Наиболее часто встречающиеся приемы беседы (в порядке убывания по частоте) 5 страница

К. (Понимающе.) Разве вы уже не знаете правду?

С. (Очень тихо — сильно изменившимся голосом.) Я не хочу ее знать. Я не хочу в это верить. Я не хочу знать этого. (На глазах появляются слезы.)

Что же произошло? Казалось бы, главное — это то, что мать по причинам, которые мы рассмотрим позднее, теперь воспринимает известные ей факты абсолютно в новом свете. Ничего нового относительно своей пробле­мы она не узнала. Сама по себе проблема — это объек­тивная реальность, которая не изменилась. Но ее вос­приятие этой проблемы, ее отношение к ней стали абсо­лютно другими. Вначале проблема была, как это всегда бывает, чем-то внешним для нее, хотя, безусловно, ока­зывала на нее влияние. Проблема — это ее мальчик и его неподатливость. Проблема — это врачи, которые не по­могли ей и отказались говорить ей правду. Но неожидан­но ситуация изменилась. Теперь это ее собственное отношение, которое она начинает воспринимать как часть проблемы, и это ее собственное положение, которое она осознает как трудную задачу. После того как она однаж­ды осознала все это как составную часть целостной про­блемы, ее поведение в отношении этой ситуации готово к изменению.

Не может быть никаких сомнений в том, что во мно­гих случаях инсайт оказывается значим для клиента как процесс достижения необходимой степени свободы, по­зволяющей по-новому взглянуть на старые проблемы. Как опыт открытия для себя новых взаимосвязей между изве­стными ранее установками, готовность принять скрытые элементы хорошо известной ситуации. Как видно из пред­шествующего опыта миссис Р., такой инсайт не может быть достигнут в ответ на призыв к нему со стороны, это внутренний опыт клиента.

Постепенный рост самопонимания. Необходимо особо подчеркнуть, что подобные случаи возникновения инсайта являются всего лишь шагами на пути к достижению лучшего самопонимания. Инсайт приходит постепенно, понемногу, прежде чем индивид разовьет в себе достаточ­ное количество психической силы, чтобы справиться с новым восприятием знакомых вещей. В приведенной выше фонографической записи зафиксирован лишь ми­нутный всплеск, небольшой фрагмент этого постепенного роста, который дает общее представление об этом явле­нии. В одной из бесед с миссис Л., чьи проблемы с ее де­сятилетним сыном Джимом не раз приводились в каче­стве иллюстраций, ход диалога показал, что она почти приблизилась к точке осознания своей роли в ситуации, но все же не смогла довести до конца появившееся осоз­нание. Неделю спустя, на следующей беседе, у нее уже хватило мужества принять произошедшую с ней переме­ну и закончить начатую семь дней назад фразу. На первой из этих двух бесед миссис Л. рассказывает о том, что по­хвалила Джима — редкое явление — за какой-то полезный поступок, который он совершил. Это ведет к дискуссии о его крайне раздражающем поведении, которое, на ее взгляд, заслуживает наказания, и случайном характере “хорошего” поведения. Продолжение беседы (фонограм­ма):

К. Скажите, что он воспринимает более интенсивно — то, что вы его ругаете за какие-то поступки, или то, что сто­ит за этим — ваша любовь и забота?

С. Я не знаю. Я не знаю, что он на самом деле чувствует. Я понимаю, как разговариваю с ним, но... Конечно, он не говорил этого сейчас, но часто он жалуется, что мы не лю­бим его, потому что мы ругаем его. И потом, когда он гово­рит это, я отвечаю ему. “Послушай, Джим, если бы я не лю­била тебя, мне бы вообще было все равно, что ты делаешь. Ты мог бы заниматься всем, чем пожелаешь, и если бы я не любила тебя, мне было бы абсолютно безразлично. Мне было бы все равно, во что ты превратишься, но я хочу, что­бы ты стал хорошим человеком”.

К. Иногда людям доставляет огромное удовольствие даже совсем незначительное проявление привязанности и люб­ви даже без какого-то определенного повода. (Пауза.)

С. (Медленно.) Мне кажется, я так настойчиво старалась исправить его, что у меня не было времени, чтобы... Я не слишком нежный человек по натуре, вернее, не со всеми. (Пауза.) Моя мать часто замечала это в моих отношениях с ней. Я никогда не могла запросто поцеловаться, даже про­сто поцеловать свою мать. Мой брат мог, и моя мать часто говорила, что я, должно быть, не так сильно люблю ее, как брат. Я просто не обращала на это внимание.

К. Вы иногда ощущаете, что вам бы хотелось проявить больше нежности, чем вы обычно делаете это в жизни?

С. (Смеясь, почти хихикая.) О, нет. (Длинная пауза.)

Каждый может увидеть здесь, как при просмотре филь­ма в замедленном темпе, появление нового видения у жен­щины, когда она размышляет вслух: “Мне казалось, что я так сильно старалась исправить его, что у меня не было времени, чтобы...” Очевидно, что продолжение этой мыс­ли — “быть нежной”, но миссис Л. не может принять или справиться с самообвинением, которое подразумевается в этой фразе. Она меняет тему разговора, чтобы защитить себя, даже несмотря на то, что в ее сторону не было ника­ких нападок. Она как бы должна признаться, что не умеет быть нежной, что ее отношение к Джиму не отличается от того отношения, которое она проявляла к своей соб­ственной матери. Когда консультант пытается помочь ей закончить незавершенное предложение, она очень пони­мающе смеется и полностью отрицает эту мысль. В тече­ние оставшегося времени она вновь уходит от этой темы.

Тем не менее на протяжении следующей недели это едва возникшее представление начинает расти, поскольку ей не пришлось защищаться от него. Как и во всех слу­чаях истинного инсайта, это становится мощным стиму­лом для развития нового отношения человека. В следую­щей беседе она не только рассказывала о том, что поведе­ние Джима улучшилось, что она защищала его от слиш­ком резкой критики со стороны отца и что она чувствует себя менее нервозной, но и буквально на последних ми­нутах вновь приблизилась к окончанию фразы, которую она начала неделю назад. “Видимо, — говорит она, — наибольшую пользу ему принесли бы любовь и нежность, а также внимание без какой бы то ни было критики. Сей­час я уже думаю, что мы были так заняты его исправлени­ем, что у нас не оставалось времени ни на что другое”. Она достигла той точки, где у нее хватило смелости честно взглянуть в лицо фактам, свидетельствующим о том, что недостаток ее собственной нежности, ее желание нака­зывать также сыграли свою роль в создании проблемы у Джима.

Мы могли бы еще долго изучать этот пример с тем, чтобы еще глубже проникнуть в суть произошедшей с женщиной перемены. Во-первых, сеансы с консультан­том вселили в нее уверенность в том, что ей не нужно за­щищаться от чьих-либо нападок ни в прямом, ни в пере­носном смысле. Обретя новое чувство свободы, она стала сознавать свою собственную роль в ситуации. Но ей не хватило мужества полностью выразить ее словами, и она отрицает возникновение нового взгляда на проблему, ког­да консультант пытается облегчить процесс произнесения мысли вслух. Поэтому, когда в течение последующей не­дели она получила определенное удовлетворение после того, как ее обновленное восприятие воплотилось в дей­ствиях, это придало ей смелость полностью вербализовать происходящие с ней метаморфозы.

Надо ли указывать, что подлинное принятие миссис Л. своей роли в создании проблемы в корне отличается от голословных заявлений, на первый взгляд выражающих конструктивные установки, а на деле являющихся опре­деленной формой защиты. Многие матери, придя в кли­нику, заявляют: “Мой ребенок плохой, и я уверена, что в этом полностью моя вина”. Это всего-навсего самый луч­ший способ интеллектуальной защиты. И совсем другое дело, когда человек чувствует, что он действительно в некоторой мере виноват в возникновении проблемы у ребенка.

Осознание и принятие себя. Движение к инсайту часто включает не только признание индивидом собственной роли, но также и признание своих подавляемых стремле­ний. До тех пор пока индивид отрицает собственные ус­тановки, он продолжает поддерживать свои компенсатор-ные механизмы защитного характера. Когда он сможет четко распознать и принять как часть себя самого эти ме­нее достойные восхищения чувства, потребность в защит­ных реакциях, как правило, исчезает.

Блестящий пример развития такого типа инсайта дает нам случай с Корой, молодой девушкой семнадцати лет, которая была направлена в клинику по рекомендации Комитета по делам подростков в связи с жалобами ее от­чима на неуправляемое поведение девушки дома. Ее мать была инвалидом и периодически проводила время в боль­нице и в санатории. Отчим взял на себя полную ответ­ственность за воспитание Коры, но, кроме того, прояв­лял какое-то особенное отношение к девушке, ревнуя ее к молодым людям и обнаруживая некий сексуальный ин­терес к ней. Когда напряжение в доме достигло предела, Кору поместили в интернат при комитете и спустя неко­торое время попросили снова встретиться с психологом, с которым у нее уже было несколько контактов во время ее визитов в комитет. Войдя в кабинет, она выразила же­лание поговорить о своей семье, и большая часть разго­вора сводилась к ее отношениям с отчимом. Она с него­дованием рассказала о том, как он контролирует ее пове­дение, даже сейчас, когда она находится в интернате, и как он нервничает, когда она общается со своим молодым человеком. Беседа продолжается:

Наконец консультант спросил: “Как ты думаешь, почему это происходит?” Кора ответила: “Я думаю, он делает это из подлости. Я не могу понять, почему мама не остановит его. Почему она всегда верит ему”. Консультант сказал: “Я по­говорил с твоей мамой, после того как ты оказалась здесь. Она тоже говорила об этом. Она все понимает. Может быть, однажды она объяснит тебе. Ты хочешь, чтобы я рассказал, о чем мы говорили с твоей мамой?” Кора не выразила ника­кого интереса, но продолжала говорить о поведении отчи­ма. “Я думаю, он просто хочет, чтобы я была дома. Я думаю, он хочет, чтобы я помогала ему с работой. Мне кажется, он ревнует. Уже несколько знакомых говорили мне об этом. Консультант в школе тоже так думает, вы помните, я гово­рила вам. Я не понимаю, почему он должен ревновать, к чему он ревнует? Он ненавидит, когда я встречаюсь со своим пар­нем. Я не знаю, как это объяснить. Я думаю, дело не только в этом. Иногда он такой, а иногда нет. Он не любит, когда я встречаюсь с итальянцами. Он не любит, когда я гуляю с другими парнями. Он ревнует. Я не понимаю этого. Если бы он был парнем моего возраста, это бы означало, что он про­сто хочет, чтобы я гуляла с ним. Но он женат на моей маме. Я не понимаю этого. Парень пришел и так бы и сказал мне. Он не делает этого. Он просто так себя ведет. Он поступает так, будто хочет, чтобы я гуляла с ним. Почему? Этого же не может быть! Он женат на моей маме. Это трудно понять”. Она очень взволнована и долго молчит, становится очень нервной и возбужденной. Консультант: “Расскажи еще что-нибудь об этом”. Кора: “Я не знаю, что сказать. Это кажется ужасно несправедливым по отношению к моей маме. В кон­це концов, он женился на моей маме. Это несправедливо по отношению к ней. У меня нет никаких чувств к нему. Я не понимаю, почему он испытывает такие чувства. Я сойду с ума, если он только дотронется до меня. Он кажется та­ким преданным моей маме. Я думаю, что на самом деле так оно и есть. Я понимаю, что ему очень тяжело из-за того,что моя мама в больнице. Если ему приходится думать об этом, почему он цепляется именно ко мне? Ему бы лучше общать­ся с кем-то, кого бы мы не знали, с какой-нибудь незнако­мой нам женщиной”.

Консультант: “Почему ему нравишься именно ты?”

Кора: “Я не думаю, что я какая-то особенная, как мама. Но люди говорят, что я именно такая. Он тоже так говорит. А я не думаю, что я такая. Все может быть. Мне нечего боль­ше сказать. Меня некоторым образом ужасает... моя соб­ственная мать... Единственная причина, должно быть, в том, что я напоминаю ему мою мать”.

Она говорит о том, какая удивительная ее мать. “Он же­нился на моей матери. Он не должен был даже думать об этом. Почему он ничего не говорит? Почему он переводит все на меня? Мама же здесь. Почему он не отдает ей всю свою нежность? Может быть, потому что я моложе, я здо­ровая или еще что-нибудь. Я не думаю, что у него мог быть сексуальный интерес, потому что... пока... (длинная пауза). Я знаю, он не мог иметь никакой сексуальной жизни с моей матерью. Она больна. Я даже не хочу об этом говорить. Что еще тут скажешь?”

Далее беседа продолжается в том же направлении, то есть обсуждается отчим и его поведение. Два дня спустя Кора пришла на свою очередную беседу. Когда Кора пришла, она выглядела очень спокойно. “Я все еще в некоторой расте­рянности. Я все думала и думала. Это кажется невозмож­ным. Трудно поверить. Я могу увидеть некий смысл во всем этом. Все именно тах и складывается, и все равно я не могу поверить. Как могло случиться, что я поняла, что есть опре­деленный смысл во всем этом?”

Консультант объясняет ей, каким образом можно прий­ти к пониманию той или иной ситуации, но все еще не при­нимать ее эмоционально. Тогда Кора сказала: “Трудно пове­рить, что это реально. Ничего подобного никогда не прихо­дило мне в голову. Я вообще не думала, что такое возможно”.

Консультант: “Во что трудно поверить?”

Кора: “Трудно поверить, но все же я верю в это. Трудно поверить, что люди могут иметь подобные чувства. Он ка­жется мне каким-то нечистым. Когда я думаю об этом, я содрогаюсь. Это пробел в моем образовании. Но это нужно объяснять каждой девушке, что такие вещи случаются. Мысль о том, что мой отчим мог иметь подобные чувства... Я не такая, как моя мама. Я не понимаю, почему он так ду­мает, что я такая. Я не знаю, как выразиться”.

В течение оставшегося времени она говорила о семей­ных ссорах и о том, что она не думает, что когда-нибудь за­хочет возвращаться домой.

Кора пропустила два следующих сеанса. Наверное, впол­не логично допустить, что болезненность растущего осоз­нания была основной причиной того, что она не пришла. Поэтому следующая встреча состоялась две недели спустя. Кора объяснила, что перепугала время своих сеансов. “Я не пыталась забыть о них. Это было случайно. Я думала о нашем прошлом разговоре. Все это имеет смысл, но я не могу в это поверить”.

Консультант: “Когда ты была здесь в прошлый раз, ты пыталась ответить на вопрос, какова была твоя роль в со­здании этой ситуации”. (Ничего подобного в словах кон­сультанта в предыдущей беседе не было. Если бы подобный вопрос был задан консультантом, то это могло бы стать при­чиной того, что Кора не пришла на предыдущие встречи.)

Кора: “Я не знаю, в чем она. Я не могу ничего приду­мать”.

Консультант: “Когда твоя мама была в больнице, отчим что-то делал для тебя, дарил тебе вещи, водил тебя куда-нибудь. Тебе было приятно, не так ли? Как ты это выража­ла?”

Кора: “Ну, я прыгала от радости и была очень довольна. Я могла даже обнять и поцеловать его. Иногда я именно так и проявляла свою благодарность. Целовала его и быстро убегала”.

Консультант: “Случалось ли, что люди проявляли свою благодарность в ответ на некоторые твои поступки? Что ты чувствовала тогда?”

Кора немного подумала и потом привела несколько при­меров такого рода, когда она помогала воспитательнице в интернате. “Мне было весьма приятно, что она довольна”. Она задумалась на довольно длительное время. “Я испыты­вала к ней симпатию, наверно, несколько большую, чем обычно, в течение нескольких минут после этого”.

Консультант: “Вернемся снова к тому, что ты и твой от­чим были вместе, а мама была в больнице”.

Кора рассказала о том, что он делал для нее, в основном о том, куда он ее водил. “Тогда он делал это для того, чтобы доставить удовольствие маме, а не мне. Я была благодарна и показала это. Он был доволен, потому что была довольна мама. Когда она радовалась, он еще больше хотел сделать мне что-то приятное. Тогда у меня появилось чувство к нему — поклонение перед героем. Нет, я думаю, это не со­всем правильное выражение. Что-то другое. Иногда мне казалось, что он очень хороший, а иногда он мне не нра­вился. Я тоже ревновала его, потому что он был женат на маме. Я была благодарна ему, но потом я подумала, что это мое право, что он обязан что-то делать для меня. Нет, это не было поклонением перед героем. Я не могу точно сказать, что это было. Он делал для меня то, что доставляло мне удо­вольствие. Я думаю, что он был вроде Санта-Клауса. Ты на­чинаешь верить и ждешь, когда люди что-то сделают для тебя. Потом человек в какой-то степени устает от этого. Тог­да ты начинаешь изобретать, как получить свое. Я думаю, что это как раз то, что я и делала. Я научилась получать же­лаемое”.

Консультант: “И что что же ты делала?”

Кора смущена, долгое время молчит. “Я не знаю. У меня было много трюков. Было нетрудно добиться того, чтобы он куда-то пошел. Он не любил сидеть дома. Я много чего делала. Когда я хотела, чтобы подруги пошли со мной, я подговаривала тех, которые ему нравились, попросить его, чтобы он и их взял с собой”. Она долгое время ничего не говорила, консультант ждал, а потом спросил: “Что-нибудь еще ты делала?”

Кора: “Я предполагаю, что у меня был мягкий и убеди­тельный голос и лицо излучало более или менее счастливое выражение, и я знаю, что это может на него подействовать”. Она немного поговорила об этом, но все больше и больше смущалась.

Консультант. “Когда ты хочешь, чтобы твой молодой человек куда-то взял тебя поразвлечься, как ты добиваешь­ся этого?”

Кора: “Наверное, я стараюсь принять трогательный и беззащитный вид”. Потом очень быстро: “Я не осознаю все­го этого, но я думаю, что так и делаю. Я знаю, как выгля­деть, но это никогда не действовало на мою маму. Я думаю, что научилась всему этому, только стараясь добиться чего-то от отчима. Я не сознательно создаю такую ситуацию”. Она возвращается к обсуждению идеи о том, что ее отчим очень сильно любит ее и идентифицирует ее с матерью, снова по­вторяя: “Это понятно, но я не верю в это”.

Консультант: “Тебе нравится такое положение вещей?”

Наступила длинная пауза. Кора покраснела, засуетилась, потом немного поколебалась. “Нет, но мне на самом деле нравится, когда мой отчим уделяет мне внимание”. Потом она долго молчала.

Несмотря на то, что метод, используемый консультан­том в данной ситуации, кажется излишне директивным, достигнутый инсайт весьма интересен. Сначала перед Корой более четко встает вопрос о сексуальном интересе к ней со стороны отчима и вытекающих отсюда причинах его ревности. Однако постепенно она начинает осозна­вать, что сама определенным образом спровоцировала его особый интерес к ней и что она использовала различные хитрости, чтобы заставить его продолжать выполнять эту роль старшего “бойфренда”. Интересно, что пока ее инсайг ограничивается только темой поведения отчима, она говорит о нем с пренебрежением: “Он кажется каким-то нечистым”. Когда она уже способна открыто признать свои собственные чувства и ощущения в этой ситуации, она рассуждает уже несколько по-иному, проявляя свое крайне амбивалентное отношение к нему. На этой после­дней беседе, спустя несколько секунд после заключитель­ной фразы из приведенного отрывка, консультант спро­сил: “Что ты чувствуешь по отношению к нему?” — и Кора ответила: “Я думаю, что отношусь к нему, как к Санта-Клаусу, хотя я ненавижу его и люблю его тоже”. В подоб­ных случаях, когда терапевтическое консультирование вскрывает существующие противоречия, симптоматичес­кое поведение, такое, как мятеж, сексуальное правонару­шение, лень и т. д., становится объяснимым. Тем самым дополнительно подкрепляется значение первоначально­го инсайта. До тех пор пока Кора была не способна к дос­тижению инсайта, все попытки излечения были тщетны. Достигнув его, она смогла принять на себя роль более взрослого человека, и необходимости компенсировать свой конфликт агрессивным поведением уже не было.

Очевидно, что достигнутый ею инсайт выражался преж­де всего в ясном понимании ее взаимоотношений с отчи­мом, но более значимый инсайт, давший стимул к даль­нейшему изменению, заключался в признании ее собствен­ных запретных чувств и того факта, что и она, и отчим — каждый — сыграли свою роль в создании этой ситуации.

Последствия достижения инсайта. Примеры, которые были приведены выше, — случаи частичного инсайта, и они вряд ли отражают то, как происходит процесс разви­тия инсайта на протяжении нескольких серий психоте­рапевтических контактов. Чтобы продемонстрировать все разнообразие и богатство возможных типов инсайта, а также чтобы подчеркнуть глубину и значение этого явле­ния, показать картину его динамики на последователь­ных сеансах, обратимся к случаю Барбары.

Барбара — шестнадцатилетняя школьница, воспи­танная в семье с очень жесткими религиозными установ­ками. Ее отец занимается религиозной деятельностью, и Барбара восхищается им, особенно его научными раз­работками. Отец — непреклонный человек, никогда не проявляющий особой нежности, но в целом гордящий­ся блестящими отметками Барбары в школе. Социальная жизнь Барбары была крайне ограничена не вследствие родительских установок, а из-за ее собственных негатив­ных оценок, с точки зрения религиозных канонов, боль­шей части социальной деятельности сверстников. Ког­да она училась в выпускном классе, у нее произошел “не­рвный срыв”, который случился весьма неожиданно и сопровождался страхами и ощущением чего-то непрео­долимого, что очень беспокоило Барбару. Она не могла посещать школу, и ее отправили на некоторое время к родственникам для консультации с врачом. Через не­сколько месяцев после “срыва” она обратилась в клини­ку за помощью. В течение почти двенадцати недель пси­холог провел с ней шестнадцать сеансов, в ходе которых девушка проработала большинство своих проблем. Пос­ле этого она уже могла вернуться домой и успешно посе­щать школу. Весьма подробный отчет об этих беседах был тщательно проанализирован. В тех отрывках, которые здесь приводятся, отражаются, на наш взгляд, наиболее яркие свидетельства все возрастающего инсайта, а также те моменты, когда консультант пытается дать интер­претацию ситуации, чтобы вызвать еще более глубокий инсайт. Наблюдается явный прогресс от частичных и повторяющихся инсайтов к более полному и осознан­ному. Конечно, содержание беседы не может быть пол­ностью приведено здесь из-за объемности материала, но наиболее существенные и значимые аспекты достаточ­но полно отражены в тех диалогах, где очевидно нали­чие инсайта.

Первая и вторая беседы. Инсайт не был отмечен.

Третья беседа. Рассказывая о тяжелом чувстве ответ­ственности, которое она постоянно ощущает, Барбара говорит:

“Все возможности лежат у меня под ногами, нужно толь­ко воспользоваться ими. Я хотела бы получить все возмож­ное, используя любой имеющийся шанс”. Консультант за­мечает: “Тебе нужно быть совершенной, да?” Она отвеча­ет: “Да. Люди говорят: “У каждого есть свои недостатки”, — я так не считала. Я не видела никаких оснований для это­го. Мне казалось, что я все могу делать хорошо. Может быть (задумчиво), некоторые из моих мыслей слишком довле­ют надо мной. В этом причина моего срыва?” Консультант спросил, что об этом думает она, и она ответила, что у нее появилось чувство, что, видимо, это некоторым образом повлияло на ее состояние (вызвало срыв).

Четвертая беседа. Барбара говорила о том, что у нее никогда не было ничего, кроме братского интереса к маль­чикам, до тех пор, пока девушка, к которой она испыты­вала отвращение, не встала между ней и одним из этих ребят, у них была “любовь”. Продолжение записи:

Возникло некоторое колебание, а потом она сказала:

“Я должна рассказать о своих симпатиях и антипатиях?” Консультант ответил: “Ты продвигаешься глубже, когда говоришь о своих чувствах”. Она сказала: “Есть только один человек, который мне нравится, парень, здесь в Л. Я скучала по нему, когда мы уезжали в Д. Может, я ему тоже нравлюсь. Я не знаю. Конечно, я не заинтересована в том, чтобы выходить замуж, и я вовсе не думала о нем с этой точки зрения. Его зовут Фрэнк. Он приходил в прошлый раз с Джеком, другим парнем, который собирается учить меня танцевать. Фрэнк был даже больше, чем брат для нас. Он обычно приходил к нам домой, и мы с сестрой хоро­шо его знаем. Он мне нравился, и я много думала о нем, с тех пор как уехала из Л.”.

Консультант спросил: “Может быть, те чувства как-то связаны с твоими вопросами о танцах и о прическе?” — “Может быть. Вчера я думала о том, как мне подстричься, я подумала о том, что делаю это для Фрэнка, но потом я постаралась выкинуть это из головы”. Она засмеялась и захихикала как-то немного застенчиво. “Я подумала, что у меня что-то вроде любви. Я не хочу этого допускать. Наверное, я даже сопротивляюсь этому”.

Позже, на этой же беседе, после нескольких смущен­ных замечаний и долгих пауз, она сказала: “До того как все это произошло, я верила, что можно контролировать себя, верила в полноту власти над разумом и чувствами”. Консультант порассуждал над этим, заметив, что она по­степенно учится тому, что в жизни нет такого явления, как полный контроль над разумом и чувствами, и ей доволь­но трудно осознать, что та часть, которую она не допуска­ет в себе, это часть ее самой. Она ответила: “Вы знаете такой призыв: “Будь собой”? Я никогда не могла понять, что он означает. Я не думала о том, что хочу быть собой или что я знаю, что это значит — быть собой. Я всегда счи­тала, что являюсь собой до тех пор, пока не узнала, что не понимаю, что это такое”.

Пятая беседа. Говоря о некоторых своих слишком ам­бициозных планах интеллектуального характера, которые она обсуждала со своим учителем, Барбара замечает:

“Он называет их бредовыми идеями. Я называю это размышлением о высоко значимых вещах. Может быть, вы посоветуете мне пока забыть об этом на год или боль­ше?” Консультант задает вопрос: “Ты хочешь, чтобы я посоветовал тебе это?” — “Ну, я так и сделаю, в любом случае, скажете вы мне это или нет”. Консультант отвеча­ет: “Это хорошо”. Барбара продолжает: “Я очень измени­лась. Почему я почти всегда обвиняла молодых людей в том, что они слишком наглые. Когда я вернусь обратно, я хочу сходить на какое-нибудь шоу или в кино”.

Шестая беседа. Барбара после сильного сопротивле­ния рассказывает, как после одного недавнего вечера “те братские отношения с Фрэнком немного изменились. Он поцеловал меня несколько раз, и это все изменило”. Она продолжает говорить об этом инциденте и добавляет:

“Большинство девчонок бегают за парнями — я не знаю — у меня просто такое бескорыстное чувство к Фрэнку. Я все для него сделаю. Конечно, я не думаю о свадьбе, за­чем это, он совсем мне не подходит. Я думаю, мне кажет­ся, я влюблена. Хотя любовь и брак обычно сопутствуют друг другу. Я не знаю. Я стараюсь обдумать все это, но у меня нет опыта рассуждения на подобные темы. Поэтому если бы Фрэнк был моим идеалом — хотя, конечно, он обладает хорошими качествами, но он вовсе не соответствует моему идеалу. (Пауза.) Я не говорила об этом с са­мого начала, несмотря на то, что это одно из моих самых ярких ощущений”. Консультант спросил: “Нелегко гово­рить о своих самых глубоких чувствах, правда?”

В другом месте этой беседы, после того как консуль­тант похвалил ее за совершенный прогресс, она сказала:

“Я часто старалась обдумать все это, но я не могла ни­чего с этим поделать. Недавно я сделала больше того, что я чувствую. Я не имею в виду, что теряю контроль над сво­ими эмоциями, но я просто делаю больше, чем могу про­чувствовать. Поэтому в прошлый раз я знала, что собира­юсь рассказать вам о Фрэнке”.

Далее по ходу беседы она говорит, что занимается ши­тьем, — занятие, которое она ненавидела до этого. Кон­сультант замечает, что она определенно изменилась, и добавляет:

“Когда ты уехала из дома, ты была маленькой девочкой”. Барбара ответила: “Вы так думаете? Сейчас я ощущаю себя моложе”. Консультант сказал: “Я думаю, что, когда ты уеха­ла из дома, ты была маленькой девочкой, которая пыта­лась вести себя как очень, очень взрослый человек. Теперь, я думаю, ты выросла, и то, что ты собираешься делать, — это пытаться быть собой и вести себя в соответствии со своим возрастом”. Она улыбнулась и ответила: “Может быть, и так. Вы знаете, в среду после сеанса я гуляла по городу и присматривала куртку, ну, именно такую, какую мне хотелось иметь. Вернувшись домой, я поняла, что мне понравились куртки с надписями. Все девочки носят та­кие. У них на куртках список их парней и всякие другие дурацкие вещи. Мне кажется, что это было мое реальное “я”, которому как раз и понравились эти куртки. Конечно, у меня никогда не было такой куртки. Я считала, что это недостойно. Я думаю, у меня была какая-то веселость, спо­собность веселиться, но я не позволяла этому проявиться. Поэтому в среду я решила, что куплю такую куртку. Мне пришлось обойти весь город, и я почти сбилась с ног в по­исках. Но наконец я купила то, что хотела. (Она показыва­ет консультанту простую, льняную куртку, которую пове­сила на стул, когда вошла.) Вы видите, на ней пока нет над­писи, но, когда я приду в следующий раз, она уже будет. Там будет много всего написано”. Она показывает на во­ротник: “Вот здесь будет надпись: “Руками не трогать”.

Седьмая беседа. Барбара сказала, что теперь она реши­ла стать психологом, выразив тем самым свою симпатию к консультанту.

“Конечно, здесь играет роль то, что я — женщина. Мне интересно, есть ли женщины, которые чего-то достигли в психологии?” Консультант рассказывает ей, что целый ряд женщин занимает в этой области ведущие позиции, и, продолжая, замечает: “Тебе не нравится сознавать, что ты — женщина, да?” Она ответила: “Да, наверно, я вос­хищаюсь мужскими качествами, причем настолько, что я бы хотела быть юношей. Вероятно, кто-нибудь должен поставить меня на место и показать мне, что я способна быть привлекательной девушкой”. Позже, во время бесе­ды, она отмечает: “Что касается того момента, когда у меня был “срыв”, тогда врач сказал мне, что мои мысли и все остальное похожи на мысли тридцатилетнего мужика, — это было как удар в спину. Может быть, я просто стара­лась быть мужественной, когда на самом деле все, на что я способна, — это быть женщиной”.

Поиск по сайту: