Иван в дурдоме

«Внимание! Пациент Козловский Иван Семёнович! Через пятнадцать минут у вас процедура электросон. Не забудьте посетить санузел. Во время сеанса перерывы не предусмотрены. После электросна — личное время. К услугам больных тихие игры, шашки, шахматы. Книги можно выбрать у дежурной сестры. Также приветствуются прогулки на свежем воздухе». Эту громкую связь, преследовавшую каждого больного, Иван Семёнович воспринимал как насмешку судьбы над своим нынешним положением.

«Нельзя смеяться над больными людьми». Фраза-лозунг из известной отечественной комедии вертелась в голове у Ивана Семёновича. А никто, собственно, и не смеялся. Все были подчёркнуто вежливы. Старались проявлять максимальное внимание и чуткость к помрачившимся головою гражданам.

А Ваня в этом видел скрытое издевательство.

Внимание вниманием, а распорядок дня, лечебные процедуры, беседы с лечащим врачом и прочие безобразия происходили с небывалой точностью и пунктуальностью.

«Внимание, внимание! Говорит Германия! Сегодня ночью под мостом поймали Гитлера с хвостом!» Сам не заметил Иван Семёнович, что произнёс эту чепуху вслух. Зачем он это сказал, тоже было непонятно. Видно, запарило требование всё время быть внимательным к исполнению правил социалистического общежития, принятых в учреждении.

— Что я говорил! Явное депрессивное расстройство на фоне обрывочных искажённых знаний истории Отечества. К психоаналитику больного немедленно! — возопил, как назло, оказавшийся рядом, Лечащий, — и Лхасарану Цэрэмпиловичу непременно доложить!

И, кстати, пусть аналитики покопают поглубже, насчёт ассоциативных связей образа хвоста, суеверных пережитков и отношения к теории Дарвина. Возможно, про хвост — это подсознательный протест против идеи происхождения человека от обезьяны! Каков, однако, прохвост! Ха! Задал нам задачу!

— Чего к человеку привязались? — вступился за музыкального педагога Вельможный Старик. — Знавал я во Французскую компанию одного по фамилии Гитлер. Так у него имение под Таганрогом душонок в триста было. Земелька кой-какая. Однако служил исправно. Полный Георгиевский кавалер. А что друг наш Иванушка про хвост бормочет, так, может, знакомы они. И в юношеских игрищах и забавах шутили так по-товарищески!

Кажется, у Лечащего внезапно заболели все зубы. Скривившись, но при этом ухитряясь почтительно улыбаться, он елейным голоском проговорил:

— Вашсиясство! Иван Семёнович многими годами младше Вас будет. Другое-с поколение... Да-с! «Печально я гляжу на наше поколенье!» Кхе-хе-с! А Гитлера-с вы другого знать в свои года изволили-с.

— С-с-с! Сыкаешь тут, а я говорю Гитлер — таганрогский помещик — стало быть, знаю!

— Ни секунды в этом не сомневаюсь!

— То-то же! А Гитлер Адольф Иваныч золота и ювелирных дел знаток был первостатейный! Даже собачка у него на драгоценности нюх имела. Получше, чем у иного столичного ювелира! Коллекцию его сам Император Александр Павлович хвалил. Смотреть изволил, будучи в Тагароге, незадолго до своего таинственного преставления.

Говорили приближённые люди, что большое впечатление на Их Величество произвели те драгоценности. Сказать изволил: «Быть не может! Золото партии! Собака, Борман!». За сердце схватился и вышел. Не с кем в тот день говорить не желал. А вскорости преставился, то ли исчез из дворца. Всякие слухи ходили…

«Немедленно Лхасарану доложить! Казус какой с собакой гитлеровской, однако! Старика — тоже к аналитику! Только в лхасарановом присутствии. Я такую ответственность на себя не возьму! Поди ж ты — опять «золотая собака» всплывает, а мы уж думали, знаем, где она (в смысле золото) зарыта.

А Старик каков! На кривой козе не объедешь. Сколько лет прошло. До сих пор кто таков, понять никто не может. Ан, и вовсе не таков! А каков? И на Старца больно похож, так тот давно преставился. А с самим Старцем ещё непонятнее».

Да-с, жизнь такая, что одними каламбурами изъясняюсь. Скоро-скоро, чую, самому аналитик понадобится. И терапевтик, чёрт его дери! «Фюр психотерапевтик унд психоаналитик! Хайль…Боже-е-е! (Царя храни!)».

А собаке было скучно…

«Кто такую чушь изрёк, что собака друг человека? Человека вот как раз другом собаке сделать можно. Если правильно его воспитать. А мои вековечные «хозяева», Дети недоделанные Невидимых, хоть и пытались мы их воспитывать многие поколения, никуда не годные друзья оказались.

Подумать только: кушать зимой бедненьким хотелось! Всё семейство наше в котлах сварили. Мы, собаки, животные хищные, нам мясо подавай. А охоты никакой не было в ту зиму, когда с обозами среди тайги зазимовали...

Что ж нам было, «хозяев» кушать! А нам и котелок не нужен. Настоящий пёс только сырое мясо признаёт. Мы их даже и не подумали к обеду подавать.

А эти поели всех собак, да самим туго стало без нас. Куда им без псарни на охоту. Да ещё в тайге!

Меня Дух Земли от ножа живодёрского спас. Спрятал в Утёсе. Худо-бедно перезимовала. Кобелишку мне подогнал. Правда, странного какого-то, из своих подземных владений. Этот женишок так, ничего себе был, видный.

Впрочем, сильно видный — в темноте светился! Говорил, под землёй иначе трудно жить.

А Дух Земной пожалел Племя. Позаботился, правда, за счёт моих детородных органов, им собачье поголовье восстановить. И так, дескать, рамсы попутал (у Базуки теперь живу, от него словечек и набралась). Так вот, попутал Дед рамсы, да не так переселил людей. Да ещё и бабло их не в тот банк скинул. В смысле лоханулся с малиной, то есть хранилищем.

Теперь люди, конкретно, на деньги попали. А без лавэ не срастается у них. Домой с этого пикника вернуться не могут. Слыхала, тут и Солнце с Дедом в подельниках. Оно и понятно. С подземным кобелём пожила, так объяснил, что дневной свет — потёмки.

А дурачьё, то есть, простите, Дети Невидимых (бред!!!) всё деньжонки ищут. Шаман их смекнул, что через меня можно с капиталами закантачить, раз из Недр Земных вышла. Вот и устраивают камлания с принятием мухоморного зелья. Да меня вокруг становища гоняют.

То есть они так думают, что каждый год свежую сучку из лучшего помёта берут. А на самом деле я сама всегда им мозги компостирую. Я ведь после зимовки в глубинах Утёса не старею. Только лучше и красивей с каждым годом делаюсь. Могу без дублёров работать.

Золото давно бы им показала. Мне подземный любовничек всё о переброске этих самых Слёз доподлинно рассказал. Он ведь любимый придворный кобель у Духа Земли. Могла бы стать главной придворной сукой. Дух Земли аж плакал, когда меня обратно к людям отпускал. Скучно под землёй. А я его развлекала своими рассказами. Он же Земной — все языки понимает: и лай, и вой, и рык. Даже все человеческие языки знает.

Но за свинство людское в первую зимовку шиш на постном масле они у меня получат! Нечего родню мою было есть. Так, ошмётки, отлетевшие при переброске казны, им показываю, а основной склад — не дождутся!

А дурак Дед Водяной меня у Племени стибрил, как мелкий воришка. Золото под Рекой да около в таких объёмах ему хуже, чем солдату вши.

Естественно, я сама с ним пошла: люблю приключения.

Попробовали они меня звонарю монастырскому Коляну подарить. Удумали тоже. Где хочу, там и живу. Такой характер показала, что сразу к Базуке в коттедж переселилась. Лучше там, чем в городской квартире.

Кольке разрешаю гулять со мной. Нравится мне в монастырь ходить. Понимаю — тоже к золоту подбираются. Могла бы поспособствовать. Нефтяной путь чую легко. Но фигушки им. Одно не понятно: Тогизбей на монастырской территории часто ошивается. Какой-никакой, а нефтяник. Мог бы сообразить. Или ему всё похрену? В его роль не впираюсь. С Монастырскими у него, кажется, порода общая. Только люди до собачьего понимания не дотягивают.

У нас хоть тридесять поколений с дворнягами путайся, зерно породы остаётся. Даже, если случайные родственнички куцым хвостом и кривыми ногами наградят. А у людей — «связи случайные — результаты печальные».

А музыкант здешний, Ванька, глаза на меня пучит, пытается вспомнить, где видел. Я ж его по берегу реки гоняла, рыбака-самоучку. Думал, на волка налетел, недотёпа.

Лучше бы на музыке своей играл. Тут хоть складно получается. И девки ему подвывают ничего себе. Не как добрая сучка на Луну, но слушать можно.

Жаль, что у таких умных животных своей письменности нет. Люди вон, куда глупее, а всё записывают. Мы же только на досуге мемуары составляем, да потом потомкам пролаиваем. (Может, я поэтесса?) Хорошая строка «потом потомкам». Можно добавить «Полканам и Фомкам». Рифма будет. И стишок бодрый, жизнеутверждающий!

Как ни верти, всю жизнь в голове держать собственные воспоминания для назидания потомков утомительно. Но надо же как-то передавать знания и моральные нормы молодежи. А то мельчать наша собачья философия будет. Так недолго и до уровня людей опуститься.

Жаль, что мои воспоминания только лаять можно, а записать — никак. Таким красивым языком ни одна собака ещё не лаяла.

И истории такой поучительной ни в чьём лае не слыхивала. (Может, одна лишь Собака Качалова лучше могла). Базука всегда, если кто гусей погонит, её поминал. Дескать: «Дай, Джим, на счастье лапу мне». Умная, видно, была, если лапу на счастье просили.

В тайге мои детки уже все выросли. Свои мемуары гавкают моим внукам и правнукам. А здесь не с кем повязаться: одни сявки.

Хотелось бы всё-таки для потомков труд своего разума увековечить…

Мониторинг недр

Структура «Института исследования взаимодействий жидкостей недр» была мощна, разветвлена и многогранна. Сотрудничество осуществлялось с невероятным количеством лиц и смежных организаций.

В числе смежников был и Институт Русского Колокола. Директор его, Николай Обвалов, выиграл грант на разработку темы «Особенности русского православного колокольного звона в различных регионах Российской Федерации в зависимости от прилегающих акваторий и жидких природных ресурсов (водные пласты, нефть)».

Тему придумали на посиделках в писательском полуподвале за бутылочкой: Писатель помог сформулировать. Думали ради хохмы подать на рассмотрение. Сюрпризом стал неподдельный интерес руководства Института недр.

Без бюрократических проволочек выделили средства, и немалые. Намекнули, что в отчётности бюрократизма не будет. Важны конкретные результаты. Желательно при минимальных сроках.

Раз так, то Колян незамедлительно предпринял поездку в Сочи, а затем в Гагры и, естественно, в Новый Афон. Там и море, и монастырь, и апостол Симон Зилот в былые времена труждался и мученичество претерпел. Опять же, влажность высокая. И до кавказской нефти не очень далеко.

Для серьёзных исследований требовался серьёзный штат. Алексей Иванович Базукин срочно был оформлен научным сотрудником-специалистом по драгметаллам, их содержащим сплавам и картографии (Базука всегда в поездках имел при себе достаточное количество свежих карточных колод).

Приняты в штат были и две лаборантки — Светочка и Леночка. Им предстояло «решать технические вопросы пребывания».

Шашлычок в прибрежных ресторанчиках был хорош. Море манило. Светочка и Леночка были обворожительны…

***

Минул курортный сезон. Пора было идти в ИИВЖН с отчётом о проделанной работе…или с повинной головой.

Пошел Колян. Крепко трусил, но минувшей ночью Писатель помог соорудить какой ни на есть отчёт про жидкости недр — вода-водой, но в том духе, что, мол, работа была проведена большая. Безусловно, Жидкости недр на звон влияют.

Но требуется длительная обработка данных. Применительно к условиям Западной и Восточной Сибири и Забайкалья, с учётом их природных ресурсов и водоёмов. Не даёт, понимаете ли, Чёрное море ясной картины без сравнения с реками Обского бассейна, Прииртышья, Байкальского озера.

Пришёл Коля Обвалов — думал, бить будут. А в Институте какой-то расширенный учёный совет. С участием коллег из регионов (Бурятия и Ленинградская область).

Обрадовался Николай. Всё-таки отсрочка катастрофы. Сел тихонечко под дверью конференц-зала. Стал прислушиваться — Оба-на! Интересные вещи услышал! Потихоньку в зал, на последний ряд просочился. Никому до него дела не было.

С Отчетом выступал сам Главный, Лев Николаевич. Речь шла о результатах мониторинга состояния жидких сред в недрах Чумска.

Суть была в том, что технари выдали результаты, ставящие в тупик теоретиков и аналитиков. Водный пласт под Чумском, известно, очень богатый, город чистой водой обеспечивает. Уникальный пласт.

Необъяснимо уникальный. В тех же самых местах, где отмечены значительные объёмы подземных вод, согласно результатам исследований, зафиксированы приборами крупные месторождения нефти. А вот пробы из тех мест, где приборы указывают на нефть, дают отрицательный результат. Нету нефти в тех местах. Зато в центре города каким-то мудрёным современным исследованием, диких деньжищ, между прочим, стоящих, фиксируется немыслимое количество золота. Сплошная жила, чуть ли не на всю историческую часть города.

И опять же — по факту там золота нет. Не обнаруживается и всё тут!

— Я и в Африке, и на Севере, и в Узбекистане, и даже в Чили при Луисе Корвалане, да по всему миру в разведке золотых месторождений участвовал. А в вашем Тьмутараканске с полной дичью столкнулся, брешут ваши технари! — выкрикнул с места, не сдержав эмоций, приглашённый из столицы Спец.

— Безусловно, специалист вы авторитетный. Но поймите и нас. Технический персонал Института — высококвалифицированные работники. Их подбирали не один год. Они за результаты своих проб головой готовы ответить.

— В воде вашей Ушкуйки явно повышенное содержание золота. В норме 4 на 10^-9 грамма на литр, а у вас в разы и разы выше. Точную цифру привести не могу, простите. Не у всех присутствующих есть необходимый допуск.

— Так что же Ушкуйка? Помилуйте! Ведь всем известно, что в её верховьях в прошлом веке от старателей прохода не было!

— То в прошлом веке. А результаты исследования сегодняшние!

— Но ведь официально признано, что золото в верховьях Ушкуйки есть. Просто добыча экономически нецелесообразна, слишком мало его.

— Всё равно такое превышение говорит о значительных запасах. Ищите!

— Да мы только этим и занимаемся…в смысле, как оно с жидкостями недр взаимодействует.

— Ну-ну…

— Перерыв, господа! К вашим услугам буфет, комната отдыха. Желающие могут пройти в курительное помещение, — Главный понял, что срочно нужен таймаут. Слишком страсти накалились. Технари исполнились праведным гневом на заезжего столичного Спеца. Тот стоял на своём. Как на беду в зале присутствовали сотрудники, занимавшиеся узко ограниченным кругом вопросов и не посвящённые в истинный смысл исследований Института.

Главный почти бегом ринулся к выходу. Хотелось скрыться, как в крепости, в своём кабинете, чтобы избежать вопросов и перепалки. Отдохнуть хотя бы несколько минут, а потом попытаться разрулить ситуацию.

***

— Лев Николаевич! Добрый день. А мы вот, с Божьей помощью, из командировочки вернулись. Отчётик вот…

— Не до тебя, Коленька! Пощади! Потом про твой трезвон поговорим. Видишь, что творится. В твоём колокольном институте таких баталий точно не бывает. Иди, отдыхай.

Коляна будто ветром сдуло. Ура! Пока пронесло!

— Кто пустил? С ума все посходили? Не хватало, чтоб по городу сплетни о нашей работе пошли! — Прорычал в рацию начальнику охраны Главный, как только спровадил Коляна, — поувольняю к чёртовой матери дармоедов!

«Миллионные дела здесь делаются! — думал Колян, выходя из НИИ, — наша с Базукой поездочка для них копейки. Может, прокатит. Сильно не будут наезжать. Однако надо руку на пульсе держать.

Чую, как-то с нашими поисками их деятельность пересекается. Слава Богу, начальник охраны — Леночкин брат двоюродный. Сейчас Главный меня выпер, не вернёшься никак. А в следующий раз Ленке скажу, пусть братец свистнет, когда у них совет. Послушать стоит».

Париж, Париж!

В салоне мадемуазель Лили по вечерам бывало шумно. А с недавних пор русские господа офицеры посещать её вечера стали. Большинство знатного рода были. Лишь парочка младших офицеров из захудалых дворянских семейств захаживали. Но тоже герои.

Хозяйка — само очарование. Мило картавя, пыталась говорить по-русски. Забавно, но откуда-то знала довольно много русских слов. Только постоянно путала русских с татарами. По её понятием это почти одно и то же. А если достаточно много шампанского выпивала, непременно исполняла для дорогих гостей «русскую» песню. Поручик Гитлер из таганрогских помещиков шутки ради научил:

Нам татарам — что война?

Как война — мы вжик в тайга!

Кедра лазим, шишка бьем

Шкурка бурундук сдаем…

Гитлера по-товарищески журили: что ж девице такую чушь в голову вбил! И что за песенка несуразная? Однако герой он был известный. К тому и на дуэль вполне мог пригласить. Тихо злословили по поводу того, что Гитлер, фамилия, подозрительно напоминающая еврейскую. Но стрелял он лучше самого Вильгельма Телля. И в дворянстве его не было сомнения. Фамилия — тьфу. Человек главное!

А уж коли совсем барышня опивалась, рассказывала про какую-то семейку Дюма Отца и Сына. Говорила, что писатели известные. Сынок в неё без памяти влюблён, а папа, против. Приезжал, уговаривал оставить мальчика в покое.

Только непонятно было, кто такие. Уж как российское дворянство французскую словесность любило, а никто их книжек, отродясь, не видывал.

— Так папа Дюма совсем ребёнок ещё. А сынишка покуда и не родился, — не терялась Лили, — а подрастёт сынок, про меня книжку сочинит. Только очень скучную. Вот у отца книги весёлые:

Пора-пора-порадуемся на своём веку

Красавице и кубку, счастливому клинку…

Впрочем, это не Сын и не Отец. Эту песенку Максик Дунаевский сочинил. Но он точно не француз…и тоже пока, шельмец, не родился, — грозила пальчиком неведомому Максику изрядно выпившая куртизанка.— Он потом на Мерри Поппинс женится. Она англичанка, но славная девушка.

Мало кто прислушивался к болтовне легкомысленной парижанки. Мила, красива, в обществе приятна. И Господь с ней. Пусть фантазирует. Шарму добавляется и пикантности.

Только Их Сиятельство Лев Николаевич, явно в мадемуазель влюблённый, защищая свою пассию утверждал, что чего-то такое про Отца и Сына с такой фамилией слыхивал. Беда только, точно не упомнит, где. Но право слово, слыхал.

С Их Сиятельством спорить не решались. Авторитет имел. Да и Лили была необыкновенно мила. Неужто будет истинный кавалер к красивой девушке придираться из-за такой безделицы.

Мадемуазель Лили, почувствовав покровительство Льва Николаевича, начинала доказывать, что всё про Дюмов правда.

Сам Лев Николаевич тоже великий литератор. Но он пока об этом не знает.

— Вот я тебе первая об этом и скажу по дружбе. Но ты тоже ещё не родился! Шампанского скорее! Заболталась я что-то. Но ты ведь, Лёвушка, милый друг, простишь меня? Правда-правда? О, ты такой душка!

— Помилосердствуйте! Что же это такое? Как литератор или музыкант — так непременно не родился ещё. И я в эту компанию нерождённых попал. Так я же вот он ‑ сижу у Вас в салоне. Очень даже рождённый. К тому и родителей почтенных имею. Графского достоинства!

— Ерунда, Лёвушка! Или ты меня совсем, нисколечко не любишь?

Нервно передёрнув плечами, Граф подозвал лакея и, взяв с подноса большой бокал шампанского, залпом выпил. Потом ещё, ещё, и снова. Наконец ему стало хорошо-хорошо.

— Всё, всё! Да капо аль финне эт кода! Пусть я литератор, но всё равно — ты чудо! Прелесть!

— Так-то лучше. А то, что ты сказал «да капо…» — это, дружочек не по-французски. Была и я когда-то приличной девушкой и воспитание получила. И на фортепьяно обучалась. А учитель был само-собой итальянец. Вот он так говорил.

— О-о-о-о! Господь с ним. А что ты, радость моя, скажешь, если я тебя назавтра прогуляться на Шан-зелизей приглашу.

— Если я правильно твоё коверканье французского поняла, — чуть помедлив для приличия, ответила прелестница, — то на Елисейские поля непременно с тобой отправлюсь. Хотя, лучше в тайгу. Охотничий сезон как раз открывается. А может в Ясную Поляну?

— Такая красота ‑ и безумна! Сам с ума сойду. Но люблю без памяти. Всё стерплю ради чувства высокого! — Лёва принял ещё бокал.

Стало уже вовсе хорошо и весело. И можно было вполне представить француженку с ружьём в Сибирской тайге.

Впрочем, Сибирские татары тоже в Булонском лесу нормально себя чувствовали в хмельном понимании Графа.

Совещание на высшем уровне

Выше уже забраться не представлялось возможным. Монастырская колокольня была самой высокой точкой на Белой Горе.

Колян, Базука и Дух Могучей Реки серьёзно и сосредоточенно оглядывали окрестности. Забраться на верхотуру велел Речной Дед. Он считал, что оттуда легче будет оценить передвижения, привезённой из тайги собаки.

Накануне Николай опять выпустил номинально принадлежащую ему Собаку, на монастырскую территорию, пользуясь отсутствием Игумена, отбывшего по делам епархии на Север области.

Собачка бодро нарезала круги по двору. Иногда старательно обнюхивала редкие уцелевшие надгробья, иногда, задрав морду, глядела в небо, театрально при этом подвывая. То вдруг поворачивалась на Север и, замерев, принюхивалась к какому-то, человеческому обонянию недоступному, аромату.

Колян во всю месил в колокола, удивляя малочисленных, в будний вечер, прихожан: «Что за благовест, как на Пасху?».

Базука трусил вслед за псиной, отмечая её маршрут заранее припасёнными коротенькими прутиками.

«Пусть побегает, урод. Мне умный вид принять ничего не стоит. Я всегда была талантливой лицедейкой. Буду делать вид, что гоняю по двору и принюхиваюсь с ба-аль-шим смыслом. Пусть дурачьё голову поломает. Одно жаль: похулиганить и пометить углы на этот раз не выйдет. Перебор будет. Мужички в прошлый раз сильно удивились, как я на камень помочилась — не кобель ведь!

А Кольку даже жалко. Вижу, к собакам и прочим зверям хорошо относится. Пришлось от него съехать. Так видела, точно, расстроился. Но, опять же, он в одной компании с Дедом и этим уголовником. И ещё: лучше жить у Базуки. Тогда буду в курсе всего, что они с Дедом затевают».

***

Вот и сейчас троица искателей жемчуга, золота, конечно, прости, Господи, сверху разглядывала вчерашние вешки на пути следования Северной Собаки. Сколько глаза ни пялили — ничего умного и стратегического на ум не приходило.

— Ироды запойные! Нашёл себе помощничков. Никаких результатов. Всё-таки утоплю я тебя, Лёха, прямо в твоей избе да перетащу к себе в Реку. Но уже не бывать тебе моим сыном. Раздумал усыновлять. Писарем-счетоводом поставлю. Перепись лягушек проводить у меня будешь! Как раз по твоей тупости работка. А с тобой, колокольный музыкант, пока не решил, что делать. Но…

— Ты чего, Старый! Вместе дело делаем. Ты меньше нашего тупишь разве?

— Умные больно да смелые. Если бы можно было с Духом Земли консенсус найти, я бы с таким отребьем не связался! Только который век переговоров с ним не получается. Да и обижен я на него сильно.

— Батя, а может, ты нам с ним стрелку забьёшь? Мы перетрём и общие интересы обозначим.

— Будет он с вами разговаривать! Это я от безвыходности докатился, что с такими связался.

— Какими-какими?

— Не мазанными простыми. Уже одно, что люди плохо.

— А нам ничего! Посмотри на него, Колян, — Туз болотный прямо! Хмырь мелководный!

— До чего я докатился! Терпеть приходится. А толку нет. Собаченция, подозреваю, с ними заодно. Хотя, нет. Уже гоню. Собака — тварь неразумная.

***

«А за это ответишь, — решила Собака про себя, — засадили в подвал со вчерашнего дня. Меня выгуливать положено. А больно умные говорят — тварь я неразумная. Ответят за базар! Я всё, что они говорят, слышу. Даже из подвала. Под землёй любовничек со странным именем Борман научил прослушку ставить: чтобы в курсе быть, что там Детишки замышляют, да как поживают.

А Дух Земли ничем им не поможет. Он, когда с Солнцем по золоту делаварил, контроль над ситуацией потерял и цепочку отследить не сможет. А я, когда беременной сидела под Утёсом, разобраться смогла. Я сейчас, наверное, одна во всём мире знаю, как перемещениями Слёз управлять. Другое золото не по моим зубам, а Слёзы, они меченые Разбросом. Я их чувствую, и каждый разбросанец у меня на виду. Так что, ребятки, советовала бы вам меня не только терпеть, но любить и уважать. Когда-нибудь, возможно, за хорошее поведение и помогу… хотя это вряд ли».

На берегах Ладоги

«Летнее содержание контингента» по технологии главврача Лхасарана Цэрэмпиловича Багмаева основывалось на возможно более тесном контакте больных с водными ресурсами Озера. Это с одной стороны. С другой — «потенциально перспективных разбросанцев» надо было лишить всякой надежды и возможности заняться хоть какой-нибудь деятельностью.

По теории Багмаева разбросанцы, прошедшие обработку безысходностью и глобальным бездельем вкупе с невозможностью чем либо заняться, даже при большом желании, должны рано или поздно либо сорваться в пике полной апатии, либо, закалившись и очистившись от шлака Разброса, осознать своё положение.

В этом случае наиболее сильные особи могут «вспомнить» подробности собственно Разброса и переброски золота, к таковому приведшей.

«Ключик к подсознанию надо искать, или отмычку. Или лом на худой конец. А содержание у воды в сытости и полном безделье из года в год при правильной расстановке акцентов может стать отличным ломом». Так любил вещать главный доктор филиала.

Теория — это хорошо, даже такая непонятно из чего выведенная. С практикой воплощения её в жизнь, однако, не все сотрудники Института соглашались безоговорочно. Некоторые её вообще не принимали. К примеру, Ведущий специалист головного офиса Института в Чумске Лилия Эльрудовна Чистозерская. А к её мнению приходилось прислушиваться.

Она одна из сотрудников могла с точностью определить, разбросанец попал в сферу интересов НИИ или просто больной физически либо психически человек. Неудивительно — сама Лилия тоже была из разбросанцев. Только особых. Так случилось, что в момент разброса она была мертва и находилась стараниями Бабая-Фируза в его эпицентре. Посему воздействие Золотого Разброса и Перемещения не коснулись её сознания.

Она помнила всё произошедшее. Другое дело, что тогда она была необразованной девчонкой, сражённой случайной вражеской стрелой. Сегодня известная в своей отрасли науки Лилия Эльрудовна должна была опираться на несовершенный и неподкреплённый научной базой опыт юной туземки.

***

В этот раз переход из Чумска в Ладожский филиал опять не обошелся без ЧП. Лилия была взвинчена и кляла последними словами радио РетроFM, которое постоянно вещало на территориии парка отдыха «Чистое Озеро».

Есть в графском парке черный пруд

Там лилии цветут.

Там лилии цветут, Цве-е-ту-ут!

На этот раз трубадурил папаша Пончика. Торпедой ринулся он из глубин Озера, нацелившись в корму Лилии и протягивая клешню к её мягкому месту.

‑— Свинья, хоть они в воде и не живут, — выругалась девушка, — наслушался песенок! А, как Водяной, должен лучше меня знать, что здесь не пруд, а о-зе-ро! Что, если я сейчас супруге твоей на твоё аморальное поведение глаза открою? И как вас с сыночком вода терпит! Тот хоть по молодости и дурости, а ты безобразничаешь осознанно, из-за порочности натуры. Ну-ка живо греби в сторону вашей двуспальной норы!

Лилия ухватила Водяного-ловеласа за скользкое ухо и потащила в глубину.

— Стой, Лилька! Моя, если что такое пронюхает — придётся на старости лет новый водоём искать. А я привык, чтобы тапочки, хоть и мокрые, всегда у родной коряги стояли. Не губи семейного счастья.

— Что за счастье, когда за каждым русалочьим хвостом гоняешься. Каждый малёк в Озере знает. Только твоя Водяниха думает, что замужем за приличным человеком. Чёрт! Какой же ты человек!

— Ну не человек — водяной, а без семьи что делать буду?

— Вставай на путь исправления. Если кидаться на меня прекратишь, не стану твою супругу расстраивать. Но одно условие есть.

— Ты о чём?

— Побеседуем с тобой о подводном мире и о твоих путешествиях по подземным источникам и канализации. Ещё расскажешь о жизни Озера в старые времена, когда поблизости Племя жило. Надеюсь, понимаешь, что мне интересно услышать?

— Да каждый головастик в этом Озере знает, чем вы в вашем Институте занимаетесь!

— Что ты мелешь, чего вы там знаете?

— Так считай, если через каналью-то ваш институт — как комната в коммуналке с нашим Озером сообщается. Скучно здесь стало. Всех развлечений — радио послушать да по соседним домам через коммуникации побродить. Посмотреть, послушать, что там у людей творится.

— Через канализацию? Там же экология для…

— А как ваш институт образовался, у нас веселее стало. Вы же про близкое и родное нам рассуждаете. Про воду, озёра-реки. Мы даже детишек по праздникам к вам на советы берём. Вода в Озере теперь тоже не такая чистая. Адаптировались. — Водяной гордо произнес мудрёное слово. Знай наших, и на учёных советах бываем!

— И ты сынка с собой таскал?

— Было дело. Но Пончик ведь дефективный. До адаптации родился. Ничего не понял. Только что баба ты больно справная сообразил. Тут и дурак смикитит.

— Рот закрой и слушай. Некогда сейчас с тобой, поганцем, разговоры говорить. Вернусь, встретишь без песен и рукоблудия. Говорить будем. И помни: теперь судьба твоих домашних тапочек в моих руках. А если такой умный да древний, должен помнить, почему я таких ухажёров как ты терпеть не могу.

— Бу-а-га-га-га! Ты же и на наших берегах с солдатнёй промышляла! Ай-яй-яй-аа-аа! Больно! Отпусти, прости! Нем, как рыба!

— Замолчи, маньяк! Это Лилька-потаскушка тут с солдатней миловалась. Ей, бедняжке, деток поднимать надо было. А ты, наглец, приличной девушке про возраст намекаешь!

— Ничего я не намекаю! Ай, всё, молчу!

Поиск по сайту: