Что ждет Россию? (38)

I

Россию невидимая рука вовлекла в стихийный круговорот невероятного страдания: события – одно страшнее другого, преступления, имени которым нет на обыкновенном человеческом языке, хаос мыслей, чувств, настроений – и над всем торжествующее царство ненависти, нечеловеческой злобы и общей муки, на кровавые клочья рвущих сердца всех, кто еще не утратил того, что прежние люди звали сердцем.

Кто живет жизнью своей Матери – Православной Церкви, тот знает, откуда и за что ниспосылаются эти муки, знает он также и к чему готовят человечество эти страдания, но… «Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить, и не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем…» (Апок. 9: 20, 21)

Так не к этим «прочим» я теперь обращаю это слово, - «дух заблуждений» так властно овладел теперь их душой, что «верить они могут только лжи», - а к тем «избранным», ради которых должны сократиться дни эти, в подкрепление и в радость их веры: пусть к ним идет, если Богу угодно, слово мое, да не «поклонятся они зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?»

Отец Амвросий Оптинский, говоря о близости исполнения времен и объясняя 7-й стих второй главы Второго Послания к Фессалоникийцам, в котором указывается признак времени явления антихриста, - той «тайны беззакония», которая «не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» - под «теперь удерживающим» разумел царя, или царскую, самодержавную, ничем и никем не ограниченную власть.

Толкование великого старца, подвижника и прозорливца, еще так недавно отошедшего от нас ко Господу, живо еще в памяти всех его современников, свято чтущих и соблюдающих в своих о нем воспоминаниях каждое его даже вскользь пророненное слово.

Признак этого близкого пришествия антихриста указан и святыми отцами Православной Апостольской Церкви и истолкован или в том же смысле.

II

Известный всем благоговейным чтителям святой памяти преподобного Серафима Саровского и всея России чудотворца, Николай Александрович Мотовилов сохранил в своих о нем записках следующую, еще доселе не без Божией воли, сохранившуюся в моих бумагах беседу свою с ним о царской власти. Привожу без изменения подлинные слова записки, озаглавленной Мотовиловым так: «Копия с ответа моего Следственной Комиссии – секретно расспрашивавшей мнения моего о житии батюшки отца Серафима, прочитанного мною в рукописи, сочиненной бывшим иеродиаконом и поверенным Саровской пустыни, ныне же (1844 г.) иеромонахом и казначеем Святыя Троице-Сергиевския Лавры, отцом Сергием – написанного во Святой Саровской Пустыни 1840 г. 1 или 2 сентября и сего 1844 года с 26 на 27 октября там же начавшегося переписываться мною:

«Тамбовской Духовной Консистории Члену Соборному Ключарю, протоиерею Никифору Телятинскому и города Кадома соборному протоиерею, Иоанну Розанову.

Симбирского помещика, действительного студента Николая Александровича Мотовилова «Объяснение…»

Пропуская начало этого объяснения, - по содержанию своему представляющее многое уже известное читателям «Московских Ведомостей», частью из моего очерка о Мотовилове, частью из великой беседы преподобного Серафима «О цели жизни христианской», - я приведу здесь ту только часть его, в которой речь ведется преподобным о царской власти, не без пророческого, по моему мнению, указания на события и лица, нам современные.

III

Вот что, в ночь с 26 на 27 октября 1844 года, в Саровской Пустыни были написано Мотовиловым: «…а в доказательство истинной ревности по Боге приводил он (преподобный) святого пророка Илию и Гедеона и, по целым часам распространяясь о них своею боговдохновенною и усладительнейшею беседой, каждое суждение свое о них заключал применением к жизни собственно нашей и указанием на то, какие мы и в каких наиболее обстоятельствах жизни можем из житий их извлекать душеспасительные наставления. Часто поминал мне о святом царе, пророке и богоотце Давиде, и тогда приходил в необыкновенный духовный восторг. Надобно было видеть его в эти неземные минуты! Лицо его, одушевленное благодатию Духа Святого, сияло тогда подобно солнцу, и я, поистине, говорю, что, глядя на него, я чувствовал лом в глазах, как бы при взгляде на солнце. Невольно приводил я себе на память лицо Моисея, только что сшедшего с Синая. Душа моя, умиротворяясь, приходила в такую тишину, исполнялась такою великою радостию, что сердце мое готово было вместить в себя не только весь род наш человеческий, но и все творение Божие, преизливаясь ко всем Божественною любовию.

«Так-то, ваше боголюбие, так, - говаривал батюшка, скача от радости (кто помнит еще сего святого старца, тот скажет, что и он его иногда видывал как бы скачущим от радости), - избрах Давида, раба Моего, мужа по сердцу моему, иже исполнит вся хотения Моя… - и прибавлял: блаженно царство, имеющее такого царя!»

Разъясняя же, как надобно служить царю и сколько дорожить его жизнью, он приводил в пример военачальника Давида, Авессу.

«Однажды он, - так говаривал батюшка Серафим, - для утоления жажды Давидовой прокрался в виду неприятельского стана к источнику и добыл воды и, несмотря на тучу стрел из неприятельского стана, пущенного в него, возвратился к нему ни в чем невредимым, неся воду в шлеме, сохранен будучи от тучи стрел только за усердие свое к царю. Когда же что когда приказывал Давид, то Авесса ответствовал: «Только повели, о царю, и все будет исполнено по-твоему». Когда же царь изъявил желание сам учавствовать в каком-то кровопролитвенном деле для обозрения своих воинов, то Авесса умолял его о сохранении своего здравия и, останавливая его от участия в сече, говорил: «Нас много у тебя, а ты, государь, у нас один. Если бы и всех нас побили, то лишь бы ты был жив, Израиль цел и непобедим. Если же тебя не будет, что будет тогда с Израилем?...»

IV

Батюшка отец Серафим пространно любил объясняться о сем, хваля усердие и ревность верноподданных к царю, и, желая явственнее истолковать, сколько сии две добродетели христианские угодны Господу, говаривал:

«После Правосудия они суть первый долг наш русский и главное основание истинного христианского благочестия».

Часто он от Давида переводил разговор к нашему великому государю императору и по целым часам беседовал со мною о нем и о царстве Русском; жалел о зломыслящих противу всеавгустейшей особы его. Явственно говоря мне о том, что они хотели сделать, он приводил меня в ужас, а рассказывая о казни, уготованной им от Господа, и удостоверяя меня в словах своих, прибавлял:

«Будет это непременно: Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их и на верх их снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками кровей, и много дворян побиено будет за великого государя и целость самодержавия его, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца земле Русской, потому что в ней одной преимущественно сохраняется еще Православие и остатки благочестия христианского».

Когда же, устрашенный его рассказом, я спросить хотел о государе: что будет тогда с ним? – то он, не дав мне и выговорить, отвечал мне на мысль мою:

«А ты уж, батюшка, не о нем пекись – его Господь сохранит: он велик пред Богом – он- в душе христианин».

И это всегда почти любимые выражения его о государе, которые он и в прочих беседах своих со мною о нем говаривал, приводя к тому и доказательство. И это я сам лично слышал из уст его и готов сказать во всеуслышание не только России, но и целому миру, повторяя с отцем Серафимом:

«Блаженны мы, что имеем такого царя!»

Кстати, не могу умолчать и о том, что, по словам келейника его, Павла, батюшка отец Серафим в день самого бунта 14 декабря 1825 года, поутру, в этот день, спокойно перекладывая дрова возле своей келлии, вдруг стал бегать, восклицая:

«Драка! Драка!»

И на вопрос отца Павла: «О чем это ты, батюшка, кричишь так?» - ответствовал: «В Петербурге бунт противу государя!» - и стал подробно объяснять, что там в это время происходило.

Когда же, через несколько после того дней, взошел на престол ныне благополучно царствующий государь император, Николай Павлович, то батюшка отец Серафим, еще до получения о том известий, говорил:

«Ну вот, это так! Слава Богу, слава Богу! Царя богоизбранного даровал Господь земле Русской. Сам Господь избрал и помазал его на царство!»

И тому же келейнику своему, Павлу, в радости духа неоднократно говаривал он, ублажая мудрость и попечительность о благе августейшего дома государыни императрицы, Марии Федоровны, и прибавлял:

«Я всегда молюсь, чтобы Господь продлил жизни его для счастия России».

До сих пор – рассказ отца Павла, келейника, который и подтвердить все это не откажется. Далее же помещать буду мои собственные сведения о батюшке отце Серафиме.

V

Однажды я был в великой скорби, помышляя, что будет далее с нашею Православною Церковью, если современное нам зло будет еще более и более размножаться и, будучи убежден, что Церковь наша в крайнем бедствии, как от приумножающегося разврата по плоти, так равно, если только немногим более, от нечестия по душе чрез рассеиваемые повсюду новейшими лжемудрователями безбожные толки, я весьма желал знать, что мне скажет о том батюшка отец Серафим.

Распространившись подробно беседою о святом пророке Илии, как я выше упомянул, он с казал мне между прочим:

«Илия Фесвитянин, жалуясь Господу на Израиля, будто весь он преклонил колено Ваалу, говорил в молитве, что уж только один он, Илия, остался верен Господу, но уже и его душу ищут изъятии… Так что же, батюшка, отвечал ему на это Господь? – Седмь тысящ мужей оставих во Израили, иже не преклониша колен Ваалу… Так, если во Израильском царстве, отпавшем от Иудейского, верного Богу, царства и пришедшем в совершенное развращение, оставалось еще седмь тысящ мужей, верных Господу, то что скажем о России? Мню я, что по Израильском царстве было тогда не более трех миллионов людей. А у нас, батюшка, в России сколько теперь?»

Я отвечал: «Около шестидесяти миллионов».

И он продолжал: «В двадцать раз больше. Суди же сам, сколько теперь у нас еще обретается верных Богу! Так-то, батюшка, так-то: их же предуведе, сих и предъизбра; их же предъизбра, сих и предустави; их же предустави, сих и блюдет, сих и прославит. Так о чем же унывать-то нам?! С нами Бог! Надеющиеся на Господа, яко гора Сион, не подвижется в век живый во Иерусалиме. Горы окрестят его, и Господь окрест людей Своих. Господь сохранит тя, Господь покров твой на руку десную твою. Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века. Во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию».

И когда я спросил его, что значит это, к чему говорит он мне о том, - «К тому, - ответствовал батюшка отец Серафим, - что таким-то образом хранит Господь, яко зеницу ока Своего, людей Своих, то есть православных христиан, любящих Его и всем сердцем, и всею мыслию, и словом, и делом, и день и нощь служащих Ему. А таковы – хранящие всецело все уставы, догматы и предания нашей Восточной Церкви Вселенской и устами исповедующие благочестие ею преданное, и на деле во всех случаях жизни творящие по святым заповедям Господа нашего Иисуса Христа».

В подтверждение же того, что еще много на земле Русской осталось верных Господу нашему Иисусу Христу православных и благочестиво живущих, батюшка отец Серафим сказывал некогда одному знакомому моему, - то ли отцу Гурию, бывшему гостиннику Саровскому, то ли отцу Симеону, хозяину Маслишенского двора, - что однажды, бывши в духе, видел он всю землю Русскую, и была она исполнена и как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся ко Господу».

Поиск по сайту: