Психология 2000 г

В последние годы своей жизни А.Н.Леонтьев неоднократно обращается к “психологии 2000 года”, ко времени, в котором мы теперь живем (см., например [15; 277-278]). Эти обращения (там, где они наполнены личным отношением) преисполнены неуверенным “может быть”, в них сквозит усиливающееся осознание бесперспективности собственного “детища” в психологии. Теперь мы видим, насколько справедливыми были эти опасения и предчувствия. Теория предметной деятельности очевидным образом не входит сейчас в совокупность тех теоретических опорных точек, которые обеспечивают экстенсивное развитие отечественной практической психологии.

Как справедливо отмечает Ф.Е.Василюк, современное состояние отечественной психологии – это не кризисное, а схизисное состояние, состояние расщепления между психологической наукой и психологической практикой [3]. Практическая отечественная психология (и прежде всего ее консультационные и психотерапевтические составляющие) в своем развитии отщепилась за последние 15 лет от корпуса знаний, сформировавшихся в советской психологии. Фундамент этой практической психологии эклектичен по своему составу, его образуют десятки зарубежных психологических концепций (от психоанализа до логотерапии, от психодрамы до онтопсихологии, от гештельт-терапии до клиентоцентрированной терапии). Однако нет ни одной продуктивной попытки использовать вершинные психологические построения А.Н.Леонтьева, его соратников и учеников. Единственный подход в отечественной практической психологии, в котором просматриваются отечественные же теоретические основания – диалогический подход – использует наработки досоветского периода, построения М.М.Бахтина и А.А.Ухтомского (опять мы не видим никаких следов советской теоретической психологии).

Конечно, тот “схизис”, на который указывает Ф.Е.Василюк, - это феномен не только российской психологии. Со времен З.Фрейда он существует и усиливается в мировой психологии, где также отсутствует единая “общепсихологическая методология”. Каковы же ее возможные основания?

Здесь заканчивается наша солидарность с Ф.Е.Василюком, потому что предложенные в его статье три контекста (сознание, социальные практики и культура) как якобы “сохраняющие целостность человека” не выдерживают, на наш взгляд, никакой (даже самой поверхностной) критики. Для психолога очевидно, что контекст сознания (даже индивидуального) – расщеплен и неполон, что контекст ориентированных на человека социальных практик более чем противоречив, а контекст культуры множественен и мозаичен. В этой связи если и можно говорить о каком-либо универсальном контексте человеческого существования (и языка), то таким контекстом являются лишь человеческие переживания. Сейчас эта идея имеет массу сторонников среди практических психологов, работающих по всему миру с проблемами конкретных людей. Опыт общения людей, принадлежащих к разным социо-культурным общностям, убедительно показывает, что ощущения общности и единства возникают только тогда, когда языком общения становится язык переживаний.

Именно психологией переживаний становилась в 1930-е гг. культурно-историческая концепция Л.С.Выготского. Она умерла вместе с Л.С.Выготским. А.Н.Леонтьев пошел по другому пути, он создал психологию деятельности, деятельную психологию. Однако такая психология утеряла контакт с индивидуальной жизнью, индивидуальным бытием человека, с переживаниями как универсальным контекстом, сохраняющим человеческую целостность. И в силу этого она оказалась в тупике. Более того, она завела в тупик всю советскую психологию, развивавшуюся на деятельностной основе десятки лет. И дело здесь не в том, что советским психологам не удалось преодолеть “философию гносеологизма” и заменить ее “философией практики”, как полагает Ф.Е.Василюк. Это как раз было сделано. Вспомним кредо психологии деятельности: “В начале было дело (затем стало слово и в этом все дело!)” [15; 40]. Основная проблема заключалась, на наш взгляд, в том, что психология предметной деятельности, “решительно отказавшаяся от рассмотрения человека в качестве субъекта переживаний”, не смогла ничего предложить для психологического анализа и психологической работы с жизнью конкретного человека. И действительно, если посмотреть на данную задачу сугубо эмпирически и прагматически, то теория А.Н.Леонтьева имела отношение только к абстрактному человеку, поскольку только при абстрактном рассмотрении можно увидеть деятельность как реальный процесс, направляемый и конституируемый своим предметом потребности (мотивом). Как только уровень рассмотрения деятельности становится конкретным, вся стройная теоретическая конструкция неминуемо распадается, потому что в этом случае приходится констатировать капитальный психологический факт - неосознанность и неизвестность мотива (мотивов). Вместе с тем при таком эмпирическом и прагматическом рассмотрении задачи, состоящей в психологической работе с конкретным человеком, совершенно ясно, что его переживания – это значимая часть его внутреннего мира, его действительности, и эта изменчивая часть его индивидуальной жизни постоянно флуктуирует вокруг границ актуального осознавания. Она доступна самонаблюдению и наблюдению, самоисследованию и исследованию, она напрямую связана со всеми другими значимыми частями и компонентами человеческой действительности – целями, ценностями, смыслами, установками, мотивами.

И дело опять не в том, что психологии якобы нужен некий “психотехнический метод”, “позволяющий научно изучать не психику испытуемых, а опыт работы с психикой” [3; 28]. Покажите мне такую психологическую систему, в которой бы не было этого “психотехнического” аспекта работы! Все дело в том, чтобы психология точно определила, - с чем именно она должна работать в психике человека и как она должна с этим работать. Советская психология, реализовавшая “деятельностный подход”, была лишена такой точности. Ф.Е.Василюк предлагает нам в качестве “прекрасного образца” психотехнического подхода теорию поэтапного формирования умственных действий. Но релевантно ли такого рода “формирование” человеческой жизни? Ни в коей мере.

Мне представляется, что Ф.Е.Василюк прав в одном: “психотехническая закваска” действительно обнаруживается, если проследить “важнейшую линию отечественной психологии, линию Выготский – Леонтьев” [3; 30]. Однако, на мой взгляд, эту “закваску” составляет отнюдь не получившая широкое хождение в советской психологии идея интериоризации межличностного взаимодействия и не идея искусственных новообразований психического развития (высших психических функций), а отвергнутая, прочно и надолго забытая идея означивания переживаний. Примечательно, что даже в 1976 г. А.Н.Леонтьев говорил об этой идее как о побочной, вторичной по своей значимости: “Человек видит через призму значений мир, действует в соответствии с этими значениями, воспринимает в системе значений, категоризует предметы, придает инвариантность этому миру, обобщает и уясняет, делает предметом своего сознания внутренние переживания. Надо понять человеку, что человек влюблен, назвать, означить это. Тогда-то и происходит изменение уровня поведения влюбленности и даже самого переживания. Это было очень патетично…” [15; 270]. В представлении А.Н.Леонтьева это лишь одна из множества идей Л.С.Выготского, хотя – и тогда, и, тем более, сейчас – совершенно очевидно, что развитие (и расширение) сознания как означивание переживаний - столбовая дорога всей психотерапии ХХ в. Для самого Л.С.Выготского в 1930-е гг. эта идея становилась центром всей его системы. Да, реализация этой идеи в те годы была бы в определенном смысле повторением теоретико-практических систем З.Фрейда, А.Адлера, К.Юнга и П.Жане, но одновременно (с учетом марксистской методологической основы культурно-исторической теории) эта реализация была бы и преддверием гуманистической психологии и психотерапии второй половины прошлого века. Сейчас-то мы знаем более чем столетнюю и бесконечно продуктивную историю развития психолого-психотерапевтических систем (см., например [17], [19]). Мы знаем, что идея означивания переживаний образует фарватер развития всего этого раздела современной практической психологии. Само развитие практической психологии провозглашает – “В начале было слово!”. Однако тогда (в начале 1930-х гг.) в отечественной психологической науке эта идея была “путеводной звездой” лишь для Л.С.Выготского.

Л.С.Выготский, следуя психологической традиции, оказался в 1930-е гг. в одиночестве и в скором времени умер. Но кто сказал, что вместе с ним умерла и сама эта традиция в отечественной психологии? Нет, она лишь “затаилась на время” (В.Высоцкий).

***

Когда я начал писать эту статью, произошла, как сказал бы К.Юнг, “маленькая синхронистичность”. В кабинет вошел мой семилетний сын, только что прочитавший рассказ Э.Сетона-Томпсона “Мустанг-иноходец”, и спросил меня: “Что лучше: жить в несвободе или умереть на свободе?”. Я был очень занят статьей и поэтому ответил на вопрос не сразу. Само содержание его вопроса презентировалось в моем сознании медленно. Но именно благодаря этому обстоятельству я увидел, что одновременно с явной озадаченностью в глубине его глаз уже был ответ на этот вопрос.

1. Арсеньев А.С. Философские основания понимания личности. М.: Издат. центр “Академия”, 2001.

2. Большой психологический словарь / Сост. и общ. ред. Б.Г.Мещеряков, В.П.Зинченко. СПб.: ПРАЙМ-ЕВРОЗНАК, 2003.

3. Василюк Ф.Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопр. психол. 1996. №6. С.25-40.

4. Выгодская Г.Л., Лифанова Т.М. Лев Семенович Выготский. Жизнь. Деятельность. Штрихи к портрету. М.: Смысл, 1996.

5. Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. Т.6. М.: Педагогика, 1984.

6. Зинченко В.П. А.Н.Леонтьев и развитие современной психологии // Леонтьев А.Н. Избр. психол. произв.: в 2 т. М.: Педагогика. 1983. С.8-16.

7. Зинченко В.П. “Да, очень противоречивая фигура” // Психология в вузе. 2003. №1-2. С.162-179.

8. Зинченко В.П. Последнее интервью А.Н.Леонтьева // Наука в СССР. 1989. №5. С.85-90.

9. Леонтьев А.А. Л.С.Выготский. М.: Просвещение, 1990.

10. Леонтьев А.А., Леонтьев Д.А. Миф о разрыве: А.Н.Леонтьев и Л.С.Выготский в 1932 году // Психол. журн. 2003. №1. С. 14-21.

11. Леонтьев А.А., Леонтьев Д.А. Предисловие // Леонтьев А.Н. Философия психологии: Из научного наследия / Под ред. А.А.Леонтьева, Д.А.Леонтьева. М.: Изд-во МГУ, 1994. С.5-21.

12. Леонтьев А.Н. Вступительная статья. О творческом пути Л.С.Выготского // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. Т.1. М.: Педагогика, 1982. С.9-41.

13. Леонтьев А.Н. Избр. психол. произв.: в 2 т. М.: Педагогика, 1983.

14. Леонтьев А.Н. Учение о среде в педологических работах Л.С.Выготского (критическое исследование) // Вопр. Психол. 1998. №1. С.108-127.

15. Леонтьев А.Н. Философия психологии: Из научного наследия / Под ред. А.А.Леонтьева, Д.А.Леонтьева. М.: Изд-во МГУ, 1994.

16. Леонтьев А.Н., Джафаров Э.Н. К вопросу о моделировании и математизации в психологии // Вопр. психол. 1973. №3. С.3-14.

17. Основные направления современной психотерапии / Под ред. А.М.Боковикова. М.: Когито-Центр, 2000.

18. Психология и марксизм (“круглый стол”) // Психол. журн. 1993. Т.14. №1. С.3-17.

19. Эволюция психотерапии: в 4 т. М.: Независимая фирма “Класс”, 1998.

20. Ярошевский М.Г. История психологии. М.: Издат. центр “Академия”, 1996.

Поиск по сайту: