ТРЕТЬЯ КНИГА 4 страница

50. В течение десяти дней пройдя вдоль реки ¹²² около восьмисот стадий. Ганнибал начал подъем на Альпы, причем подвергался величайшим опасностям. Ибо до тех пор, пока карфагеняне находились на равнине, все мелкие начальники аллобригов воздерживались от нападения частью в страхе перед конницей, частью из боязни сопровождавших их варваров. Но по возвращении в родную землю, когда войско Ганнибала вступило в труднопроходимые местности, вожди аллобригов стянули довольно значительное войско и заблаговременно заняли удобные пункты, через которые Ганнибалу необходимо было проходить. Если бы варвары сумели сохранить в тайне свои замыслы, они истребили бы войско карфагенян совершенно; но покушение их было обнаружено, и потому, хотя они и причинили противнику большой урон, но не меньший потерпели и сами. Узнав, что варвары заняли уже удобные пункты, вождь карфагенян расположился станом у перевалов и там выжидал, а вперед послал несколько галатов из числа своих проводников, чтобы разузнать замыслы врага и весь план его. Посланные исполнили поручение. Ганнибал узнал теперь, что днем неприятели в строгом порядке и бдительно охраняют занятые места, а ночью удаляются в близлежащий город. Соображаясь с этим, он придумал такого рода хитрость: взял с собою войско и на виду у неприятелей пошел вперед; приблизившись к теснинам, он расположился лагерем невдалеке от неприятеля. С наступлением ночи Ганнибал велел зажечь огни, большую часть войска оставил в лагере, а с храбрейшими воинами налегке прошел ночью узкий проход и, воспользовавшись обычным удалением варваров в город, овладел теми местами, которые раньше занял было неприятель.

51. Когда рассвело и варвары узнали о случившемся, первое время они вовсе не думали о нападении; но потом, при виде того, какое множество вьючного скота и конницы и с каким трудом выступает медленно в теснинах, они вознамерились потревожить движение неприятеля. Согласно этому решению, варвары во многих пунктах ударили на карфагенян, которые при этом понесли большие потери, особенно в лошадях и вьючном скоте, не столько, впрочем, от нападающего врага, сколько благодаря трудностям перехода. Дело в том, что подъем на гору был не только узок и неровен, но и крут, а потому при малейшем колебании и замешательстве многие животные вместе с поклажею падали в пропасть. Но наибольшее замешательство производили раненные лошади: одни из них в ярости от боли кидались на вьючный скот спереди, другие в стремительном движении вперед теснили все, попадавшееся им на пути в узком проходе, и тем производили большой беспорядок. При виде этого Ганнибал сообразил, что, если погибнет скот с ношею, то не уцелеет и та часть войска, которая избегнет опасности; поэтому он взял с собою воинов, в предшествующую ночь занявших перевалы, и поспешил на помощь к передовому отряду. Так как Ганнибал нападал с высоты, то неприятель потерял много убитыми, хотя не меньшие потери были и у Ганнибала; ибо крики подоспевших воинов и схватка увеличивала с обеих сторон беспорядок движения. Наконец, когда большая часть аллобригов была перебита, а остальные вынуждены были искать спасения в бегстве и повернули домой, тогда и то с большим трудом удалось уцелевшему скоту и лошадям пройти через теснину. Сам Ганнибал после этой битвы собрал возможно больше войска и ударил на город, откуда сделано было неприятельское нападение. Город он нашел почти пустым, так как все жители ушли за добычей, и овладел им, что было очень выгодно для Ганнибала как в настоящем его положении, так и на будущее время: в настоящем он уводил за собою множество лошадей, вьючного скота и взятых при этом пленников; для будущего он приобретал в изобилии дня на два, на три хлеб и животных. Важнее всего было то, что Ганнибал навел страх на ближайших варваров, благодаря чему впредь нелегко отваживался нападать на него какой-либо народ из тех, что жили на пути его.

52. Здесь Ганнибал разбил свой лагерь, в котором и оставался один день; затем двинулся дальше. В ближайшие дни Ганнибал с войском продолжал путь беспрепятственно; только на четвертый день он снова подвергся серьезным опасностям. Жившие на пути его народы по коварному уговору между собою выходили навстречу ему с ветками и в венках, что у всех почти варваров служит знаком мира, как жезл глашатая у эллинов ¹²³. Ганнибал отнесся весьма осторожно к этому выражению покорности и тщательно исследовал намерения и вообще настроение варваров. Хотя они сказали, что им хорошо известны и взятие города, и гибель всех тех, которые пытались повредить Ганнибалу, хотя и уверяли, что явились сюда для того, чтобы не причинять другим и самим не терпеть никакой обиды, и наконец обещали дать заложников из своей среды, Ганнибал долгое время колебался и не доверял речам их; потом сообразил, что принятие предложений от явившихся к нему людей, быть может, сколько-нибудь удержит их и смягчит; напротив, отказом он наживает себе в них открытых врагов, а потому благосклонно выслушал их и сделал вид, будто желает быть в дружбе с ними. Когда затем варвары передали ему обещанных заложников, доставили много откормленного скота и вообще обращались среди них без всяких предосторожностей, Ганнибал и его товарищи начали относиться к ним доверчиво, так что воспользовались услугами их как проводников в следовавших дальше теснинах. В течение двух дней варвары шли впереди войска; потом упомянутые выше народы собрались вместе и, следуя за карфагенянами с тыла, напали на них в то самое время, как карфагеняне переправлялись по крутому, труднопроходимому оврагу.

53. В это время все войско Ганнибала было бы истреблено совершенно, если бы он, все еще испытывая некоторый страх и остерегаясь возможных случайностей, не послал вперед вьючного скота и конницы и не поставил тяжеловооруженных в тылу. Прикрытием этих последних потери были уменьшены, так как тяжеловооруженные сдержали нападение варваров. Невзирая на это, потери в людях, вьючном скоте и лошадях были очень велики. Занимая более высокие пункты и подвигаясь по склонам гор бок о бок с карфагенянами, варвары то скатывали глыбы, то метали в них камни, чем наводили на противников ужас и подвергали их большой опасности. Дело дошло до того, что Ганнибал вынужден был с половиною войска, вдали от лошадей и вьючного скота, с целью прикрытия их ночевать на белой крутой скале ¹²⁴, пока наконец они с трудом выбрались ¹²⁵ из ущелья; для этого потребовалась целая ночь. Наутро, когда неприятель удалился, Ганнибал снова соединился с конницей и вьючными животными и направился вперед к высочайшим альпийским вершинам, ни разу более не встречаясь с соединенными силами варваров, которые тревожили его то там то сям небольшими толпами. Выбирая удобные моменты, они нападали то на задние ряды, то на передние и уводили часть скота. Величайшую услугу оказывали Ганнибалу слоны, ибо, в каком бы месте они ни появлялись, неприятель не решался подходить туда, устрашаемый видом неведомых ему животных. На девятый день Ганнибал достиг наконец вершины перевала, разбил там свой лагерь, в котором оставался два дня частью для того, чтобы дать отдохнуть уцелевшим воинам, частью потому, что поджидал запоздавших. В это же время большое число лошадей, которые в испуге убежали, и многие вьючные животные, сбросившие с себя ношу, сверх всякого ожидания возвратились в стоянку по следам остальных животных.

54. Приближался заход Плеяды ¹²⁶, и вершины Альп покрывались уже снегом. Ганнибал замечал упадок духа в войсках как вследствие вынесенных уже лишений, так и в ожидании предстоящих. Он собрал воинов и пытался было ободрять их, располагая единственным для этого средством, видом Италии. Она так расстилается у подошвы Альпийских гор, что для путника, обнимающего одним взором горы и страну эту, Альпы имеют вид кремля Италии. Вот почему, указывая своим воинам на равнины Пада и вообще напоминая им о благоволении населяющих их галатов, а также указывая местонахождение самого Рима, Ганнибал успел немного ободрить их. На следующее утро он снялся со стоянки и начал нисхождение с гор. На этом пути он не встречал более неприятелей, за исключением разве тех, которые вредили ему тайно; однако вследствие трудностей пути и снега он потерял почти столько же людей, как и при подъеме на горы. Действительно, нисхождение совершалось по узкой, крутой дороге, а снег не давал различать место, куда поставить ногу, поэтому всякий, кто сбивался с дороги и падал, низвергался в пропасть. Однако и это карфагеняне переносили терпеливо, потому что привыкли уже к такого рода тягостям. Но лишь только они подошли к узкому месту, по которому не могли пройти ни слоны, ни вьючные животные, — ибо обрыв, крутой и до того, всего стадии в полторы протяжения ¹²⁷, стал еще круче после новой лавины, — войско снова упало духом и трепетало от страха. Сначала вождь карфагенян пытался обойти это трудное место; но после того, как выпал снег, благодаря которому путь сделался совершенно непроходимым, он отказался и от этого.

55. Обстоятельства сложились как-то особенно необыкновенно: на прежний снег, оставшийся от прошлой зимы, выпал в этом году новый; легко было пробить этот снег ногами, так как он выпал недавно, был мягок и к тому же неглубок. Но, пробив верхний слой и ступая по нижнему, отвердевшему, солдаты не пробивали уже нижнего и двигались дальше ¹²⁸, скользя обеими ногами: на земле так бывает с людьми, которые идут по дороге, сверху покрытой грязью ¹²⁹. Но дальнейшее было еще хуже, именно: люди не могли пробить нижнего снега и потому, когда упавшие старались подняться на ноги и для этого опереться коленями или руками, они скользили еще больше, уже всеми членами разом, так как места были весьма обрывисты. Напротив, когда вьючные животные пытались подняться после падения, то пробивали нижний снег, а пробив, стояли неподвижно вместе с ношею как заледеневшие, частью вследствие собственной тяжести, частью потому, что замерзший раньше снег был крепок. Поэтому Ганнибал потерял всякую надежду добраться до цели таким путем и расположил свой лагерь у самого гребня горы, приказав расчистить лежавший там снег; затем руками солдат, расставленных по сторонам, он с великим трудом проложил себе дорогу через обрыв. Для скота и лошадей был приготовлен достаточно удобный проход за один день; немедленно он повел животных и, разбив лагерь в таких местах, где уже не было снега, послал их на пастбище. Нумидян он отряжал по сменам для прокладки пути, и едва через три дня после усиленных трудов ему удалось провести слонов, которые сильно страдали от голода. Дело в том, что альпийские вершины и ближайшие к перевалам места совсем безлесны и обнажены, ибо снег лежит там всегда, зимою и летом; напротив, средние области по обоим склонам гор имеют леса и деревья и вообще удобообитаемы.

56. Собрав в одно место все войско, Ганнибал продолжал нисхождение с гор; на третий день он спустился с крутизны и достиг равнины. На всем пройденном пути он потерял множество воинов частью от рук неприятеля и от рек ¹³⁰, частью в альпийских обрывах и теснинах; еще больше, чем людей, потерял он лошадей и вьючного скота. Совершив весь путь от Нового города в пять месяцев ¹³¹ и переход через Альпы в пятнадцать дней, Ганнибал, наконец, бодро вступил на равнины Пада и в землю народа инсомбров. С ним было уцелевшего войска ливиян двенадцать тысяч ¹³² пехоты и иберов около восьми тысяч, всей конницы не более шести тысяч, как сам он исчисляет свое войско в надписи на лацинийской плите.

В то же самое время Публий, как я сказал выше, оставил войска свои брату Гнею, поручил ему деятельно заняться делами Иберии и мужественно вести войну против Гасдрубала, а сам с небольшим числом воинов пристал к Пизам. Оттуда он прошел через Тиррению, присоединил к своим воинам легионы преторов, стоявшие на страже этих земель и воевавшие с боями, и вступил в равнины Пада, где расположился лагерем в ожидании неприятеля, решившись вступить в битву с ним.

57. Доведя до Италии свое повествование о полководцах обоих неприятелей и о войне, мы, прежде чем начать рассказ о битвах, желаем сказать несколько слов о том, к чему обязывает нас история ¹³³. Быть может, кто-либо спросит, каким образом вышло так, что мы очень подробно говорили о странах Ливии и Иберии и вовсе не останавливались на проливе у Геракловых Столбов, на наружном море и его особенностях, на Британских островах и добывании олова, а также на серебряных и золотых россыпях в Иберии, о которых так много распространяются историки и в спорах между собою сообщают много противоречивого. Мы не говорили об этом не потому, что считаем подобные предметы не относящимися к истории, но потому, во-первых, что не желаем прерывать наше повествование частыми отступлениями и отвлекать внимание любознательных читателей от настоящего предмета истории; во-вторых, мы решились говорить об этих предметах не урывками и не мимоходом, но отдельно, с тем чтобы отвести им подобающее место и время и по мере возможности сообщить о них правду. Вот почему не следует удивляться, если мы и в дальнейшем повествовании будем касаться этих местностей, но по упомянутым здесь причинам оставим в стороне такие предметы. Желать во что бы то ни стало читать такого рода известия во всяком месте и в каждой части истории — значит незаметно для себя уподобляться невоздержным людям за столом: отведывая каждого яства, они и во время еды не испытывают настоящего удовольствия ни от одного из них, да и после того не могут переварить их как следует с пользою для питания; то и другое бывает наоборот. Так и при чтении: читатели подобных сочинений не испытывают истинного удовольствия во время самого чтения и не извлекают из него надлежащей пользы на будущее.

58. Что именно эта часть истории более всякой иной нуждается в тщательных изысканиях и поправках, явствует из многого, особенно же из нижеследующего: почти все или, по крайней мере, большинство историков делают попытки излагать природные свойства и положение крайних стран обитаемой земли, причем большая часть писателей впадает в многочисленные ошибки. Умалчивать о них никак не следует; но и исправлять их нужно внимательно, а не мимоходом и не урывками; при возражениях не подобает порицать или нападать, скорее следует хвалить предшественников и исправлять их ошибки в том убеждении, что, живи эти писатели в наше время, они сами изменили бы и исправили многие свои суждения. В самом деле, в прежнее время редко бывали такие эллины, которые предпринимали бы изыскания крайних стран, потому что подобные предприятия были невыполнимы. Велики и неисчислимы были в то время опасности на море, гораздо больше еще было их на суше. Если уже кто по необходимости или намеренно и проникал на окраины земли, он и тогда не мог выполнить своей задачи. Очень трудно было и самому обозревать эти страны долгое время, ибо одни из них заселены были варварами, другие безлюдны; еще труднее при разности языков узнавать что-либо о виденных странах при помощи расспросов. Если бы даже какой очевидец и узнал что-нибудь, то для него было еще труднее удержаться в должных пределах и, отвергнув все баснословное и чудесное, отдать предпочтение истине самой по себе и не сообщать нам ничего, несогласного с правдою.

59. Итак, если в прежнее время было не только трудно, но почти невозможно получить точные сведения об этих предметах, то не порицания заслуживают прежние историки за пропуски или ошибки, но похвалы и удивления за то, что при столь неблагоприятных обстоятельствах они узнали хоть что-нибудь и приумножили этого рода знания. Напротив, в наше время, когда все почти части Азии сделались доступными с моря и с суши, одни благодаря владычеству Александра, другие завоеваниям римлян, когда государственные люди, освободившись от забот о делах военных и общественных, в них же находят серьезные поводы для тщательного изыскания и изучения названных выше предметов, в наше время обязательно иметь более ясные и правдивые понятия о вещах, раньше неведомых. Со своей стороны мы и попытаемся сделать это в соответствующем месте нашей истории, ибо внимание людей любознательных мы желаем остановить подольше на этих предметах. И в самом деле, мы подвергались опасностям странствований по Ливии, Иберии и Галатии, также по морю, ограничивающему их с наружной стороны, главным образом для того, чтобы исправить ошибки наших предшественников в этой области и сделать известными эллинам и эти части земли. Теперь, возвращаясь к тому месту рассказа, откуда сделано отступление, мы постараемся познакомить читателя с большими сражениями римлян и карфагенян, имевшими место в Италии.

60. Мы уже определили численность войска, с которым Ганнибал вступил в Италию. По вторжении в эту страну он расположился станом у самой подошвы Альп и прежде всего занялся восстановлением сил своих войск. Действительно, все войско его не только было до крайности изнурено восхождением на горы и нисхождением, а также трудностями перевалов, но и сильно терпело от скудости припасов и от недостатка ухода за собою. Среди лишений и непрерывных трудов многие совершенно упали духом. Действительно, карфагеняне не в силах были везти по таким дорогам съестные припасы в количестве, необходимом для столь значительного числа людей; да и то, что провозилось, большею частью гибло вместе с погибающими вьючными животными. По этим причинам Ганнибал, отправлявшийся в путь от переправы через Родан с тридцатью восемью тысячами пехоты и с восемью с лишним тысячами конницы, потерял во время перевалов почти половину войска, как сказано мною выше. И все те воины, которые уцелели, вследствие постоянных перечисленных нами лишений как бы одичали по наружному виду и по характеру. Поэтому Ганнибал прилагал большие старания к восстановлению душевных и телесных сил своих воинов, да и лошадей также. Затем, когда войско уже отдохнуло, он старался прежде всего войти в дружбу и союз с тавринами, которые живут у подошвы гор, вели в то время борьбу с инсомбрами и недоверчиво относились к карфагенянам. Когда таврины не вняли его предложениям, Ганнибал обложил войском значительнейший город ¹³⁴ их и взял его после трех дней осады. Избиением сопротивлявшихся ему жителей Ганнибал навел такой ужас на соседних варваров, что все они тут же являлись к нему и отдавали себя под его покровительство. Остальное кельтское население равнин, согласно первоначальному обещанию, имело намерение соединиться с карфагенянами; но кельты не трогались с места, а некоторые вынуждены были идти в поход вместе с римлянами, ибо римские легионы, проникшие в глубь страны, большую часть их окружили и отрезали от карфагенян. Поэтому Ганнибал решил не медлить более и идти вперед, дабы каким-либо деянием поощрить тех, которые желали делить с ним его судьбу.

61. Приняв такое решение и получив известие, что Публий с войском перешел уже Пад и находится вблизи, Ганнибал сначала не поверил этим вестям. Он соображал, что за несколько дней до того оставил Публия у переправы через Родан, потом принимал во внимание продолжительность и трудность морского пути от Массалии до Тиррении; к тому же он слышал, что путь от Тиррении через Италию до Альп длинен и для войска неудобен. Но слухи эти подтверждались многими достоверными известиями; Ганнибал недоумевал и удивлялся как плану римского полководца вообще, так и способу его осуществления. Подобные соображения занимали и Публия. Вначале он никак не думал, что Ганнибал отважится перейти Альпы с войсками столь разнородными; если же и решится на это, то, думал он, неминуемо погибнет. Когда среди таких размышлений получались известия, что Ганнибал уцелел и уже осаждает некоторые города в Италии, Публий поражался необычайною отвагою этого человека. Такое же действие производили вести и в Риме. Едва только затихли разговоры о последней новости, о взятии Заканфы карфагенянами, едва римляне приняли соответственное решение и послали одного из консулов в Ливию для осады самого Карфагена, а другого в Иберию для ведения там упорной войны с Ганнибалом, как пришло известие, что Ганнибал с войском находится в Италии и осаждает уже некоторые города. Смущенные неожиданностью событий, римляне немедленно отправили вестника к Тиберию* в Лилибей с уведомлением о прибытии неприятеля и требовали оставить тамошние дела и спешить на помощь родному городу. Тиберий тотчас собрал флотских воинов и отправил их в путь с приказанием плыть домой, а сухопутные войска обязал через трибунов клятвою прибыть всем в назначенный день к вечеру в Аримин. Город этот лежит у Адриатики, на южной окраине падуанских равнин. Все разом пришло в движение, наступавшие события были неожиданностью для всех, а потому везде с напряженным вниманием ожидали, что будет дальше.

62. Тем временем Ганнибал и Публий, подходя уже близко друг к другу, решили обратиться к своим войскам с увещанием, причем каждый из них говорил, сообразуясь с обстоятельствами. Так, с целью ободрить своих воинов, Ганнибал поступал следующим образом: он собрал войска и поставил перед ними тех молодых людей из числа пленников, которые тревожили его войска во время переходов через альпийские теснины и были тогда же захвачены. К этому моменту он подготовлял их жестоким обращением: пленников держали в тяжелых оковах, мучили голодом, тела их были измождены ударами. Ганнибал поставил юных пленников впереди собрания, перед ними велел положить несколько полных галатских вооружений, в какие облекаются обыкновенно цари их, когда идут на единоборство; кроме того, он велел поставить тут же лошадей и внести нарядные военные плащи. После этого Ганнибал спросил юношей, кто из них желает вступить в единоборство друг с другом с тем, что победитель получит в награду выставленные предметы, а побежденный найдет в смерти избавление от удручающих его зол. В ответ на это все громко заявили, что желают идти на единоборство. Тогда Ганнибал приказал бросить жребий и распорядился, чтобы первые два пленника, вытянувшие жребий, надели на себя доспехи и сразились друг с другом. При этих словах юноши подняли руки и молились богам, ибо каждый из них жаждал вытянуть жребий. Когда решение жребия стало известно, вытянувшие его ликовали, а прочие опечалились. С окончанием поединка оставшиеся в живых пленники одинаково благословляли как победителя, так и павшего в бою, потому что и этот последний избавлялся от тяжких страданий, какие им самим предстояло терпеть еще. Подобные же чувства разделяло и большинство карфагенян: они раньше видели страдания уцелевших пленников, которых теперь уводили из собрания, и жалели их, а умершего по сравнению с ними все почитали счастливцем.

63. Когда этим способом Ганнибал вызвал в душах воинов желательное для него настроение, он выступил вперед и объяснил, с какою целью выведены были пленники: для того, говорил он, чтобы воины при виде чужих страданий ¹³⁵ научились, как лучше поступать самим в настоящем положении; ибо и они призваны судьбою к подобному состязанию, и перед ними лежат теперь подобные же победные награды. Им предстоит или победить, или умереть, или живыми попасть в руки врагов, но при этом победными наградами будут служить для них не лошади и плащи, но обладание богатствами римлян и величайшее блаженство, какое только мыслимо для людей. Если они и падут в битве, сражаясь до последнего издыхания за лучшие свои стремления, то кончат жизнь как подобает храбрым бойцам без всяких страданий; напротив, если в случае поражения они из жажды к жизни предпочтут бежать или каким-нибудь иным способом сохранить себе жизнь, на долю их выпадут всякие беды и страдания. Ибо, говорил он, нет между ними такого безумца или глупца, который мог бы льстить себя надеждою возвратиться на родину бегством, если только они вспомнят длину пути, пройденного от родных мест, множество отделяющих их неприятностей, если они помнят величину рек, через которые переправлялись. Потому он убеждал воинов отказаться всецело от подобной мечты и настроить себя по отношению к своей доле совершенно так, как они были только что настроены видом чужих бедствий. Ведь все они благословляли одинаково судьбу победителя и павшего в бою противника его; те же чувства, говорил он, должны они испытывать и относительно себя самих: все должны идти на борьбу с тем, чтобы победить или, если победа будет невозможна, умереть. О том, чтобы жить после поражения, они не должны и думать. Если таковы будут намерения их и помыслы, за ними наверное последуют и победа, и спасение. Никогда еще, продолжал вождь, люди, принявшие такое решение добровольно или по необходимости, не обманывались в своих надеждах одолеть врага. Пускай неприятели, как теперь римляне, питают противоположную надежду, именно, что большинство их найдет свое спасение в бегстве благодаря близости родины; зато несокрушима должна быть отвага людей, лишенных такой надежды.

Речь Ганнибала и приведенный им пример были встречены толпою сочувственно; она восприняла то чувство решимости, которое Ганнибал старался пробудить в ней своим обращением. Вождь похвалил воинов и распустил собрание, приказав на следующий день на рассвете выступать в поход.

64. Теми же днями Публий, перешедший уже реку Пад и решившийся переправиться дальше через Тикин ¹³⁶, приказал знающим это дело людям положить мост через эту реку, а остальное войско созвал и обратился к нему с увещанием. Большая часть речи посвящена была прославлению отечества и подвигов предков. О тогдашнем положении он сказал приблизительно следующее: нет нужды испытывать неприятеля в настоящем для того, чтобы питать непоколебимую уверенность в победе; достаточно знать одно, что им предстоит сражаться с карфагенянами. Вообще решимость карфагенян идти на римлян должно считать необычайною наглостью, так как много раз они терпели поражение от римлян, заплатили большую дань и уже столько времени были чуть не рабами их. «Если, не говоря о прошлом, мы знаем по опыту, что и стоящий против нас неприятель не дерзает глядеть нам прямо в лицо, чего следует нам ждать от будущего при верной оценке положения? Разве вы не знаете, что карфагенская конница не вышла с честью из столкновения с нашей у реки Родана; что с большими потерями она бежала позорно до самой стоянки? Вождь их вместе со всем своим войском при известии о прибытии наших воинов перешел в отступление, походившее на бегство, и из страха, вопреки собственному решению, направился через Альпы». «И теперь», говорил Публий, «Ганнибал явился к нам, потеряв большую часть своего войска; а уцелевшие воины вследствие перенесенных лишений обессилены и не пригодны к битве. Точно так же потерял он и большую часть лошадей, да и оставшиеся ни к чему не годны после столь длинной и трудной дороги». Этою речью Публий старался внушить римлянам, что им стоит только показаться перед неприятелем. Больше всего должно ободрять вас, продолжал он, его присутствие. Ни за что не покинул бы он флота и не отказался от того дела в Иберии, ради которого был послан, не явился сюда с такою поспешностью, если бы не рассчитал до очевидности всю необходимость для родины такого способа действий, который к тому же обещает верную победу. Доверие, каким пользовался военачальник, а также правда слов его воодушевили всех воинов. Похвалив их за мужество и готовность к битве, Публий еще раз потребовал быть готовыми к исполнению его приказаний и распустил собрание.

65. На следующий день оба полководца двинулись вперед вдоль реки ¹³⁷ со стороны Альп, причем римляне имели реку с левой стороны, а карфагеняне с правой. На другой день через фуражиров полководцы узнали, что находятся близко друг к другу, а потому расположились лагерями и не шли дальше. На третий день оба, во главе своей конницы каждый, двинулись дальше по равнине с целью узнать силы противника, причем Публий взял кроме конницы и метателей дротиков ¹³⁸ из пехоты. Лишь только они сблизились и завидели поднимающуюся пыль, тотчас стали строиться в боевой порядок. Публий поставил впереди копьеметателей и вместе с ними галатских конных воинов, остальных выстроил в линию и медленно пошел вперед. Ганнибал поставил воинов на взнузданных лошадях* и всю тяжелую часть конницы прямо против неприятеля и пошел навстречу ему; нумидийскую конницу он поместил на обоих флангах с целью охватить неприятеля кольцом. Но оба вождя и конницы их горели желанием сразиться, а потому первая стычка кончилась тем, что метатели дротиков, едва успели выпустить по одному дротику, — быстро подались назад и бежали между отрядов стоявшей за ними конницы ¹³⁹: стремительное нападение навело ужас на римлян, и они страшились, как бы не быть растоптанными несущимися на них лошадьми. Тогда сразились фронтовые войска, и долгое время битва оставалась нерешительною; это было вместе и конное, и пешее сражение, так как в самой схватке многие конные воины спешились. Но когда нумидяне окружили римлян и ударили на них с тыла, пешие метатели дротиков, вначале уклонившиеся было от стычки с конницей, были теперь растоптаны массою напавших на них нумидян. Тогда те римляне, которые сначала сражались с карфагенянами во фронте, потеряв много своих и еще большие потери причинив карфагенянам, обратились в бегство под натиском нумидян с тыла; большинство их рассеялось в разные стороны, а некоторая часть столпилась около полководца ¹⁴⁰.

66. После этого Публий снялся со стоянки и через равнины направился к мосту на Паде, стараясь заблаговременно переправить по нему свои легионы. Соображая, что местность открытая, а неприятельская конница превосходит его собственную, страдая сам от раны, Публий решил, что необходимо поставить войска в безопасном месте. С другой стороны, Ганнибал некоторое время выжидал, что римляне отважатся на битву с пехотой; но, заметив, что неприятель покинул стоянку, он последовал за ним до первой реки ¹⁴¹ и положенного через нее моста. Большую часть бревен Ганнибал нашел уже снятыми, но поставленный для охраны моста отряд он настиг еще у реки и овладел им; в отряде было около шестисот человек. Так как остальное войско, по слухам, прошло уже далеко вперед, то Ганнибал переменил путь и по реке направился в противоположную сторону, желая подойти к Паду в таком месте, где можно было бы легко перекинуть мост. На другой день он остановился и, устроив переправу из речных лодок, приказал Гасдрубалу переправлять войско на другой берег; сам он переправился тотчас и принял послов, которые явились из соседних местностей. Дело в том, что, лишь только одержана была победа, все окрестные кельты, согласно первоначальному плану, спешили предложить карфагенянам свою дружбу, снабдить их припасами и принять участие в походе. Ганнибал ласково принял явившихся послов, а переправив войска через реку, пошел вдоль нее в направлении, противоположном прежнему; шел он по течению, чтобы поскорее встретиться с неприятелем. Между тем Публий переправился через Пад, разбил лагери подле города Плаценции, римской колонии, где занялся лечением себя и прочих раненых и пребывал в бездействии, полагая, что войску не угрожает здесь никакая опасность. На другой день после переправы Ганнибал близко подошел к неприятелю, а на третий выстроил свое войско на виду у него в боевой порядок. Так как никто не выходил против него, то Ганнибал расположился там лагерем на расстоянии стадий пятидесяти от римских легионов.

Поиск по сайту: