Проблемы демографии и кризиса семьи в средствах массовой информации (опыт контент-анализа) // «Демографические исследования», № 3

В настоящее время наблюдается рост негативных явлений в демографической сфере, таких, как падение рождаемости, нестабильность брака и высокая смертность. Следствием этого является депопуляция — уменьшение численности населения, начавшееся в России в 90-ые гг. и проходящее стремительными темпами.

Депопуляция в России давно стала предметом жарких споров как на страницах печати, так и на экранах центрального телевидения. Однако не может не беспокоить непрофессиональный подход многих СМИ, в первую очередь прессы, к формированию общественного мнения по поводу причин и последствий этой проблемы. Кафедрой социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ регулярно проводятся исследования (руководитель — проф. А. И. Антонов), целью которых является выявление роли СМИ и массовой культуры в формировании общественного мнения по демографическим проблемам.

При работе с массивами текстов в качестве единицы анализа использовалось не отдельное слово или высказывание, касающееся темы народонаселения, а большая часть текста или даже вся статья. Среди часто обсуждаемых ситуаций оказываются такие демографические события как рождение, смерть, вступление в брак, развод. За основу бралась «информация-событие (ситуация)», при этом учитывается любое сообщение, в котором освещаются факты брачно-семейного цикла жизни.

Совокупность текстов анализировалась в трех направлениях: социально-демографические характеристики участников событий, детность семьи, география событий. Массив составил порядка 180 единиц.

Параллельно составлялся список названий газетных статей, в которых использовалась семейно-демографическая терминология. Важно было выявить корреляцию между «просемейным» заглавием и реальной информацией, предлагаемой читателю, поскольку при резком падении семейных ценностей (в первую очередь, детей) государство продолжает эксплуатировать имидж детства и семейную символику.

Анализ текстовой совокупности был связан с конкретным содержанием сообщений, а также с изучением редакторских предпочтений. Вся информация подразделялась на три группы (процентный состав групп: 67%, 24% и 9% соответственно):

первая группа - сообщения о различных семейных событиях в конкретной семье с указанием участников событий, возраста, семейных ролей, статуса, и пр;

вторая группа - констатация различных ситуаций и проблем, возникающих в результате взаимодействия института семьи (иногда на примере отдельно взятой семьи) с различными государственными институтами (армия, образование, медицина и т.д.);

третья группа — научные и этические проблемы, например, связанные с вопросами клонирования и искусственного оплодотворения.

Среди условий жизни семьи, блокирующих реализацию имеющейся потребности в двух детях помимо жилищных трудностей, сложности совмещения профессиональных и семейных обязанностей женщины, особо выделяется конфликтность межличностных отношений в семье.

Выяснилось, что информация об этом носит менее агрессивный характер. Криминальных сюжетов оказалось лишь 16%, причем половина из них — ненасильственная гибель (пожар на даче), неудачное похищение собственного ребенка или криминальная статистика. Надо отметить, что в авторских презентациях событий уголовного характера уже отсутствует смакование подробностей и «нюансов» кровавых деяний. Остальные 84% сообщений составляют: 63% — семейная жизнь «замечательных людей» (политики, актеры, телеведущие, спортсмены и пр.), 21% — описание семейно-бытовых ситуаций людей, жизнь которых не является общественным достоянием. Семейные роли представлены достаточно полно: супруги — 27%, жена — 43%, муж — 20%, дочь — 17%, сын — 9%, отец — 13%, мать — 21%. Роли расширенных (трехпоколенных и более) семей встречаются редко.

Если разделить возраст детей, упоминавшихся в сообщениях разного рода, на этапы, связанные с младенчеством, дошкольным периодом и школьными годами, то можно отметить следующее.

На детей в возрасте от 4 до 11 лет приходится 53% материала. Это тот период, когда ребенок уже достаточно самостоятелен и может быть отчасти предоставлен сам себе, но именно эта «самостоятельность» и является причиной появления статей: «Семилетний сын спасателя блуждал в горах пять дней» или «Родители не заметили потери дитя». С другой стороны, эти временные границы охватывают этап дошкольной и начальной школьной «лихорадки»: «Дошколят заставят быть умными», «Пять вопросов мамы первоклассника».

Далее, 17% — криминальные эпизоды, в которых непосредственными участниками являются дети среднего и старшего детского возраста: «У одинокой женщины убили дочь и сожгли дом». Брачно-семейные сцены, в которых главная роль отведена старшему поколению, а «имя» детской роли просто упоминается в контексте, представлены 30%: «Станет ли Патриарх крестным отцом внучки Ельцина?», «Никита Михалков — шестикратный дедушка», «У „Брата-2“ появился „Cын-1“».

Редко встречаются конфликтные отношения типа «бабушки/дедушки — внуки» и «свекор/свекровь — сноха/зять». Вероятнее всего, это следствие массовой нуклеарности семей и отдельного проживания супружеской пары от родителей и других родственников. Основная доля принадлежит межличностным контрдействиям с участием родителей и детей (доминирует вариант «мать — сын/дочь») или супругов. В последнем случае причиной появления материала является адюльтер, реже — вопросы воспитания детей.

Неожиданностью явились статусные показатели, социально-профессиональные характеристики, которые также изменились. Если в предшествующих исследованиях в равной мере были представлены семьи рабочих, пенсионеров, безработных, актеров, бизнесменов и т.п., то в данном исследовательском массиве 70% приходится на представителей публичных профессий. Это крупные политики, известные спортсмены, популярные актеры, «звезды» эстрады, телеведущие и т.д. Информация, заложенная в текстах, носит описательно-мемуарный характер. В личной беседе или в воспоминаниях и отзывах близких повествуется о простых тихих радостях, о помощи близких во время болезней и житейских невзгод, о семейной генеалогии и становлении карьеры. Около 3% материала — смерть детей, бракоразводные процессы, конфликты между семьей и карьерой (подобного рода тематика среди «простых» российских обывателей встречается чаще — 21%).

Замечательно, что люди, от которых зависят наша политическая стабильность и отдых, живут хорошо. Однако складывается впечатление, что причиной их семейного счастья являются не прочные отношения и взаимопонимание друг друга, а материальное благополучие. Акценты смещаются с семьи на уровень благосостояния. Не стабильность семьи и брака обеспечивает благосостояние, а благосостояние — гарант стабильности брака.

Почему же тогда наиболее обеспеченные семьи бездетны или однодетны, почему частыми клиентами психоаналитиков являются жены бизнесменов? Ответ надо искать в изменившейся системе индивидуальных ценностей. Наличие двух детей в семье определяется преобладающей потребностью в двух детях в Москве и других крупных городах, а не «помехами» к реализации якобы существующей потребности в трех и более детях.

Вторая группа информации представлена описанием взаимоотношений института семьи и государства. Семья по-прежнему является единственным источником трудовых и «армейских» ресурсов. Потерю сыновей, мужей, отцов (Чечня, «Курск», неуставные отношения в армии) пытаются компенсировать все теми же денежными выплатами. Постоянно работает схема по ликвидации последствий, а не причин разрешения самой проблемы. Во-первых, обращая внимание на соотношение семейной и несемейной тематик на страницах СМИ (5% к 95%), можно смело делать выводы о ненужности или о малой значимости семьи как института и малой социальной группы.

Семейная проблематика, тем не менее, представлена материалами Западной Европы, США, Латинской Америки и крупными российскими городами, в основном столицами. По всей видимости, отмеченный журналистский «реверанс» в сторону VIP-личностей связан с издательским плагиатом. Не секрет, что многие телевизионные передачи есть лишь производные западноевропейских программ: при сохранении формы меняется содержание.

По этой причине было решено параллельно провести пилотное исследование на текстовой основе одного из европейских журналов. Выбор пал на французский еженедельник «L’express international». Учитывая, что новые веяния достигают России спустя какое-то время, мы использовали газетное издание середины 90-х гг.

Информация разделилась следующим образом:

60% — функционирование института семьи и взаимодействие его с другими институтами,

30% — вопросы искусственного оплодотворения и «клонирования»,

10% — различного рода сенсации из жизни политиков, шоу-бизнеса и пр.

В первую группу вошли статьи, в которых обсуждались вопросы становления и развития института семьи во Франции, демографические проблемы, проблемы психологической адаптации и совместимости в семье («Когда голод предвещал прогресс», «Брак под микроскопом», «Скажи мне, кто ты, и я скажу, на ком ты женишься»).

Вторая группа — противоречивые (чаще негативные) отзывы на различные проекты искусственного оплодотворения («Скандальные дети», «Мы путаем сферы права и этики», „Дети из пробирки: понять и судить“).

Третья группа — комментарии к событиям из светской жизни. При работе с материалом выяснилось, что при оценке состояния института семьи как кризисного, значимость семьи не подлежит сомнению. До сведения респондентов доводится информация о семье, как о значимой социальной структуре, от которой зависит состояние самого общества, доминирующие в нем ценности и морально-этические нормы. Авторы статей обращают внимание на необходимость серьезного подхода к эксперименту возможного клонирования человека, который может выйти из-под контроля.

Таким образом, проблемы, широко и активно обсуждавшиеся в Западной Европе еще в середине 90-х гг., лишь недавно стали появляться на страницах нашей печати. В то же время пикантные факты из семейной жизни „звезд“ появлялись на страницах зарубежной прессы с меньшей частотой, чем у нас.

Огромный массив текстов, объединенных под именем СМИ, подразумевает агитацию, в т.ч. демографическую пропаганду и идеологию. Например, образ однодетной семьи, доминирующий на страницах прессы — это тоже результат формирования определенной идеологии, идеологии малодетности. Обычно наличие одного ребенка пытаются объяснить как бы повышенными требованиями родителей к воспитанию, особой „сверхценностью“ детей. Но чаще всего за этим скрывается стереотип „зачем плодить нищету?“.

Высокий уровень жизни не является необходимым и достаточным условием рождения детей. При этом неверно было бы утверждать также, что хорошие условия жизни подавляют потребность в детях. В новой системе ценностей индустриальной цивилизации улучшение всех сторон жизни является результатом все большего участия во внесемейной деятельности, и удовлетворение бытовых потребностей также все больше осуществляется во внесемейной сфере«.

Следует рассмотреть материалы, опубликованные в прессе в октябре-ноябре 2005 года. Именно в этот период все чаще звучит тема демографического кризиса в стране. Проблема убыли народонаселения обсуждается на страницах печати с точки зрения „национальных“ угроз (особенно — „китайская угроза“). Особые опасения вызывают ежегодное сокращение населения России, появление трудовых мигрантов и маргинальных групп; меньший срок жизни мужчин в сравнении с женщинами, перспектива феминизма общества, „обезлюденье“ геополитических территорий и незащищенности границ.

Последняя тема перекликается с дискуссией, развернутой на страницах прессы, по поводу заселения больших приграничных территорий мигрантами — легальными и нелегальными. Речь идет прежде всего о массовой миграции китайцев в районы Дальнего Востока. Споры разгораются вокруг последствий и целесообразности российско-китайского симбиоза. Иногда даже начинает казаться, что имеется понимание того, что причины в нерешенности демографических проблем.

Однако в газете „Известия“ приведены комментарии одного из членов правления Совета по национальной стратегии. Он не только расценивает дебаты вокруг дефицита населения как результат „истерики“, но и решение дальневосточных проблем никак не связывает с необходимостью, в первую очередь, повысить рождаемость. Усиление военных позиций страны должно происходить за счет ядерных комплексов и сытой армии с современным вооружением» («зачем быстро-быстро рожать голодных солдат»). При этом остается непонятным, из каких человеческих резервов будет формироваться эта самая армия, ведь мужчин, которые должны ее пополнять, становится все меньше.

Тема рождения «голодных» и, следовательно, бедных прочно занимает в российской печати свое исконное место. По-прежнему, «рождаемость» и «бедность» как бы близнецы-сестры. В ноябре вышел в свет материал под устрашающим названием «Второй ребенок в российской семье — первый шаг к бедности». В нем обсуждаются данные доклада «Детская бедность в России», подготовленного Независимым институтом социальной политики. Один из главных выводов — рождение второго ребенка якобы повышает риск бедности в два раза.

«Второй ребенок выталкивает в число бедных почти каждую семью. Население ведет себя рационально — второго ребенка рожают все (? — И.П.). Появление третьего и четвертого ребенка — ориентация на стиль жизни бедных семей… Среди причин, толкающих семью за черту бедности, на первом месте — дети».

Массовый предрассудок о зависимости большого числа детей от большого кошелька известен. Но мало известны данные научных исследований факторов рождаемости. Обратная корреляционная зависимость между уровнем благосостояния и рождаемостью — бесспорный факт, указывающий на возможность дальнейшего снижения рождаемости по мере роста благосостояния. Очень подробно и с профессиональным мастерством эти вопросы рассмотрены в трудах известного российского демографа В. А. Борисова.

Когда государственные лица, занимающиеся проблемами национальной стратегии, и эксперты по социальной политике обнаруживают абсолютное незнание сути происходящего, глубочайшее непонимание демографических проблем, то за этим следует видеть не просто невежество, а намерение свести проблемы к элементарным условиям существования. Изрекать, что второго ребенка рожают все — ненаучно. Все если вообще рожают, то рожают только первого. А второй и, тем более, последующие дети — редкость. И уж совсем некорректно отождествлять количество детей с ориентацией на бедный-богатый стиль жизни.

Ориентация на детей выражает определенный смысл и образ жизни. Это самостоятельная ценность, наряду с ценностью здоровья, благосостояния и т.д. Потребность в детях — социокультурный феномен, индикатор общественного устройства и отсюда уменьшение рождаемости до однодетности свидетельствует о неэффективности социальной системы.

Поэтому, главная цель пронаталистской политики государства и общественных организаций заключается в укреплении института семьи, в повышении потребности семьи в детях до уровня 3—4 детей. И жаль, что в СМИ подобное понимание демографической политики встречается редко.

Ирина Проневская

Поиск по сайту: