ДИАЛЕКТИКА

Слово «диалектика» пришло к нам из древнегреческой фило­софии. Его впервые ввел в философию Сократ, который счи­тал, что для постижения истины необходимо разработать ис­кусство спора (dialektike techne). Этот подход был воспринят и развит Платоном, который разрабатывал технику расчлене­ния и связывания понятий, приводящую к их полному опреде­лению. Аристотель называл диалектиком Зенона Элейского, так как тот анализировал противоречия, возникавшие при по­пытке мыслить множественность и движение. Анализ высших родов бытия приводил к выводу, что бытие обладает противо­речивыми определениями, поскольку оно едино и множествен­но, покоится и движется и т.д. Таким образом, для античной философии проблема противоречивости бытия сделалась одной из главных, а обсуждение и решение этой проблемы стало главной задачей диалектики.

Но в дальнейшем, в средневековой философии, диалектику стали истолковывать как формальное искусство спора, как логику, определяющую лишь технику использования понятий. Само бытие было лишено диалектического статуса. Проблема противоречия, как и в целом проблема развития, были вытес­нены из философии. Этот период в философии характеризуется как период господства метафизического (в смысле недиалектического, антидиалектического) метода.

Восстановление диалектики, ее обогащение и развитие происходило особенно интенсивно в немецкой классической философии, главным образом в философии Гегеля. Для Гегеля фи­лософия— это способ самопознания сущности мира, а таковой Гегель провозглашал саморазвивающуюся идею. Поэтому за­дачу философии Гегель видел в том, чтобы изобразить процесс саморазвития идеи. Но в этом случае на первое место выдвига­ется вопрос о методе философии. Философия, говорил Гегель, не должна заимствовать свой метод у других наук, в частности и у математики. А такие попытки, как известно, предпринима­лись философами, например Спинозой. Метод философии дол­жен выразить свой собственный предмет. А раз таковым явля­ется идея, то метод выступает как осознанный способ выраже­ния саморазвития идеи. Гегель утверждал, что само содержа­ние философии должно двигать себя вперед по мере развития этого содержания. Это и есть диалектика. Никакого другого способа описания самодвижения идеи нет и быть не может, поскольку диалектично, т.е. внутренне противоречиво и взаимосвязано само развитие идеи. Характеризуя философию, Гегель выдвигает принцип, который в современной терминологии может быть обозначен как принцип системности.

Для Гегеля философия есть наука о мышлении, но не наука
о внешней форме мысли, не старая формальная логика, а содержательная наука, содержательная диалектическая логика.
Развертыванию системы категорий Гегель предпосылает
рассуждения о прежних философских системах, выявляя их достоинства и ограниченность и, что важно для нас сейчас рассуждения о возможностях рассудка сравнительно с более высокой формой мышления, которой Гегель полагает разум. Рассудок необходим как в теоретической, так и в практической деятельности. Это очевидно. Однако нельзя останавливаться на
нем, ограничиваться свойственными рассудку формами
мысли. Необходимо подняться, возвыситься до диалектики, которая преодолевает конечные определения рассудка. Диалектика, говорит Гегель, представляет собою подлинную природу определений рассудка, вещей и конечного вообще. Диалектика
есть имманентный переход одного определения в другое, в ко­
тором обнаруживается, что эти определения рассудка односторонни и ограничены, т.е. содержат отрицание самих себя. Сущность всего конечного состоит в том, что оно само себя снимает. Диалектика есть, следовательно, движущая душа всякого
Научного развертывания мысли и представляет собою принцип, который один вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость.

Это относится уже к первой категории, к исходному понятию всей гегелевской философии, к понятию «бытие». Бытие,
поскольку оно первое, исходное понятие, поскольку оно начало,
не может быть ничем опосредовано и поэтому не имеет никаких определений. Это чистое бытие есть чистая абстракция, и поэтому оно, как абсолютно-отрицательное, есть ничто. Итак, в первой категории системы Гегель выявляет первое противоречие: бытие есть ничто. Бытие и ничто (небытие) выступают как всеобщие характеристики абсолюта, и Гегель, обращаясь к истории философии, оправдывает как Парменида, утверждавшего что есть лишь бытие, так и буддистов, для которых абсолют есть ничто.

Противоположность бытия и ничто, равно как и тождество этих категорий, могут быть преодолены только на пути движе­ния самих категорий. Поэтому Гегель вводит понятия, которые должны помочь движению мысли. Одним из таких понятий яв­ляется понятие «становление». Становление — одна из важней­ших, если можно так выразиться, сквозных категорий гегелевской системы. Внутренне противоречивое единство категорий, как, например, бытия и ничто, приводит к становлению новых, более богатых конкретным содержанием категорий. Результат становления представляет собою наличное бытие. Итак, от абсолютного, неопределенного, пустого бытия Гегель переходит к бытию с некоторой определенностью. Но определенность бытия есть качество. Так порождается следующая категория гегелевской системы.

Здесь, по-видимому, следует сказать об особенностях фило­софских категорий. Первая состоит в том, что каждая из них служит и для характеристики явлений природы, и для харак­теристики общества, и для характеристики явлений духовной жизни и процесса познания. Поэтому определения философ­ских категорий носят заведомо общий, абстрактный характер. Содержание философских категорий несводимо к той или иной области бытия, и тем более несводимо к конкретному примеру, хотя в содержании этих категорий находит свое отражение любая конкретная область.

Другая особенность философских категорий состоит в том, что их определенность выявляется только в общей философ­ской системе, в которой эти категории употребляются. Так, на­пример, у Аристотеля категории определяются как характе­ристики сущего, а у Канта — как внутренне присущие рассудку формы упорядочения данных опыта. У Гегеля в рассматривае­мом нами случае категория качества и следующие за ней кате­гории количества и меры определяются только через уже имеющуюся категорию бытия. Качество, пишет Гегель, есть в первую очередь тождественная с бытием определенность, так что нечто перестает быть тем, что оно есть, когда оно теряет свое качество. Количество есть, напротив, внешняя бытию, безразличная для него определенность. Так, например, дом ос­танется тем, что он есть, будет ли он больше или меньше.

Третья ступень бытия — мера — есть единство первых двух, качественное количество. Все вещи имеют свою меру, т.е. ко­личественно определены, и для них безразлично, будут ли они более или менее велики; но вместе с тем эта безразличность имеет также свой предел, при переходе которого, при дальней­шем увеличении или уменьшении вещи перестают быть тем, чем они были. Мера служит отправным пунктом перехода ко второй главной сфере идеи, к сущности. Мы не будем далее рас­сматривать построение Гегелем всей системы категорий. Само развертывание этих категорий весьма формально и зачастую произвольно. Однако следует заметить, что Гегель широко ис­пользовал достижения философии в анализе категорий. Поэто­му для своего времени он представил наиболее глубокое и раз­витое учение о диалектике.

Наследником гегелевской диалектики как учения о взаимо­связи и развитии, стал диалектический материализм. Диалек­тика Гегеля получила очень высокую оценку Маркса и Энгель­са. Эта оценка основывалась не только на содержании учения Гегеля, но и на учете тех следствий, которые вытекали из диа­лектики, хотя сам Гегель не выводил этих следствий. Истинное значение и революционный характер гегелевской философии, писал Энгельс, состояло в том, что она раз и навсегда раздела­лась со всяким представлением об окончательном характере результатов человеческого мышления и действия. Истина уже не представлялась в виде системы догматических положений, которые оставалось только зазубрить; истина теперь заключа­лась в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки.

Так обстоит дело не только в познании, не только в филосо­фии, но и в области практического действия. История не может получить своего завершения в каком-то совершенном состоя­нии человечества. «Совершенное общество», «совершенное го­сударство» — это вещи, которые могут существовать только в фантазии. Каждая ступень в прогрессивном развитии челове­ческого общества необходима и имеет свое оправдание для того времени и для тех условий, которым она обязана своим проис­хождением. Но она становится непрочной и лишается своего оправдания перед лицом новых условий, постепенно развив­шихся в ее собственных недрах.

Для диалектической философии нет ничего раз и навсегда установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения, и ничто не может устоять перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высше­му. И сама она является лишь отражением этого процесса в мыслящем мозгу. Восприняв диалектику Гегеля, диалектический материализм унаследовал систему категорий, свойствен­ных гегелевской философии. Однако содержание этих катего­рий претерпело коренные изменения. Дело в том, что если для Гегеля система категорий выражала взаимоотношения, скла­дывавшиеся в процессе саморазвития идеи, то для диалектического материализма категории являются средством для выражения процессов развития, протекающих в разных областях материального и духовного мира. Для Гегеля идея — творец всего сущего. Для диалектического материализма идея — форма осознания человеком окружающего его мира и его соб­ственного бытия в этом мире. Поэтому в диалектическом мате­риализме обозначается проблема соотношения диалектики объективной и диалектики субъективной.

Объективная диалектика — это диалектика природы и ма­териальных общественных отношений. Субъективная диалектика — это диалектика процесса познания и мышления людей. При этом субъективна она лишь по форме. Возникает вопрос, какая диалектика первична диалектика субъективная или диалектика объективная. Этот вопрос не возникал у Гегеля, так как он исходил из принципа тождества бытия и мышления. Для материализма, разумеется, первичной признается объек­тивная диалектика мира, а субъективная диалектика деятель­ности сознания выступает как вторичное, как форма отраже­ния мира, соответствующая своему объекту. Поэтому часто, когда говорят о диалектике, без особых оговорок рассуждают об объективной и субъективной диалектике как об одном и том же, что в какой-то мере оправданно. Однако лишь до тех пор, пока само мышление, сам процесс познания не становится предметом специального исследования.

Рассматривая вопрос о происхождении законов диалектики, Энгельс отмечал, что эти законы абстрагируются из истории природы и общества, ибо сами эти законы суть не что иное, как наиболее общие законы обеих этих фаз исторического разви­тия, а также законы мышления. Эти законы, говорил Энгельс, по сути дела, сводятся к трем законам:

закон перехода количества в качество и обратно;

закон взаимного проникновения противоположностей; ' закон отрицания отрицания.

Ошибка Гегеля заключалась в том, что он не выводил эти за­коны из природы и истории, а навязывал их природе и истории как законы мышления. Отсюда вытекает вся вымученная и часто нелепая конструкция: мир — хочет он того или нет —должен сообразовываться с логической системой, которая сама является лишь продуктом определенной ступени разви­тия человеческого мышления.

В дальнейшем были предприняты попытки систематизиро­вать законы и категории диалектики, иллюстрируя их данны­ми развития науки и исторической практики. Философия как интеллектуально-методологическая основа мировоззрения не может оставаться без внимания со стороны Политических сил и политиков. И это в определенных условиях накладывает свой отпечаток на трактовку, фундаментальных философских проблем. Так, в 1938 г. вышла в свет книга «История ВКП(б))», где был специальный раздел, называвшийся «О диалектическом материализме». В этом разделе были упомянуты только принципы взаимной связи и развития и два закона диалектики. А о законе отрицания отрицания ничего не было сказано, равно как и о многих категориях, характеризующих процессы взаимосвязи и развития. В результате из работ со­ветских философов и из учебников эти части теории диалекти­ки просто были исключены.

Только после смерти Сталина учение о диалектике было возрождено в том виде, в каком оно существовало раньше. Многие категории были осмыслены заново с учетом развития естествознания и на основе анализа исторического развития общества. Однако в общем и целом категориальный аппарат диалектики оставался прежним. Диалектика была представлена в следующем виде:

I.Принципы диалектики:

1. Принцип всеобщей взаимной связи.

2. Принцип развития через противоречия.

II. Основные законы диалектики:

1. Закон перехода количественных изменений в качест­венные.

2. Закон единства и борьбы противоположностей.

3. Закон отрицания отрицания.

III.Категории (неосновные законы) диалектики:

1. Сущность и явление.

2. Единичное, особенное, всеобщее.

3. Форма и содержание.

4. Причина и следствие.

5. Необходимость и случайность.

6. Возможность и действительность.

Разумеется, все части этой системы взаимосвязаны, проникают друг в друга, предполагают друг друга. Принципы реализуются в законах и категориях, но и законы, оказывается, входят в содержание категорий, когда предметы и явления рассматриваются не как постоянно существующие, а как возникающие, развивающиеся, изменяющиеся и преходящие.

Основные законы диалектики, с одной стороны, характерезуют процесс развития, в ходе которого противоречия приводят к разрушению старого и появлению нового качества, а повторное отрицание определяет общее направление процесса развития. Таким образом, формирующиеся в системе противоречия выступают как источник самодвижения и саморазвития, а переход количественных изменений в качественные —
как форма этого процесса.

С другой стороны, баланс противоположных сил или процессов может выступать условием стабильного существования и функционирования объектов. Например, взаимодействие положительно заряженного ядра и отрицательно заряженных, электронов обеспечивает стабильность атомов, баланс процессов возбуждения и торможения в нервной системе животных и человека обеспечивает нормальное функционирование организма. А нарушение баланса противоположных сил, например рост противоречий между классами, приводил, как мы знаем! из истории общества, к революции и гражданским войнам. На наших глазах обострение внутренних противоречий в СССР; привело к распаду огромного государства, что в свою очередь породило разнообразные противоречивые процессы, обусло­вившие экономический, политический и социальный кризисы в обществе, осложняемые обострившимися межнациональными противоречиями.

Многообразие видов взаимодействия, в том числе и проти­воречивых, побуждало к разработке классификации противо­речий. Во-первых, были выделены внутренние противоречия, ибо именно они в значительной мере определяют процесс саморазвития объектов, а также противоположные им по смыслу внешние противоречия. Во-вторых, выделены антаго­нистические (непримиримые, неразрешимые внутри данной системы) противоречия и неантагонистические. Но границы между этими понятиями весьма условны. Так, грузино-абхаз­ские противоречия являются внутренними для государства Грузия, если их рассматривать с позиций других государств, например, России, Азербайджана или Армении. Но с точки зрения Абхазии, считающей себя самостоятельным национально-государственным образованием, ее отношения и противоречия с Грузией могут рассматриваться как внешние. Война как наиболее острая форма социального конфликта Может быть оценена как проявление антагонистических противоречий. Неантагонистические же противоречия разрешимы в той системе, в которой они возникают, и могут быть сняты ем согласования интересов тех или иных социальных сил, заключения компромиссов между ними и т.п.

Наличие тех или иных противоречий отнюдь не избавляет т необходимости анализа конкретных Ситуаций. В то же время знакомство с философскими категориями позволяет сам тот анализ вести более глубоко, так как многообразие катего­рий в философской системе свидетельствует о многообразии средств умственного анализа реальности. Противоречия свойственны также и развитию познания. р некоторых из них уже говорилось выше. Так, например, речь

о противоречии, которое возникло между принятой в фи-системой взглядов на взаимодействие электрически заря-1ых частиц и результатами опытов Резерфорда, когда оказалось, что отрицательно заряженные электроны находятся на разных расстояниях от положительно заряженного ядра, но не бадают на него, как это следовало из закона Кулона. Попытки разрешить это противоречие в рамках прежних теоретических представлений не увенчались успехом. В результате пришлось Пересматривать многие устоявшиеся воззрения и создать новую научную дисциплину — квантовую механику. История науки дает много примеров такого рода.

Известно, что Д.И. Менделеев (1834—1907) открыл фунда­ментальный для химии закон, согласно которому свойства химических элементов находятся в периодической зависимости И1 их атомных весов. Сам этот закон служит прекрасной иллю­страцией закона перехода количественных изменений в каче­ственные. Но через некоторое время химики столкнулись с па­радоксальной ситуацией. В группе лантана происходило что-то невероятное: четко прослеживалось изменение атомных весов химических элементов, но при этом не наблюдалось сколько-нибудь существенного изменения их свойств. Парадокс был разрешен при более глубоком исследовании структуры атомов химических элементов, с одной стороны, и за счет уточнения самого периодического закона — с другой. Вообще химия является областью науки, где на каждом шагу приходится сталкиваться с действием закона перехода количественных
изменений в качественные. Изменение состава атомного ядра
на протон и нейтрон и соответствующее изменение внешней
оболочки на один электрон приводит к появлению нового химического элемента; изменение на группу СН2 в ряду предельных углеводородов приводит к появлению нового химическом вещества. Закон отрицания отрицания характеризует развитие со стороны изменчивости и в то же время преемственности, что и определяет направление развития. Здесь прежде всего надо отметить, что в диалектике отрицание понимается не как просто! уничтожение объекта внешними силами, а как самоотрицание, составляющее условие развития. Энгельс, говоря об этой законе; приводит пример с ячменем. Огромное количеству зерен этой культуры «уничтожается» при приготовлении корма или идет на получение пива. Это недиалектическое отрицание Но если зерно попадет во влажную теплую землю, то оно само себя отрицает: на месте зерна появляется росток. И если внешние условия будут благоприятными, то в конечном счете по! явятся новые зерна, а старый стебель отомрет. Итак, оказывается, через двойное отрицание мы приходим к исходному пункту (зерно — стебель — зерно). И хотя у Гегеля этот логически! закон навязывался всей природе и всей истории, в нем находят свое отражение и выражение те отношения, которые имени место в действительности. Впрочем, триада, диктуемая лог* кой, не всегда является обязательной для развития природы. Могут быть и четырех- и пятизвенные циклы развития, и но творения черт предшествующих ступеней не обязательна будут такими же, как в случае воспроизводства ячменных зерен. Но что без диалектического отрицания нет развития - это несомненно. И повторение тех или иных форм, особенностей, структур, возникающее в процессе развития вследствие повторного отрицания, также имеет место.

Диалектика преодолевает, включая в себя (снимает — в терминологии Гегеля), два типа представлений о процессе разви­тия. Одно представляет развитие в виде стрелы и утверждает что в процессе развития всегда появляется что-то совершение новое и нет никакого повторения старого. Другое—в форме кру­гового движения и утверждает, что в процессе развития ест! лишь повторение того, что уже было когда-то. Снятие этих пред­ставлений приводит к образу спирали и к утверждению, что I процессе развития отдельные черты, стороны, свойства развивающихся объектов утрачиваются навсегда, но другие—повто­ряются на новых витках спирали, на новом уровне развития.

Таковы некоторые характеристики основных законов диалектики. Мы не будем здесь рассматривать все названные выше категории диалектики, так как нам бы хотелось уделить внимание проблеме развития диалектики в целом. Ведь диалектика как учение о всеобщей взаимной связи и развитии зама находится в связи с другими частями философии и с дру­гими науками и сама развивается.

Говоря о теории развития, нельзя оставить без внимания заботы И.Р. Пригожина (р. 1917), поскольку эти работы позволяют по-новому подойти к традиционным общенаучным и философским проблемам. Илья Романович Пригожий родился в России. Но с десятилетнего возраста жил в Бельгии. Многие оды работал в Брюсселе в центре по исследованию проблем физики и химии, а также сотрудничал с одним из американских университетов. В 1977 г. за работу по неравновесной термодинамике химических процессов удостоен Нобелевской премии. Эти работы, поначалу показавшиеся только специальньый, в дальнейшем получили весьма широкую интерпретацию общенаучного и философского характера. В 1985 г. на русском языке издана книга «От существующего к возникающему», в;986 г. вышла в свет написанная им совместно с его сотрудни­ки И. Стенгерс книга «Порядок из хаоса». В 1989 г. журнал Вопросы философии» опубликовал статью И. Пригожина Переоткрытие времени», а в 1991 —статью «Философия нестабильности».

У Пригожина, как отмечают его критики и последователи, парадигма (основополагающая идея) классической науки сменяется принципиально новой парадигмой самоорганизации.)то означает, в частности, что направление времени, а также управление эволюции любой системы не предзадано из вне.)но творится постоянно на уровне элементарных физико-химических процессов. Саморазвитие, Согласно Пригожину, — то постоянно осуществляемый «выбор на молекулярном уровне, где господствует случайность, неустойчивость. Таким образом преодолевается противоречие между концепциями классической физики с ее признанием принципиальной обратимости процессов и фактом геологической, биологической и социально-исторической необратимой эволюции.

Это позволяет по-новому взглянуть на такие проблемы, как аморазвитие Вселенной, возникновение жизни на Земле, эволюция человеческой цивилизации. И. Пригожий и И. Стеигерс отмечают, что им очень близка утверждаемая диалектическим материализмом необходимость преодоления противопоставления «человеческой» исторической сферы материальному миру. Наметившееся сближение этих двух противоположностей будет усиливаться по мере того, как будут создаваться средства описания внутренне эволюционной Вселенной, неотъемлемой частью которой являемся мы сами.

Пригожий говорит о том, что в настоящее время мы переживаем глубокие изменения в научной концепции природы и в структуре человеческого общества. Эти изменения породили потребность в новых отношениях между человеком и природой так же, как и между человеком и человеком. Старое априорное различие между научными и этическими ценностями более не приемлемо. Человеческое общество — это очень сложная сила тема, способная претерпевать множество бифуркаций, т.е. взрывных изменений, дающих новые, непредсказуемые направления эволюции, что подтверждается множеством культур, сложившихся на протяжении сравнительно короткого периода в истории человечества. Мы знаем, пишет Пригожий, что столь сложные системы обладают высокой чувствительностью по отношению к флуктуациям, т.е. отклонениям средних, равновесных состояний. Это вселяет в нас одновременно и надежду и тревогу: надежду на тог что даже малыфлуктуации могут усиливаться и изменять всю их структур (это означает, в частности, что индивидуальная активность вовсе не обречена на бессмысленность); тревогу потому, что наш мир, по-видимому, навсегда лишился гарантий стабильных, непреходящих законов. Мы живем в опасном и неопределенном мире, внушающем не чувство слепой уверенности, лишь чувство умеренной надежды. Пригожинская парадигма особенно интересна тем, что он акцентирует внимание на аспектах реальности, наиболее характерных для современной стадии ускоренных социальных изменений: разупорядоченности, неустойчивости, разнообразии, неравновесности, нелинейных отношениях, в который малый сигнал на входе может вызвать сколь угодно сильный отклик на выходе, и темпоральности — повышенной чувствительности к ходу времени. Не исключено, что работы Пригожина и его последователей знаменуют очередной этап научной революции, конечно, котегориальный аппарат, используемый И.Пригожиным и его школой, это еще не философский категориальный аппарат, однако новые подходы к процессу развития, зародившиеся в неравновесной термодинамике, носят общенаучный и философский характер. Это заставляет философов уточнять и изменять Некоторые свои взгляды и понятия.

Со второй половины XIX в. в большей или меньшей связи с диалектикой начинает развиваться то направление в науке, которое в дальнейшем получило название системного подхода. Исследования в области биологии, а также исследование обще­ства как целостной системы, организация армий и военного производства, крупных машинных производств, работающих да общий главный конвейер, наконец, организация сети же­лезных дорог и сопутствующих им систем связи, телефонных сетей — таков далеко не полный перечень научных, социаль­ных и технических проблем, заставляющих обратить внима­ние на своеобразные типы объектов, составляющих их элемен­ты и системы взаимосвязи внутри этих объектов. Система категорий, спорившаяся к началу нашего столетия в философии, оказалась недостаточной для анализа этих явле­ний. Потребовалась разработка новых понятий, которые по уровню общности и функциям в познании приближались к фи­лософским категориям. Развивается системный подход как своеобразная методология познания и способ организации практической деятельности. Возникают соответствующие теоретические конструкции, а с середины нашего столетия и многочисленные научные исследовательские центры, специ­ально занимающиеся системными исследованиями. В 1954 г. австрийский ученый Людвиг фон Берталанфи (1901—1972) организовал международное общество по разра­ботке общей теории систем. Берталанфи начинал свою деятельность как биолог-теоретик, разрабатывавший теорию открытых биологических систем. При этом он широко использовал научный аппарат, разработанный в термодинамике и физической химии. В конце 40-х гг. он выдвинул программу по­строения общей теории систем. Одна из задач этой теории со­стояла в синтезе научного знания посредством выявления изо­морфизма (схожести) законов, установленных в разных облас­тях научного исследования как природы, так и общества. Эта Программа ставила перед собой, по сути, те же задачи, которые решались диалектикой как общей теорией взаимосвязи и раз­вития. Однако категориальный аппарат был здесь иной, и кому же широко использовались достижения таких новых наук, как кибернетика, термодинамика неравновесных про­цессов, синергетика.

Говоря о построении общей теории систем, Берталанфи отмечал, что практически использовалось два основных подхода, два метода: 1) эмпирико-интуитивный, когда рассматривались реально существующие, непосредственно наблюдаемые систе­мы, и на основе исследования таких систем делались обобще­ния, претендующие на роль общей теории систем (ОТС); 2) об­ратный первому, когда, как говорит Берталанфи, начинают с другого конца: рассматривают множество всех мыслимых сис­тем и затем сокращают его до более или менее приемлемых, ра­циональных пределов. Конечно, возможны комбинации перво­го и второго подходов. Сам Берталанфи в конце своей жизни главное внимание уделял разработке системной концепции че­ловека, личности.

В нашей стране (если оставить без внимания отдельные ра­боты, типа «Тектологии» А. Богданова) активное развитие сис­темных исследований приходится на 60-е и последующие годы. Сначала это была группа исследователей, работающих в Ин­ституте истории естествознания и техники Академии наук СССР и примыкавших к ним ученых. В 1976 г. в Москве в Ака­демии наук был создан Институт системных исследований.

Если говорить об идеале в конструировании теории систем,' то надо отметить, что этот идеал на новом этапе развития вос­производит идеал системы логического исчисления, выдвину­тый Лейбницем (см. главу о познании) или по меньшей мере яв­ляется его аналогом. Вопрос ставится так: нельзя ли создать варианты теории систем, которые обладали бы всеобщностью, т.е. охватывали бы все известные, разнородные предметные области и вместе с тем имели бы структурно-математический характер, тем самым позволяли бы давать алгоритмические предписания (операторы) для предсказания и расчета?

При создании общей теории систем используются методы математики или аналогичные им. Это обстоятельство специально отмечалось математиками, в первую очередь теми, кто изучал большие системы, такие как общество, народное хозяй­ство в целом или отрасль производства, популяции и биогеоце­нозы, а также вычислительные машины. Так, А.А. Ляпунов (1911—1973) писал, что имеется глубокое родство между акси­оматическими подходами к изучению множеств и системным подходом к изучению больших систем. И там и здесь имеется иерархическая конструкция, с помощью которой вся система объектов, подлежащих изучению, формируется из некоторых исходных элементов. В обоих случаях имеется некоторый произвол в выборе системы описания изучаемого множества объ­ектов, и результаты, которые могут быть получены, относятся не только к самой системе, но и к выбранному способу описания. Характер аксиоматики, который следует выбирать при изучении больших систем, не является абсолютным, а должен диктоваться целью исследования1.

Рассмотрим в качестве примера вариант общей теории систем (ОТС), предлагаемый Ю.А. Урманцевым?. Этот вариант по­ручил высокую оценку специалистов, которые отмечают, что Урманцеву удалось преодолеть структурный парадокс, т.е. его система имеет всеобщий характер, она распространяется на все предметные области, но в то же. время она дает возможность переходить к исследованию отдельных из них-за счет на­ложения некоторых ограничений, вытекающих из природы рассматриваемых областей.

Основные понятия системы связаны с математическим ап­паратом и в то же время указывают на атрибутивные свойства материи, имеющие соответственно свою эмпирическую базу. Система строится аксиоматически. В этом случае выбор акси­ом играет главную, решающую роль. Для не полностью форма­лизованной общей теории систем Урманцев выбирает пять ус­ловий: 1) существование, 2) множество объектов, 3) единое, 4) единство, 5) достаточность.

Урманцев специально подчеркивает всеобщий характер вы­бранных им условий, их неспецифичность ни для форм движе­ния материи, ни для типов структурной организации материи; эти условия имеют всеобщий и в этом смысле общефилософ­ский характер.

Заметим, что одним из факторов, способствовавших появ­лению системного анализа и системных теорий, была неудов­летворенность категориальным аппаратом философии, не по­зволявшим в достаточной мере выражать и изучать огромное многообразие реальных связей, законов, отношений, с которы­ми имеет дело современная наука.

В 1988 г. Урманцев опубликовал работу, содержание и направление которой ясны уже из ее заглавия: «Эволюционика, или Общая теория развития систем природы, общества и мышления». Автор анализирует различные теории развития и, как правило, отмечает недостаточное количество связей и отношений, фиксируемых этими теориями, сравнительно с тем, что дает конкретный материал, уже вошедший в обиход научного
исследования. Существенный недобор отношений Урманцев
обнаруживает в гегелевском законе перехода «количества». В
«качество» и обратно. Урманцев считает, что эти учения построены вопреки существующему фактическому материалу только на 2/8 или, что то же самое, недостроены на 6/8. Аналогичный упрёк относится и к закону единства и борьбы противоположностей. Теория систем дает возможность существенно углубить и конкретизировать диалектическую конце пцию развития. В частности, наряду с законом системной противоречивости, Урманцев формулирует и другой закон
закон системной непротиворечивости развития и изменения!
Автор дает количественные оценки отношений противоречив
и непротиворечия в системах разных порядков, приходя
этом к выводу о том, что числа отношений противоречия резко уступают числам отношений непротиворечия. Общий вывод
состоит в том, что для любых систем, находящихся в процесс!
изменения и развития, характерны как отношения противоречия, так и обратные отношения, т.е. отношения непротиворечия.

В связи с работами по теории систем, особенно по обще!
теории систем, непосредственно связанной с философией, возникают проблемы, касающиеся социально-психологических аспектов распространения и использования теории взаимосвязи и развития. Хотя работы по системному анализу ведутся
сравнительно давно, действует много центров системных
следований и работает самостоятельно много специалистов
все же эти работы пока не стали достоянием массового сознания. Объяснить это явление, видимо, возможно сложностью абстрактностью самих теорий и инерцией общественного сознания, когда предпочитают придерживаться привычных старых взглядов (которых придерживается большинство), чем заниматься усвоением новых.

Завершая главу о диалектике как общей теории взаимосвязи и развития, еще раз отметим, что сама эта теория находится! в процессе развития, аккумулируя в себе достижения современной научной мысли. И только в этом процессе она может от­вечать своему главному предназначению: быть научной методологией познания и теоретической основой организации практической деятельности людей в различных областях общественной жизни.

Глава V

ПОЗНАНИЕ

Проблема познания является одной из важнейших, которыми занимается философия, наряду с такими проблемами, как •сущность бытия, человека и общества. Ее решение находится в тесной связи, а зачастую и в прямой зависимости от того, как решаются проблемы бытия.

Вспомним древнегреческого философа-материалиста Демо­крита. Все вещи состоят из мельчайших неделимых частиц — атомов. И душа тоже состоит из атомов. От вещей отделяются тончайшие оболочки — эйдосы. Эйдос Демокрита — это мате­риальная форма вещи. Попадая в человека через глаза, эйдосы отпечатываются на душе, как печать на мягком воске. Итак, два процесса определяют познание: истечение эйдосов и их впечатывание в душу. Но Демокрит не останавливается на этом. Он признает и активную деятельность ума. Во-первых, ум корректирует чувственные образы — отпечатки. Ведь эйдо­сы могут деформироваться, пока они достигнут души. Во-вто­рых, ум позволяет познать то, что лежит глубже, что стоит за внешними впечатлениями, за чувственными образами-отпе­чатками. Именно ум, способен увидеть невидимые глазу атомы, именно ум способен представить множественность миров людям, живущим в этом мире. Поэтому Демокрит делит позна­ние на два вида: темное, осуществимое чувствами, и светлое, осуществимое умом. Помимо этого подразделения древнегре­ческие философы любили использовать антитезу: по истине и по мнению. Первое — это то, что дает философия, поднимаю­щаяся над обычными взглядами необразованных людей. Вто­рое — это мнение толпы. Согласно Демокриту, по мнению су­ществуют разные вещи, а по истине — только атомы и пустота, ибо атомы и пустота — это внутренняя основа бытия любых вещей.

Современная теория познания не противопоставляет орга­ны чувств, как инструмент познания, уму, способности челове­ка давать логическую, понятийную картину мира. Но все же следует заметить, что органы чувств дают лишь внешнюю картину явлений, изучаемых человеком. А логические средства Я| знания позволяют, на основе общественно-исторической практики, проникнуть в сущность явлений и событий окружающей нас мира, Этот факт в различии средств познания и зафиксирован еще древними мыслителями в форме антитезы чувст­ва— ум.

Проблемы теории познания в достаточно строгой форме разработал Аристотель. Он уделял большое внимание анализу выводного знания. Силлогистика Аристотеля на многие столе­тия определила развитие логики. Группа логических работ Аристотеля уже в древности была объединена и получила на­звание «Органон», т.е. инструмент для получения истинного знания.

В Новое время теория познания получила импульсы к раз­витию. У истоков этого процесса стоял Ф.Бэкон с его замеча­тельной работой, критический характер которой отражен уже в самом ее заглавии: «Новый органон». Цель этого сочинения — разработка учения о методе познания законов природы. Зна­ние — сила. Этот тезис Бэкона не потерял своего значения и се­годня. Но сила имеется только у истинного знания. Бэкон по­ставил на обсуждение целый ряд вопросов, имеющих большое значение для разработки теории познания. Отметим лишь не­которые из них,

Основой познания он предлагал считать не старые авторите­ты, не церковные «священные писания», а опытно-эксперимен­тальное изучение природы. Как организовать эксперименты и анализировать их результаты; каково соотношение теории и эмпирических исследований; каким образом следует формиро­вать исходные понятия; каковы характерные заблуждения (идолы, ложные образы), стоящие на пути научного позна­ния;— одно перечисление проблем и вопросов, предлагаемых Бэконом к рассмотрению, свидетельствует о широте и глубине его подходов к процессу научного познания, к поиску истины.

Предлагая программу «Великого восстановления наук», Бэкон начинает с критики догматизма, в первую очередь дог­матизма Священного писания, которое в течение столетий рассматривалось как абсолютно истинное знание и, по суще­ству, единственный источник познания, и догматизма средне­векового аристотелизма. Сомнение в авторитетах, преодоле­ние «призраков театра» — такова первая задача, без решения которой нельзя построить новую науку.

Принцип сомнения был воспринят и Декартом. Но у Декарта
Он приобретает значение фундаментального принципа теории
познания. Выводное знание нуждается в безусловно истинных
исходных посылках. В геометрии это система аксиом, сформу­лированных еще Эвклидом. А как быть философии? Чтобы дойти до таких начал, которые не могут быть подвергнуты со­мнению, надо усомниться во всем, абсолютно во всем, даже в
том, что есть солнце и звезды, есть земля и небо, есть собствен­ные руки и ноги. Но, сомневаясь во всем, нельзя уйти от самого
сомнения, а. сомнение есть некоторая мысль, значит, мысля­щая душа, сомневающаяся в существовании чего бы то ни было, несомненно, существует сама. Отсюда вывод, тезис, который может быть и должен быть положен в основу философии
в качестве исходного пункта при построении истинной фило­софской системы: «Я мыслю, следовательно, существую» (Cogito ergo sum).

Наши заблуждения — следствие неправильного употребле­ния способностей к познанию и отсутствие метода, обеспечива­ющего правильное их применение. Аксиомы — это положения, истинность которых прямо и непосредственно видна, очевидна для нашего разума. Они—основа познания. Из них следует вы­водить все остальное знание дедуктивным путем. Дедукция —-путь к истине (заметим, что у Бэкона главным путем получения истинного знания была индукция: путь движения от отдельных фактов, получаемых в опыте, к общим заключениям).

В «Рассуждении о методе» Декарт предлагает следующие правила познания: 1) допускать в качестве истинных только такие утверждения, которые ясно и отчетливо представлены уму и не могут вызывать никаких сомнений; 2) расчленять сложные задачи на части, более простые и доступные для ре­шения; 3) последовательно переходить от известного и дока­занного к неизвестному и недоказанному и 4) не допускать про­пуска звеньев в цепи логических рассуждений. Применение этих правил обеспечит истинные знания.

Нетрудно заметить, что все рассуждения Декарта касаются в первую очередь деятельности разума. И такого рода система получила название рационализма (от латинского racio - разум). А теории познания, утверждавшие, что все содержание наших знаний определяется тем, что дано человеку в чувствах, в ощущениях и впечатлениях, получили название сенсуализма (от латинского sensus — чувство, ощущение). Крупнейшим представителем этого направления был английский философ Дж. Локк. Оппозиция сенсуализма и рационализма в значи­тельной мере определила характер философски» исследований в области теории познания в XVII и XVIII вв.

Однако уже в этот период были высказаны некоторые идеи, разработка которых определила новые направления в теории, познания. В этой связи следует отметить деятельность немец­кого философа Г.В. Лейбница. Он дал оценку имеющимся знаниям, произвел классификацию истин, стремясь сочетать тезисы рационализма и тезисы эмпиризма и сенсуализма.

Внимание, проявленное Лейбницем к фундаментальным
проблемам логики и математики, определило появление такой
его работы, как «Об искусстве комбинаторики». Лейбниц выдвинул идею создать алфавит мыслей, с помощью которого
можно было бы классифицировать истины, подобно тому как
Аристотель с помощью системы категорий классифицировал
понятия. Если создать систему знаков для мыслей, подобную
системе цифр в науке о числах (в арифметике), и использовать
формулы, определяющие истинность или ложность высказываний аналогично алгебраическим уравнениям, то можно разработать формальную комбинаторику, дающую возможность отыскивать истины или определять случаи, когда высказывание неизбежно окажется ложным. Таким образом, идея всеобщей науки, высказанная еще Бэконом и Декартом, получила у Лейбница форму исчисления высказываний, дающего возможность получать истинное знание формально-логическим
путем. Одной из заметных тенденций в теории познания XVIII в. стала тенденция агностицизма, т.е. создание таких философских теорий, которые отрицали познаваемость мира. Крупнейшими представителями этого направления были английский философ Дэвид Юм и немецкий философ Иммануил Кант. Агностицизм Юма основывался на предпосылке, согласно которой человек может судить о чем бы то ни было только на основании тех впечатлений, которые есть в его сознании, а выход \ за пределы сознания, за пределы впечатлений является теоретически незаконным. Получалось, что впечатления, восприятия отгораживают человека от внешнего мира. И Юм отгораживается, таким образом, как от самого внешнего мира, замыкаясь в себе, в своем сознании, так и от теорий, согласно которым сами впечатления субъекта отражают внешний мир. Юм уподобляется страннику, попавшему в чужую страну на маска­рад. Он видит кружение масок, но что стоит за каждой маской, он не знает и в принципе не может узнать. Поэтому он не признает утверждения материалистов о том, что причиной восприятия является материя, но равным образом отклоняет утверждения тех, кто считает, что образы мира даются Богом. Конечно; внешний мир существует, полагает Юм, но нам не < дано выйти за пределы собственного сознания. Поэтому все; науки сводятся к одной, к науке о душе, к психологии. Несколько иначе выглядит кантовский агностицизм, о котором шла речь в одной из предыдущих глав (см. гл. VI второго раздела). В данном случае отметим лишь следующее. Для оправдания своей агностической позиции Кант выдвигает два основания. Первое — это положение о том, что в процессе познания мы имеем дело только с явлением, а сущность вещи оста­ется нам неизвестной. Второе — это положение о том, что при попытке решения метафизических, т.е. общефилософских, ^ проблем разум сталкивается с антиномиями, т.е. с возможностью получения одинаково обоснованных, но противоположных утверждений, например, что мир бесконечен и что он конечен. > Это свидетельствует о том, думал Кант, что душа, космос и Бог I представляют робой такие области, которые недоступны науч­ному познанию. Непознаваемую сущность мира Кант обозначил специальным термином «вещь в себе».

Последователи агностицизма нашлись не только среди фи­лософов, но и среди естествоиспытателей XIX в. В этой связи можно указать на английского биолога Томаса Гексли (1825— 1895), который ввел в оборот сам термин «агностицизм». Одна­ко бурное развитие промышленности и естествознания самим своим ходом опровергало агностические подходы к решению даже самых сложных научных и философских проблем.

В середине XIX в. возникает и развивается новое направле­ние в философии — диалектический материализм, внутри ко­торого получили разрешение многие проблемы теории позна­ния, сформулированные в ходе предшествующего развития философии.

Отметим некоторые существенные моменты в новой теории познания.

Прежде всего следует обратить внимание на то, что концеп­ция диалектического материализма выходит за рамки тради­ционной философии, замыкавшейся в сфере абстрактно-тео­ретического мышления, и вводит практику в основу теории по­знания. Этот шаг был сделан уже на раннем этапе развития диалектического материализма. В «Тезисах о Фейербахе», на-

писанных в 1845 г., К. Маркс сформулировал ряд принципиальных положений. «Общественная жизнь, — писал он, — является по существу практической. Все мистерии, которые увидят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики. В практику в первую очередь входит материальное производство. И хотя этот вид деятельности осуществляется сознательно действующими людьми, его результаты непосредственно я
сознания не зависят, а зависят от материальных взаимодействий орудий труда и предметов труда. Нельзя обрабатывает
стальную отливку резцом, изготовленным из мягкого дерева, я
можно только таким, который изготовлен из более твердого металла или сплава. Не может подняться в воздух самолет, не обладающий достаточно мощным мотором, соответствующий
образом выполненными крыльями и другими конструктивными особенностями, необходимыми для летательных аппаратов. И только знание объективных законов аэродинамики идя более широко — законов природы позволяет создавать аппараты, приборы и вообще необходимые человеку вещи.

К практике относятся также реальные преобразования ей социальных отношений в обществе, хотя здесь отношения между
деятельностью людей и познанием законов общественного развития носят более сложный характер.

Отметим также, что в такой деятельности, как наука, ставят щей своей главной целью познание объективных законов при­роды и общественного развития, имеются свои способы прак­тического действия, к которым в первую очередь относится эксперимент.

Именно практика человечества дает главные аргументы для опровержения агностицизма. «Если мы можем доказать правильность нашего понимания данного явления природы тем, что сами его производим, вызываем его из его условий, застав­ляем его к тому же служить нашим целям, — писал Ф.Эн­гельс, — то кантовской неуловимой «вещи в себе» приходит конец»2. Й далее Энгельс приводит примеры из истории про­мышленного производства и из истории науки, подтверждаю­щие справедливость этих общих заключений. Введение прак­тику в качестве критерия истины позволило философии диалектического материализма отказаться от распространенной среди философов претензии на абсолютную истину как глав­ную цель создаваемой философской системы.

Философия диалектического материализма, провозгласив отказ от вечных, абсолютных, неизменных истин, бывших идеалом и целью познания для прежних философских систем, разумеется, не отказывается от задач истинного познания мира, она только ориентирует ученых на постоянное развитие наших представлений о мире, на углубление и расширение этих представлений, предостерегая их от того, чтобы частные успехи в познании и возникающие при этом теории объявлять вечными, неизменными, абсолютными.

Классификация знаний в философии диалектического ма­териализма и соответственно классификация истин строится следующим образом.

В первую очередь решается вопрос об источнике наших зна­ний. Поскольку материя, являющаяся главным объектом по­знания, представляет собою объективную реальность, то и со­держание наших знаний, правильно отображающих этот объект, оказывается независимым от познающего субъекта, независимым от отдельного человека и человечества в целом. Поэтому в теорию познания вводится понятие «объективная истина».

Другой момент в теории познания связан с проблемой пол­ноты, глубины и точности отражения объектов исследования. В этом случае речь идет о соотношении абсолютного и относи­тельного в познании и вводится понятие «абсолютная истина» и «относительная истина». Абсолютная истина в этом случае рассматривается как точное отражение в сознании, в теории тех или иных объектов познания или их свойств. Как правило, это будут констатации фактов, событий в природе или исто­рии, типа — «сегодня морозный день», «Россия — многонацио­нальная страна» и т.п. А сколько-нибудь сложные теории и ус­танавливаемые в них законы, как правило, имеют значения от­носительных истин. Однако в каждой относительной истине < есть элементы абсолютного, что и обеспечивает процесс посто­янного развития совокупного знания человечества, хотя те или иные научные теории теряют свою силу и уступают свое место новым.

Рассмотрим более подробно вопрос о том, с помощью каких средств осуществляется процесс познания, какими способами добывается истина. В современной философии рассматриваются две основные формы познания: чувственное познание и
логическое познание. Чувственное познание выступает V
форме образов, которые возникают в сознании человека в результате деятельности органов чувств и центральной нервной
системы. Это ощущения, восприятия и представления.;

Ощущением называется элементарный чувственный образ,'
например, звук, который мы слышим, цвет, который мы1
видим, чувство тяжести, которое мы ощущаем, поднимай]
какой-либо предмет, и т.п.

Восприятием называется целостный чувственный образ,: который мы получаем от того или иного объекта, когда одновременно работают несколько органов чувств.

Представлением называется чувственный образ, который возникает в нашем сознании в отсутствие того или иного объ­екта, когда мы вспоминаем об этом предмете и как бы просмат­риваем в своей памяти, как выглядит этот объект. Мы легко можем представить себе своих родных, своих друзей, свой дом; даже если мы находимся далеко от них. В представлении мы имеем обобщенный чувственный образ объекта, не связанный непосредственно с его восприятием.

В отличие от чувственных форм логические средства позна­ния не обязательно должны сопровождаться чувственными об­разами. Скорее верно обратное — любой чувственный образ человека, в отличие от животных, сопровождается логическим образом.

Элементарными формами логического отражения, присущими всем людям, являются понятия, суждения и умозаключения. Подробный анализ этих форм дается в курсе логики Кроме того, в ходе развития Научного познания были выражены специальные приемы и средства, позволяющие воспроизводить и объяснять сложные объекты. Причем довольно часто, что кажется простым и понятным обыденному сознании представляет собою сложную научную проблему. Например ни у кого не вызывает вопросов то обстоятельство, что трава листья деревьев зеленые. Но потребовались длительные ус! лия ученых для того, чтобы ответить на вопрос, почему листья зеленые и почему они желтеют осенью.

Важнейшим способом научного познания является эксперимент, в ходе которого исследователь стремится получить ответ на тот или иной вопрос. Современная наука провод! весьма сложные эксперименты, для осуществления которые требуются большие и зачастую очень дорогостоящие прибор.

В ходе развития науки происходит специализация ученых, так что одни становятся «чистыми» экспериментаторами, а другие «чистыми» теоретиками.

Другим важным способом познания является моделирова­ние. Модели бывают разных типов: модели, выполненные в том же материале, представляющие собою увеличенную или уменьшенную копию объекта; модели, выполненные в другом физическом материале, представляющие собою аналог иссле­дуемого объекта, а также умственные и математические моде­ли, позволяющие вести исследования объектов на современ­ных вычислительных машинах. Так, например, когда начала развиваться авиация, великий русский ученый Н.Е.Жуковский (1847—1921) предложил исследовать поведение самолета в аэродинамической трубе, используя уменьшенную копию самолета. Позже советский академик М.В.Келдыш (1911— 1978) предложил математическую модель поведения самолета в различных неблагоприятных условиях. Сейчас используются специальные компьютерные программы, позволяющие проек­тировать самолеты оптимальных форм и исследовать их пове­дение в различных условиях.

Следует также отметить, что истолкование тех или иных яв­лений, доступных чувственному наблюдению, существенным образом зависит от общей системы представлений, свойствен­ных данной эпохе исторического развития общества. В науч­ный оборот последних лет было даже введено специальное по­нятие — парадигма, которое как раз и фиксирует это обстоя­тельство. Поясним это на примере. Представьте себе, что вы смотрите на вечернее небо и вдруг видите, что одна из звезд до­вольно быстро движется по небосводу. Почти наверняка можно сказать, что вы решите, что это летит самолет. Это предполо­жение перейдет в уверенность, если вы услышите характерный звук авиационных двигателей. Летящий на большой высоте самолет, подсвеченный солнцем, выглядит как двигающаяся звезда. Но если ту же картину вы будете наблюдать глубокой ночью и к тому же не услышите шума двигателей, то вы навер­ное решите, что вы наблюдаете за движением искусственного спутника Земли. А теперь представьте себе, что вместе с вами эту же картину, наблюдает человек, который жил две или три тысячи лет тому назад, как бы он объяснил это явление? Скорее всего, он высказал бы предположение, что какой-то бог решил покататься на звезде. И дело только в том, чтобы уста­новить, кто этот озорник. Потому что в системе мифологического мышления объяснения непонятных явлений природы
было возможно только через мифы.

Таким образом, объяснение наблюдаемых фактов зависит не столько от того, что именно мы наблюдаем, а от того, в какой системе представлений о законах природы и общества обсуждаются наблюдаемые факты. Развитие науки ведет ко все большему отрыву знаний от непосредственного наблюдения, ко всё
большему абстрагированию и использованию формальных
систем: математических и логических.

Общеисторическая практика человечества свидетельствует о том, что происходит постоянное совершенствование познания и что в ходе развития человечества претерпевают существенные изменения даже такие теории, которые в течение многих столетий принимались в качестве абсолютно истинных. Это относится в первую очередь к математике. «Начала» Эвклида (III в. до н.э.), в которых дано первое в истории науки аксиоматическое изложение математики, оставались образцом в те­чение многих столетий. Но в конце первой трети прошлого столетия положение начало меняться. Начало этому положил рус­ский математик Н.И. Лобачевский (1792—1856), который в 1826 г. на заседании ученого совета Казанского университета заявил о намерении разработать новую систему геометрии, в которой V постулат отличается от Эвклидова постулата.

В 1829—1830 гг. Лобачевский публикует свои исследования «О началах геометрии» в «Казанском вестнике». Этот шаг историки науки сравнивали с публикацией Коперником его труда о вращении Земли вокруг Солнца (заметим, что великий немец-1 кий математик К.Ф.Гаусс не решился на публикацию аналогичных математических исследований). Дело в том, что постулаты Эвклида и вся его геометрия вполне соответствуют привычному опыту людей, подтверждены этим опытом и потому I сама геометрия Эвклида представлялась наукой, точно соот­ветствующей природе. И философы, например Спиноза, пытались строить философскую систему геометрическим способом именно для того, чтобы достигнуть этого соответствия.

Геометрия Лобачевского совсем не соответствовала привы­чным представлениям. Но в то же время она не была внутренне противоречива. Система была логически безупречна. Но даль­ше — больше. В 1868 г. появляются работы немецкого матема­тика Б.Римана (1826—1866) «О гипотезах, лежащих в основа­нии геометрии», итальянского математика Э.Бельтрами (1835—1900) «Опыт интерпретации неэвклидовой геометрии».

Риман, в частности, развивал идею, согласно которой совсем не обязательно в качестве объекта геометрии рассматривать реальные плоскости, линии, фигуры, т.е. то, что дано в чувст­венном восприятии (как говорили в свое время философы — первичные качества, ибо к ним относили протяженность и фи­гуру). Элементами множества, на котором осуществляется та или иная геометрия, могут быть просто некоторые совокупнос­ти чисел.

Оказалось, что можно строить разные неэвклидовы геомет­рии и при этом исходить из разных принципов. Так, Риман ис­ходил из элемента длины, а Бельтрами — из кривизны про­странства (он полагал, что поверхность типа грамофонной трубы служит наглядным образом для интерпретации геомет­рии Лобачевского, ибо там, на поверхности такого типа, выполняются соотношения этой геометрии). Как отмечают историки Науки, другие математики находили новые системы аксиом и Новые структуры, лежащие в основе построения геометрии. Таким образом, в математике появилось новое представление о геометрии, не связанное, как это было раньше, с непосредст­венным чувственным восприятием макромира. Математика перешла на новый, более высокий уровень абстракции. Параллельно с исследованиями, изменившими представле­ния о геометрии в середине XIX в., начались работы по пере­смотру основ арифметики и применению в логике математи­ческих методов. Первым здесь должен быть отмечен английский математик и логик Джордж Буль (1815—1864). Он пред­ложил рассматривать логику как алгебру, в которой перемен­ные могут принимать только два значения: нуль и единица, со­ответствующие двум значениям истинности: ложное и истин­ное. Буль полагал, что есть некоторые общие принципы мыш­ления, что дает основания для аналогии между логикой и алгеброй. Если в алгебре для нахождения значения неизвестного {лена используются уравнения, то аналогично следует посту­пать и в логике, т.е. надо строить логические уравнения для оп­ределения неизвестных логических терминов. Так возникла новая область науки — алгебра логики и началась реализация программы создания всеобщего исчисления истинности, предложенной Лейбницем.

^ Важным этапом на этом пути стали работы немецкого мате­матика Готлоба Фреге (1848—1925). В работе «Исчисление понятий» (1879) он осуществил дедуктивно-аксиоматическое построение логики высказываний и логики предикатов средствами разработанного им формализованного языка. Его идея состояла в том, что основные фундаментальные законы арифметики и математического анализа могут быть сведены к законам логики. На этой основе возникло целое направление, получившее название логицизм. Логицизм получил свое развитие в работах английского математика и философа Бертрана Рассела (1872—1970), который в соавторстве со своим соотечественником Альфредом Уайтхедом (1861—1947) выпустил работу
«Принципы математики». В ней они развили основные положения теории логицизма. Однако австрийский логик и математик Курт Гёдель (1906—1978) доказал, что невозможно полностью формализовать мышление, что Лейбницева программа
полной формализации мышления невыполнима. Гёдель также
показал, что невозможно доказать непротиворечивость формальной системы средствами самой этой системы. Таким образом, Гёдель показал несостоятельность центральной идеи логи­цизма. Были отвергнуты чрезмерные претензии логицизма на
создание абсолютно истинных формально-логических систем.
Штормы, бушевавшие в океанах логики и математики, да
были заметны большинству людей. Войны и революции, промышленные подъемы и жестокие кризисы, громкие споры о ве­личии и ничтожестве человека, нации и народов заглушали раскаты грома, раздающиеся из области абстрактных наук. Й
лишь иногда сведения о парадоксах теории множеств или теории относительности вспыхивали зарницами на далеких горизонтах общественного сознания. Однако на пути, пройденном логикой и математикой за указанный период, были получена
результаты, имеющие фундаментальное значение как для эли
наук, так и для философии — результаты, без которых оказались бы невозможными успехи в создании современных вычислительных машин, открывающих новый этап в развитии всей человеческой цивилизации.

Благодаря кибернетике, основоположником которой бы американский математик Норберт Винер, и математической теории связи, разработанной его соотечественниками К.Шенноном и У. Уивером, в науку вошло заново переосмысленное понятие информации. Было создано несколько математически теорий информации. Появились исследования информации взятой в разных аспектах: синтаксическом, семантическом аксиологическом. Информация сделалась общенаучным понятием, которое стали применять очень широко не только в математической теории управления и связи, но и для характеристики самых разнообразных процессов, вплоть до мышления и общественных отношений. Применение компьютерной техни­ки для создания, хранения, передачи и использования инфор­мации потребовало создания целого направления в науке, которое получило название информатики, а сейчас используется и такое понятие, как компьютерная информатика. 80-е гг. стали периодом массовой компьютеризации в развитых стра­нах, где количество компьютеров разных типов, ежегодно вы­брасываемых на рынок, и в первую очередь персональных ком­пьютеров, исчисляется десятками миллионов. Компьютериза­ция существенно влияет на процессы обучения, на постановку а решение научных задач, на исследования в области мышле­ния и процессов познания. Моделирование мышления и других психических процессов стало одной из важнейших проблем со­временной науки, одной из важнейших проблем теории познания.

Проблема соотношения мышления человека и машинного мышления возникла уже на ранних этапах развития кибернетики. Дело в том, что способность системы поглощать инфор­мацию растет вначале довольно медленно по сравнению с количеством вложенной в нее информации. И лишь после того как вложенная информация перейдет за некоторую точку, спо­собность машины поглощать дальнейшую информацию на­чнет быстро расти, приобретенная информация может не только сравняться с той, которая первоначально была вложена р машину, но и далеко превзойдет ее. С этой стадии сложности. машина приобретает некоторые свойства любого существа.

Проблема соотношения человека и машины, мозга и ком­пьютера занимала Винера до последних дней его жизни. Последняя его работа имеет характерное название «Творец и робот». Согласно библейскому мифу, Бог создал человека из глины и оживил его своим дыханием. Проблема создания чело-зека-робота возникла в новых, уже современных условиях. Ее-то и обсуждает Винер. Он отмечает несомненные достоинства мозга человека как органа мышления по сравнению с машина­ми его времени. «Главное из этих преимуществ, — пишет Ринер, — по-видимому, способность мозга оперировать с нечетко очерченными понятиями. В таких случаях вычислитель­ные машины, по крайней мере в настоящее время, почти не способны к саморегулированию. Между тем наш мозг свободно воспринимает стихи, романы, картины, содержание которых любая вычислительная машина должна была бы отбросить как.
нечто аморфное.

Отдайте же человеку—человеческое, а вычислительной машине — машинное. В этом и должна, по-видимому, заключаться разумная линия поведения при организации совместных, действий людей и машин. Линия эта в равной мере далека и от
устремлений машинопоклонников, и от воззрений тех. кто во
всяком использовании механических помощников в умственной деятельности усматривает кощунство и принижение человека»

Поиск по сайту: