Способности и эффективность деятельности экстравертов и интровертов

По данным А. В. Пенской, полученным при обследовании детей 5–7 лет, у экстравертов продуктивность разных видов памяти, особенно образной кратковременной, выше, чем у интровертов. По данным Е. Хорвата и Г. Айзенка (Е. Hоwаrth, Н. Еуsепск, 1968), экстраверты лучше интровертов припоминают информацию, хранящуюся в кратковременной памяти, а те, наоборот, успешнее воспроизводят информацию, которая хранится в долговременной памяти. Правда, эти тенденции подтверждаются не во всех исследованиях.

У экстравертов выше результаты при выполнении задач синтетического типа, а у интровертов – аналитического типа. В то же время интегральные показатели интеллекта (задачи образного и вербального характера) не коррелируют с экстраверсией – интроверсией. И все же считается, что интроверты лучше, чем экстраверты, успевают в школе и вузе, хотя по уровню интеллекта различий между ними нет. Очевидно, подобная разница в успеваемости связана с большим прилежанием и послушанием интровертов.

По данным В. В. Белоуса (1982), экстраверты успешнее выполняют деятельность, связанную с приемом и переработкой информации неопределенного содержания, и менее успешно – связанную с приемом и переработкой определенной информации. Интроверты, напротив, успешнее выполняют деятельность, касающуюся приема и переработки определенной информации, и менее успешно – связанную с приемом и переработкой неопределенной информации.

Р. Драммонд и А. Стоддарт (R. Drummоnd, А. Stоddаrd, 1992) обнаружили, что экстраверты не склонны к последовательности, логичности, научности и аналитичности мышления, в то время как для интровертов характерна противоположная картина.

Последние предпочитают теоретические дисциплины, в то время как экстраверты – практические (Wапкоwsкi, 1973).

Интроверты более пригодны к тем профессиям (и чаще их выбирают), где выражена монотонность и где требуется пунктуальность. Экстраверты более успешны в качестве продавца и менеджера (Саldwеll, Вurgеr, 1998). Причем чем больше предоставляется свободы менеджерам‑экстравертам, тем больших успехов они добиваются (Ваггiск, Mоunt, 1993). Они удачливее в поиске работы, так как их охотнее принимают на работу после тестирования (DеFruуt, Mеrviеldе, 1999).

У экстравертов и интровертов наблюдается различная способность к выполнению задания в условиях отвлекающих факторов: экстраверты работают лучше, хотя отвлекающие факторы влияли негативно и на них (S. Mоrgеnstеrn еt аl., 1974; А. Furnhаm, R. Вгаdlеу, 1997). Интроверты склонны выбирать для занятий наиболее уединенные уголки библиотеки (J. Сатрbеll, С. Hаwlеу, 1982).

Бекан с соавторами (Р. Вакап еt аl., 1963) изучали, как экстраверты и интроверты выполняли задание, требующее постоянной концентрации внимания (в течение 48 минут испытуемые должны были отмечать четные и нечетные числа) при коллективной работе, а также когда каждый испытуемый был изолирован от других. В итоге получены довольно любопытные результаты (табл. 7.1).

Таблица 7.1. Число правильно отмеченных чисел экстравертами и интровертами при коллективной и изолированной работе.

Во‑первых, экстраверты лучше работали коллективно, чем при изоляции друг от друга, а интроверты эффективнее выполняли работу в условиях изоляции. Во‑вторых, экстраверты лучше всего работали вначале, а затем эффективность их деятельности снижалась. Интроверты же сначала уступали экстравертам, но затем эффективность их работы увеличилась и лишь в третьем периоде снижалась до уровня, который был на начальной стадии работы. Сходная закономерность выявлена и другими исследователями (Wilsоn еt аl., 1971; Уаtеs, 1973).

О преимуществе интровертов перед экстравертами при выполнении заданий на бдительность писал Бродбент (1953, 1958). Однако при большой скорости предъявления сигналов, шуме и социальной стимуляции интроверты теряют это преимущество.

A. В. Махнач и Ю. В. Бушов (1988) выявили, что экстраверты при строго регламентированном характере деятельности, протекающей в условиях частичной сенсорной изоляции, в большей степени, чем интроверты, ощущают блокирование коммуникативных потребностей, и это приводит к их повышенной напряженности.

B. А. Петровский и Е. М. Черепанова (1987) показали, что саморегуляция содержания своего сознания (думать или не думать о чем‑то) легче происходит у экстравертов с низким нейротизмом (стабильные экстраверты), чем у интровертов с тем же уровнем нейротизма (см. табл. 7.2). Легкость или трудность саморегуляции определялась авторами по двум параметрам: временем подготовки к выполнению задания (не думать о чем‑то обусловленном) и временем выполнения задания («недуманья»).

На основании полученных данных авторы пришли к выводу, что акцентуированные экстраверты характеризуются поверхностной рефлексией, а интроверты – избыточной. Обе эти характеристики в равной степени препятствуют организации внимания в составе самоконтроля.

Из‑за более тщательного обдумывания своей речи интровертами у них, по сравнению с экстравертами, речь замедленна, с длительными паузами. Интроверты придают большее значение точности и безошибочности работы, что приводит к снижению ее скорости. У экстравертов скорость работы выше, но зато и ошибок больше. Зрительная ориентировка быстрее осуществляется экстравертами. Они же быстрее извлекают информацию из памяти.

Таблица 7.2. Временые параметры саморегуляции содержания сознания.

Примечание: *– ð < 0,05. У экстравертов более адекватный уровень притязаний, в то время как у интровертов он завышенный.

Роль генетических и средовых факторов. Исследования на моно– и дизиготных близнецах, проведенные в разных странах, выявили роль генетического фактора в проявлении экстраверсии. Так, Д. Лаелин (J. Lоеhlin, 1992) приводит сводные данные по четырем исследованиям, проведенным на сотнях и тысячах близнецов, из которых следует, что сходство в проявлении экстраверсии значительно выше у монозиготных пар, чем у дизиготных (табл. 7.3).

Таблица 7.3. Величина коэффициента корреляции по выраженности экстраверсии у моно– и дизиготных близнецов.

Эти данные интересны еще и тем, что изучалось сходство в проявлении экстраверсии у близнецов, живущих вместе и врозь. Как видно из данных таблицы, в Швеции и США была выявлена и роль социального фактора, так как у живущих врозь близнецов сходство было меньшим, чем у близнецов, живущих вместе. Показано, что коэффициент наследуемости экстраверсии равен 0,5 (Е. А. Сергиенко с соавторами, 1999), что тоже, с одной стороны, указывает на роль наследственности, а с другой – не исключает и влияния факторов среды (социальных) в проявлении экстраверсии – интроверсии (Л. Ивс с соавторами [7]; К. Янг с соавторами [8]). Выявлено также уменьшение с возрастом коэффициента наследуемости экстраверсии (R. Viкеп еt аl., 1994).

Рис. 7.1. Низкая (а) и высокая (б ) общительность. По вертикали – число случаев, %; по горизонтали – возраст, годы. Сплошная линия – девочки, пунктирная – мальчики.

Изменения с возрастом экстраверсии – интроверсии. Н. В. Бирюковой с соавторами (1976) показана возрастная динамика параметра экстраверсия – интроверсия (рис. 7.1). Число интровертов среди детей снижается от 7–8‑летних к 15–16‑летним. Число же экстравертов изменяется по‑другому: их максимум отмечен в возрасте 11–12 лет, а к 15–16 годам – снижается, почти достигая уровня 7–8‑летних. Физиологические особенности экстравертов и интровертов. У экстравертов ориентировочная реакция и условно‑рефлекторная активационная реакция угасает быстрее, чем у интровертов. Попытки выявить связь между быстротой образования условного рефлекса (обусловливания) и экстраверсией – интроверсией в большинстве случаев успеха не имели (W. Вескег, 1960; W. Вескег, H. Mаttеsоn, 1961; J. Fiеld, J. Вгепдеlmаnn, 1961).

Грей считает, что у интровертов имеется более реактивная тормозная система (система «наказания»): они более чувствительны к сигналам наказания, фрустрации потребности, более тревожны и боязливы; у экстравертов преобладает реактивность системы «поощрения», поэтому они более чувствительны к сигналам удовлетворения потребности.

По Айзенку (см.: Небылицын, 1966, с. 30), экстраверты характеризуются медленно развивающимся и слабым возбуждением и быстро развивающимся, сильным и медленно затухающим реактивным торможением. Интроверты имеют противоположные характеристики. Отсюда Айзенк сделал вывод, что баланс нервных процессов является физиологической детерминантой эктраверсии – интроверсии. У экстравертов преобладает торможение, а у интровертов – возбуждение. Однако В. Д. Небылицын считает, что для определения реактивного торможения Айзенк использовал не совсем адекватные приемы и тесты. Скорее это пробы на запредельное торможение и на психическое утомление. В связи с этим, заключает В. Д. Небылицын, попытка Айзенка и его сотрудников применить к экстраверсии – интроверсии павловскую концепцию об уравновешенности нервных процессов неправомерна.

Считается, что физиологической основой этого свойства служит различие в порогах возбуждения ретикулярной формации. Высказывается также предположение, что интроверты имеют более высокий уровень активации коры головного мозга, поэтому они быстрее достигают порога запредельного торможения. Все это характеризует слабую нервную систему. Соответственно выявлено, что у экстравертов сенсорные и болевые пороги более высокие, а у интровертов – более низкие (Д. Грей, 1968; Г. Айзенк [9]). Кроме того, показано, что препараты, понижающие уровень активации, оказывают «экстравертирующий» эффект на поведение, а стимуляторы – «интровертирующий».

Высокий уровень активации интровертов считается причиной того, что они склонны избегать дополнительной внешней стимуляции, которая может вывести их активацию за оптимальные границы. Вследствие этого интроверты, по сравнению с экстравертами, предпочитают более низкие интенсивности стимуляции. По данным Е. Людвига и Д. Хеппа (Е. Ludvigh, D. Нарр, 1974), экстраверты в качестве «приятных» предпочитали световые и звуковые стимулы большей интенсивности, чем интроверты. Последние лучше переносят монотонность и сенсорную депривацию (В. В. Белоус, 1977; А. Басс, В. Полей [10]; Д. Грей [11]; Н. Транел [12]; А. Хилл [13]). Правда, по данным других авторов, тесты на психическое насыщение (монотонию) не коррелируют со степенью экстраверсии – интроверсии (Hоllаnd, 1960; Еуsепск, 1963).

Связи этого свойства темперамента с балансом возбуждения и торможения тоже посвящен ряд публикаций, носящих, к сожалению, в основном теоретический характер.

Прежде всего нужно отметить публикацию Г. Айзенка (H. Еуsепк, 1957), связывавшего интровертированный тип поведения с преобладанием возбуждения над торможением, а экстравертированный – с преобладанием торможения, которое медленно исчезает (инертно). Л. Мартон и Я. Урбан (1966) высказали предположение, что интроверты имеют сильную нервную систему и преобладание возбуждения над торможением, а экстраверты – слабую нервную систему и преобладание торможения. С этим не согласился Д. А. Грей (1968), который, наоборот, интровертированность связывает со слабой нервной системой. Его предположение основывается на теоретических положениях, высказанных К. Юнгом и И. П. Павловым, а также на некоторых экспериментально полученных фактах.

К. Юнг считал, что экстраверты предрасположены к истерии, а интроверты – к психастении. Известно, что И. П. Павлов первоначально связывал истерию с преобладанием торможения, а неврастению – с преобладанием возбуждения. Вероятно, Г. Айзенк потому и сделал вывод, что экстраверсия связана с преобладанием торможения, а интроверсия – возбуждения. Как отмечает В. Д. Небылицын (1966), это довольно смелое решение вопроса, поскольку преобладание одного из процессов в патологии еще не говорит, что в норме у этого больного было такое же соотношение между возбуждением и торможением.

Естественно, это предположение, не подкрепленное серьезными фактическими данными, вызвало возражения со стороны ряда исследователей, и в первую очередь со стороны В. Д. Небылицына. Он указывает, что позднее И. П. Павлов изменил свои представления о природе истерии и психастении и связывал их различие с сочетанием слабой нервной системы и художественного типа – в первом случае и слабой нервной системы с мыслительным типом – во втором. Кроме того, и методически, с точки зрения В. Д. Небылицына, Г. Айзенк и его сотрудники допустили ошибку, объединив все виды «внутреннего» торможения (условное, запредельное, дифференцировочное) в один вид – «временное» торможение. Это привело к тому, что потенциал последнего измерялся Г. Айзенком тестами, имеющими мало общего с приемами определения динамичности торможения и с индикаторами внутреннего торможения по И. П. Павлову. Такие тесты, напоминающие скорее пробы на выявление психического утомления или на запредельное торможение, не могут, по мнению В. Д. Небылицына, быть индикаторами торможения по И. П. Павлову, и поэтому сравнение динамичности возбуждения (скорости развития условного возбуждения) со скоростью развития «реактивного» (по Г. Айзенку) торможения неправомерно.

Попытку подтвердить гипотезу Г. Айзенка предприняли венгерские исследователи Л. Мартон и Я. Урбан. Авторы рассуждали при этом следующим образом. Согласно В. Д. Небылицыну, низким показателям выработки условного возбуждения часто соответствуют высокие показатели выработки торможения, и наоборот; т. е. имеются антагонистические отношения между тем и другим. По Г. Айзенку, такие же отношения существуют между экстраверсией и интроверсией, определяющей, по его мнению, скорость образования временных связей.

Однако рассуждения авторов неточны, поскольку скорость угашения они приняли за показатель баланса нервных процессов, исходя из тех представлений, что чем быстрее угаснет условная реакция, тем больше торможение превалирует над возбуждением. Между тем скорость угасания выступает скорее показателем инертности нервных процессов, а не баланса между возбуждением и торможением.

Особо следует остановиться на работе английского психолога из Оксфордского университета Д. А. Грея. Он предпринял довольно основательную попытку путем сравнения и обобщения литературных данных доказать, что интровертированность соответствует слабой нервной системе.

Исходной предпосылкой для исследователя стало положение о том, что лица со слабой нервной системой имеют более высокую интенсивность возбудительного процесса, чем с сильной. Приняв это «ключевое понятие павловской теории» (заметим, отнюдь не бесспорное) за параметр уровня активации, Грей перекидывает с помощью этого параметра мостик между параметрами силы и экстраверсии – интроверсии, последний из которых, по Г. Айзенку, связан с уровнем активации.

Некорректность такого подхода состоит в том, что свойство нервной системы, т. е. физиологический показатель, приравнивается к поведенческой характеристике, которая в принципе не может быть тождественна любому свойству нервной системы. Она может быть только их интегральным выражением. Да и сам Д. Грей в своей статье пишет, что не только сила, но и подвижность нервных процессов могут быть двумя подфакторами, формирующими третий – экстраверсию – интроверсию. Правда, в дальнейшем при обсуждении вопроса автор как‑то быстро забывает об этой своей точке зрения.

Главная ошибка в его доказательствах, проведенных весьма обстоятельно, такова: обнаружив нечто общее в проявлении силы нервной системы и экстраверсии – интроверсии, автор тут же отождествляет их. Отмечается и предвзятое рассмотрение ряда фактов в пользу своей гипотезы, которые могут быть объяснены с других позиций. Показателен в этом отношении пример с сопоставлением им критической частоты мельканий фосфена (КЧФ) с критической частотой слияния световых мельканий (КЧМ). Правильно подметив, что в трактовке этих показателей в школе Б. М. Теплова имеется явное противоречие (КЧФ рассматривается как показатель силы, а КЧМ – как показатель лабильности), Д. Грей легко соглашается считать и КЧМ показателем силы (очевидно, потому, что в одной работе была показана связь интроверсии с высокой КЧМ), иначе отпало бы одно из доказательств его гипотезы.

Имеются и другие факты, косвенно опровергающие представления Д. Грея. Так, Г. Айзенком (1973) показано, что в школе лучше успевают экстраверты, так как основной способ обучения – с использованием наглядного материала. В то же время существуют данные, что лучшая успеваемость отмечается у школьников со слабой нервной системой (Э. А. Голубева, 1993; Н. А. Курдюкова, 1997). Следовательно, экстраверты должны скорее быть слабыми, чем сильными.

Косвенный путь доказательства связи экстраверсии – интроверсии с силой нервной системы избрал и К. М. Гуревич (1970). Ссылаясь на то, что интроверты лучше экстравертов выполняют задания, близкие по смыслу к операторским, и что в сходной деятельности более эффективны лица со слабой нервной системой, он утверждает: «слабые» и интроверты имеют много общего. Однако этому выводу противоречат данные его ученика В. Ф. Матвеева, установившего, что с операторской деятельностью лучше справляются субъекты, которые обладают сильной нервной системой.

Проще было бы измерить непосредственно силу нервной системы у экстравертов и интровертов, чем строить сложные косвенные доказательства. Так и сделали П. А. Жоров и Л. Б. Ермолаева‑Томина (1971), правда, на малом контингенте испытуемых (35 человек). По данным этих исследователей, экстраверсия чаще совпадает со слабой, а интроверсия – с сильной нервной системой. В лаборатории В. С. Мерлина, напротив, выявлено, что интроверсия связана со слабой нервной системой. В то же время В. М. Криво (1972) не установлено различий по силе нервной системы между экстравертами и интровертами.

В ходе обследования 450 человек (Е. П. Ильин, 1976) были выделены две крайние группы: в одной оказались лица, у которых по опроснику Айзенка было 16 баллов и больше (экстраверты), а во второй – те, у кого результат составил 10 баллов и меньше (интроверты). В этих группах по методике «Теппинг‑теста» была определена сила нервной системы. Как видно из табл. 7.4, среди интровертов несколько чаще встречалась средняя ее сила, а среди экстравертов – малая. Однако различия не столь велики, чтобы можно было считать, будто интроверты – это люди с более сильной, а экстраверты – с менее сильной нервной системой. Данные показывают, что эта тенденция проявляется слабо.

Таблица 7.4. Связь экстраверсии – интроверсии с силой нервной системы, % случаев.

Все же следует отметить, что такие результаты отчасти совпадают с теми, что получили П. А. Жорова и Л. Б. Ермолаева‑Томина. При изучении связи общительности с силой нервной системой Л. В. Жемчугова (1982) пошла другим путем. Она выявляла общительность с помощью наблюдения, эксперимента (совместная деятельность 3–4 испытуемых) и анкетирования. Были выделены динамические стороны общения: потребность в таковом, инициативность в его процессе, легкость вступления в общение, широта круга общения, устойчивость и выразительность общения. При этом была обнаружена разная связь силы нервной системы с этими показателями. Инициативность, легкость вступления в общение и широта круга общения имеют положительную и статистически достоверную связь с силой нервной системы, устойчивость же общения такой корреляции не обнаружила, а выразительность оказалась выше у испытуемых со слабой нервной системой.

Вопреки мнению ряда авторов, что у экстравертов подвижность нервных процессов выше (П. А. Жоров и Л. Б. Ермолаева‑Томина), такой зависимости на привлеченной мною выборке не обнаружилось.

О. П. Санникова (1982) изучала соотношение общительности с эмоциональностью человека. Она показала, что широкий круг общения, большая активность последнего в сочетании с ее недолговременностью характерны для лиц с положительными эмоциональными установками (доминированием эмоции радости), а узкий круг и малая активность общения на фоне устойчивости отношений – для лиц, склонных переживать отрицательные эмоции (страх, печаль). Первые более инициативны в общении. К аналогичному выводу пришли А. И. Крупнов, А. Е. Ольшанникова и В. А. Домодедов (1979). В результате корреляционного анализа ими была обнаружена связь между эмоцией радости и такими динамическими сторонами общения, как потребность в нем, его инициативность, легкость, выразительность. Между астеническими эмоциями и активностью общения были выявлены отрицательные связи; в частности, это касается корреляций между «гневом», «страхом» и легкостью и широтой круга общения.

Как выявили И. М. Палей и К. Д. Шафранская (1969), уровень экстравертированности связан с энергетическими характеристиками организма. Так, экстраверты менее реактивны по индексу кожной вегетатики и гемодинамики, чем интроверты: у первых ниже кожное сопротивление, больше потоотделение, выше артериальное давление. Сходные данные получены и М. Д. Дворяшиной (1969): обмен покоя ниже у экстравертов.

Юнг (Jung, 1921) считал, что экстравертированный тип поведения дает в случаях патологического отклонения истерию, а интровертированный – психастению (дистимию, по терминологии Айзенка). Истерия же сопровождается постоянным стремлением производить впечатление на окружающих. О телесном здоровье экстраверт думает недостаточно.

7.2. Ригидные – пластичные типы

Это свойство характеризует быстроту приспособления человека к изменяющейся ситуации. Понятие ригидность сродни понятию персеверация (H. Еуsепк, 1970). Они обозначают инертность, консервативность установок, неподатливость изменениям, вводимым новациям, слабую переключаемость с одного вида работы на другой. Пластичность, наоборот, означает легкую податливость изменениям ситуации, легкую смену установок и суждений.

Описано (Н. Д. Левитов, 1971; Г. Айзенк, 1970) несколько видов ригидности (персеверации):

– сенсорная (ощущение остается долгое время после прекращения действия стимула, его вызвавшего);

– моторная (трудность переделки двигательных навыков);

– эмоциональная (переживание события продолжается после исчезновения эмоциогенных стимулов);

– мыслительная (инерция суждений, способов решения задач);

– мнемическая (навязчивость представлений, вторичных образов).

Считается, что разные виды ригидности не связаны между собой единым фактором, так как нет корреляций между степенями их выраженности. Это означает, что, будучи ригидным по одному проявлению, человек оказывается пластичным по другому. Однако общим для всех видов ригидности компонентом может быть инертность нервных процессов. Например, связь ригидности с этой типологической особенностью была выявлена в исследовании Н. Е. Высотской (1975).

В исследовании Г. В. Залевского (1976) обнаружена положительная и статистически значимая связь ригидности с внушаемостью, а П. Лич (Р. Lеасh, 1967) выявил негативную связь ригидности с творческим потенциалом личности. Люди, у кого он высокий, отличаются гибкостью мышления, независимостью в суждениях, отрицанием социальных стереотипов и склонностью к сложным формам выражения своих эстетических предпочтений.

В. П. Михайлова и И. М. Палей (1967) показали, что существует прямая зависимость ригидности (устойчивости фиксированной установки, по Д. Н. Узнадзе) от выраженности силы нервной системы.

7.3. Активные‑пассивные типы

Как уже отмечалось, ряд ученых (Э. Кречмер, В. Д. Небылицын и др.) в качестве характеристики темперамента рассматривают активность. Будучи общей характеристикой темперамента, она, по мнению В. Д. Небылицына, проявляется в моторике, общении и умственной деятельности. Доказательством общности свойства активности этот исследователь считал факты, полученные его сотрудниками, согласно которым и моторная и умственная активность коррелировали с одним и тем же параметром ЭЭГ, а именно с суммарной энергией по диапазонам бета‑1 и бета‑2 лобного отведения.

В качестве моторной активности рассматривались индивидуальный (оптимальный) темп двигательных актов, склонность индивида к разнообразию действий, предпринимаемых по инструкции, и потребность человека в двигательной деятельности (под которой понималось желание испытуемых выполнять не обязательные в эксперименте действия). Умственная активность определялась тоже при выполнении экспериментальных заданий, причем главным было определение количества задач, решавшихся испытуемым по желанию.

Однако существенным недостатком оказалось то, что моторная и умственная активность изучалась исследователями при обращении к разным людям, поэтому не установлена корреляция между ее показателями – напрашивающаяся сама собой, если речь идет об общей активности, т. е. такой, которая проявляется одними лицами в большей мере, чем другими, независимо от сферы ее проявления. Это значит, что высокоактивный в двигательном отношении должен быть таковым и в умственном, и наоборот. Таким образом, гипотеза В. Д. Небылицына имеет право на существование, хотя в должной мере еще не получила фактического подкрепления.

...

Активность – это континуум, один полюс которого представлен малоактивными людьми (предпочитающими малоподвижный образ жизни), а другой – теми, кто очень активен (гиперактивные люди, которые не могут усидеть на одном месте, постоянно находятся в движении, они просто не могут угомониться (Фрэнкин Р. Мотивация поведения. СПб.: Питер. 2003. С. 322).

Кроме того, возникает и вопрос по поводу того, насколько активность, проявленная испытуемыми в различных экспериментальных заданиях, отражает их генетически обусловленные различия в таком проявлении, как потребность в активности, и насколько эта потребность связана со свойствами нервной системы. Соответствующих данных у В. Д. Небылицына не было. Накопленная к нынешнему времени информация позволяет сказать, что подобная связь весьма вероятна. Например, в исследовании Д. Б. Богоявленской и ее соавторов (1975) было выявлено, что субъекты с сильной нервной системой интеллектуально активны, а со слабой нервной системой – интеллектуально пассивны.

В процессе изучения мною и моими коллегами дифференциально‑психофизиологических аспектов спортивной и учебной деятельности обратил на себя внимание один факт: чем выше уровень мастерства, тем чаще среди более успешных людей встречаются лица с преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу. Сопоставляя это с другими результатами, в частности с тем, что при физическом утомлении данный баланс сдвигается в сторону торможения, а при ограничении двигательной активности (например, у школьников в течение учебного года) – в сторону возбуждения, было высказано предположение: «внутренний» баланс отражает потребность человека в активности. Если преобладает возбуждение по этому балансу, то потребность в активности и сама активность высокие; если же преобладает торможение, то они низкие. Исследования, проведенные Н. П. Фетискиным (1979) на выборке студентов и Е. А. Сидоровым (1981) с привлечением школьников, подтвердили это.

По данным первого, объем дневной двигательной активности у лиц с преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу был в два с лишним раза выше, чем у лиц с преобладанием торможения. По результатам второго исследования, школьники, высокоактивные на уроках физкультуры, имели, как правило, сильную нервную систему и преобладание возбуждения по «внутреннему» балансу. Таким образом, связь «внутреннего» баланса с двигательной активностью не вызывает сомнений. Однако возникает вопрос, а обладают ли лица с высокой моторной активностью высокой активностью и в интеллектуальной деятельности?

Чтобы выяснить это, Г. А. Машарова (ее данные не опубликованы) обследовала высокоактивных в умственной деятельности людей (которые признавались таковыми компетентными судьями, хорошо знавшими оцениваемых на протяжении нескольких лет). Было выявлено, что в абсолютном большинстве случаев (в 75%) у этих обследуемых отмечается преобладание возбуждения по «внутреннему» балансу. Таким образом, предположение В. Д. Небылицына, очевидно, оправданно, хотя окончательный вывод делать еще рано. Многое зависит от того, какой параметр принимать за выражение активности. Некоторые пытаются (М. В. Бодунов, 1975) подменить потребность в активности конкретными двигательными проявлениями – скоростными и эргическими (выносливость), что переводит решение проблемы в другую плоскость.

Прояснению вопроса о природе активности и ее различиях у людей могут служить и исследования на близнецах. К сожалению, их проведено очень мало. Могу сослаться лишь на работу Л. Шонфельдта (L. Shоепfеldt, 1968), который по самооценкам уровня активности (степени предпочтения занятий, которые требуют высокой активности) выявил большее сходство у монозиготных подростков по сравнению с дизиготными; правда, только на выборке женского пола. Однако самооценки могут, если учитывать специфику отношений у партнеров близнецовых пар, существенно искажать истинную картину.

Роль генетического фактора обнаружена и при суточном распределении уровня активности у так называемых «жаворонков» и «сов» (см. ниже).

...

Еще в самом начале ХХ в. сразу несколько исследователей – М. О. Шиэ (1900), Й. Янделл (1904) и Х. Маш (1906) – писали о существовании двух противоположных типов людей: с утренним (дневным) и вечерним (ночным) пиком работоспособности. Так, О. Шиэ, для того чтобы выявить эти типы среди студентов Висконсинского университета, предлагал им ответить на два вопроса: «В какое время суток вы чувствуете себя лучше всего?» и «В какие часы суток ваша работоспособность самая низкая?» Ну а традиция именовать людей этих двух типов «совами» (с вечерним пиком работоспособности) и «жаворонками» (с утренним пиком работоспособности) возникла после 1939 г., когда эти птичьи обозначения были введены в немецкий лексикон с легкой руки бальнеолога и физиотерапевта Г. Ламперта.

Тех же, кто ни «сова», ни «жаворонок», а находится где‑то между ними, то есть представляет промежуточный тип, нередко называют «голубями». В научной литературе часто используется и более детальная градация, шкала из пяти делений: явный утренний тип, преимущественно утренний тип, недифференцируемый (т. е. ни тот ни другой, или промежуточный) тип, преимущественно вечерний тип и явно вечерний тип.

…Подтвердилось заключение, сделанное еще в 30‑х гг. ХХ в. французским исследователем М. Леопольдом‑Леви, о существовании не двух, а четырех крайних типов суточного ритма работоспособности: кроме типичных вечероспящих «жаворонков» (возбужденные утром – утомленные вечером) и типичных утроспящих «сов» (утомленные утром – возбужденные вечером) существуют люди, которых можно условно назвать малоспящими – людьми возбужденными и бодрыми как утром, так и вечером (этакие «соворанки») и многоспящими – утомленными как утром, так и вечером (короче «сони‑засони»).

…Хронобиологические особенности человека являются врожденными, передаются по наследству и проявляются сами собой, если условия жизни позволяют это.

…Московскими исследователями во главе с В. А. Доскиным были составлены личностные портреты студента‑«жаворонка» и студента‑«совы». Первый охотно следует общепринятым взглядам, но своеобразен в восприятии конкретных ситуаций. Неудачи заставляют его сомневаться в своих силах, вызывают тревогу, снижают настроение и предприимчивость. Такой студент заостряет внимание на своем самочувствии, особенно когда это помогает избежать каких‑то неприятностей, и вообще стремится уйти от конфликтов, резких объяснений и эмоциональных переживаний. Второй легко забывает свои неудачи и неприятности. Его не пугают возможные трудности, конфликты и эмоциональные проблемы. Такой студент меньше волнуется перед экзаменами и хорошо улавливает характер и особенности поведения окружающих.

По данным нидерландского биоритмолога Г. Кирхгофа, люди утреннего типа в отличие от людей вечернего типа стремятся избегать неизвестных, впечатляющих, опасных ситуаций, спешат «ощетиниться», если им что‑то угрожает, склонны болезненно реагировать на психологические проблемы.

По наблюдениям Н. И. Моисеевой и ее сотрудников, люди с разными хронотипами различаются даже по восприятию времени. «Жаворонки» воспринимают время как активное, большое, яркое.

У «сов» представление об активном и большом времени сочетается с тревожным его восприятием. Люди промежуточного типа рассматривают время как быстротечное и менее активное. Они воспринимают положительно только прошлое и будущее, тогда как крайние типы – «совы» и «жаворонки» – воспринимают положительно и прошлое, и настоящее, и будущее.

В работах известного английского психолога Г. Айзенка обнаружилось, что «совы» чаще, чем «жаворонки», оказываются экстравертами, т. е. их интерес в первую очередь направлен на внешний мир и они, как правило, не ощущают барьеров при контактах с людьми. «Жаворонки», наоборот, чаще «сов» бывают интровертами, т. е. воспринимают мир и людей как бы через призму своих, иногда далеких от действительности, представлений о них. В исследованиях Г. Айзенка было установлено, что у экстравертов температура тела достигает своего максимума позже, чем у интровертов. Однако, несмотря на то что Г. Айзенк до сих пор придерживается своей первоначальной точки зрения, более современные исследования не обнаруживают очевидной связи между «совостью» и экстраверсией.

…Оказалось, что противоречивость в имеющихся на этот счет данных может быть, по крайней мере частично, объяснена тем, что уровень экстравертированности связан положительно со степенью «совости» в вечерние и ночные часы (чем позднее человек засыпает, тем больше он экстраверт) и отрицательно с «совостью» в утренние часы (чем позднее человек встает, тем больше он интроверт). Таким образом, наиболее яркими экстравертами оказались малоспящие, а наиболее явными интровертами – многоспящие. Типичные же «совы» и «жаворонки» почти не различались по шкалам, оценивающим степень экстравертированности – интровертированности. Но поскольку ритм температуры тела у малоспящего может быть близок к «совиному», а у многоспящего – к «жаворонковому», то, принимая в качестве критерия «совости» и «жаворонковости» не данные анкетирования, а результаты определения максимума или минимума температуры тела, можно в самом деле доказать тот факт, что «совы» более экстравертированы, чем «жаворонки».

…Мы обнаружили, что склонность спать допоздна обычно свойственна людям эмоционально нестабильным, слабовольным, тревожным, подверженным глубоким, часто мрачным переживаниям, с неудовлетворенными стремлениями и низкой приспособляемостью к внешним обстоятельствам, с низким контролем над эмоциями и желаниями. Привычка же бодрствовать допоздна отличает людей открытых, общительных, жизнерадостных и беспечных, напористых и склонных к лидерству (Путилов А. А. «Совы», «жаворонки» и другие. О наших внутренних часах и их влиянии на здоровье и характер. Новосибирск; М., 1997. С. 19–20, 24, 139–141).

Очевидно, говоря об активности как свойстве темперамента, следует разграничивать, как минимум, два ее аспекта: энергичность (величину прилагаемых усилий, высокий или низкий темп деятельности, т. е. интенсивность) и объем суточной активности (большой или малый). Пока не ясно, насколько эти два параметра могут быть связаны друг с другом. Возможно, что один человек энергичен по своей природе, но не обладает большой потребностью в длительном проявлении активности, другой же трудится весь день как пчелка, но не склонен к проявлению высокой энергичности. У других же может быть слабо или сильно выражено одновременно и то и другое.

Отмечено, что у гиперактивных детей наблюдается большая склонность к употреблению наркотиков (Wills еt аl., 1995).

7.4. Чувствительные (сенситивные) типы

Различия в чувствительности как свойства темперамента изучались в лаборатории Б. М. Теплова. Было выявлено (В. Д. Небылицын, 1966), что у лиц со слабой нервной системой абсолютные пороги ощущений меньше, чем у лиц с сильной. Это значит, что первые более чувствительны.

Связь слабости нервной системы с высокой чувствительностью (слуховой, проприорецептивной, электрокожной) была подтверждена работами В. С. Горожанина (1971), М. Н. Ильиной (1981), Н. Д. Скрябина (1981). Соответственно становятся понятными корреляции абсолютных порогов зрительных, слуховых и электрокожных ощущений, выявленные в исследованиях В. С. Горожанина (1971), Н. М. Пейсахова (1974) и В. М. Русалова (1979): общий компонент для всех видов чувствительности – свойство силы – слабости нервной системы, которое отражает, как говорилось в главе 4, уровень активации в покое. Именно различия в таком уровне обусловливают неодинаковость абсолютных порогов, т. е. чувствительность.

При этом, однако, не следует думать, будто наличие общего компонента уничтожает межанализаторные различия в чувствительности, они остаются. Но если сравнить двух субъектов, то, хотя в разных анализаторах чувствительность у них разная, субъект А, обладающий слабой нервной системой, будет превосходить субъекта Б, имеющего сильную нервную систему, по чувствительности всех анализаторов. Конечно, это только теоретическая схема, которая на практике может иметь и исключения. Так, Т. А. Ратанова (1990), в целом признавая связь чувствительности со свойством силы нервной системы, нашла среди высокочувствительных несколько человек с сильной нервной системой, а среди низкочувствительных – некоторое количество людей со слабой нервной системой. Отсутствие связи силы нервной системы и чувствительности было выявлено в ряде случаев и другими авторами.

Такие не согласующиеся с теоретическими представлениями сведения о связи чувствительности и свойства силы, вероятно, объясняются, с одной стороны, тем, что чувствительность может определяться не только свойством силы (уровнем активации в покое), но и другими причинами. С другой – тем, что однократные определения типологических особенностей в ряде случаев в силу колебательности физиологических процессов могут показывать временное состояние человека, в результате чего выявляется нетипичное для него проявление свойства нервной системы.

Несомненно, имеет значение и жесткость критериев, по которым человека относят в группу «сильных» или «слабых». При мягкости критериев часть последних будет отнесена к числу «сильных», и тогда различия между группами размываются. Так, в работе М. Н. Ильиной при изучении связи слуховых порогов с силой нервной системы последняя определялась по двум методикам – «Теппинг‑тесту» и рефлексометрической («наклон кривой»). Было выявлено, что при делении испытуемых на «сильных» и «слабых» по второй из указанных методик среднегрупповые различия между группами по абсолютному порогу проявлялись хуже, чем при делении испытуемых на группы по методике «Теппинг‑теста». Это как раз может служить подтверждением вышесказанного.

Каждое из свойств темперамента, как и каждая типологическая особенность свойства нервной системы, в определенных ситуациях может выступать то положительной, то отрицательной характеристикой человека. Например, высокая сенситивность помогает глубже проникать в психологию другого человека, в его переживания. В то же время такие люди психически наиболее ранимы, остро переживают неудачи и замечания. Художественные (экспрессивные, выразительные) способности лучше выражены у сенситивных и реактивных, однако эти люди менее устойчивы к стрессу. Наоборот, лица эмоционально устойчивые (с низким уровнем тревожности) относительно спокойны в напряженной ситуации, но эмоционально невыразительны.

7.5. Связь личностных особенностей со свойствами нервной системы

В ряде работ обнаружены связи типологических особенностей проявления свойств нервной системы со свойствами личности (по Р. Кеттеллу). Г. Б. Суворов (1981) на двух выборках с крайними проявлениями свойств нервной системы выявил, что лица с сильной нервной системой имеют более высокие значения по факторам: С – высокое самообладание, G – упорство, ответственность, QIII – хорошая контролируемость эмоций и поведения, F – сдержанность, О – уверенность в себе, по вторичному фактору QI – низкая тревожность. Лица со слабой нервной системой имеют противоположные свойства: низкое самообладание; импульсивность, беспечность; слабую настойчивость; выраженное чувство вины; плохую контролируемость эмоций и поведения, высокую мотивацию, тревожность (вторичный фактор QI).

Лицам с подвижностью возбуждения присущи, по данным того же автора, склонность к сомнениям, подозрительность (фактор L), ориентация на внешнюю реальность (фактор M), а лицам с инертностью возбуждения – доверчивость и погруженность в себя.

Тем людям, которые отличаются подвижностью торможения, присущи слабая настойчивость, (фактор G), склонность к сомнениям, подозрительность (фактор L), погруженность в себя (фактор М), спокойность, уверенность (фактор О), критическая настроенность (фактор QI), плохая контролируемость эмоций и поведения. Сопоставление этих характеристик приводит к выводу о слабости волевой сферы тех, у кого отмечается подвижность торможения, что подтверждается и результатами Н. Д. Скрябина (1972). Он установил, что в типологический комплекс трусливости входит именно подвижность торможения. Лицам с инертностью торможения свойственны такие качества, как упорство, ответственность, доверчивость, ориентация на внешнюю реальность, чувство вины, консерватизм, хорошая контролируемость эмоций и поведения.

Для лиц с преобладанием возбуждения по «внешнему» балансу характерны открытость (фактор А), самоуверенность (фактор Е), а для лиц с преобладанием торможения по этому балансу – замкнутость, критическая настроенность, зависимость.

У людей с преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу обнаруживаются высокое самообладание (фактор С), упрямство, самоуверенность (фактор Е), социальная смелость (фактор Н), социальная открытость (вторичный фактор QII). Тем, у кого преобладает торможение по этому балансу, более свойственны замкнутость, критическая настроенность, низкое самообладание, застенчивость и конформность, робость, заторможенность в межличностных контактах.

В. А. Сальников (1987) обнаружил, что фактор G (упорство, ответственность) выражен больше у лиц с инертностью возбуждения и преобладанием возбуждения по «внешнему» и «внутреннему» балансу, фактор QIII (хорошая контролируемость эмоций и поведения) –у людей с инертностью возбуждения и торможения, фактор J (зависимость, подчиненность) – у обладающих слабой нервной системой.

Таким образом, связь свойств личности с различными типологическими особенностями свойств нервной системы не вызывает сомнения, хотя интерпретация некоторых факторов у Р. Кеттелла расплывчата, а порой и противоречива.

...

Данные одних работ свидетельствуют об отсутствии влияний генотипа почти на все индивидуальные различия по свойствам личности. В других – обнаруживается одинаковое умеренное влияние факторов наследуемости на изменчивость почти всех диагностировавшихся характеристик. Такая однородность результатов внутри работ и рассогласованность между данными разных авторов заставляют поставить вопрос о пригодности для психогенетических исследований измерительных процедур, создававшихся не для изучения относительной роли наследственности и среды. Смешение внутри шкал опросников характеристик, изменчивость которых имеет разную природу, по‑видимому, в значительной мере ответственно за противоречивость экспериментального материала.

…При подведении итогов выполненных к концу 1970‑х гг. психогенетических исследований темперамента и личности Дж. Фуллер и У. Томпсон отмечают, что «по сравнению с работами по наследуемости интеллекта исследования личностной сферы противоречивы в своих выводах» (J. L. Fullеr, W. R. Thотрsоn, 1978, р. 359). Причины этой противоречивости они связывают преимущественно с недостаточной разработанностью методик, применяемых в психологии личности: «Бесконечное увеличение числа тестов и постоянное изобретение все более экзотических черт вряд ли могут быть продуктивными» (там же) (Роль среды и наследственности в формировании индивидуальности человека / Под ред. И. В. Равич‑Щербо. М.: Педагогика, 1988. С. 288–289).

А. Г. Пинчуков (1976) сопоставил некоторые характеристики школьников, которые им дали учителя, с типологическими особенностями свойств нервной системы. Усидчивостью чаще отличались учащиеся с преобладанием торможения по «внутреннему» балансу, т. е. с малой потребностью в двигательной активности; напротив, среди неусидчивых чаще встречались лица с преобладанием возбуждения по этому балансу. Аккуратность более присуща школьникам с инертностью нервных процессов (особенно торможения), а сдержанность – с инертностью нервных процессов и с преобладанием торможения по «внешнему» и «внутреннему» балансу (свойство силы нервной системы автором не изучалось).

По данным Нгуена Ки Тыонга (2000), многие личностные особенности связаны с типологическими особенностями проявления свойств нервной системы. У субъектов, зависимых от внешних воздействий при принятии решений, чаще встречается слабая нервная система, подвижность возбуждения и сдвиг «внутреннего» баланса в сторону торможения. У лиц, склонных к риску, чаще отмечается сильная нервная система и преобладание возбуждения по «внешнему» балансу. Люди с сильной направленностью на процесс деятельности, а не на ее результат, чаще характеризуются слабой нервной системой, инертностью возбуждения, преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу, т. е. тремя из четырех признаков устойчивости к развитию состояния монотонии.

Типологический комплекс устойчивости к монотонности присущ и лицам, склонным к избеганию борьбы. Кроме того, слабая нервная система и преобладание торможения по «внешнему» балансу, участвующие в этом комплексе, входят в комплекс боязливости. Он отчетливо выражен и у людей с застенчивостью. Очевидно, еще и поэтому такие индивидуумы предпочитают избегать борьбу. У субъектов с высокой самооценкой настойчивости более выражен типологический комплекс терпеливости, т. е. им свойственны сильная нервная система, преобладание торможения по «внешнему» балансу, инертность возбуждения. Лица с сильной выраженностью к лидерству характеризуются более сильной нервной системой и подвижностью возбуждения.

Рассматривая отмеченные связи, не стоит, конечно, их понимать так, будто у каждого человека, обладающего той или иной личностной особенностью, непременно имеются соответствующие ей типологические особенности. Выявленные связи показывают лишь тенденцию, присущую некоторой общности людей данного возраста (в данном случае – молодым, в возрасте 18–20 лет).

Поиск по сайту: