Братство по оружию, или Как «союзники» России по Антанте ее предавали

История русской трагедии XX века начинается в феврале 1917 года. В демонстрациях, которые, как сегодняшние «оранжевые» революции, не были вовремя разогнаны и подавлены. Власть проявила преступную мягкотелость, позволив во время страшной мировой войны манифестации «под антивоенными лозунгами» в своей столице. Расплата была ужасной.

Царь и его приближенные заплатили своими жизнями. Либеральные генералы и офицеры, приветствовавшие «торжество демократии» и свержение власти, отправились на Гражданскую войну, а потом в братские могилы. Даже жители Петрограда, которые, не голодая, вышли в феврале 1917 года на манифестации под лозунгами «Хлеба!», и те заплатили страшную цену. Через двадцать четыре года настоящий смертельный голод своей костлявой рукой схватил за горло Ленинград, находившийся в кольце нацистской блокады. Умерло огромное количество граждан города. Миллионы. Во многом это были те самые «манифестанты», их дети и внуки. Они умирали от голода, но никаких демонстраций в осажденном городе не было. Страшная гримаса истории…

Но откуда берет свои корни Февраль? Откуда берет свои корни революция в России? Революция всегда питается потрясениями. Она всегда вскормлена войной. Чтобы в России случилась революция, Россия должна была вступить в войну. И ее в нее втянули[342].

Германия, загнанная в угол ловкими маневрами Лондона, была просто вынуждена объявить войну России[343]. Это случилось 1 августа 1914 года (по новому стилю).

Объявление войны для царя было как гром среди ясного неба. Дело в том, что всегда в истории человечества страна сначала объявляла мобилизацию, а уже только после этого объявляла кому-либо войну. Немцы 1 августа 1914 года ОДНОВРЕМЕННО объявили войну России и мобилизацию. Это очень важный момент. Война XX века мыслилась военными теоретиками как война маневренная. Это не только соревнование лучших военных умов, но и борьба организационная, схватка за скорость развертывания и приведения всей армии в полную готовность. Именно поэтому и начиналась цепная реакция мобилизаций. Опоздаешь - и твои войска попадут под удар уже собранных армий противника. Это значит - моментально войну наполовину проиграть. Как только развертывание войск заканчивается, тогда и начинается настоящая схватка. Иными словами, отсчет времени до реального сражения идет не с момента объявления войны, а с момента начала мобилизации. Начинать войну до подготовки войск - это безумие.

Неужели германские военные сошли с ума? Нет, они просто не имели никакого отношения… к объявлению войны. Войну объявляет глава страны, в Германии это сделал кайзер Вильгельм. Сделал, не спросив ни согласия, ни совета у руководителей армии и флота!

Войны начинают политики, а не военные. Это истину нам нужно обязательно помнить, иначе трагедия 22 июня 1941 года еще долго останется полем для «резуновских» спекуляций. Начало Первой мировой войны является великолепной иллюстрацией того, что военные руководители страны могут не иметь вообще никакого понятия о причинах поступков ее политических руководителей. Вот как об объявлении войны России узнал руководитель германского флота адмирал Тирпиц (курсив мой. - Н. С.): «1 августа я узнал на заседании бундесрата, что вслед за ультиматумом мы послали объявление войны России… уходя с заседания, я спросил канцлера, зачем понадобилось связывать объявление войны с нашей мобилизацией. Канцлер ответил, что это необходимо, ибо армия желает тотчас же двинуть войска через границу, и его ответ удивил меня, так как дело могло идти самое большее о патрулях. Впрочем, во все эти дни Бетман[344] был так возбужден, что с ним невозможно было говорить. Я еще слышу, как он, воздевая руки к небу, повторяет свое заявление о безусловной необходимости объявить войну и тем прекращает дальнейшее обсуждение вопроса. Мольтке[345], которого я позднее спросил о том, вызывалось ли объявление войны необходимостью перехода границы, отрицал свое намерение тотчас двинуть войска через границу. Он добавил также, что, со своей точки зрения, не усматривает в объявлении войны никаких выгод. Таким образом, разгадка того, почему мы первые объявили войну, остается для меня неизвестной…»[346]

Начало мирового конфликта было необычно во всем. До сих пор тот, кто войну объявлял, и начинал наступательные действия. В 1914 году Германия, объявив войну России, сразу перешла к обороне. Получилась интересная ситуация. Россия мобилизовывалась в условиях существования угрозы возможного австрийского нападения. Во всяком случае, такая версия звучит во всех официальных русских документах того времени. Но войну из-за нашей мобилизации нам сначала объявляет Берлин и только почти через неделю - Вена. Как и немцы, австрийцы наступательных действий на русском фронте не ведут. Карл Маннергейм, чья часть находилась против австрияков, пишет о тех первых днях войны: «Мы с нетерпением ожидали возможности атаковать австрийцев, но проходили дни, а Россия и Австро-Венгрия все не начинали войну»[347].

Об этой странной задержке в боевых действиях и удивительно миролюбивых агрессорах историки нам рассказывать не любят. Иначе получается абсурд: Германия начинает войну против России… и только тут выясняется, что планов атаковать русских у немцев нет. Совсем нет. Зато есть план Шлиффена, который требует атаковать Францию, обороняясь на восточной границе. Австрийцы еще более странные ребята. Начав войну против Сербии, они словно не замечают начавшегося из-за них русско-немецкого военного конфликта. Вена объявит войну России лишь 6 августа 1914 года, через шесть (!) дней после Германии. Зачем Германия и Австрия объявили войну России - понять невозможно.

Ведь на самом деле боевые действия на русско-австрийском фронте начинаются лишь 12 августа, а на русско-германском фронте еще позднее - 13 августа 1914 года (по новому стилю). При этом в наступление пошла именно русская армия.

Стараясь остановить мощный напор русской армии, пытавшейся прорваться в глубину немецкой территории, германская армия столкнулась с серьезными трудностями. Приходилось импровизировать на ходу - вытаскивая, словно карточный шулер, неизвестно откуда новые воинские подразделения. Не будем считать немецких военных пацифистами и уточним: Германия не готовилась к нападению на Россию! У немецких генералов действительно не было отдельного плана сокрушения России. Германский генштаб имел планы на случай войны с Францией, которую поддержит Россия, но не против России.

На Западе, закончив развертывание армии, германцы наносят через территорию Бельгии сокрушительный удар по Франции. На русском фронте - тишина. Пока русская армия сама не переходит в наступление. Тогда Германия вынуждена начать боевые действия и на Восточном фронте. Германский адмирал Тирпиц указывает: «Обстоятельства заставили нас наносить удары на фронте, который не соответствует нашим политическим интересам»[348].

Давайте зададимся очень простым вопросом: почему русская армия стала атаковать немцев? Не наступает германская армия, воюет на другом фронте, зачем самим лезть на рожон? Зачем взваливать на себя тяжесть борьбы? Вспомните Вторую мировую войну - ведь почти три года ждали англосаксы, прежде чем открыть второй фронт в Европе. Ждали, пока Россия и Германия ослабят друг друга, и только понимая, что Сталин и без них дойдет до Ла-Манша, высадились в Нормандии.

Ответ лежит в причинах и целях этой схватки, спровоцированной англичанами. Русская армия наступала потому, что ее об этом просили «союзники» по Антанте. Даже не просили, а умоляли. И вот почему. У англичан и французов в самом начале войны были две реальные проблемы, имевшие одно и то же решение. Первая - это возможность германо-русского замирения. Такое развитие событий надо было раз и навсегда перечеркнуть. Вариант «войны без войны» путал все карты англичан и сводил на нет хитроумно продуманную комбинацию. Нужна была кровь германских и русских солдат, море крови - и тогда замирение между противниками станет невозможным. Немцы и австрийцы наступать не собираются, значит, наступать должны русские армии. Вторую проблему для французов создали германские солдаты, неожиданно быстро разгромившие Бельгию и устремившиеся к Парижу. Таким образом, решением обеих задач англичан и французов становилось скорейшее начало крупномасштабных боевых действий на русско-германском фронте. Наше наступление:

♦ окончательно отрезало пути мирного решения конфликта;

♦ переносило тяжесть войны с Западного на Восточный фронт;

♦ начинало подтачивать государственный организм Российской империи, потому что русская армия была к этому наступлению не готова.

Именно поэтому с самого первого дня войны «союзные» правительства стали добиваться перехода русской армии в наступление. Французский военный министр Мессими буквально этого требовал, а посол в России Морис Палеолог умолял Николая II «повелеть наступление», так как иначе Франция будет «неминуемо раздавлена». Генерал Брусилов, несомненный герой той войны, автор знаменитого Брусиловского прорыва, вспоминает: «С начала войны, чтобы спасти Францию, Николай Николаевич (главнокомандующий. - Н. С.)… решил нарушить выработанный раньше план войны и быстро перейти в наступление, не ожидая окончания сосредоточения и развертывания армий»[349].

Особую ценность нашему наступлению придавала в глазах «союзников» даже не окончательность разрыва между Петербургом и Берлином, а именно неподготовленность нашего броска вперед. Ведь главная задача этой войны - обескровливание и ослабление России, чтобы революционные бациллы смогли поразить ее государственный механизм наверняка. Глава государственной думы М. В. Родзянко пишет в своих воспоминаниях: «В весеннюю сессию 1914 года в Государственной Думе прошел законопроект о большой военной программе, которая, выполненная в два года, то есть к 1917 году, делала нашу армию и численно, и по снаряжению значительно сильнее германской»[350]. Но наступать надо в 1914 году, когда вся эта чудесная программа перевооружения составлена только на бумаге. Наступать ранее сроков, обозначенных в русских военных планах, идти вперед вооруженными «большой военной программой», а не новейшими артиллерийскими системами. Ничем, кроме катастрофы, это закончиться не могло.

Возможность избежать этого у России была - надо было просто не воевать, а военные действия имитировать. Действовать вполсилы, отсиживаясь в обороне. Так и будут себя вести наши «союзники» по Антанте, но русский царь подобным образом поступить не мог - мешало рыцарское воспитание. И западнофильство нашей элиты, воспитанной в духе преклонения перед Западом. Ведь эта проблема нашей политической жизни возникла не сегодня.

До Парижа оставалось менее пятидесяти километров. Накал боев был такой, что французское командование хваталось за любую возможность остановить противника. В начале сентября 1914 года около 600 парижских такси, сделав несколько рейсов, переправили к линии фронта около 6 тысяч французских солдат. И даже это незначительное подкрепление сыграло свою роль: на реке Марна немцы неожиданно встали и покатились назад. Историки назовут это «чудом на Марне». На самом деле никакие это не чудеса: русские солдаты спасли Париж, заплатив за это десятками тысяч жизней. В момент острых боев под Парижем на территорию Восточной Пруссии вторглись две русские армии - генералов Самсонова и Ранненкампфа. Потерпевшие поражение под Гумбиненом германцы начали отступать, вынудив верховное командование немецкой армии снять с парижского направления около 100 тысяч солдат и перебросить их против русских. Результатом неподготовленного наступления и нашей помощи «гибнущим союзникам» стали окружение и гибель целой русской армии. Генерал Самсонов, не вынеся позора, застрелился.

Стремление оттянуть на Восточный фронт как можно больше немецких и австрийских войск красной нитью прослеживается во всех операциях русской армии в 1914 году. Важно: наступление начинают раньше тех сроков, которые были в довоенных русских планах указаны как сроки готовности к наступлению! То есть войска идут вперед, окончательно не собравшись и толком не подготовившись. Одновременно с ударом по немецким войскам другая часть русской армии начала наступление против австрияков в Галиции: на этот раз - чтобы помочь сербам. Сначала следует серия поражений, но общее превосходство русских воинов в тактике, вооружении, моральном духе делает свое дело. В результате упорных боев австро-венгерские войска терпят серьезное поражение.

Не понимая истоков и целей вспыхнувшей мировой войны, русское руководство не могло и правильно оценить возможные варианты развития событий. В Петербурге убеждены, что война долго не продлится: ведь Германии и Австрии не устоять против совокупной мощи Антанты. И Германия действительно была бы быстро разгромлена при одном условии: если бы цели у всех членов Антанты были одинаковые. Но Россия боролась за общую победу над врагом, а британцы и французы - за будущее устройство мира, в котором Российской империи не было места.

Генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, родной брат будущего ленинского управделами, был в это время уже начальником штаба Северного фронта. «Не только военное ведомство, кабинет министров Государственный совет и двор, но и «прогрессивная» Государственная дума были уверены, что война с немцами закончится в четыре, от силы - в семь-восемь месяцев, - напишет он в своей книге «Вся власть Советам». - Никто из власть имущих не предполагал, что военные действия затянутся на несколько лет. Все мобилизационные запасы делались с расчетом на то, что кампания будет закончена если и не до снега, то, во всяком случае, не позже весны»[351]. Генерал Маннергейм говорит в своих мемуарах то же самое: «Хотя материальное обеспечение российской армии было гораздо лучше, чем десять лет назад, Россия все же не была готова к затяжной войне в Европе. Между тем считалось - и это было всеобщим заблуждением, - что конфликт между великими державами не сможет длиться долго»[352].

Все считали, что война будет легкой прогулкой, а она закончилась для России катастрофой, первые признаки которой проявились очень быстро. В соответствии с довоенным планированием продолжала работать и военная промышленность. В результате недостаток боеприпасов очень быстро принял угрожающие размеры. Во вспыхнувшем конфликте расход снарядов нарушал все теоретические расходы, он был просто другого порядка: по подсчету Ставки, за три недели боев была израсходована полугодичная норма 76-миллиметровых зарядов. Уже в конце августа 1914 года генерал Янушкевич писал военному министру Сухомлинову, что «вопрос о патронах для артиллерии - ужасный кошмар», и телеграфировал начальнику Главного артиллерийского управления, что положение в отношении снабжения пушечными патронами «критическое». Чтобы понять всю важность артиллерии в той войне, надо помнить, что около 70 % потерь в ней падали на долю орудийного огня, 20 % - ружейного и 10 % - на все остальные виды поражения, включая газы.

Проблема с военным снабжением столь остра и очевидна, что о ней писали буквально все мемуаристы. «Единственным большим и серьезным затруднением для наших армий является то, что у нас опять не хватает снарядов. Поэтому во время сражений нашим войскам приходится соблюдать осторожность и экономию, а это значит, что вся тяжесть боев падает на пехоту; благодаря этому потери сразу сделались колоссальны». Это сетует не фронтовик-очевидец, это написал в своем дневнике 19 ноября 1914 года сам император Николай И. И далее: «Пополнения прибывают хорошо, но у половины нет винтовок, потому что войска теряют массу оружия»[353].

Добавить тут нечего - прошло лишь три месяца боев, а в русской армии «опять не хватает снарядов». Когда же их не хватило в первый раз? Через неделю борьбы со слабыми германскими силами прикрытия восточной границы? Или в самый первый день боев? Ведь мы знаем, что основная масса немецких войск сосредоточена на Западе. Об этом император не пишет, но не забывает указать, что артиллерия наша должна «соблюдать осторожность и экономию» и толком противника не обстреливать. Потом вперед идет пехота, несет колоссальные потери от огня немцев, а для нового пополнения даже нет винтовок. Но если нет снарядов и ваша артиллерия молчит, то, может быть, надо обороняться, а не наступать? Разве можно идти вперед, не имея винтовок, с одними шашками в руках? Нужно, если об этом просит французский «союзник». Поведение руководства России в Первой мировой войне с точки зрения жертвенности и рыцарского духа выглядит блестяще. С точки зрения национальных интересов России - это идиотизм, граничащий с предательством.

Французский главнокомандующий маршал Жоффр и английский военный министр лорд Китченер просят о помощи в Петербурге. Вместо того чтобы прекратить гибельные попытки ворваться в сердце Германии, русская армия, подхлестываемая истерикой французских штабов, опять пытается наступать. Ведь у нас одно дело, одна победа. Наш удар отвлечет новые германские части с Западного фронта. Спасая Францию, император Николай II губит и Россию, и себя. «Наши наиболее боеспособные части и недостаточный запас снабжения были целиком израсходованы в легкомысленном наступлении 1914-1915 годов, девизом которого было: «Спасай союзников!», - напишет позднее в своих мемуарах великий князь Александр Михайлович Романов»[354]. Гибель наиболее преданных отборных частей аукнется позже, когда в феврале 1917 года новые призывники, надевшие серые шинели, станут бикфордовым шнуром революции. Навести порядок будет некому: в первый же год войны почти целиком погибнет русская гвардия, огромные потери понесет кадровый офицерский корпус. Это еще одна причина, почему «союзники» так торопили русскую армию наступать: в 1905 году именно армия и гвардия подавили в стране смуту. С каждой братской могилой, засыпанной в Восточной Пруссии, верных трону и присяге становилось все меньше.

Русская армия наступает, на этот раз мы рвемся в Моравию и Силезию. Силезия - это уголь, это важнейший промышленный район Германии, поэтому немцы вынуждены вновь перебрасывать войска с французского фронта на русский. Тяжелая германская артиллерия безответно перемалывает нашу пехоту. Потери ужасны. Некомплект частей всего за полгода войны уже 50 %. Ради чего? Война вступила в позиционную фазу - противники исчерпали последние подготовленные резервы, у немцев нет сил на окончательную победу, речь идет лишь о захваченных лишних километрах французской территории. Вот за эти квадратные километры чужой земли русская армия платит сотней тысяч своих жизней. Наше наступление не обеспечивалось нужными ресурсами, не вызывалось ходом войны, политическими и стратегическими соображениями. Причина одна - просьба англичан и французов, которым мы не могли отказать.

Россия, по расчетам «союзников», не должна была войну выигрывать, ей следовало вести ее неудачно. Лондону и Парижу требуется не общая победа, а чтобы немцы разбили русских и при этом сами сильно ослабели. Потом в истерзанной России вспыхивает революция, ведущая к развалу и распаду государства, а доблестные англо-французы добивают Германию. Так оно потом и получится. Только под таким углом зрения становятся понятными все дипломатические и военные маневры наших «друзей». Ведь в сложные моменты боевых действий, в критическое время нехватки вооружений англичане и французы не оказали России никакой поддержки. «И Англия, и Франция не скупились на посулы. Но обещания оставались обещаниями. Огромные жертвы, которые приносил русский народ, спасая Париж от немецкого нашествия, оказались напрасными - те же французы и англичане с редким цинизмом фактически отказывали нам во всякой помощи. На каждое предложение снабдить Россию боеприпасами французские и английские генералы заявляли, что им нечего дать», - пишет горькую правду генерал Бонч-Бруевич[355]. В то же время сами англичане, по свидетельству британского премьера Ллойд-Джорджа, «копили снаряды, будто бы это было золото, и с гордостью указывали на огромные запасы снарядов, готовых к отправке на фронт». Более того, когда Россия оплатила изготовление боеприпасов на американских заводах, то уже готовый к отправке груз достался… англичанам. Они его просто перехватили и использовали для своих нужд, а дальнейшие переговоры и переписка по этому поводу ни к чему не привели.

Корни русской революции, разработанной и рассчитанной в уютных лондонских кабинетах, уходят в братские могилы наших воинов, густо усеявшие поля Восточной Пруссии и Галиции. Именно огромные потери привели в конечном итоге к общей усталости от войны, а затем и к обвинениям царя и царицы в предательстве. Закончилось все это двумя революциями и катастрофой. Бездумная политика помощи в ущерб собственной стране привела империю к гибели именно в период правления Николая II. Десятков и сотен тысяч жизней будет стоить России ее жертвенность, отзывчивость и настоящая верность союзному долгу. Неужели Николай II не понимал, что желание помочь своим партнерам по Антанте имеет свои разумные пределы? Ответ на этот вопрос он унес с собой в могилу…

Поиск по сайту: