, те мотивационные тенденции, которые в этот момент реализуются в действии, по мере своей реализации постепенно ослабевают. В основном именно эти изменения приводят к тому, что через некоторое время одна из латентных тенденций к действию становится более сильной, чем та тенденция, которая проявлялась, доминировала и определяла действие до сих пор; таким образом, происходит смена деятельности в пользу тенденции, остававшейся до этого момента латентной. Третья причина, побуждающая нас ставить вопросы о мотивации, связана не столько с тем, какое (с содержательной точки зрения) будет совершено действие, сколько с тем, каким образом оно будет совершено. Здесь также имеют место очевидные варианты, вызывающие наш интерес. Существуют обстоятельства, при которых возникающие желания быстро превращаются в намерения, которые при первой возможности стремятся быть реализованными в соответствующем действии. Существуют также люди, способные хорошо себя организовывать, в то время как другие колеблются и не могут ни на что решиться, не могут сосредоточиться на достижимой цели или вовремя отказаться от той, которая оказалась недоступной. Все эти явления традиционно связывают с индивидуальными различиями «воли» и «силы воли». При ближайшем рассмотрении речь здесь идет об определенном течении мотивационного процесса, предшествующего осуществлению действия. Подготовительные стадии процесса, в ходе которых возникает замысел действия, не менее важны, чем процессы, побуждающие направленное на цель действие и поддерживающие его течение. Если после первой мотивационной стадии, на которой желания формулируются и проверяются с точки зрения их желательности и реализуемости, находится достаточно оснований для осуществления действия, направленного на осуществление желаемого, то дело доходит до возникновения «намерения», т. е. до «волевого акта». Затем, как только появляется подходящая возможность, намерение побуждает человека осуществлять соответствующее действие вплоть до достижения цели (ср.: Heckhausen, Kuhl, 1985). Однако, чтобы начать действовать, нам далеко не всегда нужно формулировать намерение или осуществлять волевой акт. Существует множество повседневных ситуаций, в которых мы действуем по привычке, т. е. более или менее автоматически. У нас уже выработалось целесообразное поведение в такого рода ситуациях, и оно оказалось настолько опробованным, что никаких размышлений, не говоря уже о формировании особого намерения, не требуется, чтобы перейти к действию. В таких случаях мы говорим о действиях по привычке. Эти ситуации можно описать следующим образом: шлагбаум намерения в этих ситуациях поднят и путь к действию является свободным. Помимо волевых действий и действий по привычке существуют также импульсивные или аффективные действия. В этом случае внутреннее напряжение мотивационного импульса прокладывает себе путь к действию и при закрытом шлагбауме. Есть определенные данные, указывающие на то, что отдельные стадии описанного процесса — мотивация, намерение, действие — определяются разными силами и закономерностями; в частности, модель ожидаемой ценности является адекватной лишь для первой стадии мотивационного процесса. Это подтверждает и наш повседневный опыт. Всем нам знакомы «муки выбора», бесконечное-взвешивание, предшествующее принятию серьезного решения, но знакомо также и внезапное облегчение после принятия решения, освобождающего нас от этих, мук. Нам знакомы предшествующие действию размышления, в ходе которых складывается намерение, которое побуждает нас к его своему осуществлению, даже навязывает нам это осуществление при каждой подходящей возможности. Наконец, нам знаком и приносящий освобождение переход к действию, когда каждый осуществляемый шаг воспринимается с точки зрения того, насколько он приближает нас к цели, и корректируется по ходу действия, и т. д. Тем поразительнее тот факт, что эти процессы так называемой «психологии воли» со времен классических экспериментальных исследований Нарцисса Аха (Ach, 1910) в Германии и Альберта Мишотта в Бельгии (Michotte, Prurn, 1910) практически не изучались и, более того, были преданы забвению; ситуация стала меняться лишь в последнее время (КиЫ, 1983; Schneider, Schmalt, 1981). Причиной падения интереса к этим процессам оказалась, как ни парадоксально это звучит, непосредственная доступность этих процессов переживанию. С изгнанием из психологии во второй трети XX столетия метода интроспекции тонкая феноменология волевых процессов утратила свою привлекательность в качестве предмета исследования. В этом параграфе мы описали три типа повседневных ситуаций, побуждающих нас задаваться вопросами о «мотивации». Это вопросы 1) об индивидуальных различиях мотивационных диспозиций и отграничении этих диспозиций друг от друга; 2) о детерминантах отдельной мотивационнои тенденции, понимаемой как результат взаимодействия ситуации и индивида, а также как величина, уменьшающаяся, когда она уже побуждает действие, и увеличивающаяся, пока еще не побуждает его; и 3) о различных процессах, имеющих место до и после возникновения намерения и во время действия. Эти три типа вопросов соответствуют трем проблемным областям, на которые можно разделить всю психологию мотивации; а именно: 1) мотив, 2) мотивация и 3) волевые процессы (возникновение намерения и последующие фазы процесса до начала действия и после него). При этом мы связали повседневный опыт с исключительными случаями. Ведь в повседневной жизни нас побуждает действовать и искать объяснения лишь то, что необычно и исключительно, а не то, что привычно и ожидаемо (ср.: Heider, 1958). Такое ограничение столь же целесообразно, сколь и экономично. Однако с научной точки зрения рядовые события заслуживают объяснения ничуть не меньше, чем чрезвычайные для повседневной жизни случаи. Кроме того, не существует причин, чтобы не включать их в уже выделенные классы мотивационных событий. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |