Подклассы имен существительных по категории числа

Выше были перечислены формальные способы образования форм множественного числа существительных, способных противопоставляться по одиночности/множественности. Однако далеко не все существительные обладают этой способностью, и отсюда возникает наиболее важное подразделение на лексико-грамматические подклассы: на исчисляемыe и неисчисляемые («countables — uncountables»).

К исчисляемым относятся существительные, обозначающие дискретные (отдельные) предметы, существа, явления, ощущения или их проявления: bench, girl, storm, breakfast, departure, illness, joy, wish.

Подкласс неисчисляемых неоднороден. В него входят 1) названия веществ, материалов, не являющихся дискретными: air, brass, oxygen, sugar и т.д.; 2) имена абстрактные, называющие обобщенные понятия, не распадающиеся на дискретные единицы: greatness, validity, anger, gratitude. Граница между исчисляемыми и неисчисляемыми может проходить между лексико-семантическими вариантами существительных: если речь идет об отдельном проявлении ощущения, чувства и т.д., то форма множественного числа возможна. То же самое относится к существительным, обозначающим вещества; если речь идет о различных сортах, типах данного вещества или об указании на их большое количество, возможна форма множественного числа: the horrors of the war; his rages (= fits of rage) were terrible; the wines of Armenia; the snows of Kilimanjaro.

Значение исчисляемости/неисчисляемости является зависимым грамматическим значением (1.0.4). Оно не имеет собственной формы, но реагирует определённым образом на морфологическую форму числа. Образуемые им подклассы входят в полевую структуру существительного: исчисляемые обладают всеми признаками категории числа и входят в ядро поля, тогда как неисчисляемые находятся на его периферии.

Имена собирательные обозначают некое множество единиц как одно целое. В принципе они могут не отличаться от обычных существительных исчисляемых, т. e. имеют форму множественного числа. Они передают объединительную собирательность: a crowd — crowds, an army — armies. Однако собирательные могут обозначать множество отдельных индивидов; это — существительные раздельной собирательности: the peasantry, the cavalry, the gentry. Они употребляются только в форме единственного числа, с глаголом-сказуемым в форме множественного числа.

Наконец, существует ещё подтип собирательных, способных передавать как объединенность, так и дискретность единиц, составляющих данное множество; в зависимости от задания глагол-сказуемое имеет форму единственного или множественного числа: The group works well (вся группа в целом), но The group were assigned different tasks (отдельные члены группы); The jury consists of twelve members (коллектив присяжных заседателей), но The jury were divided concerning the verdict (речь идет о мнениях отдельных заседателей).

Особую группу составляют так называемые «pluralia tantum», обозначающие предметы, состоящие не менее, чем из двух частей; pluralia tantum не имеют формы единственного числа: shorts, scissors, spectacles, trousers (ср. русск. ножницы, очки, сани).

1.2.5.2. Соотношение форм единственного и множественного числа. Определение категории числа, приведённое в начале этого раздела, как категории, передающей отношение одиночности/множественности, учитывает только основное формальное соотношение. Фактически это соотношение гораздо сложнее и, кроме того, оно асимметрично.

Из двух форм числа для всех существительных, кроме pluralia tantum, обязательна только форма единственного числа. Причина этой обязательности кроется в том, что форма единственного числа способна передавать не только наличие количества (один), но и отсутствие количественных измерений для неисчисляемых. Форма же множественного числа всегда передает некое количественное отношение; именно поэтому форма множественного числа способна передавать конкретизацию абстрактного понятия: существительное, обозначающее обобщенный признак (свойство, ощущение) способно также передавать отдельные его проявления (attentions, joys) (1.2.5.1).

Но этим не исчерпывается асимметрия форм числа. Форма единственного числа способна называть и вполне конкретное единично-предметное понятие наиболее обобщенным образом, совершенно отрешенно от количества. Существительное в форме единственного числа может называть предмет, рассматриваемый как представитель данного класса: The badger, for example, builds the most complicated burrow. He случайно в энциклопедиях, справочниках, словарях предмет, подлежащий дефиниции, всегда представлен существительным в форме единственного числа. Таким образом, форма единственного числа может передавать как количественное, так и абстрагированное от количества значение; форма множественного числа всегда имеет количественное значение, хотя бы и весьма неопределённое: Badgers build complicated burrows.

1.2.6. Категория падежа. В противоположность чётко выраженной категории числа, проблема падежа сводится к вопросу, существует ли в английском падеж.

Ответ на этот вопрос зависит прежде всего от того, рассматривать ли падеж как форму или только как содержание, передаваемое теми или иными средствами. Мы исходим из положения, что падеж — морфологическая категория, передающая отношения имени в предложении. Отсюда следует, что те или иные отношения, передаваемые падежом, должны передаваться формой самого имени. Все другие средства, не заключенные в форме имени (предлоги, порядок слов), не являются морфологическими и поэтому не могут рассматриваться как формы падежа. Отсюда следует также, что не может быть менее двух падежей (1.0.4).

Обычно принято говорить именно о двух падежах в английском: об общем падеже (Common Case) и притяжательном (Possessive Case). Принято также считать, что оба эти падежа совершенно равным образом функционируют в формах единственного и множественного числа. Парадигма изображается обычно следующим образом:,

Ед. ч. Мн. ч.

Общ. п. the boy the boys

Притяж. п. the boy's the boys'

Так называемый «общий падеж» не имеет морфологического оформления; его нулевой экспонент (1.0.1) не передает никакого отношения; существительное вне контекста передает только значение числа, но не отношение к другим членам предложения. Сравните: the house was comfortable; the walls of the house; we approached the house; behind the house. Изолированная словоформа house ни о чем не говорит; следовательно, в форме «общего» падежа трудно усмотреть какое-либо грамматическое значение падежа. Вместе с тем, если существует противопоставление общий/притяжательный падеж, то, возможно, общий падеж можно будет отрицательно охарактеризовать как форму, не передающую отношений, свойственных притяжательному падежу.

Авторы грамматик указывают, как правило, на то, что притяжательный (родительный) падеж употребляется в основном с существительными лица, хотя возможно окказиональное его употребление с существительными — названиями неодушевленных предметов, традиционно закреплено употребление его с существительными — названиями периодов времени, расстояния, цены: a week's notice; at a mile's distance; a shilling's worth of sugar.¹

Существование притяжательного падежа было поставлено под сомнение некоторыми советскими лингвистами (Г. Н. Воронцовой, А. М. Мухиным и др.). Они указывали на особый характер форманта -'s, способного оформлять не только отдельные существительные, но и словосочетания. Г. Н. Воронцова предлагала считать формы на -'s формами категории притяжательности, а сам формант — агглютинативным формантом. Термин «агглютинативный» все чаще используется в зарубежной и отечественной литературе в применении к английский словоизменительным аффиксам, свободно присоединяющимся к основам. Мы предпочитаем не употреблять его, так как английские словоизменительные форманты не наслаиваются один на другой (1.0.2). Что же касается «категории притяжательности», то, если принять существование такой категории, следует предположить, что форма «общего падежа» является по противопоставлению формой «непритяжательности». Вряд ли это вносит большую ясность, чем понятие общего падежа.

¹ Такое употребление формы посессива, как St. Paul's, at the baker's и т. п., Б. А. Ильиш справедливо рассматривает как лексикализацию существовавшего ранее родительного падежа; сюда же, несомненно, можно отнести и фразеологизмы типа a week's respite и т. д.

Однако основное положение Г. Н. Воронцовой и А. М. Мухина — отрицание существования притяжательного падежа в английском — совершенно справедливо и нуждается только в дальнейшем подкреплении. Действительно, форма на -'s, которую мы будем далее называть посессивом, функционирует в рамках ограничений, совершенно не свойственных падежным формам.

Во-первых, употребление посессива ограничено лексически; как упомянуто выше, в этой форме употребляются существительные, обозначающие живые существа: the girl's voice, the dog's bark. Редкие случаи употребления посессива и с неодушевленными существительными ограничены значением конкретного предмета: the car's roof, the door's support. Существительные абстрактные в этой форме не употребляются: невозможно *his action's result.

Во-вторых, посессив ограничен позиционно: он всегда стоит в препозиции, если он не репрезентирует атрибутивное словосочетание (it was not my idea, it was Tom's); также при определителе — неопределённом артикле или указательном местоимении, относящемся к определяемому: an idea of Tom's, this idea of Tom's.

В-третьих, парадигма посессива ущербна: как указывает Б. Стрэнг, посессив практически не употребляется во множественном числе в устной речи, ибо на слух эту форму невозможно отличить от формы единственного числа: ср. the boy's room и the boys' room. Разумеется, как замечает Б. А. Ильиш, возможны случаи однозначной интерпретации his mother's voice, the boys' heads, но они не определяют общей картины. Она объясняется омонимией форм типа boy's, boys, boys'. Единственное исключение — формы men's, children's, сохранившие внутреннюю флексию во множественном числе, а в случае children — ещё и нестандартный формант множественного числа. Эти два случая стоят за пределами общей модели (1.2.5).

Наконец, не менее важна отмеченная Г. Н. Воронцовой способность форманта посессива оформлять единицы большие, чем слово; формантом -'s оформляются не только словосочетания, ведущим членом которых является существительное — John and Tom's room, the Prime Minister of England's speech, — но и такие, в которых вообще нет существительного: somebody else's car.

Посессив выступает только в одной синтаксической функции — определения. Следовательно, к перечисленным выше ограничениям присоединяется ещё одно — посессив функционирует только в пределах именного словосочетания. В этой функции, однако, может функционировать и базисная форма («общий падеж»). Семантическое различие между этими синтаксически идентичными формами достаточно чётко: посессив передает индивидуальную характеристику определяемого, тогда как базисная форма обозначает обобщенное свойство, не приписываемое какому-то одному носителю. Именно поэтому в форме посессива чаще выступают существительные, обозначающие живые существа: ту friend's arrival, Shakespeare's sonnets, Ibsen's plays.

По этой же причине употребление существительных лица в этой функции в базисной форме нехарактерно; оно возможно только в случаях обобщенной характеристики, отрешенной от носителя свойства: the Shakespeare National Theatre, the Ibsen manner.

Этим же объясняется и нехарактерность употребления в посессиве существительных, обозначающих неодушевленные предметы; однако, если необходимо выделить индивидуальное свойство предмета, такое употребление возможно: ср. the car's roof 'крыша данного автомобиля' и the car roof 'крыша (любого) автомобиля'.

Основываясь на вышесказанном, представляется необходимым пересмотреть проблему английского падежа. Посессив и соотнесенная с ним базисная форма функционируют только в узких рамках атрибутивного словосочетания. За пределами атрибутивного сочетания базисная форма не соотнесена с посессивом. Такая ограниченность функционирования позволяет считать, что в пределах атрибутивного сочетания посессив и базисная форма реализуют категорию более узкую, чем падеж, которую можно назвать категорией именной характеристики.

Эта категория, несомненно, относится к синтаксису. Значительное затруднение вызывает отнесение посессива к морфологии или синтаксису. Можно, однако, предположить, что наличие монофлексии, оформляющей синтаксические группы (Тот and Harry's room), свидетельствует о том, что посессив подвергся процессу синтаксизации: монофлексия, оторванная от основы, оформляющая сочетание слов, видимо, превращается в синтаксический показатель, и эта синтаксичность сохраняется и тогда, когда он оформляет одну единицу: the children's voices.

Предположение относительно «просачивания» ранее морфологического показателя в синтаксис может рассматриваться как спорное; но, если продолжать считать его морфологическим, то следует признать, что в морфологию проникают единицы бóльшие, чем слово, не являющиеся аналитическими формами. Признание словосочетания морфологической единицей не менее спорно, чем высказанное выше предположение.

С другой стороны, базисная форма, свободно функционирующая в предикативной структуре предложения, не обладает морфологическими признаками падежа и за пределами атрибутивного сочетания ничему не противопоставлена. Её функция в предложении реализуется неморфологическими средствами; она соотнесена с членами предложения. Следовательно, категория падежа в английском распалась, утратив свои морфологические свойства.

1.2.7. Синтаксические функции существительных. Имя существительное из всех частей речи имеет наиболее разнообразный набор синтаксических функций. Самые характерные его функции — позиция подлежащего и позиция дополнения: The dog wagged its tail. I like d о g s.

Существительное может быть также частью сказуемого — его предикативным членом: She is a singer.

Особой чертой английского языка, отличающей его от других индоевропейских языков, является способность существительного выступать в функции препозитивного определения (см. 1.2.6) в неизменяемой форме: a stone wall, the speed limit, the sea breeze. Такого рода атрибутивные словосочетания оценивались лингвистами по-разному. Некоторая часть лингвистов склонна видеть в них спонтанно возникающие и распадающиеся сложные слова (А. И. Смирницкий); другие считают, что в этой позиции существительное переходит в прилагательное. Такая точка зрения нередко отражена в словарях, где существительное отмечено также и пометой прилагательного: stone, n., а., & v. t.; brick, n., а. — The Concise Oxford Dictionary,

Последняя точка зрения основана только на окказиональном употреблении существительного в данной функции и предполагает, что такого употребления достаточно, чтобы конституировать новую часть речи. Между тем, никаких других признаков прилагательного атрибутивное существительное не приобретает: оно не может передавать степень качества (1.3.3), не сочетается с наречием и т. д. Что же касается теории сложного слова, то, хотя такие сочетания действительно близки к нему и в ряде случаев трудно провести грань между словосочетанием и сложным словом, все же представляется, что слово — устойчивая единица и вряд ли можно согласиться с теорией его спонтанного возникновения и распада.

Таким образом, мы считаем, что тип stone wall — атрибутивное словосочетание с существительным в функции определения.

1.2.8. Проблема артикля. Английское существительное, как известно, сопровождается артиклем — определённым (the) или неопределённым (a, an); может и не иметь при себе артикля.

Проблема грамматического значения артикля и его места в языке — один из самых сложных вопросов английской грамматики, и решается он различными авторами далеко не однозначно.

Проблема места артикля в языке представлена двумя основными теориями: одна из них рассматривает сочетание артикля с существительным как аналитическую форму существительного, другая относит артикль к служебным частям речи и трактует артикль плюс существительное как сочетание особого типа. Представители теории аналитической формы приравнивают, таким образом, артикль к вспомогательной части аналитической формы. В пользу этого взгляда выдвигаются в основном следующие доводы: артикль является морфологическим показателем имени существительного; он не обладает лексическим значением. Доводы эти довольно серьёзны; однако они представляются недостаточно убедительными. Хотя артикль действительно является морфологическим показателем имени, и в этом его основное формальное назначение в языке, все же он не составляет вместе с именем такой неразделимой единицы, как, например, аналитическая форма глагола. Прежде всего, он является определителем имени, т. e. между ним и именем существует синтаксическая связь, невозможная между компонентами аналитической формы.

Артикль может быть заменен местоимением: определённый артикль -указательными местоимениями this, that, неопределённый — местоимением some; вспомогательный глагол аналитической формы ничем заменен быть не может. Кроме того, хотя артикль действительно не имеет лексического значения, он имеет собственное грамматическое значение или даже значения. На этом основании представляется правильным рассматривать его как компонент сочетания и как служебную часть речи.

Мнения расходятся также в отношении количества артиклей. За последние годы получила широкое хождение теория трех артиклей: определённого, неопределённого и так называемого нулевого (отсутствие артикля). Теория нулевого артикля, разумеется, непосредственно связана с теорией нулевой морфемы (см. 1.0.1). Однако признать существование нулевого артикля, т. e. его нулевого экспонента, можно лишь в том случае, если артикль рассматривается не как отдельное слово, а как морфема, т. e. является фактически структурным компонентом существительного, наравне со словоизменительными и словообразовательными суффиксами. Это означало бы признание существования аналитического слова, компонент которого — морфема — свободно передвигается (a question — an important question — an urgent important question) и может заменяться семантически значащим словом (some important question, that question). Но тогда возникает возможность рассматривать любое сочетание лексически полного слова с тем или иным словом служебной части речи как аналитическое слово, например сочетание существительного с предлогом: the violence of the storm. Совершенно очевидно, что при такой трактовке все формальные критерии просто игнорируются и сама концепция структуры слова, а также грамматических категорий становится зыбкой и бесформенной.

Если же рассматривать артикль как слово, то, по справедливому указанию Б. А. Ильиша, независимо от того, как относиться к понятию нулевой морфемы, понятие нулевого слова не представляется приемлемым. Слово — самостоятельная единица, которая может или присутствовать, или отсутствовать в предложении или словосочетании, но не может быть представлена нулевым экспонентом. Поэтому мы будем в дальнейшем изложении придерживаться теории двух артиклей и говорить об отсутствии артикля в соответствующих случаях. Нередко встречается термин «опущение артикля», но это, как замечает Б. А. Ильиш, недоразумение: никакого опущения, т. e. пропуска, здесь нет. Термин «опущение артикля» применим в случаях стилистически обусловленных, например, в газетных заголовках, телеграммах: CONGRESSMAN MAKES STATEMENT.

Что касается значения артикля, большинство авторов склоняются к мнению, что артикль представляет категорию определённости/неопределённости. Термины эти весьма малосодержательны и поэтому удобны, ибо вряд ли можно определить значение артиклей одним словом, которое охватывало бы всю сложность их семантики.

Как указано выше, морфологическая функция артикля заключается в том, что он является показателем имени существительного. Синтаксическая его функция заключается в том, что он определяет левую границу атрибутивного словосочетания: the leaves, the green leaves; the glossy dark green leaves. В этой функции он может быть заменен любым другим определителем имени: those glossy dark green leaves, its glossy dark leaves...

Основной семантической функцией артикля, как указывает С. Д. Кацнельсон, является актуализация понятия; иначе говоря, артикль соотносит то или иное понятие с действительностью, представленной в данном тексте (текст — любое высказывание независимо от его объема и содержания). Следует заметить, что любой текст актуализирует языковые единицы: в предложении Не is here элемент he указывает на какое-то известное собеседникам лицо, is относит действие к настоящему, here указывает на место, известное собеседникам. В отрыве от текста эти единицы — he, is, here — не имеют соотнесенности с действительностью. Актуализация, возникающая при употреблении артикля, отличается тем, что она отражает субъективное задание говорящего (пишущего). По справедливому замечанию С. Д. Кацнельсона, форма числа также является способом актуализации существительного, и этот способ всегда объективен: мы не можем употребить форму множественного числа, говоря об одном предмете, и наоборот. Артикль же избирается согласно ситуации.

Существует набор правил, определяющих желательность употребления того или иного артикля в определённых ситуациях.

Неопределённый артикль обычно вводит нечто новое:

A sharp stinging drizzle fell, billowing into opaque grey sheets... (G. Durrell) Behind the wheel sat a short, barrel-bodied individual... (G. Durrell ) I heard an edge coming into my voice. (Snow) This table was covered with a most substantial tea... (Snow).

Определённый артикль идентифицирует уже известные предметы;

A notice came round, summoning a college meeting... The meeting was called for 4.30... (Snow) A peasant had tethered his donkey just over the hedge. At regular intervals the beast would throw out its head... (G. Durrell)

Однако для идентификации однажды упомянутого предмета достаточно было бы употребить определённый артикль один раз. Между тем, он продолжает сопровождать данное существительное при каждом его упоминании; такое употребление является по существу плеоназмом. С. Д. Кацнельсон указывает, что определённый артикль занимает все то лингвистическое пространство, которое ие принадлежит неопределённому артиклю как вводящему новое. Эта теория объясняет многие трудности в соотношении артиклей.

Ещё раз возвращаясь к субъективности употребления артикля, следует указать на возможность использования его в

художественной литературе для того, чтобы ввести читателя сразу в данную обстановку как знакомую, без предварительных пояснений. Это — весьма распространённый стилистический прием, особенно характерный для современной литературы. Таково, например, начало романа Ч. Сноу «The Masters»: "The snow had only just stopped and in the court below my room all sounds were dulled." Приводим ещё одно начало романа: "The boys, as they talked to the girls from Marcia Вlainе School, stood on the far side of their bicycles..." (M. Spark. «The Prime of Miss Jean Brodie»).

Определённый артикль может употребляться и в тех случаях, когда данный предмет не был упомянут ранее, но он настолько связан с ситуацией, что специально вводить его не нужно:

We walked along Sidney Street in the steady rain. Water was swirling,... in the gutters; except by the walls, the pavements were clear of snow by now, and they mirrored the lights from the lamps and shop-fronts on both sides of the narrow street. (Snow) The large map had been rolled down over the blackboard because they had started the geography lesson. (M. Spark)

Обращаясь к подклассам существительных, мы находим, что оба артикля свободно употребляются, в зависимости от требования ситуации, с именами нарицательными, обозначающими отдельные конкретные предметы (лиц), т. e. с теми существительными, которые имеют обе формы числа: The door was open. The doors were open. The child is playing. The children are playing. Неопределённый артикль, как известно, во множественном числе отсутствует, в силу остаточного значения «один», которое у него сохраняется: I thought we were going to get a car... (G. Durrell) He said the forests were full of serpents... (G. Durrell). Вместе с тем, Б. А. Ильиш справедливо указывает, что в некоторых случаях он заменяется во множественном числе местоимением some, как в приводимых им примерах: ср. I have read a novel by Thackeray и I have read some novel's by Thackeray.

Артикль отсутствует при именах абстрактных и вещественных, т. e. тех, которые обладают формой множественного числа только в определённых условиях. Совершенно то же самое можно сказать об употреблении артикля с такими существительными. Определённый артикль возможен тогда, когда существительное сопровождается определением, так или иначе ограничивающим его (например, указанием на носителя свойства, ощущения или каким-либо иным путем):

I couldn't help showing the resentment which flared up within me. (Holt) He was immersed in the drama, showing the frankness which embarrassed so many. (Snow)

Неопределённый артикль также возможен с именами абстрактными, если речь идет о каком-то новом проявлении данного качества (ощущения). Ср:

That will be all for this morning, I said with dignity (Holt). — She looked several years younger and there was a new dignity about her. (Holt)

My sympathy was tinged with impatience. (Holt) — When I arrived that afternoon it was to find them awaiting me and I sensed a n impatience in them both. (Holt)

Следует особо остановиться на обобщающем употреблении артикля, с существительным в форме единственного числа: The (a) nightingale is a singing bird. В примерах такого типа возможен любой из двух артиклей. Если же речь идет о свойствах, проявляющихся в определённых условиях, предпочтительно употребляется неопределённый артикль: An elephant is very dangerous when wounded. Целый ряд частных случаев употребления артикля или же его отсутствия закреплен традицией. Так, отсутствует артикль при обобщенном значении существительного man («человечество»), с названиями времен года — in summer, in spring и др. Название предмета, существующего в природе как единственный в своем роде, употребляется с определённым артиклем, но если ему приписывается особое качество, оно может сопровождаться любым из артиклей:

The sun was shining out of a gentian-blue s k y. (G. Durrell) But it was a changed w i n d, a mad, bellowing, hooting wind. (G. Durrell). The shallow sea in the bay... (G. Durrell)

В заключение суммируем все вышесказанное об артикле.

Артикль — это способ соотносить предметное понятие с речевой ситуацией; неопределённый артикль вводит новое, ранее не упомянутое; определённый артикль, идентифицируя упомянутое ранее, формально повторяется и тогда, когда идентификация является уже повторной. Идентификация возможна и тогда, когда данный предмет не был назван, но из ситуации вытекает необходимость или возможность его наличия. Имена отвлеченные и вещественные допускают употребление артикля при наличии в предложении ограничивающих определений.

Имена собственные употребляются без артикля. Однако употребление определённого артикля возможно при обобщенном назывании (обычно семьи), а также при необходимости особо выделить данное лицо:

We had dined with the Qaifes several times before. (Snow ) It was the David Rubin I knew very well. (Snow)

Неопределённый артикль также возможен при подчеркнутом введении имени лица как нового (в значении «некий»):

There have been two telephone calls... And the other was a foreigner, a Mr. H e r с и l e P о i r о t. (Christie) Mrs. Gulliver, was that it? But she didn't remember a Mrs. Gulliver. (Christie) A mademoiselle M add у was there, I think. (Christie)

2 И. П. Иванова и др. 33

1.2.9. Полевая структура существительного. В центре поля существительного находятся существительные, обозначающие единичные конкретные предметы. Эти существительные обладают наибольшим набором признаков существительного: свободно употребляются в единственном и множественном числе; свободно употребляются с любым артиклем или — при обобщенном значении — без него, в форме множественного числа; могут занимать любую синтаксическую позицию, свойственную существительному, в том числе и позицию препозитивного определения, нехарактерную для существительных абстрактных и существительных лица.

Существительные лица обладают теми же признаками, за исключением способности свободно выступать в функции препозитивного определения в базисной форме. Вместе с тем, в этой функции они имеют форму посессива, мало свойственную существительным, обозначающим единичные неживые предметы и несвойственную абстрактным существительным. По-видимому, существительные лица и предметные как бы равноправны и делят между собою центральное положение в поле. На периферии находятся существительные абстрактные и вещественные, для которых форма множественного числа нехарактерна или связана с определёнными лексико-семантическими вариантами этих существительных (см. 1.2.5.1). Следует отметить, что вещественные существительные имеют на один признак больше, чем абстрактные: они свободно выступают в функции препозитивного определения.

Поиск по сайту: