Февраль. Часть 4

20 февраля

Ненавижу, ненавижу этот день… Встреча с папаней! Решаю даже не идти на пары. Ян все равно не интересуется моими записями. Может, удастся заняться творчеством? Все утро сижу над девственно-белым листом бумаги, пытаюсь что-нибудь сочинить. Хоть зарисовку, хоть маленький рассказ. Ничего. Потом одеваюсь и иду на встречу с батей. Он вцепляется в меня взглядом, стоит мне войти в кафе, хмурится. Вижу неприкрытое презрение на его лице. Заставляю себя подойти к столику:

- Привет.

- У тебя другой цвет волос. Ты покрасился?

Ну всё, это значит, я опустился в его глазах ниже плинтуса.

- Пришлось, - сажусь на стул перед ним. – Моя работа…

- Ты работаешь? – недоверчивое удивление.

Наверное, он единственный человек в моем окружении не знающий, что я телеведущий. Ви-джей, как сейчас модно говорить.

- Да, - уже жалею, что сам рассказал ему об этом.

- И где же?

- Я... на телевидении.

Ну все, эта гримаса на его лице означает, что ниже в его глазах мне падать некуда. Нужно забрать деньги и валить отсюда. Но я не сдвигаюсь с места. Батя постарел за эти два месяца, что мы не виделись. Кажется, он что-то говорил осенью про болезнь, но я не придал этому значения. Только вот эта злоба в его глазах, неприятие меня, заставляют мою кровь бежать быстрей. Как можно настолько ненавидеть своего сына? Я не моральный урод, я не приношу в жертву младенцев на кладбище, я просто не такой как он.

- Деньги, - тихо говорю я, – и пойду.

- Что, со своим телевидением нет времени с отцом посидеть? – батя швыряет в меня конверт.

Я выбегаю, прижимая деньги к груди и думая, что он не имеет право использовать такой обвинительный тон после всего.

***

Долго иду по заснеженной улице. Кажется, что даже пешеходы редки. Как холодно…

Забредаю в супермаркет погреться. Брожу мимо витрин, пока не останавливаюсь у отдела с алкогольной продукцией. У меня завтра съемки… Да хрен с ними! Побухаю на папашины деньги. Куплю дорогое шампанское! Да.

Фигово то, что этот супермаркет принадлежит сети недорогих магазинов и из хорошего шампанского, достойного моего настроения, у них только «Асти Мартини». Розовое. Пойдет. Беру пять бутылок. Конечно, я собираюсь их выпить. В одиночку. Хватаю еще пару коробок шоколадных конфет, полукилограммовый пакет фисташек, и ананас. Всегда их любил. И батя знает…

Загружаюсь с хрустящими пакетами в такси. Прямо в нем открываю первую бутылку шампанского. Пока мы добираемся до дома, я ее выпиваю наполовину, облившись полностью, потому что неудобно пить из горла, напиток пенится, пытается вырваться из своего стеклянного плена. Дома скидываю мокрую куртку на пол. Шут с ней.

Дальше мне весело. Кто сказал, что одному скучно? Я самодостаточный. Ага. И мне плевать, что я никому на хуй не нужен. Ни Яну, ни родному отцу. Первый трахает меня, второй ебет мне мозг.

Чудесно, правда? Такая вот компашка.

Чтобы жизнь была сладкой, вытряхиваю все шоколадные конфеты на свой журнальный столик. Выбираю самые вкусные, с орешками. Отлично. Начинаем вторую бутылку. Я курю прямо в квартире, но предусмотрительно открыв окно. Я гений, правда? Врубаю музыку. Пусть баба Нюра приобщается к современной культуре.

Танцую сам с собой. Это так забавно, когда все вокруг кружится. Восхитительно. Правда, периодически приходится бегать в туалет, что убивает эстетику момента, но сделаем на это скидку слабому человеческому телу.

Беру пакетик с фисташками, он разрывается в моих руках, щедро рассыпая орешки по всему полу. Ой, как прикольно. Раскрываю оставшуюся на ладони фисташку и отшвыриваю скорлупу. Солененькие. А что если смешать их с шоколадом?

Тянусь за конфетой. Надолго задумываюсь, какую же выбрать. Пусть эта, овальненькая. Жую. Превосходно. Да я точно гений! Продам свой секрет какой-нибудь шоколадной фабрике, что соленое со сладким идеальное сочетание, разбогатею, уеду на фиг куда-нибудь подальше… Снова грустно. Беру стакан, кружусь по комнате под выбивающие барабанные перепонки басы. Вот оно, счастье-то…

Внезапно музыка пропадает. Недоуменно промаргиваюсь. Что за нах? Оборачиваюсь к телевизору и вижу возле него Яна. В своей любимой ипостаси, то есть жутко недовольного. Я даже не удивляюсь, как он попал ко мне в квартиру. Салютую ему стаканом и допиваю в несколько глотков шампанское.

- Что ты творишь, идиот? – кааакие мы злые.

- Ничего!

Я отшвыриваю стакан. Он разбивается, добавляя к натюрморту на полу из фисташек и шоколадных конфет еще и осколков. Красота.

Ян оказывается рядом со мной и отвешивает мне пощечину. Грубо, брезгливо. Я смотрю на него, не чувствую, как горит щека:

- И что? Давай, я подставлю вторую щеку?

Так и делаю. Парень бьет и по ней. Именно бьет. Я не удерживаюсь на ногах, падаю. Мутит не слабо… А, чего он притащился? Повоспитывать? Или как там это называется? Пошел-ка он куда подальше! Я пытаюсь встать, опираюсь на руки, сразу же чувствую боль, когда переношу на них свой вес. Надо же… Осколки от стакана впились в мои руки. Да по хрен! Я все-таки встаю, держась за стенку, невольно глубже заталкивая куски стекла в ладони при соприкосновении с ровной поверхностью.

- Что ты здесь забыл? – спрашиваю у парня, глядя как из порезов капает кровь.

Ян не отвечает, медленно подходит ко мне.

- Что, еще раз ударишь? Давай, - я смел, как никогда. Сейчас я ему все выскажу. – Что ты вообще еще умеешь? А, нет, я скажу тебе! Трахать ты умеешь. У тебя это выходит неплохо, нужно сказать, но у меня были любовники и лучше!

Мне бы заткнуться, его глаза сразу же темнеют. Его рот кривится в нехорошей и очень опасной усмешке, но я не замечаю.

- Как ведущий ты никакой, просто картинка! И ты… плохой!

- Да ну? – парень останавливается рядом. В десяти сантиметрах.

- Да, ты отвратительный. Ты… - неожиданно я чувствую горечь во рту. У меня в алкогольном опьянении нереально быстро меняется настроение. Уже шепотом я заканчиваю:

- Ты не умеешь любить.

Честно говоря, это была самая главная моя претензия к нему. Он просто не знает, что такое любовь. И, думаю, что никогда ее не испытывал. Он ледяной принц, живущий в своем царстве. А я - дурак. Он позволяет немного, позволяет поверить и вышвыривает меня. Хочет быть хозяином? Ну а капельку теплоты я заслужил? Хоть капельку.

Я опускаюсь по стенке (ноги не держат), закрываю глаза. Скажу ему все. Пусть будет, что будет. Я так не могу.

- Ты, - на удивление не дрожащим голосом начинаю я. – Ты ведешь себя со мной как со шлюхой. Наиграешься и отправляешь домой. Ты бываешь нежным, но от этого хуже потом. Где ты настоящий? Ты заботишься об этих животных, ты живешь в хрущевке, ты больше не тот надменный ублюдок. Но каким образом ты стал хуже? Я не пойму твои чувства. Ни одного из них. Зачем все это, если я тебе безразличен? Зачем? – я открываю глаза, неожиданно находя Яна очень близко. Он присел передо мной и внимательно слушал. – Зачем ты пришел сейчас?

- Ты не брал трубку, я… переживал.

Смотрю на него во все глаза. Чёрт. Это просто откровение. Он садится рядом, прислоняясь спиной к стене. Не смотрит на меня, едва слышно говорит:

- Я боюсь, Тём. Что мы опять все разрушим.

Я открываю рот и понимаю, что не могу произнести ни слова. Но это даже хорошо, потому что Ян продолжает:

- Ты же помнишь… Это наше прошлое, это глупое, бездумное школьное время. Я виноват, я предал тебя, но ты… То, что было тогда - еще большее предательство, - я готов с этим поспорить, чёрт возьми, раз сто поспорить, но разумно молчу. Разум, он проснулся. Вот, значит, как Ян всё видит. Мы вернемся к этому. Пусть Ян воспринимает это так, его право. – И это мешает. Я слишком долго жил один, чтобы кому-то раскрыться.

Ошеломленный его признанием я сижу, не двигаясь. Чёрт, не ожидал такого. Я осторожно кладу голову ему на плечо, интимный и искренний жест:

- Ты можешь мне доверять.

Горло сдавило, и я не смог договорить. Но, наверное, это и не было нужно. Мы просто сидели и оба понимали, что сдвинулись с мёртвой точки. Всё это больше не игры.

- У тебя все еще идет кровь, - замечает Ян, бережно берет мои руки. – Тёма, ну ты даешь. Где аптечка?

- На кухне, вторая полка слева.

Он оставляет меня. Я за время, что его нет, перебираюсь на подушки. Голова кружится все сильней с каждой минутой. Я слишком много выпил.

- У тебя ничего нет, кроме аспирина.

Ян садится рядом, берет мою руку, начинает доставать осколки стакана с помощью небольшого ножика, с собой он захватил ещё бинт и бутылку водки, оставшейся с сентябрьской вечеринки. Стараюсь не выдергивать руку и не обращать внимания на неприятные ощущения. Вытащив все частички стекла из ладони, Ян вымочил бинт в водке и посмотрел на меня:

- Будет больно.

- Если поцелуешь, то нет, - улыбаюсь.

Если можно передать поцелуем свои чувства, то он сделал это мастерски. Касание теплых губ, и я в другой реальности, даже жжение в ране не может отвлечь меня от этого.

После Ян перебинтовывает мне руки, относит водку и бинт обратно. Я зажигаю свечку на столе, одну единственную, служащую мне украшением, выключаю свет. Беру сигарету, закуриваю (что непросто сделать с забинтованными руками), откидываюсь на подушки. Мерцание огня в темноте манит. Не могу отвести от него взгляд. Неслышно Ян опускается рядом, берет у меня изо рта сигарету и затягивается.

- Что произошло, Ян? С тобой. Я должен знать, - говорю я, не глядя на парня.

Долгое молчание. Очень долгое. Потом он тянется за бутылкой шампанского и делает пару глотков из горлышка.

- Произошедшее с нами стало толчком. Все, что было раньше, вдруг стало иным. Мои стремления… Знаешь, я боялся поверить, что влюбился в тебя. Безумно боялся, что об этом узнают. Как я могу любить такого, как ты? Своего питомца? Человека, стоящего ниже меня по всем пунктам? И когда Марат прикалывался на эту тему, то я сходил с ума. Я старался доказать всем, что это не так. Доказать самому себе. Поэтому я так поступил с тобой. Нет, я ни разу не прокатился на этой Феррари. Она стоит в гараже. Так заведено, Тём, и иначе в этой школе невозможно… Я послал все на хрен. Ушел из школы, пытался вернуть тебя… А потом…Скажи, Тём, разве можно, если ты любишь человека, делать ему так больно?

Я внимательно посмотрел в его глаза, казавшиеся чёрными в свете свечи, и ответил честно:

- Но ты же смог.

- Я другой, - невесело усмехается парень и откидывает истлевшую сигарету, - ты же светлее, чище, у тебя есть благородство. Как ты мог?

Браво, Ян, хорошая отмазка. Я даже поперхнулся от его наглости, но потом понял, что он не шутит. Он действительно воспринимает это так. Он каким-то образом не ожидал, что я окажусь как он. Думал, что я «светлее»? Пипец, блин. Ян романтик! Но… он раскрылся. Все-таки раскрылся передо мной. В горле пересыхает, хочу убежать, но я понимаю, что должен ответить:

- Если бы я мог, то изменил бы все. Но, буду честен, задумываясь на минуту, я приходил к выводам, что именно это нас уравняло.

- О чем ты? – с непонятным выражением смотрит на меня Ян.

- Мы стоим друг друга.

Неожиданно он улыбается:

- Порой я тоже так думал. Однако доверять тебе... кому-то... мне очень сложно.

- Отсюда все эти «игры»? – не удержался я.

- Ну… - тянет Ян. – И отсюда тоже. Сначала было желание сделать тебе больно. Отомстить, что ли… Вот только ты так доверился мне, что я уже не понимал, чего хочу. И с каждым разом… У меня сносит от тебя крышу.

Молчу, делаю вид, что очень занят вытаскиванием из пачки новой сигареты.

- Что было потом? – имея в виду продолжение его истории.

- Потом, - Ян снова забирает у меня сигарету и глубоко затягивается. – Потом мне все-таки пришлось окончить школу, но экзамены я сдавал дома. А затем папаша решил, что лучшее дается образование за границей. Я так не думал. Мы поссорились. Впервые я так круто перечил ему. Мне ничего не оставалось, как уйти. Ничего не взяв. С собой у меня был кошелек с бессмысленными кредитками, которые папаша тут же аннулировал, пять тысяч рублей в кармане и сотовый. Который я тут же продал. Было сложно. Ночевал на вокзале в туалете, совсем как в фильме с Уиллом Смитом. Не смотрел? – отрицательно качаю головой. – Работал, где приходилось. В конце лета удалось снять квартирку, и тогда только я опомнился, смог поступить только в мой университет. Там был сумасшедший недобор. Дальше я работал, учился, мечтал никогда не встречать тебя. А теперь, когда встретил, боюсь потерять.

Стараюсь не смотреть на него. Что происходит? Почему он так откровенен? С ума сойти можно…

- Я не хотел, чтобы так получилось. Сначала даже пытался убедить себя, что ненавижу тебя. Ты здорово бесил меня. Своей счастливой рожицей, местом, что ты занял в этой жизни, своим безразличием. На новый год я решил, что хоть мы и сработались, но это ничего не значит. Новый год, новая жизнь. Но… Этот Артур свел нас снова. Ты для меня был просто как красная тряпка для быка. Не мог спокойно с тобой стоять возле этой камеры. А потом, когда мы занялись сексом… Все изменилось. Так не отдаются людям, которые безразличны. Верно, Тём? Сколько у тебя там было любовников?

Он требовательно поднимает мое лицо, заставляет смотреть прямо в глаза.

- Ни одного… Правда, я встречался с мальчиком с параллельной группы, но… Ничего не…

- У тебя два года никого не было? – удивляется Ян.

- Ага.

- Маленький, - он прижимает меня к себе, смеется. – Ты так уверенно говорил, что у тебя были любовники лучше, чем я, что я поверил.

- Прости…

- Вот дурачок… От тебя пахнет шоколадом. Сладкий мальчик. Кстати, ты же не думаешь, что я не накажу тебя?

- Вообще-то, я…

- Кажется, я видел у тебя набор для фондю? – Киваю. – Раздевайся.

Ян встает и уходит на кухню, оставляя меня с идиотской улыбкой на губах. Я скидываю одежду, оставаясь лишь в нижнем белье. Ложусь на подушках. Грудь тяжело вздымается от предвкушения. Возвращается Ян с набором для фондю (как-то девчонки из группы подарили): небольшая керамическая чашка на ножках, под нее нужно ставить свечу-таблетку. Он отбирает шоколадные конфеты, складывает их в фондюшницу. Я не могу отвести от него взгляд. Закончив, он помешивает начавший таять шоколад ложечкой. Делает пару глотков из бутылки с шампанским. Кстати, получается у него это гораздо аккуратней, чем у меня. Сказывается опыт, наверное.

- В этой игре несколько правил, - Ян наклоняется ко мне и берет в плен мою нижнюю губу, терзая её и покусывая. Спустя какое-то время он её отпускает и продолжает:

- Тебе нельзя шевелиться. Так же тебе запрещено говорить. Понятно?

- Да, - отвечаю я, тут же понимаю, что нарушил второе правило.

- Плохой мальчик.

Он берет чашку с шоколадом, который уже расплавился. Перемешивает его ложечкой и будто бы небрежно сбрасывает пару горячих капель мне на грудь. Вздрагиваю от неожиданности. Это не больно, я бы сказал просто неприятно из-за разницы температур. Ян с полуулыбкой слизывает с меня шоколад. О. Я понял. Это садистская игра. Потому что я едва успел сдержать стон.

В следующий раз целая ложечка шоколада была вылита мне на грудь. Гораздо горячее, менее приятно. Ян кончиками пальцев размазал его по коже, а затем дал мне облизать их. Это я делал с особым усердием, стараясь. За что получил похвалу – сводящий с ума поцелуй. Заставляя меня тяжело дышать, парень спустился ниже, стал слизывать шоколад с моей кожи. Так же прилежно, как и я, минутой ранее, он проводил языком, откровенно дразня, вычерчивая узоры. Ему попался орешек, который он катал по коже, когда я кусал губы от непривычных ощущений. Возбуждение поднималось от низа живота. Стало жарко. Хотелось большего. Я еле сдерживал стоны. Когда Ян коснулся моего члена, забыв про шоколад, я не выдержал. Полустон-полувсхлип.

- М-м, котенок, - Ян прикусил кожу чуть ниже моего пупка, - ты нарушил правило. Придется тебя еще немного помучить.

И он начинает едва ощутимо касаться моей возбужденной плоти сквозь ткань трусов. Чувствую себя идиотом. Ну почему я не снял их? Всё, что я могу – выгибаться навстречу ласке. Сжимаю руки в кулаки. Это больно, порезы никуда не исчезли. «Давай же, давай», - молю я, теряя голову. Ян будто бы слышит меня. Он стягивает мои трусы и касается влажным языком головки. Стону. Не могу. Это выше моих сил. Ян отрывается:

- Малыш, второй раз ты нарушаешь правило.

Да пусть! Не могу уже. Но я и не подозревал, на что себя обрекаю…

Ян никуда не торопился. Он делал это мучительно медленно. Облизывал головку, вбирал в себя полностью мой член, дразнил языком, им же проводил по внутренней стороне бедер, оставил там несколько памятных засосов. Но все это было ерундой по сравнению с тем, когда он ввел в меня палец и нашел простату. Перед глазами взорвались белые круги, наполняя темноту яркими искрами. Кажется, я прошептал что-то про то, что больше не могу. На что Ян заявил, что я рано сдаюсь. Он продолжал свое занятие с упоением. Ввел в меня еще один палец, мягко массировал чувствительные стенки и особую точку. В это время одними лишь губами доводил меня до безумия. Больше ни секунды не могу терпеть:

- Ян, пожалуйста, пожалуйста, дай мне кончить! – я требую. Наверное, нужно было бы просить. Ян это любит.

- Слишком рано, - и он продолжает мои мучения.

Тело дрожит от этой сладкой пытки, пытаюсь двигать бедрами в поисках разрядки, но Ян меня останавливает. Мне остается лишь сокрушенно стонать. Какой он жестокий. Почему бы не сказать это вслух?

- Ты жестокий, Ян! Ты самый жестокий человек на свете! Как ты можешь… Агх, - это он особенно чувствительно задел простату, - так поступать…

- Тём, - вдруг резко отстраняется он. – У тебя есть смазка?

Блин, еще бы он у меня спросил, есть ли у меня что-нибудь в морозилке – все равно не вспомню.

- Конечно, нет!

- Тогда…

- Ян, давай без нее, - я готов на что угодно, лишь бы кончить.

- У нас это было неделю назад…

- Ян! К черту вычисления!

Я сам облизываю руку и провожу ей по члену парня, офигевая от своей смелости. Ян разводит мои ноги чуть шире, приставляет головку ко входу, надавливает. Ну и что он меня пугал? Не так уж это и страшно. Ну, пара слезинок от тупой боли. Ян тут же их слизывает. Замер. Да он садист… Кусаю его, куда придется. Пришлось на плечо. Мой тонкий намек он понимает и начинает двигаться. Сначала стискиваю зубы, думая, что я погорячился, но тут же забываю обо всем. Вот оно, это чувство. Главное не напрягаться. Расслабиться. Хорошо… Очень хорошо… Особенно, когда он целует меня вот так, словно я что-то значу для него…

Он кончает первым, продолжает двигаться все еще каменным членом внутри меня, рукой нащупывает мой член, сжимает его. Я изливаюсь, бессильно откидываюсь на подушки. Он наваливается, не выходит из меня. Его дыхание тяжелое, свистящее. Интересно, почему это каждый раз так хорошо?

- Ты как? – заботливый шепот.

- Отлично.

Его рука тянется к бутылке с шампанским. Он делает пару глотков и сердито смотрит на меня, когда я тоже тянусь к спиртному.

- Хватит тебе уже. Кстати, что празднуешь?

- Деньги получил, - не заостряю внимания я.

- И сразу потратить?

Он смеется и встает:

- Я приму душ?

На моих губах застывает улыбка. Ян замечает ее и спрашивает:

- Что такое?

- Эм, ну это моя квартира, ты не можешь меня прогнать после.

Парень меняется в лице и говорит:

- Я больше никогда не прогоню тебя, - молчание. Быстрая смена темы:

- Так я могу принять душ?

- Тебе не нужно спрашивать.

Я едва не засыпаю, пока он плещется в ванной. Затем тащит меня туда, почти не сопротивляющегося, моет. Это так здорово, но у меня не осталось сил даже на восторг. Потом Ян помогает мне дойти до спальни, и мы засыпаем, обнявшись. Как, наверное, это мило смотрится со стороны. Я хмыкаю. И, прежде чем отрубаюсь, до меня доходит, что я так и не вспомнил о репетиции.

Поиск по сайту: