АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Русская лингвистическая мысль

Читайте также:
  1. IX. РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ
  2. Академические филологические школы и русская фольклористика.
  3. Активизация политических партий и первая русская революция 1905-1907 гг.
  4. Белорусская культура периода «застоя».
  5. БЕЛОРУССКАЯ МУЗЫКА XIX ВЕКА
  6. БЕЛОРУССКАЯ МУЗЫКА XVIII ВЕКА
  7. БЕЛОРУССКАЯ МУЗЫКА ХХ ВЕКА (ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА)
  8. Белорусская наступательная операция «Багратион»
  9. Белорусская наступательная операция «Багратион». Освобождение Беларуси.
  10. Белорусская стратегическая наступательная операция под кодовым наименованием «Багратион».
  11. Белорусская экономика – одна из самых социально-ориентированных на постсоветском пространстве
  12. Борохов Э. Энциклопедия афоризмов: Мысль в слове / Э. Борохов. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 720 с.

Т.В. Симашко

История лингвистических учений. Античность. Средневековье:

Учебное пособие. Архангельск, 2001, с. 195 – 208.

 

Русская лингвистическая мысль

 

8.7. На всем протяжении средневековья грамматики, известные на Руси, строились в соответствии с античной грамматической традицией. Могли меняться задачи, содержательное наполнение грамматик, степень глубины проникновения в славянский язык, но следование античному канону сохранялось. Это проявлялось в структуре грамматики, в расположении материала, в толковании грамматических явлений, в терминологии. Как правило, грамматики включали 1) разделы орфографии и фонетики, 2) «этимологию», т.е. морфологию, сюда же входили сведения по словообразованию и лексике, 3) синтаксис, хотя в некоторых грамматиках єтот раздел мог отсутствовать, и 4) просодию, составляющую учение об ударении и его обозначении на письме или учение о стихотворных размерах. Грамматика обычно предварялась предисловием, в котором высказывались определенные теоретические сведения, говорилось о задачах грамматики, давались методические указания учителю и др.

Первым из сохранившихся грамматических трактатов на славянском языке является книга «О восьми частях слова», которая представляет собой перевод с греческой грамматики. В древнейших списках эта грамматика называется философской, потому что по античной (и византийской) традиции грамматика входила в состав философии (см. 8.4 данного параграфа).

Вопрос о времени и месте создания памятника, как и об авторе, является дискуссионным с начала XIX в. Самое раннее его создание обозначалось концом IX – началом X вв. и приписывалось Иоанну Экзарху Болгарскому, переводившему труды Иоанна Дамаскина (К.Ф. Калайдович – 1824 г.), указывалось также на сербское происхождение памятника (А. Горский, К. Невоструев – 1859 г.), сербское происхождение памятника и отнесенность его в началу XIV в. отстаивал И.В. Ягич (1895 г.). Есть предположение, что памятник создан в Македонии не ранее конца ΧI в. и не позже XIV в. (В.В. Нимчук 1980 г.). Нет однозначного решения в вопросе о датировании дошедших до нас восточнославянских списков. Одни ученые называют время их создания не позднее XΙV в. (В.В. Нимчук), другие относят к XV в. (Ф.М. Березин) или к XVI в. (Н.Б. Мечковская).

Грамматический трактат начинается общими замечаниями о слове (речи), при этом отмечается, что слово содержится в душе, а его вторичное рождение осуществляется через уста. Далее излагается учение о восьми частях речи, причем все термины приводятся на славянском языке: имя, речь (глагол), место имени, причастие, наречие, предлог, союз, различие (греческий член, или артикль). В славянской грамматике к «различию» отнесены указательные местоимения, которые, по мысли автора, помогают определять род имен. И хотя это утверждение ошибочно, все-такино найденное соответствие действительно функционально близко греческому артиклю, что говорит о продуманности данного решения. В грамматике кратко характеризуются отдельные части речи, даются их грамматические признаки, например, для имени – род, число, падеж, кроме того, проводится различие между непроизводными и производными именами, а также дается начертание (изображение на письме тех имен, которые пи­шутся под титлами). Глагол определяется как часть речи, которой присуще лицо и время и которая говорит о действии, страсти или о том и другом в совокупности. При характеристике глагола называются времена, пять наклонений (повелительное, мо­литвенное, вопросительное, звательное, повествовательное), залог, два вида (име­ются в виду непроизводные и производные слова: прииму – въсприиму), три лица. Причастие, в традиции, идущей от античной александрийской школы, определяется как часть речи, которой свойственны признаки глагола и имени.

Данный трактат сыграл огромную роль в развитии грамматической мысли восточных славян, в свое время он пользовался высоким авторитетом. Кстати, разногласия, возникшие между книжками, о чем рассказывалось выше, были, помимо прочего, связаны с теми грамматическими принципами, которые ими при­нимались. Одни из писцов считали необходимым строго следовать анализиру­емому трактату, а другие в качестве образца принимали грамматику М. Смот­рицкого, написанную позже и испытавшую влияние западных грамматик. Таким образом, данный трактат как наиболее старый (к тому же приписываемый тогда Иоанну Дамаскину) принимался за грамматический канон, являющийся частью православного учения.

Подобная тесная связь книжного дела и грамматики не случайна. Например, в конце XIV – начале XV в. сербом Константином Костенецким біло написано грам­матическое сочинение, которое одновременно являлось и выражением его взгля­дов на книжное дело. Так, ученій, обнаружив непоследовательность в правописании сербских книг, высказал мнение, что они требуют исправления в соответствии с болгарскими источниками. Трактат Константина Костенецкого в основном посвящен орфографии, однако для нас он, помимо всего, интересен оценкой, данной восточнославянским языкам. Говоря о церковнославянском языке, автор пишет, что в его формировании принимало участие много языков – болгарский, сербский, хорватский, чешский, но подчеркивает, что особая роль принадлежала русскому (восточнославянскому) языку. Свое положение он стремится обосновать лексическими фактами, и хотя им высказано много ошибочных представлений, тем не менее они интересны как ранняя попытка осмысления словарного состава славянского языка. Высокая оценка, данная ученым восточнославянскому языку, скорее всего обусловлена признанием развитости и мастерства русского книжного дела.

Об особом месте русского языка среди других славянских язіков заявит в середине XVII в. хорват Юрий Крижанич (около 1617 – 1683) в своей уникальной по замыслу грамматике, которая вышла в 1666 г. Грамматика была написана в Тобольске, куда ученый был сослан по обвинению в униатской деятельности. Юрий Крижанич был одержим идеей объединения славян, а основой для такого объединения, с его точки зрения, мог быть только язык. По-видимому, он не верил, что можно возродить общий литературный язык времен Кирилла и Мефодия, и поэтому предпринял попытку создать славянский язык, которым бы могли пользоваться все славяне. Свой язык ученый назвал «русским», потому что считал русский язык древнейшим из всех славянских языков. Однако созданный Юрием Крижаничем язык был искусственным языком, правда, исследователями замечено в нем некоторое сходство с родным хорватским языком автора, но в целом этот язык не соответствовал какому-либо известному языку. Важно также, что при конструировании грамматики Юрий. Крижанич использовал опыт восточнославянских грамматик, хотя, поставив особые задачи, он во многом шел своим путем к их решению, например, он иначе, чем было тогда принято, излагал морфологию, начиная ее общим обзором частей речи и грамматических категорий. И все-таки его обращение при конструировании языка к восточнославянским грамматикам в определенной мере свидетельствует об их развитости к XVII в.

С XV – XVI вв. на Руси начинают регулярно обращаться к грамматическим вопросам и к созданию грамматик.

К началу XVI в. относится деятельность на Руси крупнейшего мыслителя своей эпохи Максима Грека (около 1470 – 1556), настоящее имя которого Михаил Триволис. Именно в Московской Руси он состоялся как писатель, мыслитель, публицист, здесь он получил высокое имя Философа: «Был же тот Максим весьма искусен эллинскому, римскому и славянскому научению, и от внешних знаний ничего же от него не утаилось, и к божественной философии неутолимую любовь имел» – так говорится в «Сказании о Максиме Греке».

Свою основную деятельность Максим Грек видит в переводе греческих книг. Главным его трудом является перевод Толковой Псалтыри – одной из наиболее сложных и содержательных книг европейского средневековья. Помогали ему в этом русские переводчики, крупные дипломаты Дмитрий Герасимов и Власий. «Рукописное наследие Максима Грека велико – свыше трехсот пятидесяти оригинальных и переводных произведений (по подсчетам А.И. Иванова, – 365) <...>. Еще далеко не завершена та кропотливая палеографическая, источниковедческая и текстологическая работа, которая позволит четко отделить подлинные произведения Грека от его переводов и приписываемых ему творений, определить время создания и обстоятельства, связанные с их возникновением» (Громов 1983: 48).

В грамматических трактатах Максим Грек обосновывает серьезность филологической подготовки, без которой невозможно настоящее философствование: «Грамматика есть начало и конец всякому любомудрию». В «Беседах о пользе грамматики» ученый подчеркивает, что только овладевший наукой о языке правильно «логичествует» и понимает «тонкоречие», он объясняет античную и средневековую (византийскую) практику синтеза филологии и философии, которые изначаль­но были «велики и премудри». Ученый пишет о том, что отсутствие хорошей фи­лологической и философской подготовки мешает правильно понимать родной язык и не позволяет делать качественные переводы. С особой любовью Максим Грек пишет о «божественной эллинской речи», языке высокой культуры. Для русского человека такое представление было близко как тогда, так и позже. Достаточно хотя бы вспомнить слова А.С. Пушкина, который писал, что греческий язык открыл славянскому «свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом, усыновил его, избавя таким образом от медленных усовершенствований времени». В этом, безусловно, высокая и справедливая оценка той роли, которую сыграла Византия в культуре не только русского, но и других славянских языков, воспринявших ее наследие. И Максим Грек внес огромный вклад в совершенствование русской речи и русского мышления (см. 8.6 данного параграфа).

В грамматике Максим Грек выделяет согласно традиции четыре части, излагает учение о восьми частях речи, выделяет шесть падежей имени (именительный, винительный, родительный, дательный, звательный и сказательный (такова, например, форма на земле). Максиму Греку приписываются многие грамматические трактаты, если это верно, то в круг его интересов попадают вопросы о правильном употреблении букв, о надстрочных знаках и правилах препинания, о классификации гласных и согласных по их положению в слове и по физиологическим особенностям, о грамматическом анализе слов на основании теории о восьми частях речи. Учитывая все это, нельзя упускать из виду главное в его творчестве – «союз слова и мудрости, единство любви к Логосу (филологии) и любви к Софии (философии)» (Громов 1983: 87), что по большому счету и явилось той первопричиной, которая породила своеобразие деятельности Максима Грека и обогатила представление отечественной лингвистической мысли о мышлении и языке.

С начала XVI в. к греческому образцу грамматики добавился латинский образец. Заслуга в этом принадлежит известному переводчику, русскому дипломату Дмитрию (Толмачу) Герасимову, который, как говорилось, участвовал в создании Геннадиевской Библии. По свидетельству А. Горского, К. Невоструева, А.И. Соболевского, Дмитрий Герасимов перевел с латыни филологическое сочинение «О толкованиях Священного Писания Ветхого и Нового завета», а также ряд других сочинений.

Дмитрий Герасимов перевел на церковнославянский язык (великорусского извода) грамматику Доната (1522 г.). Подлинник перевода грамматики не сохранился, но он известен в двух более поздних списках, древнейший из которых – Казанский (1562 – 1563 гг.) был найден и описан И.В. Ягичем. При переписывании, как считает И.В. Ягич, были допущены существенные ошибки, однако и в этом виде грамматика Дмитрий Герасимова содержит много важных сведений. В ней даются определения частей речи, их характеристика и некоторая семантическая систематизация языковых форм. Д. Герасимов, ознакомившись с латинской терминологией, переводит ряд терминов в соответствии с их значением, например, plusquamperfectum он переводит как «минувшее пресвершенное». Автор грамматики проявил тонкое понимание славянского языка, например, он отмечал свойственную его времени ступень чередования о//а, которая выражала повторяемость действий (ср.: ходить – хаживать). Из приводимых им примеров церковнославянского языка видно, что он различал глагольные виды, хотя речь, конечно, не идет об описании данного явления. В качестве особой группы имен ученый выделяет «прилагаемые», которые определяет как разновидность имен, обозначающих качество и количество. Грамматика Дмитрия Герасимова послужила источником для написания других грамматических трудов.

Несколько иной характер по сравнению с предыдущими грамматиками имеет «Грамматика доброглаголиваго еллинословенскаго языка», изданная во Львове в 1591 г. Эта грамматика, как писали К. Студинский (1895 г.) и С.К. Булич (1904 г.), ориен­тирована на греческие грамматики эпохи европейского Возрождения, хотя, ес­тественно, по своему содержанию она отражает античный канон грамматики как ис­кусства. Особенностью этой работы является то, что она одновременно представляет греческую и славянскую грамматики. Данный труд чаще называют «Адельфотис» – по первому слову, написанному на титульном листе. Это слово в переводе с греческого обозначает ‘братство’ и указывает на то, что грамматика написана представителями Львовского православного братства, одного из наиболее активных братств юго-западных земель Руси. В самом заглавии данной грамматики («еллинославенский язык») отражается представление ее авторов «о внутреннем тождестве языка сак­раль­ных книг одной религии разных народов» (Мечковская 1984: 41).

В предисловии к грамматике обнаруживается ее традиционное понимание, характерное для греческой (византийской) науки, в частности, в нем говорится о поль­зе знания грамматики, которая есть первый ключ, открывающий уму возможность понимать Писание, как и «всю лествицу» (диалектику, риторику, музыку, ариф­­метику, геометрию и астрономию), по ступеням которой продвигается трудолюбивый ум, овладевая всеми семью науками, являющимися источником философии.

Особенности замысла «Адельфотиса» отразились и в построении грамматики. Она представляет собой две части: греческую, написанную Арсением Элассонским, будущим архиепископом Архангельского собора Московского Кремля, и славянскую, которая принадлежит ученику Арсения. Таким образом, грамматика имеет своеобразный вид: на левых страницах напечатан греческий текст, а на правых – славянский. Правая часть представляет собой не простой перевод, а осмысление ма­те­риала славянского языка, кстати все приведенные здесь примеры – славянские. «Адельфотис» примечателен тем, что «здесь впервые представлены та терминология и те композиционно-стилистические особенности изложения, которые во многом определили облик ранних вост.-слав. грамматик (последовательность, в которой располагается содержание грам­матики; дедуктивно-класси­фи­ка­ционный характер изложения; способы руб­рикации и подачи языкового материала)» (Меч­ков­ская 1984: 42).

Видным ученым и переводчиком рубежа веков был Лаврентий Зизаний Тустановский (50/60-е гг.XVI в. – после 1634). Его перу принадлежат переводы бесед Иоанна Златоуста, св. отца Андрея Кесарийского, Катехизис, над которыми он работал не только в Вильно, но и в Киеве, в Москве, им же создан второй, после Ивана Федорова, печатный букварь. Лаврентий Зизаний известен как автор первого словаря (Вильно, 1596 г.), в котором была собрана церковнославянская лексика, переведенная на «простый руский диялектъ» (см. 8.6. данного параграфа).

Лаврентий Зизаний прославился также как создатель первой систематической грамматики церковнославянского языка. Грамматика написана в средневековой традиции в форме вопросов и ответов, она содержит все традиционные части, кроме синтаксиса. Исследователи грамматики Зизания отмечают влияние на нее не только греческих, но и латинских грамматик (Грамматика Зизания и Смотрицкого 2000: 31–32).

Наиболее разработана Лаврентием Зизанием морфология, им сделано немало важных наблюдений, например, он различает неправильные (нерегулярные) и регулярные формы в морфологии, подробно описывает парадигмы именного склонения, выделяет такие имена, которые стоят вне типов именного склонения (это были числительные). В целом же он стремится закрепить в качестве образцов архаичные грамматические формы, т.е. делает попытку нормировать морфологические явления (Мечковская 1984: 66–76). В авторском тексте, поясняя примеры, Лаврентий Зизаний использует «просту мову», на ней написаны также предисловие и «напутствия», которые предваряют основной текст грамматики и в которых говорится о пользе изучения грамматики, кратко сообщается о метре и ритме и об их особенностях (Грамматика Зизания и Смотрицкого 2000: 31–32). Хотя в авторском тексте используется «проста мова», все же анализируя языковой материала, автор использует только церковнославянские формы.

Наличие в языке описания (метаязыке) «простой мовы» расценивается учеными по-разному. Одни утверждают, что Лаврентий Зизаний стремится сблизить церковнославянский язык с живым языком (В.В. Нимчук – 1980), другие считают, что оснований для такого вывода нет, потому что «проста мова» используется только в авторском тексте, наличие отдельных примеров устно-разговорной речи минимально и не может быть серьезным аргументом в обосновании сближения языков, следовательно, грамматика описывает явления церковнославянского языка (Н.Б. Мечковская – 1984). То, что Лаврентий Зизаний обращается к живому языку, может объясняться, по-видимому, чисто методическими задачами – сделать изложение доступным. Кстати, сам автор определяет назначение своей грамматики так: «жебы мы добре мовили и писали», естественно, на церковнославянском языке.

Самой знаменитой грамматикой рассматриваемого периода стала, несомненно, «Грамматика» Мелетия (Максима Герасимовича) Смотрицкого (70-е г. XVI в. – 1633), человека широко образованного, мятущегося и противоречивого. Грамматика вышла в 1619 г. и выдержала три издания, выпускалась много раз в сокращенном варианте в виде учебника, издавалась в других странах (в Бессарабии, Сербии), рукописные ее списки были сделаны в Болгарии, во второй половине XVIII в. она использовалась в качестве основного пособия по церковнославянскому языку у католиков-глаголитов.

Грамматика М. Смотрицкого преследовала практические цели – сообщить правила церковнославянского языка, которые бы помогли в понимании и чтении текстов. Автор отказывается от характерного для того времени вопросно-ответного построения материала. Начинается книга изложением сведений о письменах (буквах и звуках), нередко для более яркого представления о славянском языке сопоставляются отдельные его факты с греческим и латинским языками. В отдельных главках Смотрицкий излагает правила орфографии и чтения, понятие о слоге и знаках препинания. Затем следуют «этимология», т.е. морфология, и синтаксис, который он разделяет на простой и образный, последний понимается как совокупность синтаксических фигур, которые употребляют искусные писатели (Грамматика Зизания, Смотрицкого 2000: 450).

Для М. Смотрицкого характерно стремление представить материал в системе, отразить всю полноту имеющихся в языке парадигм. Это было сильной стороной грамматики. Однако доведение этого принципа до крайности привело к тому, что в грамматику попало немало искусственных форм, которые соответствовали системным отношениям, но отсутствовали в реальном языке. Так, автор расширяет падежную парадигму двойственного числа имен, вводя различия между дательным и творительным падежами, отсутствовавшими в славянском языке; он искусственно образует элевое причастие на имперфектной долгой основе (читаалъ), объединяет в «препрошедшее» время стяженные формы имперфекта и обычные элевые причастия и др. Появление искусственных форм в определенной мере объясняется ориентацией М. Смотрицкого на западноевропейские образцы, в частности, он вводит особый разряд глагольных форм – «причастодетие» по аналогии с латинским герундием и, возможно, по аналогии с греческими отглагольными прилагательными.

И все же грамматика М. Смотрицкого – это высшее достижение в области грам­матической мысли рассматриваемого периода. Впервые наиболее полно и систе­матично представлены особенности церковнославянского языка, ученый четко осознавал его отличие от народно-разговорных форм и стремился сохранить его чис­тоту. Смотрицкому удалось правильно определить соответствие между словофор­мами и грамматическими значениями, им исчерпывающе описаны именное скло­нение и образование степеней сравнения прилагательных, достаточно полно представлены и систематизированы разносклоняемые имена. Ученый большое вни­ма­ние уделяет характеристике чередований согласных, наблюдаемых в различных формах прилагательных и глаголов. Безусловно новым является стремление Ме­ле­тия Смотрицкого увидеть даже в аномалиях определенную систему. Ученый впер­вые выделил деепричастие и положил начало его изучению, он отказался от «раз­личия» (артикля, или члена) как несвойственного славянскому языку, ввел междометие. Подробное описание глагольных форм, их дифференциация в определенной мере способствовали в дальнейшем разработке глагольного вида.

Синтаксис М.Смотрицкого – это синтаксис словосочетаний, в котором исследуются сочетаемостные возможности каждой части речи. Как известно, учение о предложении возникнет только в середине XVIII в. Вместе с тем важно подчеркнуть, что ученый рассматривает отношения между субъектом и предикатом, «сочинение» частей речи, союзы в сложных предложениях – все это лишний раз подчеркивает, как постепенно (подспудно) складываются отдельные направления лингвистических исследований. В изложении синтаксических особенностей различных частей речи заметно стремление М. Смотрицкого показать своеобразие церковнославянского языка по сравнению с греческим и латинским языками, для этих целей он нередко прибегает к сопоставлению конструкций разных языков. Ученым были замечены и описаны явления синтаксической синонимии, он стремился выявить экспрессивно-стилистические отличия между синтаксическими синонимами. Смотрицкому принадлежат многие термины, которыми мы пользуемся сейчас, несмотря на попытку М.В. Ломоносова изменить их. Так, мы употребляем термины слог, междометие, а не склад, междуметие, как предлагал Ломоносов.

Думается, даже сказанного достаточно, чтобы понять то огромное значение, которое имела грамматика Мелетия Смотрицкого для развития грамматической мысли в России, и почему она для многих русских людей, как и для великого мыслителя М.В. Ломоносова, была «вратами учености». Не только богатство грамматических описаний важно в труде, созданном Мелетием Смотрицким, но и сознательное стремление к нормированию языка, к его глубокому системному описанию. Все это позволяет говорить о том, что труд Смотрицкого явился предвестником нового направления в лингвистических исследованиях, когда главным объектом изучения станет русский язык и когда формирование национальных языков трех восточнославянских народов поставит ученых перед необходимостью их кодификации.

Примечательным явлением в истории языкознания стала «Грамматика словенская», написанная в 1647 г. на латинском языке Иваном Ужевичем, студентом Парижского университета. Это грамматика представляет собой первый в восточнославянской традиции опыт описания не церковного, а светского языка. По мнению А.И. Соболевского, это грамматика юго-западного языка XVII в., однако вопрос, какого именно языка (белорусского или украинского), вызывает споры. Н.Б. Мечковская считает, что по тексту грамматики это трудно определить из-за малого количества примеров, а В.В. Нимчук утверждает, что это украинская грамматика, примеры которой отражают юго-западный говор с приметами северных черт.

Грамматика Ивана Ужевича предназначена для иностранцев, изучающих сла­вян­ский язык. Она включает фонетико-орфографическую часть, морфологию и довольно подроб­ный синтаксис, правда, автор при этом сосредоточивается на синтаксическом функ­ционировании частей речи, предложение как таковое он не анализирует. Кроме того, в грамматике описываются трудные случаи словоупотреблений, особое внимание обращается на те конструкции, которые мало похожи на латинские и французские.

Интересным явлением в истории филологии является еще одна грамматика, написанная на латинском языке и знакомящая западноевропейских читателей с восточнославянскими языками. Речь идет о «Русской грамматике, в которой изложены не только главные основы русского языка, но также и некоторое руководство по сла­вянской грамматике». Эта грамматика написана Генрихом Лудольфом (1655 – 1712), широко образованным человеком, полиглотом, выходцем из передового саксонского бюргерства, жившим несколько лет в Москве. Грамматика вышла в 1696 г., однако она не была по достоинству оценена в то время, а после выхода грамматики М.В. Ломоносова с легкой руки Ивана Давыдова ей и вовсе отказывают в самостоятельности, считая, что Г. Лудольф составил ее, сделав выписки из грамматики М. Смотрицкого. Решительно против такой оценки выступил С.К. Булич (1893; 1904), заявив, что Лудольф написал первую грамматику великорусского языка, но Булич охарактеризовал книгу Лудольфа лишь мельком. Достаточно осторожно о ней высказывался И.В. Ягич (1910), отмечая, что автор книги хорошо различал разговорный русский язык и литературный церковнославянский.

Заслуга научного издания грамматики Лудольфа принадлежит извест­ному ученому ΧΧ в. – Б.А. Ларину, который, тщательно изучив эту книгу и сопоставив ее с грамматикой Смотрицкого, приходит к выводу, что Лудольф через всю грамматику безошибочно проводит различие старославянского и русского языка. Это примечательно потому, что «еще 60 лет после его книги – до появления грамматики М. Ломоносова – у нас будет господствовать путаное и сбивчивое» изложение о славянском, мертвом языке, далеком от разговорного (Лудольф 1937: 24). Б.А. Ларин отмечает, что Лудольф привел русские союзы, наречия, впервые увидел в русском языке «взаимный залог», установил вместо шести времен (у Смотрицкого) три времени (настоящее, прошедшее и будущее), указал окончание прилагательных – аво–, а не – аго– (как в старославянском языке), избежал мнимых причастий будущего времени и др. (там же: 24–28).

Важна и характеристика, данная Б.А. Лариным языку Московской Руси начала XVII в. Ученый, на основании материалов Лудольфа, отмечает пестроту языка той эпохи, его разнородность, наличие богатой синонимии и разных диалектных форм, которые, смешиваясь, скрещиваясь, отталкиваясь, сосуществовали в речи горожан. Все это, делает общий вывод Б.А. Ларин, вообще характерно для феодальной эпохи как результат поглощения племенных языков и объединительных тенденций, зарождающихся в больших торговых городах отдельных стран, а начало семантической дифференциации синонимов, т.е. развитие ими частных значений, – это свидетельство распада феодализма и образования национального языка (там же: 38–39).

Таким образом, данная грамматика не только способствовала распространению сведений о русском языке в Западной Европе того времени, но и сыграла существенную роль в изучении русского языка той эпохи. Кроме того, грамматика Г. Лудольфа представляет несомненный интерес как для западноевропейской, так и для русской лингвистической историографии.

В начале 1706 г. выходит «Руковедение въ грамматыку во славяноросийскую, или Московскою...» Ильи Федоровича Копиевича (1651 – 1714), которое, кстати, Б.А. Ларин помещает в приложении к публикации грамматики Лудольфа и отмечает его явную слабость по сравнению с издаваемой книгой (там же: 144). Эта грам­матика, действительно представляя незначительный интерес с точки зрения истории грамматической мысли, «весьма показательна для языковой ситуации и общественно-языковой практики в Петровские времена» (Мечковская 1984: 54). Отметим эти показательные черты. Прежде всего стоит обратить внимание на название, в котором вполне определенно говорится о московской, т.е. русской, грамматике, а не славянский, поэтому неудивительно, что автор приводит примеры из разговорной русской речи. Во-вторых, грамматика имеет явно прагматическую направленность, а именно: диалоги, которые приводятся в качестве грамматического материала, содержательно сообщают о правилах «хорошего тона». Кроме того, данные диалоги И.Ф. Копиевич сопровождает переводами на латинский и немецкий языки, тем самым превращая грамматику еще и в разговорник для изучающих иностранный язык. В-третьих, в качестве адресата своего труда автор предусматривает не только русских, но и иностранцев, поэтому он начинает «Руковедение» обращением к читателям на латыни, приводит латинскую (польскую) транскрипцию кириллических букв, записывает латинскими буквами некоторые слова и фразы и дает их перевод. И наконец, грамматическое содержание работы И.Ф. Копиевича представляет собой краткое изложение грамматики Смотрицкого, которая, напомним, была грамматикой славянского языка.

Таким образом, труд Копиевича содержит недифференцированный подход к русскому и церковнославянскому языкам, что видно хотя бы из того, что автор считает возможным описывать факты разговорной речи с помощью положений, взятых из славянской грамматики. Книга Копиевича отличается нагромождением задач, что, естественно, затрудняет целенаправленное описание. Однако она примечательна тем, что, заявляя о «славяноросийской, московской» грамматике, предвещает новый этап в развитии языковедческих исследований, когда основным предметом изучения станет русский, а не церковнославянский, язык. Кроме того, своей направленностью не только к русскому читателю, но и к иностранному, а также нацеленностью на межъязыковое общение И.Ф. Копиевич предугадывает расширение социальной функции русского языка. Но это уже находится за пределами рассматриваемого периода.

 

Вопросы и задания

1. Чем обусловлены трудности в изучении донационального периода развития лингвистической мысли?

2. Какие факты свидетельствуют о высоком уровне грамотности в Киевской Руси?

3. Какие известные факты культурного развития Древней Руси могут служить основанием для утверждения положения о понимании и осмыслении лингвистической проблематики в данный исторический период?

4*. На основании каких данных ученые делают вывод о возникновении проблемы книжной нормы в ранний период развития книжности и в последующие века?

5*. Какие взгляды на кирилло-мефодиевские переводы сложились в рамках Охридской и Преславской школ и какие проблемы в связи с этим возникли вначале в южнославянской, а затем и в русской книжности?

6*. Охарактеризуйте, каким образом в разное время изменялись пред­став­ле­ния о переводческой практике, получившие отражение в рукописях различных эпох. Какие критерии использовали книжники разных веков при определении правильности канонических текстов?

7. Расскажите об истоках русской лексикографии и охарактеризуйте различные типы словарей. Назовите отличительные черты азбуковников.

8*. Какие словари, толкующие церковнославянские слова посредством слов раз­говорного языка, созданы в XVI – начале XVII вв.? С чем связано большее распространение таких словарей в южных и юго-западных землях?

9. Какие исторические обстоятельства способствовали увеличению переводных словарей в XVII в. и каково их значение для развития русского литературного языка?

10. Какие две основные тенденции, связанные со структурой словаря, наметились в отечественной лексикографии XVI–XVII вв. и какова роль алфавитной организации материала в становлении лексикографической практики?

11. В каких чертах, характерных средневековым славянским грамматикам, проявилось следование античной грамматической традиции?

12. Дайте общую характеристику грамматического трактата «О восьми частях слова». Какие факторы обусловили высокий авторитет данной грамматики?

13*. Насколько верным вам представляется мнение Константина Косте­нец­ко­го о роли восточнославянских языков в формировании церковнославянского языка, а также суждение Юрия Крижанича о происхождении русского языка? Какие исторические обстоятельства, с вашей точки зрения, могли привести ученых к данным выводам?

14. Охарактеризуйте основные направления филологической деятельности Максима Грека и Дмитрия Герасимова, определите роль их трудов в развитии лингвистической теории и практики.

15. Традиции какой грамматики отразились в «Адельфотисе» и в чем своеобразие данной грамматики?

16. Назовите основные направления филологической деятельности Лаврентия Зизания, укажите особенности созданной им грамматики.

17. Какие черты грамматики М. Смотрицкого позволяют считать ее высшим достижением в развитии лингвистической мысли XVI – начала XVII вв.?

18. Охарактеризуйте грамматики восточнославянских языков, написанные на латинском языке Иваном Ужевичем и Генрихом Лудольфом, укажите своеобразие каждой из них.

19. Каким образом грамматическое руководство И.Ф. Копиевича отражает основные черты, характерные для языковой ситуации и общественно-языковой прак­тики Петровской эпохи?

 

 


Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.01 сек.)