Драма отечественной психологии

В первой половине 1930-х гг. отечественная психология находилась на переднем крае развития мировой психологической науки. Л.С.Выготский был полноценным научным партнером К.Левина, К.Коффки, К.Лешли, Ж.Пиаже, А.Мейера и других своих современников, выдающихся психологов, психиатров и физиологов. Их отклики на смерть Л.С.Выготского, а также их намерение принять участие в качестве авторов в сборнике, посвященном его памяти (см. [9; 118]), со всей убедительностью свидетельствуют о его бесспорной принадлежности к мировой интеллектуальной психологической элите.

Последующее развитие советской психологии можно рассматривать как усиливающийся схизис по отношению к мировой психологии, по отношению к тому единству, той традиции, составной частью которой был Л.С.Выготский. Подобное идейно-теоретическое размежевание культивировалось десятки лет. Вот как оценивал в начале 1990-х гг. этот период развития нашей науки один из крупнейших адептов деятельностного подхода В.В.Давыдов: “В условиях функционирования тоталитарно-идеологической системы (частью которой - хотим мы того или нет - был А.Н.Леонтьев. – А.О.) все, что было связано с именами Маркса и Ленина, абсолютизировалось и возводилось в ранг единственно верного и неоспоримого. Общественные науки, в том числе и психология, были отлучены и изолированы от влияния каких-либо других философско-социологических идей – таковые подвергались лишь ожесточенной критике, часто неправомерной. Так, даже применительно к теории деятельности, создаваемой в нашей стране, трудно было конструктивно обсуждать, а тем более использовать в целях ее обогащения представления, имеющиеся в различных теориях действия (например, в теориях Д.Дьюи, М.Вебера, Ж.Пиаже и др.). Применительно к проблеме общественного и индивидуального сознания невозможно было использовать признанные достижения французской социологической школы, психоанализа, экзистенциализма и других западных научных и философских направлений (еще больше наша психология была изолирована от восточных учений).

Советская психология как бы “окуклилась”, лишила себя возможности обогащаться и развиваться за счет успехов других направлений, тем более что в ней самой существовало много плохо сформулированных и нерешенных проблем…” [18; 9].

“Разрыв” и его трансляция в московской психологической “семье”

Явный кризис, переживаемый российской психологической наукой в наши дни, можно рассматривать как следствие этого схизиса и этого “окукливания”. Однако сам этот схизис возникал (и проявлялся) как последовательность вполне определенных человеческих действий (поступков), приводящих к тому феномену межличностных отношений, который был обозначен в психологии и психотерапии семьи термином “разрыв” (англ. - cut off). Этот термин обозначает разрыв значимых родственных и эмоциональных внутрисемейных отношений. Подобный феномен мы наблюдаем на протяжении всей истории советской психологии: Г.И.Челпанов – К.Н.Корнилов, Г.И.Челпанов – А.Н.Леонтьев, Л.С.Выготский – А.Н.Леонтьев, С.Л.Рубинштейн – А.Н.Леонтьев, А.Н.Леонтьев – О.К.Тихомиров (В.П.Зинченко, Ю.Б.Гиппенрейтер, Б.М.Величковский, В.В.Столин, А.Г.Асмолов), А.В.Петровский – Р.С.Немов, В.В.Давыдов – Л.А.Радзиховский и т.д. При этом разрыв каждый раз происходил именно там, где имел место явный потенциал преемственности и позитивного теоретического развития. Потенциальные последователи объективно (а подчас и субъективно) утрачивали доступ к “корням” традиции, каждый раз выпадали из нее, при этом останавливалось (пресекалось) и развитие самой этой традиции. Подобно трансляции негативного сценария в нескольких поколениях обычной семьи, “разрыв” воспроизводился вновь и вновь как некое “проклятие”, преследующее московскую психологическую “семью”.

Поиск по сайту: