Вверх по лестнице, ведущей вниз. Административная карьера А.Н.Леонтьева после 1940 г

Административная карьера А.Н.Леонтьева после 1940 г. складывается все более и более успешно (МГУ, АПН РСФСР и СССР, Общество психологов СССР). Конечно, на протяжении десятилетий тотального идеологического контроля А.Н.Леонтьев был “буфером между идеологией и психологической наукой” [11; 6], он сам выполнял многие функции контролирующих и цензурирующих инстанций. Однако оборотной стороной этого явного административного движения и сотрудничества с власть имущими стала стагнация его собственной теории. “Каково общение, таково и обобщение”, - говорил в свое время Л.С.Выготский (см. [15; 37]). А вот как об этой стагнации теоретического дискурса говорил сам А.Н.Леонтьев в относительно благополучном 1969 г.: “Я до сих пор пользуюсь той системой понятий, которая была мной в свое время предложена в отношении анализа деятельности <… > если эта система понятий представляет известное значение, т.е. способна работать в психологии, то, по-видимому, эту систему нужно разрабатывать – что в последние годы, в сущности, не делается. Эта система понятий оказалась замерзшей, без всякого движения. И я лично оказался очень одиноким в этом отношении” [15; 247]. Однако все усилия приводят лишь к формированию “деятельностного подхода”. Пройдет еще несколько лет, и А.Н.Леонтьев скажет: “Вы знаете, слова “деятельностный подход” и прочие слова о деятельности последнее время мне приходится встречать огорчительно часто и много и не всегда в значении, достаточно очерченном, определенном, где-то локализующемся в очень широком пространстве знаний, круге понятий. Они поэтому теряют свою определенность, которую они еще не теряли 15 и 20, может быть, лет тому назад… понятно, о чем можно было дискутировать, надо было разрабатывать, а теперь – непонятно. Я теперь, когда вижу фразу “и с точки зрения деятельностного подхода”, - скажу вам откровенно – меня это беспокоит” [15; 275].

На рубеже 1990-х гг., комментируя последнее интервью А.Н.Леонтьева и размышляя о судьбах отечественной теоретической психологии, В.П.Зинченко констатировал: “… к глубокому сожалению, А.Н.Леонтьев был прав в своих опасениях. Но он же во многом виноват в случившемся. Алексей Николаевич НЕ БЫЛ НИ СЛЕП, НИ ГЛУХ, ОН БЫЛ НЕМ порой – в силу обстоятельств…” [8; 90].

А.Н.Леонтьев был, конечно, человеком своего времени. Но он был, бесспорно, сильной и яркой личностью. Он был не только бессменным лидером советской психологии. Он был настоящим кумиром для многих психологов. Никто не может отрицать, что он был также очень одаренным, тонко чувствующим психологом, обладавшим выдающимся и во многом не реализованным научным потенциалом.

А.С.Арсеньев также констатирует эту двойственность личности А.Н.Леонтьева, объясняя ее следующим образом: “Можно сказать словами В.Маяковского, что А.Н.Леонтьев “наступал на горло собственной песне”, сам до конца этого не осознавая” [1; 393], “будучи талантливым психологом и умным человеком, А.Н.Леонтьев умел тонко и глубоко подметить и анализировать на феноменологическом уровне те или другие психические явления. Но когда ему нужно было их интерпретировать, выходить на теоретический уровень, начиналась грубая идеологическая подгонка под штампы марксизма-ленинизма, и от первоначальной многообещающей глубины и тонкости почти ничего не оставалось” [1; 537]. В этом смысле научная судьба создателя теории предметной деятельности воистину преисполнена подлинного внутреннего трагизма.

Поиск по сайту: