ТРЕТЬЯ КНИГА 6 страница

84. День был очень пасмурный. Лишь только большая часть его войска вошла в долину, а передовые ряды неприятелей уже подходили к нему, Ганнибал дал сигналы, послал приказание помещенным в засадах воинам и разом со всех сторон ударил на врага. Появление карфагенян было неожиданно; к тому же густой туман не давал разглядеть окружающие предметы; наконец карфагеняне стремительно нападали с высот во многих пунктах. Вследствие всего этого центурионы ¹⁵⁹ и трибуны не только не могли подать помощь там, где она требовалась, но даже не понимали, что делается. И в самом деле, неприятели нападали на римлян разом с фронта, с тыла и с флангов. Вот почему они перебиты были большею частью в пути еще и не могли защищаться, будучи как бы выданы неприятелю безрассудством предводителя. Пока римляне совещались о том, что делать, смерть настигала их внезапно. В это же время часть кельтов напала на Фламиния и убила его, когда он раздумывал, как помочь себе, и совершенно отчаялся в спасении. Римлян пало в долине (Тразимен) около пятнадцати тысяч человек, которые не имели возможности ни пойти на уступки обстоятельствам, ни оказать какое-либо сопротивление и по привычке озабочены были больше всего тем, как бы не бежать и не покинуть своих рядов. Напротив, те из римлян, которые на пути в долину заперты были в теснине между озером и склонами гор, погибли позорною и еще более жалкою смертью, именно: притиснутые к озеру, одни из них безумно кидались вплавь вместе с вооружением и задыхались; другие, огромное большинство, шли в озере все дальше, пока можно было, а потом останавливались; поверх воды виднелись только головы их. Когда затем появилась конница и гибель была неизбежна, несчастные с поднятыми руками, с просьбами о пощаде, со всевозможными мольбами на устах погибали от рук неприятеля или просили друг друга покончить с ними, или же сами лишали себя жизни. Тысяч шесть из числа римлян, проникших в долину, одержали победу над стоявшим против них неприятелем; но они не могли ни помочь своим, ни обойти противника, ибо не понимали ничего, что случилось, хотя могли бы оказать делу большую услугу. Устремляясь все дальше вперед в надежде встретить врага, они наконец, никем не замеченные, взошли на высоты. Поднявшись на вершину, когда туман уже рассеялся, они поняли весь ужас бедствия и, бессильные сделать что-либо против неприятеля, одержавшего полную победу и уже все имевшего в своих руках, они сомкнутыми рядами отступили к какой-то деревне в Тиррении. После сражения вождь карфагенян отрядил иберов и копейщиков с Магарбалом ¹⁶⁰ во главе, которые и окружили станом эту деревню; терпя тяжкие лишения во всем, римляне сдались неприятелю под условием, что жизнь им будет оставлена. Так завершилась битва между римлянами и карфагенянами, происшедшая в Тиррении.

85. Когда к Ганнибалу привели римлян, которые сдались под условием пощады, а равно и прочих пленных, он собрал всех вместе, больше пятнадцати тысяч человек, и прежде всего объяснил, что Магарбал не имел полномочий даровать неприкосновенность сдавшимся ему римлянам, и затем произнес против римлян обвинительную речь. По окончании ее он роздал пленных римлян своим войскам под стражу, а всех союзников римских отпустил домой без выкупа. При этом Ганнибал сказал, что он пришел воевать не с италийцами, но с римлянами за освобождение италийцев. Своему войску он дал отдохнуть и похоронил трупы знатнейших воинов числом до тридцати; всего из его войска пало до полутора тысяч человек, большинство коих были кельты. После этого Ганнибал совещался с братом и друзьями о том, куда и каким образом направить дальнейшее наступление; теперь в окончательной победе он был вполне уверен.

Когда весть о понесенном поражении пришла в Рим, стоявшие во главе управления лица не могли ни скрыть случившегося, ни умалить значение его, потому что несчастие было очень велико, и вынуждены были, созвав народ в собрание, сообщить ему происшедшее. Поэтому как только претор с трибуны возвестил перед столпившимся народом: «Мы побеждены в большом сражении!» — наступило такое уныние, что людям, присутствовавшим при битве и теперь находившимся в Риме, бедствие представилось гораздо более тяжким, чем во время самого сражения. Это совершенно понятно: римляне, коим давно уже не было известно решительное поражение даже по имени, горевали теперь без меры и удержу. Один сенат не потерял подобающего ему присутствия духа и занялся обсуждением того, что и каким образом должен делать каждый гражданин.

86. Ко времени этого сражения консул Гней Сервилий, поставленный для защиты области Аримина, — находится она на побережье Адриатики, там, где Галатская равнина граничит с прочей Италией, недалеко от устьев изливающегося в это море Пада, — получил известие о том, что Ганнибал вторгся в Тиррению и расположился станом против Фламиния. Вначале он решил было соединить все свои войска с войсками товарища; но сделать этого Гней не мог, потому что войско его было слишком тяжело; поэтому он поспешно отрядил вперед Гайя Центения с четырьмя тысячами конницы, дабы они в случае нужды могли оказать своевременную помощь Фламинию до прибытия его самого. Между тем Ганнибал, получив известие уже после сражения о вспомогательном отряде неприятелей, послал против него Магарбала с копейщиками и отрядом конницы. Они встретились с войсками Гайя и в первой же стычке истребили почти половину неприятелей, остальных загнали на какой-то холм и на следующий день всех забрали в плен. Лишь за три дня до этого в Риме получена была весть о битве при Тарсименском озере ¹⁶¹, и скорбь как бы пламенем терзала еще сердца граждан, когда пришла весть о новом бедствии: на сей раз не народ только, но и самый сенат повергнуты были в уныние. Римляне отказались ¹⁶² теперь от обычного ведения дел с помощью выборных должностных лиц на год, и решили изыскать более действительные меры к уврачеванию зол, полагая, что при настоящем положении нужен полномочный вождь.

Между тем Ганнибал, хотя и уверенный в окончательной победе, не считал пока нужным приближаться к Риму; он исходил страну в разных направлениях и беспрепятственно разорял ее по мере приближения к Адриатике. К побережью Адриатики он прибыл после десятидневного перехода через землю омбров и пиценов, причем собрал такое множество добычи, что войско его не могло ни везти за собою всего, ни нести; кроме того, он истребил на пути множество народу. Как бывает при взятии города, так и теперь Ганнибал отдал своим войскам приказ убивать всякого встречного взрослого человека. Поступал он так в силу прирожденной ненависти к римлянам.

87. Расположившись в это время лагерем у Адриатики, в стране, изобилующей всякого рода произведениями, Ганнибал прилагал большие старания к тому, чтобы дать отдохнуть и оправиться как людям, так равно и лошадям. Дело в том, что войско его провело зиму в Галатии под открытым небом, на холоде и в грязи; вследствие этого и тех лишений, с какими сопряжен был дальнейший переход через болота, почти все лошади его, а также и люди переболели так называемой голодной коростой и подобными болезнями. Поэтому, завладев страной благодатной, Ганнибал постарался подкрепить силы лошадей, восстановить тело и душу своих воинов; потом заменил вооружение ливиян отборным римским оружием, так как в его руках было огромное количество римских доспехов. В это же время он отправил морем в Карфаген вестников с уведомлением о случившемся: теперь в первый раз после вторжения в Италию он находился у моря. Полученные вести сильно обрадовали карфагенян, которые старались придумать и сделать все возможное для того, чтобы каким бы то ни было способом подкрепить свои войска в Италии и Иберии.

С другой стороны, римляне выбрали в диктаторы Квинта Фабия, человека с выдающимся умом и прекрасно одаренного от природы ¹⁶³; по крайней мере, и в наше еще время члены дома его носили добавочное название Максима, что значит величайший, как свидетельство славных подвигов этого человека ¹⁶⁴. Отличие диктатора от консула состоит в следующем: за каждым из консулов следует по двенадцати секир, за диктатором двадцать четыре ¹⁶⁵; тогда как консулы во многих делах нуждаются в соизволении сената для осуществления своих планов, диктатор — полномочный вождь, с назначением которого все должностные лица в Риме, за исключением народных трибунов, немедленно слагают с себя власть. Впрочем, мы поговорим об этом предмете в другом месте с большими подробностями ¹⁶⁶. В одно время с диктатором римляне выбрали в начальники конницы ¹⁶⁷ Марка Минуция*. Хотя начальник конницы находится в подчинении у полномочного вождя, однако он как бы заступает место этого последнего в случае отсутствия его.

88. Передвигая понемногу свою стоянку, Ганнибал продолжал оставаться на адриатическом побережье; лошадей он велел купать в старом вине, которого здесь много, и тем излечил их от недомогания и коросты. Точно так же он вылечил раненных воинов, всех остальных привел в хорошее состояние и вдохнул им бодрость к предстоящим битвам. Затем Ганнибал прошел и опустошил области Прететтия и Адрии ¹⁶⁸, а также маррукинов и френтанов ¹⁶⁹ и устремился в Япигию. Эта последняя страна делится на три части различных наименований: жители одной из них называются давниями, другой певкетиями ¹⁷⁰, третьей мессапиями. Ганнибал вторгся в первую из этих земель, в Давнию ¹⁷¹. Здесь, начав от Луцерии ¹⁷², римской колонии, он опустошал поля. После этого он расположился станом в окрестностях Ойбония ¹⁷³, откуда совершал набеги на Аргирипское поле ¹⁷⁴ и разорял безнаказанно всю Давнию.

В это время Фабий, по вступлении в должность и принесении жертвы, выступил в поход вместе с товарищем своим и четырьмя наскоро набранными легионами. Соединившись подле Давнии ¹⁷⁵ с войсками, которые от Аримина шли на помощь своим, он освободил Гнея** от должности начальника сухопутных войск и послал его под надежным прикрытием в Рим, причем отдал приказание являться своевременно всюду, где только карфагеняне попытаются тревожить римлян с моря. Сам с товарищем и войсками расположился лагерем против карфагенян в окрестностях так называемых Эк ¹⁷⁶ на расстоянии стадий пятидесяти от неприятеля.

89. Узнав о прибытии Фабия и желая устрашить неприятеля первым нападением, Ганнибал выступил с войском и вблизи римского лагеря выстроился в боевом порядке. Простояв здесь некоторое время и не дождавшись наступления врага, он отошел назад в свой лагерь. Между тем Фабий оставался верен первоначально принятому решению не действовать опрометчиво и не подвергать себя случайностям битвы, но прежде всего и больше всего заботиться о целости своих подчиненных. Сначала такой образ действий возбуждал презрение к Фабию и вызывал толки, что он трусит и боится сражения. Но с течением времени все вынуждены были признать, что в данных обстоятельствах нельзя было бы действовать разумнее и осмотрительнее. Впрочем, самые события не замедлили оправдать расчеты Фабия, — и совершенно понятно. Ибо войска неприятеля упражнялись непрестанно в военном деле с ранней юности, находились под начальством вождя, выросшего вместе с ними и с детства испытанного в лагерной жизни; к тому же много раз они побеждали в Иберии и одну за другою одержали две победы ¹⁷⁷ над римлянами и союзниками их; наконец, что было самое важное, карфагеняне все покинули за собою и единственным средством спасения оставалась для них победа. Положение римского войска было совсем иное. Поэтому Фабий предвидел неизбежное поражение в решительной битве и не мог отважиться на нее; поняв, в чем состояли выгоды его положения сравнительно с неприятелем ¹⁷⁸, он на них только и рассчитывал и сообразно с ними вел дело войны; преимущества же римлян состояли в неистощимости запасов и в численном перевесе их войска.

90. Вот почему все последующее время Фабий шел стороною от неприятеля и заблаговременно занимал удобные, по опыту известные ему пункты. Имея в тылу войска обильные запасы, он ни разу не посылал воинов за сбором продовольствия и вовсе не отпускал их с окопов; он держал их вместе, плотною массою, всегда готовый воспользоваться удобствами местности и времени. Действуя таким образом, он захватывал и убивал многих неприятелей, когда они из презрения к римлянам удалялись от своей стоянки за продовольствием. Делал он это с двоякою целью: чтобы постоянно мало-помалу уменьшать ограниченную численность неприятеля и вместе с тем небольшими победами укреплять понемногу и восстанавливать бодрость духа в войсках, сокрушенную прежними большими поражениями. Но отважиться на открытую решительную битву он никак не мог. Такого плана действий вовсе не одобрял товарищ его Марк. Разделяя настроение массы войска, он в присутствии всех и каждого поносил Фабия, говоря, что он ведет себя недостойно и трусливо; сам он горел желанием померяться с неприятелем в битве.

Между тем карфагеняне по опустошении поименованных выше местностей перевалили через Апеннины и спустились в Самнитскую область, плодородную и с недавнего времени не знавшую войны; здесь они жили в таком довольстве, что не могли истощить запасов своей добычи ни потреблением ее, ни уничтожением. Кроме того, они совершили набег на Беневент ¹⁷⁹, римскую колонию, и взяли город Венузию ¹⁸⁰, не имевший стен и изобиловавший всевозможным добром. Римляне неустанно следовали за ними с тыла на расстоянии одного-двух дней пути, не решаясь приближаться к неприятелю и вступать в битву с ним. Ганнибал видел, что Фабий явно избегает сражения, но вовсе не думает удаляться с поля сражения, а потому смело двинулся в окрестные равнины Капуи, именно в ту местность, которая именуется Фалерном ¹⁸¹. Он рассчитывал добиться этим одного из двух: или вынудить неприятеля к сражению, или показать всем воочию, что он одержал полную победу и что римляне уступили ему поле сражения. Ганнибал надеялся, что все это наведет ужас на города и побудит их отложиться от римлян. Дело в том, что, невзирая на поражение римлян в двух битвах, до сих пор ни один из городов Италии не отложился от римлян и не перешел на сторону карфагенян; все они оставались верными данным обязательствам, хотя некоторые из них жестоко терпели от неприятеля. Отсюда всякий может видеть, с каким страхом и уважением относились союзники к Римскому государству.

91. Однако расчеты Ганнибала были не напрасны. Равнины Капуи славятся во всей Италии своим плодородием, красотою местоположения, близостью к морю и такими торжищами, в которые заходят плывущие в Италию суда чуть не всей обитаемой земли. На этой равнине находятся знаменитейшие и красивейшие города Италии. Морское побережье занимают синуессяне ¹⁸², кумейцы, дикеархиты ¹⁸³, а кроме того, неаполитанцы ¹⁸⁴ и наконец народ Нукерии ¹⁸⁵. Внутри материка живут к северу калены ¹⁸⁶ и тианиты ¹⁸⁷, к востоку и югу давнии и ноланы ¹⁸⁸. В центре равнин лежит благодатнейший из городов Капуя. Об этих равнинах есть и у сочинителей басен весьма правдоподобное сказание, да и называются они флегрейскими подобно другим знаменитым равнинам. Скорее всего об этих равнинах мог быть спор у богов благодаря красоте их и плодородию. Помимо всего сказанного равнины эти укреплены самою природою и весьма малодоступны: с одной стороны они ограничиваются морем, с другой, большей, — очень высокими непрерывными горами, через которые из материка ведут только три узких и трудных прохода: один из Самния... третий ¹⁸⁹ из области гирпинов ¹⁹⁰. Поэтому следовало ожидать, что карфагеняне, расположившись здесь станом, как на позорище, приведут всех в смущение необычайностью своего появления, обличат трусость неприятелей, уклоняющихся от сражения, а сами предстанут общепризнанными обладателями поля битвы.

92. По таким-то соображениям Ганнибал прошел из Самнитской области узким проходом подле холма, именуемого Эрибианом ¹⁹¹, и расположился у реки Атурна ¹⁹², которая разделяет описанную выше равнину почти пополам. Стоянка его находилась на той стороне равнины, которая обращена к Риму; фуражиры Ганнибала совершали набеги во все стороны и безнаказанно опустошали равнину. Фабия смутила смелость предприятия врагов; но тем с большим упорством он оставался верен своему решению. Напротив, товарищ его Марк, все трибуны и центурионы полагали, что настал момент преградить путь неприятелю, и настойчиво доказывали, что необходимо поскорее сойти в равнину и не отдавать врагам на разорение великолепнейшую область. Фабий торопливо шел к этой местности и показывал вид, что разделяет воинственное настроение товарищей; но, подойдя к Фалерну, он показался только на горных склонах и проследовал бок о бок с неприятелем для того, чтобы союзники не могли думать, что он покидает поле битвы; на равнину он не спускался с войском по изложенным выше причинам и потому, что неприятельская конница несомненно была гораздо сильнее его собственной, опасался вступать в решительную битву.

Между тем Ганнибал после напрасных попыток вызвать неприятеля на битву и по опустошении всей равнины собрал добычу в громаднейшем количестве и стал готовиться к дальнейшему движению. Он не желал уничтожать добычу, собираясь сложить ее на хранение в верном месте, где можно было бы провести и зиму, дабы войско его не только в это время было в довольстве, но постоянно имело обильные запасы. Фабий постиг замыслы Ганнибала, именно, что он собирается отступить тем самым путем, по которому вошел в эту область, и соображал, что узкий проход удобен для нападения из засады, а потому у самого прохода поставил около четырех тысяч воинов, причем убеждал их воспользоваться удобствами места и времени и доказать свою храбрость, а сам с большею частью войска расположился станом перед тесниною на некоем господствовавшем над нею холме.

93. Когда явились карфагеняне и разбили свои палатки на равнине у подошвы горы, Фабий рассчитывал не только отнять у них без труда добычу, но, что гораздо важнее, положить конец самой борьбе, воспользовавшись столь удобным местоположением. Поэтому он был всецело поглощен своими планами и соображениями о том, где поставить ему войско и каким образом выгоды местоположения обратить в свою пользу, с какого места и какие части войск должны открыть нападение на врага. Но пока римляне заняты были приготовлениями к следующему дню, Ганнибал проник в замыслы врагов и не дал им ни времени, ни возможности осуществить задуманное. Он тотчас призвал к себе Гасдрубала, заведовавшего работами при войске, и распорядился связать поскорее и побольше факелов из разного сухого дерева, потом велел взять из всей добычи отборных, самых сильных рабочих быков ¹⁹³ тысячи две и собрать их перед стоянкою. Когда это было сделано, он созвал мастеровых и указал им на высоты, лежащие между его лагерем и тем проходом, через который собирался проходить. К этим высотам он велел по данному сигналу гнать быков быстро, подгоняя их ударами, пока они не достигнут вершин возвышенности; засим приказал всем им ужинать и вовремя отдохнуть. На исходе третьей части ночи Ганнибал немедленно вывел мастеровых и велел привязать факелы к рогам быков. При множестве людей приказание это исполнено было быстро. Тогда Ганнибал распорядился зажечь все факелы и отдал приказ гнать быков к противолежащим высотам. Копейщиков он поставил сзади погонщиков и приказал им некоторое время помогать погонщикам; затем, лишь только быки будут достаточно возбуждены, копейщики должны повернуть в сторону, собравшись вместе снова, овладеть высотами и занять заблаговременно вершины их: они должны были быть готовы сразиться с врагами, лишь только эти последние устремятся тоже к высотам и нападут на них. К тому же времени снялся со стоянки и сам Ганнибал, причем впереди поставил тяжеловооруженную пехоту, за ними конницу, дальше добычу, наконец иберов и кельтов и подошел к узкому проходу.

94. Что касается римлян, то одни из них, охранявшие проход, как только завидели огни в направлении высот, подумали, что туда идет Ганнибал, покинули теснину и поспешили к вершинам. Приблизившись к быкам, римляне недоумевали при виде огней и воображали себя в худшем положении, ждали большей опасности, чем какая угрожала им в действительности. С появлением копейщиков обе стороны обменялись легким нападением; но когда быки подбежали и разделили сражающихся, противники на небольшом расстоянии друг от друга стали ожидать рассвета, так как не могли понять, что делается. Фабий, частью недоумевая, что творится, и, как выражается поэт*, «угадывая, что тут кроется обман», частью памятуя первоначальное решение не пытать счастья и не отваживаться на решительную битву, оставался спокойно у своей стоянки и дожидался дня. Тем временем Ганнибал, у которого все шло совершенно согласно замыслу, беспрепятственно провел свое войско и добычу через теснину, ибо те римляне, которые должны были охранять ее, покинули свои посты. На рассвете он увидел неприятеля, стоявшего против его копейщиков на вершине возвышенности, и отрядил туда часть иберов; когда произошла схватка, иберы положили на месте около тысячи римлян, без труда соединились со своими легковооруженными и спустились с высот.

Таким-то способом вышел Ганнибал из Фалернской области. Теперь стоянка его была уже вне опасности, и он был озабочен мыслью о зимней стоянке, где и каким образом устроить ее. Сильный страх и тяжелое смущение навел он на города и население Италии. Между тем о Фабии шла дурная слава, что по недостатку мужества он выпустил неприятеля из рук, несмотря на все удобства местности; от плана своего Фабий, однако, не отказывался. Спустя несколько дней он вынужден был ради некоего жертвоприношения возвратиться в Рим, причем передал войска товарищу: уходя, он настойчиво наказывал заботиться не столько о том, чтобы нанести вред неприятелю, сколько об охране римлян от какой-либо беды. Но Марк не обращал на это внушение никакого внимания, так что даже тогда еще, когда Фабий говорил, все помыслы его были обращены к тому, чтобы померяться с неприятелем в битве.

95. Таково было положение дел в Италии. Одновременно с описываемыми выше событиями Гасдрубал, назначенный военачальником в Иберии, в течение зимы оснастил тридцать покинутых братом кораблей, в дополнение к ним вооружил еще десять новых и с началом лета вышел в открытое море из Нового города с сорока палубными кораблями, начальником флота назначив Гамилькара ¹⁹⁴. В то же время он стянул из зимних стоянок сухопутное войско и сам выступил с ним в поход. Когда корабли шли по морю вдоль берега, Гасдрубал с сухопутным войском направлялся по морскому побережью, намереваясь остановиться с обоими войсками у устьев реки Ибера. Постигая замыслы карфагенян, Гней* вначале решил было встретить неприятеля на суше и на море из своей зимней стоянки. Но по получении сведений о многочисленности неприятельского войска и о силе его вооружений, Гней отказался от мысли выйти навстречу врагу на суше; зато вооружил тридцать пять кораблей, выбрал из сухопутного войска способнейших людей для службы на кораблях, снялся с якоря у Тарракона и на другой день прибыл в область реки Ибера. Став на якоре в расстоянии стадий восьмидесяти от неприятеля, Гней послал вперед на разведку два быстроходных массалийских корабля; дело в том, что массалиоты служили ему проводниками, первые шли в опасность и вообще оказывали римлянам всякого рода услуги. И после этого, в особенности во время Ганнибаловой войны, массалиоты были более искренними союзниками римлян, чем другие народы. Когда посланные на разведку известили, что неприятельский флот стоит на якоре у устья реки, Марк поспешно отчалил, намереваясь напасть на неприятеля внезапно.

96. Соглядатаи давно уже уведомили Гасдрубала о наступлении неприятеля, а потому он выстроил свои сухопутные войска на морском побережье и команде приказал садиться на корабли. Когда римляне приблизились, Гасдрубал велел давать сигнал и сниматься с якоря, решив вступить в морскую битву; когда произошло сражение, карфагеняне недолго оспаривали победу и скоро начали отступать. Сухопутное прикрытие на берегу не столько помогало им тем, что поддерживало мужество в битве, сколько вредило потому, что питало в них надежду найти в нем верное убежище. Поэтому, потеряв два корабля вместе с командою, а с четырех других весла и воинов, карфагеняне отступили и бежали к берегу. Теснимые римлянами, они в страхе загнали свои корабли на сушу, а сами соскакивали с судов и искали спасения у выстроившегося на берегу войска. Между тем римляне смело подошли к берегу, все неприятельские суда, какие могли еще двигаться, привязали к кормам и увели на буксире, преисполненные радости: они ведь одержали победу с первого набега, завладели морем и имели в своих руках двадцать пять кораблей.

С этого времени вследствие помянутой выше победы надежды римлян на успех в Иберии оживились. С другой стороны, карфагеняне по получении известия о поражении тотчас вооружили и послали в море семьдесят кораблей в той уверенности, что обладание морем необходимо для всех предприятий их. Прежде всего корабли эти пристали к Сардинии, откуда прибыли в Италию к Пизам, где плывшие на них воины рассчитывали соединиться с войсками Ганнибала. Но римляне вышли быстро против неприятеля из самого Рима на ста двадцати пятипалубных судах. Прослышав об этом наступлении, карфагеняне возвратились назад к Сардинии, а затем ушли в Карфаген. Гней Сервилий с названным выше флотом во главе следовал некоторое время за карфагенянами в надежде настигнуть их; но, оставшись далеко позади, он отказался от преследования. Прежде всего Гней пристал к Лилибею в Сицилии, откуда поплыл к острову керкинян ¹⁹⁵, что в Ливии, и ушел назад, получив с жителей его деньги за то, что не опустошал полей их. На обратном пути Гней завладел Коссиром ¹⁹⁶, ввел гарнизон в тамошний городок и возвратился на стоянку в Лилибей. Здесь поставил он свой флот на якоре, а немного времени спустя переправился к сухопутным войскам.

97. Между тем сенат, получив известие о победе, одержанной Гнеем, находил полезным и даже необходимым не пренебрегать Иберией, но усилить там военные средства и теснить карфагенян еще больше. С этою целью сенат снарядил двадцать кораблей и, согласно первоначальному плану, поставил их под команду Публия Сципиона, которого и отправил поспешно к брату Гнею, дабы вместе с ним он вел войну в Иберии. Сенат был сильно озабочен тем, как бы карфагеняне не завладели этою страною и, располагая тогда в изобилии продовольствием и людьми, не утвердились бы решительнее на море, не приняли бы участия в нападении на Италию отправкою Ганнибалу войск и денег. Вот почему сенаторы придавали важное значение Иберийской войне, послали корабли под начальством Публия, который по прибытии в Иберию и по соединении с братом оказал большую услугу государству. Так, раньше римляне ни за что не отваживались переходить реку Ибер и довольствовались дружественным союзом народов, живущих по сю сторону реки. Теперь они переправились через Ибер и впервые решились на борьбу по ту сторону реки. Успеху предприятия много помог случай, именно: наведя ужас на тех иберов, которые жили у переправы через Ибер, они явились к городу заканфян и на расстоянии стадий сорока от него расположились лагерем у храма Афродиты; здесь они заняли удобную местность, которая защищала их от неприятельского нападения и обеспечивала им подвоз со стороны моря. За сухопутным войском следовал вдоль берега римский флот. [98.] При этом наступила такого рода перемена в положении дел: в то время, как Ганнибал отправлялся в поход в Италию, он от всех городов, коим не доверял, взял в качестве заложников сыновей знатнейших граждан; всех их он поместил в Заканфе частью благодаря укрепленному положению города, частью вследствие доверия к людям, которых он оставлял для охраны местности. Был некий ибер, по имени Абилиг, никому из иберов не уступавший в знатности и положении и слывший за самого преданного и верного сторонника карфагенян. Последние события убеждали Абилига, что перевес счастья на стороне римлян, а потому он задумал выдать им заложников, — замысел, достойный ибера и варвара. Рассчитывая достигнуть высокого положения у римлян, если своевременно докажет им свою верность и окажет услугу, Абилиг решил изменить карфагенянам и выдать заложников римлянам. Он видел, что Бостор ¹⁹⁷, военачальник карфагенян, которого послал Гасдрубал для задержания римлян при переправе через реку, но который не отважился на это и после отступления расположился станом в приморских частях Заканфы, что Бостор — человек бесхитростный и кроткий по природе и относится к нему с полным доверием. Абилиг вступил с этим Бостором в разговор о заложниках, причем уверял его, что после переправы римлян через реку карфагеняне не в силах удерживать за собою Иберию страхом, и обстоятельства вынуждают их заискивать у подчиненных им народов. Теперь, говорил он, когда римляне близко, стоят лагерем перед Заканфою и городу угрожает опасность, он отпущением заложников и возвращением их родителям и городам их расстроит планы римлян, больше всего помышляющих о том, чтобы овладеть заложниками; между тем предупредительностью и заботливостью о безопасности заложников он стяжает благоволение всех иберов к карфагенянам. Если дело это будет возложено на него, продолжал Абилиг, то он ручается за величайшую благодарность со стороны иберов; ибо возвращением юношей и их города он приобретет тем признательность не родителей только, но и народа, потому что на деле покажет им великодушие карфагенян по отношению к союзникам. Самому Бостору он сулил щедрые дары от тех иберов, которые получат обратно своих детей; ибо, говорил он, все родители, получив сверх всякого ожидания своих ближайших присных, будут соревноваться друг с другом в том, чтобы достойно отблагодарить виновника этого счастия; долго еще говорил в этом смысле Абилиг и успел склонить Бостора на свою сторону.

Поиск по сайту: