Итог восьми сессий

1. Пациентка пришла с остатками ясного осознания реальности, за которые она отчаянно хваталась, чтобы не сломаться окончательно.

2. Пациентка искала моей помощи, потому что чувствовала, что я пойму «силы» и найду с ними «контакт».

3. Она чувствовала свое превосходство над окружающим миром благодаря собственному контакту с «силами». Ее критицизм к миру homo normalis был очень точным, почти законченным и рациональным, соответствующим контакту с «силами», чем бы они ни являлись на самом деле.

4. Ее панцирь отличался от панциря простой невротической биопатии тем, что не был законченным и имел только поверхностную конструкцию. Грудь была податлива, но дыхание пациентки было неполноценным. Из-за слабости панциря она ощущала себя подвешенной над пропастью. «По ту сторону» стояли «силы», «дьявольские» и «привлекательные» одновременно.

5. Размягчающие ощущения оргонотического потока в ее теле были тесно связаны с идеей «сил», но проецировались на стены и потолок. Шизофренический страх раскола имел отношение к ее контакту с «силами».

6. Восприятие внутренних «сил» на стенах и потолке составляло основную загадку. Очевидно, что слово «проекция» ничего не объясняло.

СИЛЫ»

Пациентка была хорошо знакома с «силами». Она могла описать их детально. Некоторые характеристики этих сил абсолютно совпадали с теми, которые приписывают всемогущему существу = Богу, другие были сходны с описанием Дьявола — хитрого, изворотливого и злобного искусителя. Первая группа характеристик давала пациентке чувство защищенности, и поэтому она была «во власти сил»; что касается второй группы, то здесь она защищалась от «сил», от их дьявольских намерений и искушений, таких, как убийство. Двойственность «сил» постепенно прояснилась в процессе работы.

Моя гипотеза на этой стадии работы была следующей. Если «силы» представляют собой «добро«и «зло» в одном эмоциональном образовании, то несомненен вывод, что расщепление на два диаметрально противоположных вида переживаний вызвано двумя диаметрально противоположными ситуациями в структуре характера, взаимоисключающими и несовместимыми. Таким образом, шизофреническое расщепление личности можно описать как подобную несовместимость; каждая из двух противоположных эмоциональных структур могла бы попеременно сдерживать организмическое функционирование. В противоположность шизофренической структуре структура homo normalis постоянно держит одну или другую противоречащую структуру в вытесненном состоянии. Таким образом, у homo normalis расщепление личности скрыто. Общими принципами функционирования как «бога», так и «дьявола» являются базовые биофизические функции организма, «биологическое ядро», важнейшим проявлением которого является плазматический поток и его субъективное восприятие в виде размягчающего чувства любви, а также тревоги и ненависти. Эти идеи и должны были найти свое подтверждение в ходе дальнейшей работы с нашей пациенткой.

Девятая сессия

Придя на эту встречу, пациентка была в состоянии полного удовлетворения и абсолютного согласия с собой. Накануне она посетила лечащего психиатра. Он сказал ей, что знает меня как «блестящего» специалиста. Она объяснила ему, что мой метод терапии «освобождает поток». Психиатр велел ей продолжать терапию. Его отношение укрепило ее собственные надежды, поскольку прежде она сомневалась в моей порядочности («Вы немецкий шпион?»).

Дыхание пациентки в тот день приблизилось к полноценному физиологическому дыханию; глаза были ясными, а не «подернутыми дымкой», как обычно. Она заявила, что чувствует потребность в генитальном удовлетворении. Неопытный терапевт мог бы ликовать над этим «успехом», но я знал, что мы перед лицом большой опасности.

Больной организм может легко добиться некоторого прогресса энергетического функционирования и получать большее наслаждение от хорошего самочувствия, чем здоровый, поскольку между обычным состоянием напряжения и незначительным его ослаблением, следующим за частичным прорывом панциря, существует большая разница. Но биоэнергетическая система продолжит повышение своего энергетического уровня только в том случае, если имеет место периодическое высвобождение энергии. И единственный путь полного высвобождения усилившегося потока биоэнергии состоит, как хорошо известно, в полноценных оргастических конвульсиях, происходящих в процессе естественного процесса совокупления. Проблема психической гигиены не была бы столь сложной, если бы природа оргастических конвульсий не зависела от отсутствия хронического телесного панциря. Поскольку мы являемся естествоиспытателями и терапевтами, то не несем ответственности за эту ситуацию; наша задача заключается только в том, чтобы выявить и описать ее.

Пациентка сама прекрасно сознавала грозящую опасность, и гораздо лучше, чем обычный невротик. Она сказала мне, что «силы» давно не появлялись, но «они могут вернуться и обязательно вернутся со всей своей злобой».

Она спросила меня, не оставлю ли я ее, когда «силы» возвратятся. Ей надо было точно знать, каков механизм оргонной терапии. Ее вопросы были очень умными и точными. Она спрашивала, следует ли ей отказаться от своей прежней позиции «превосходства» над миром и сможет ли она стать полезным членом общества.

Эти вопросы показались бы странными тому, кто не знает, что данный случай недвусмысленно выявляет следующее: шизоидный характер гораздо лучше понимает естественное функционирование общества и находится в более тесном контакте с ним, нежели homo normalis. Это придает ему рациональное чувство превосходства над обычным человеком, не обладающим столь тонким умом. Пациентка логически рассудила, что для того, чтобы стать «полезным членом общества», то есть «homo normalis», ей придется отказаться от некоторых своих озарений, а вместе с этим и от своего превосходства.

Подобное чувство превосходства недалеко от рациональной истины. Обычный шизоидный характер действительно превосходит обычного homo normalis интеллектом, так же, как и «криминальностью характера». Но этот ум непрактичен, поскольку налицо глубинный раскол. Он не способен к длительной рациональной биологической деятельности, как человек, которого мы называем «гением».

Я воспользовался случаем, чтобы подготовить ее к грядущим опасностям. Я сказал ей, что она пережила только первую фазу освобождения, но ей еще предстоит бороться с опасностями, когда силы полностью поднимутся из глубины. Она поняла меня и обещала во время необходимых процедур сохранять со мной тесный контакт.

События, которые я хочу описать далее, могут показаться совершенно непонятными тому, кто изначально не собирался рассматривать данный случай в терминах естественного функционирования биоэнергии и ее биопатического блокирования. Эти события покажутся ему очередными примерами «сумасшедших реакций», «безумия», «угроз», «антисоциальности» или подходящей причиной для помещения пациента в сумасшедший дом. Я полностью согласен с тем, что происходящее опасно, антисоциально и представляет собой достаточную причину для госпитализации; но я не могу согласиться с тем, что это «безумие» или что это в большей степени сумасшествие, чем, скажем, дела или, скорее, бездействие наших диктаторов или вояк, которых не отправляют в клиники, а напротив, приветствуют и восхваляют массы homo normalis. Поэтому меня не волнует, что шизофреник «сойдет с ума» еще больше. На худой конец он убьет себя или будет угрожать убийством кому-нибудь еще, но никогда не поведет за собой миллионы невинных людей, оторвав их от семей, ради «чести отечества»; он не потребует, чтобы миллионы были принесены в жертву ради его бессильных политических идей.

Поэтому будем благоразумны и оставим нашу фальшивую праведность. Должна быть веская причина, по которой шизофреник заслужил такое суровое обращение и по которой жестокий homo normalis так почитаем повсюду на этой безумной планете.

Десятая сессия

Подход, который я только что описал, сработал в данном случае. Я твердо уверен, что он мог спасти тысячи жизней людей, которые невинно сгинули в устаревших психиатрических клиниках из-за лживости, типичной для homo normalis, и его жестокости, выраженной в безответственном и неразборчивом применении «шоковой терапии».

Пациентка весь день вела себя совершенно непринужденно, но когда она разделась, я увидел крестообразный порез, который проходил через грудь и живот, около шести сантиметров по вертикали и четырех по горизонтали. Она порезала себя накануне вечером «без всякого повода». Она «просто должна была» это сделать. Сейчас она чувствовала, что «еле сдерживается» и должна спустить пар, «чтобы не взорваться».

Было совершенно очевидно (для опытного оргонного терапевта), что шейный сегмент был очень сильно сжат, бледен и неподвижен. Тяжелая ярость проступила на лице, которое стало почти голубым, синюшным. Понадобилось минут десять, чтобы ослабить шейный блок. Мне удалось это сделать, вызывая у нее рвоту, что получалось вполне успешно, а также используя форсированное дыхание. Когда горловой блок ослаб, она тихо заплакала. Повторная попытка вызвать громкий плач успеха не принесла. Мы столкнулись с феноменом, который при невротической биопатии встречается очень часто: эмоцию рыдания бывает чрезвычайно трудно высвободить. Обычно эмоция плача удерживает ожесточенный гнев. Если пациент позволит себе заплакать свободно, от души, он чувствует, что должен совершить убийство.

Подобный вид закованности в панцирь обычно возникает в результате жестокого наказания ребенка за совершенно безобидное поведение. Мать ненавидит отца; она желает его убить, избавиться от него, но он сильнее ее, и мать не в состоянии этого сделать. Поэтому она наказывает трех-четырехлетнюю дочку за то, что та шумит, танцует на улице или за иные, совершенно невинные действия. Естественной реакцией ребенка на жестокое обращение стала ненависть, но девочка боялась обнаружить свою ненависть, вместо этого ей хотелось заплакать, но плач тоже «запрещался», поскольку «хорошие мальчики и девочки не плачут, они никому не показывают своих чувств». Это — образец хваленого «воспитания» детей в Двадцатом столетии, в начале культурного и цивилизованного «атомного века», который «озабочен, от чего зависит, вознесется ли человечество в небеса или обрушится в ад...» От чего? От того, преуспеет ли человеческая раса в искоренении без остатка такого преступного поведения больных матерей и отцов, или от того, наберутся ли наши терапевты, воспитатели и журналисты мужества, чтобы заняться этой первостепенной проблемой, и преуспеют ли они в конце концов в том, чтобы не оказывать поддержки тому, что существует — смогут ли они преодолеть свою академическую отчужденность, лживость и «объективность»?

Наша пациентка не один десяток лет страдала от жестокого чудовища, каким была ее мать. У нее родилось желание задушить мать, чтобы защититься. Подобные импульсы очень сильны, и с ними трудно бороться иначе, как прикрыться панцирем от зарождающейся в горле смертоносной ненависти.

Неожиданно пациентка попросила меня позволить ей сдавить мое горло. Я признался, что чувствую не просто замешательство, но и некоторый испуг, однако разрешил ей сделать это. Пациентка чрезвычайно осторожно обхватила мое горло руками и сдавила его, затем ее лицо прояснилось, и она в испуге отскочила. Теперь ее дыхание стало полным. Все ее тело сильно сотрясалось при каждом выдохе. Потоки и ощущения казались сильными, судя по тому, как она вытягивала правую ногу для того, чтобы Облегчить полное проявление эмоций. Иногда ее тело на мгновение замирало в положении опистотонуса[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡], а затем расслаблялось. Лицо то краснело, и тогда она рыдала, то синело от злости. Это продолжалось около тридцати минут. Я хорошо знал, что теперь ее психотические идеи обострились до предела. Когда ее состояние достигло уровня эмоционального потрясения, я попросил ее попытаться остановить реакцию. Она тут же проявила полное понимание и постепенно стала успокаиваться. Мне приходилось все время держать ее за руку.

За двадцать два года психиатрической работы с психотиками и так называемыми психопатами у меня выработался определенный навык преодоления подобных эмоциональных ситуаций. Я требую, чтобы все психиатры в достаточной степени владели этим навыком. Но я также утверждаю, что нынешние психиатры не в состоянии этого сделать, и поэтому категорически возражаю против повторения моего эксперимента теми из них, кто не владеет необходимыми навыками. Я не хочу нести ответственность за несчастье, которое могло бы произойти в кабинете какого-нибудь психиатра по причине отсутствия опыта.

Если мы хотим понять мир шизофреника, нельзя судить о нем с точки зрения homo normalis; разум последнего сам требует пристального изучения. Вместо этого надо постараться понять его, когда он в искаженной форме выражает рациональные функции. Поэтому его следует рассматривать, выйдя за пределы нашего «упорядоченного» мира; надо взглянуть на него с его собственной точки зрения. Это нелегко. Но если пройти сквозь эти искажения, открывается широкая перспектива на громадную область человеческого существования, полную правды и красоты. Это то пространство, где зарождаются все гениальные творения.

Продолжим рассказ о пациентке.

Я спросил ее, каков смысл креста на ее груди. Я не бранил ее за то, что она напугала меня своим действием. Этим я бы ничего не добился.

Она зарделась, задрожала всем телом и схватилась за горло. Потом она сказала: «Я не хочу быть еврейкой». (В действительности она не была еврейкой.) Поскольку такое мог заявить любой шизофреник, я не пытался ее переубедить, а наоборот, воспринял ее слова серьезно. «Почему?» — спросил я. «Евреи распяли Иисуса», — ответила она. Потом она попросила нож, чтобы сделать большой надрез в виде креста на животе.

Ситуация прояснилась не сразу. Через некоторое время стало понятно, что она прилагала отчаянные усилия, чтобы впасть в состояние транса, но ей это не удавалось. Еще через некоторое время она сказала: «Я пыталась снова войти с ними [силами] в контакт... но... я не могу...» Она разрыдалась. Я спросил, почему. «Вероятно, есть три причины: во-первых, я слишком сильно боролась с ними, во-вторых, крест недостаточно глубок, а в-третьих, они отвергают меня, потому что я — еврейка», — ответила она.

Существование жесткой связи между ее биофизическим статусом и данными психотическими идеями все еще оставалось непонятным. Возможно, бредовые идеи не возникали так же интенсивно, как прежде; возможно она чувствовала вину перед «силами», которым была посвящена вся ее жизнь, и, соответственно, прилагала большие усилия, чтобы, принеся себя в жертву, вновь вернуть былое их расположение. Подобные механизмы хорошо известны по так называемому «нормальному» религиозному поведению, В этом случае такая же утеря контакта с «Богом» ведет к еще большей жертве ради восстановления его благорасположенности.

А может быть, она отождествляла себя с Иисусом Христом?

Через некоторое время она успокоилась и покорно ушла домой. Почему я не отправил ее в клинику после того, что произошло? Я спрашивал себя об этом. Ответ был следующим: я знал по прошлому своему опыту работы с подобными эмоциональными ситуациями, что любая угроза лишь усугубляет опасность, и, наоборот, ситуацию может спасти только совершенно искреннее доверие к пациенту, которое тот почувствует. Почему-то я испытывал к этой пациентке большое доверие. Но риск, конечно, был велик. Существовала опасность суицида, но опасности деструктивных действий по отношению к другим людям не было. С точки зрения клинической картины она, казалось, вплотную приблизилась к важному моменту изменения своей структуры, на что указывала ее неспособность установления контакта с «силами». Это была важная победа, вселяющая надежду на дальнейшее развитие.

Поиск по сайту: